Глава 8. Экзогенные аспекты развития...

Глава 8

Экзогенные аспекты развития человечества.
Гуманизм

Сегодня многие исследователи, несмотря на значительные расхождения в мировосприятии, дружно отмечают, что «на протяжении двух последних столетий, человечество стре¬милось главным образом изменять природу, теперь же, чтобы не покончить с собой, человечеству необходимо создать (развить) способ¬ность понимать (природу)». Далее, и только на этой основе, уже преобразовывать её и её высшую форму – общество и отношения в этом обществе.
 
Таким образом, «репродуктивному и социально-непознавательному организа¬ционно-управленческому технократизму предстоит уступить до¬минантное место некоторым организационно заведомо непред¬сказуемым, но определенно «понимающим», более высоким «аналитико-синтетическим» структурам». Предстоящий исторический шаг в своей аналогии отнюдь не первый. Так, например, - выросшая натуральность преодолела рабство,  затем выросший рынок преодолел автаркию.  Наконец, - «план» преодолел капитализм (см., например, Харчевников А. Т. Критическая теория социализма. (Политическая технология), М.: Авторская книга, 2011. – 386с.). Настало время, когда «некая новая «соционаучная структура» преодолеет дефект производства «технофеода»» и эта новая постсоциалистическая социальная структура, по всей видимости, есть «Информационное общество».
 
Однако только одного понимания совсем недостаточно. Так придется изменить не только производст¬венные отношения, но и прежде всего самого себя, как носителя и преобразователя производственных отношений. При этом изменения в первую очередь начнутся там, «где сло¬жатся исторические обстоятельства, на кризисной негэнтропийной вершине, а до того - в социальной науке, а до того - в понятиях». Таким образом, вся эта «кошмарная нелинейность» гигантского, вселенского масштаба оказывается в зависимости от «микроскопиче¬ского», а именно, - в зависимости от понятийного.
 
Автор «Полилогии …» заключает: «Обобществление технологий, их изъятие из оков группо-иерархической собственности, и есть сброс в небытие линейной формы, «технологического феода», ликвидация группо-иерархической узур¬пации технологий, дефекта производства и господства статусов над людьми при сохранении всего рационального из всех ранее снятых (в том числе функциональных) отношений. Линейность, технофеод, дефект и пр. как доминанты исчезнут, но «план», статусы, функцио¬нальность и пр. никуда не исчезнут, т.е. будут метаморфированно сняты. В положительном содержании это и есть, пока не в метафо¬рах дело, интенсификация, онаучивание, гуманизация (в пока не рассмотренном более широком контексте преобразования) произ¬водства, материальное и революционное его превращение в пони¬мающее, социорегулятивное. Серьезное дело. Причем дело самих «трудящихся нового типа», хотя и с помощью новой социальной нау¬ки, т.е. нового научно-идеологического профессионализма, интелли¬генции. Но уже новых, т.е. «разговаривающих» на обновленном про¬фессиональном социальном языке».
 
Итак, пока главное состоит в том, что «как вообще воз¬можно осуществление «конструктивной» тенденции в движении к обществу, основанному на «новом знании».

О роли знания и науки сказано и написано немало, достаточно вспомнить Платона, придававшего особое значение науке (роли «философа»), или известное «Знание – сила», провозглашённое Ф. Бэконом, или, например, высказанную К. Марксом мысль «превращении науки в непос¬редственную производительную силу». Однако  все эти немеркнущие  идеи и мысли давно уже суть прекрасные афоризмы и непреходящие вечные истины философии, ставшие банальностями.

 Чтобы общество стало действительно «на¬учным обществом», опирающимся на новое знание, «именно наука же и должна выдвинуть новое соци¬альное знание об обществе». Вначале, во всей своей мате¬риальной конструкции, это будет лишь некое донаучное «знание, с гибельным эволю¬ционным трендом и со спасительным революционным». Этим донаучным знанием может быть лишь удачная и совсем не вечная, а «конкретно-истори¬ческая  научная теория современного переломного мира». Именно с этого должно, может, начаться решающее изменение когнитивности, как «способности к умственному восприятию и переработке внешней информации» о состоянии и историческом развитии социума, без изменения которой просто немыслимо дальнейшее восходящее развитие нашего социума, сперва объёмной профессионально-научной когнитивности, а в конечном итоге и изменения глобальной когнитивности всего человечества. Таков первый практический шаг начала научной реализации «конструктивной тенденции» в движении к обществу, основанному на «новом знании».


8.1. Вступление в эпоху критичности всемирных экзогенных производственных отношений

И, наконец, о чём ещё следует сказать в этом кратком изложении, так это о том, что «Полилогия …» состоит не только из эндогенной логики, но и экзогенной логики. Экзогенная логика развития описывает межстрановые, международные, отношения, где агентами производства выступают не люди, как в эндогенной логике, а целые страны и народы. Эти субъекты, как говорится в Полилогии, «массовидны». Однако, в конечном итоге, все эти отношения реализуются через людей и посредством людей. Это не только меняет характер и атрибутику, описывающую межстрановые отношения, но и во времени отстаёт, если так допустимо сказать, в темпах и уровне развития от эндогенной логики. Хотя, следует и оговориться, что при этом имеется  много общего и подобного.

Если пользоваться подобным сравнением, то условно можно сказать, что современное развитие межстрановых, экзогенных отношений находится на уровне когда-то бывших допервобытных, то есть звериных отношений.  Этот период в эндогенной логике называется «переломной первобытностью», когда люди уже были, а общества ещё не было, то есть жили по законам стада животных, зверей. Это ещё раз подчёркивает, что в мире, на планете Земля, единого общества как единого человечества ещё нет.
 
Сам же современный социум находится в крайне критическом состоянии бифуркации, когда нельзя с уверенностью утверждать, - есть ли будущее у рода гомо-сапиенс на планете Земля.
 
В этой связи А. С. Шушарин пишет: «На «переднем краю» (…) эндогенного развития человечест¬во стоит где-то в регионе развитых индустриальных, рыночных и треща¬щих плановых форм, перед пятой точкой (узлом) восходящего прорыва и волны или (на нижней ветви траекторий) краха. При обращении ко всей тектонике картина открывается радикально другая, а именно развитие и межобщест-венных отношений (структур). Развитие предстает в этом совсем другом подпространстве фазового пространства социума как неизведанное. Если на «переднем краю» зреет уже пя¬тый (…) негэнтропий¬ный прорыв (или провал) в композиции базовых отношений (что во всем социуме отнюдь не отменяет реальность и синполитейной первобытности), то все современное человечество вступает в эпоху критичности всемирных экзогенных производственных отношений, точнее, только некоторого само¬го первого из них, а все остальные только потенциальны или локальны. Но они же и вполне реальны во всем своем многообразии, что и образует невероятный эмпирический идейный хаос вокруг всего «международного», «межкультурного», «глобального»».
 
Экзогенные процессы логически не похожи на эндогенные и протекают в тектонике с колоссальным отставанием от эндогенного развития  в условиях значительной неопреде¬ленности, случайности, диффузности, размытости, с весьма инертной (в восхождениях) ритмикой.
 
В современном мире нарастающее насилие в уничтожении разнообразий или сепараций нынешних целостностей грозит крахом всего социума, но дело неумолимо идет к «обобществлению жизни человеческого рода», при единой для всех безопасности.  Однако, пока все более угрожает единая для всех опасность и движение к пределу устойчивости социума. Этот предел устойчивости неумолимо складывается, а возможно уже и сложился, но, к сожалению, «он никогда не может быть рационально строго определен».
 
Однако, не так всё и грустно, ибо социализм СССР, или, как его называли, реальный социализм, дал миру пример высокого уровня международных, межстрановых и межнациональных отношений.  Этот пример вполне можно рассматривать как прообраз экзогенной модели будущего единого человечества на социалистической основе. Этот прообраз «всемирных экзогенных производственных от¬ношений» был сформирован и существовал как государство-союз  стран, республик, с резко различающимися уровнями общественного развития в диапазоне, можно сказать, от позднего рабовладения и феодализма до действительно эндогенного  социализма. Однако, строго говоря,  просто утверждать, что СССР это страна эндогенного социализма, основанная на чисто функциональных производственных отношениях, будет не совсем корректно.
 
Да, в СССР доминировали функциональные производственные отношения и группо-иерархические отношения собственности, однако при этом, и именно заботой государственного союза, в одной стране уживались почти первобытный  Север и сверхиндустриальный  Центр с целым рядом моногородов по всей стране. Резко различающиеся природные условия, география и национальные традиции на огромных просторах первой страны Советов создавали безмерно разновеликую и пёструю агломерацию укладов и образа жизни народов СССР.  Это доминирование функционального равновесия было именно плодом доминирования функциональности, которая порою деформировала региональную обособленность и как бы приводила к единому образу жизни все народы страны Советов. Тогда даже говорили, что в СССР создана, родилась, новая общность - «советский народ».
 
В целом же это был пример «экстенсивной культурной патернализации и суть одной из важнейших революций в подъеме, в шагах восхождения неоднородного со-бытия, в синтезе разновысокого». В подобных процессах патернализа¬ций участвуют обе стороны, «а не так, - пишет А. С. Шушарин, - что одна другую «модернизирует» или обе взаимоадаптируются, превращаясь в один «гибрид». Иначе говоря, обе стороны участву¬ют, так сказать, под руководством некой третьей, интегративной силы». «В сравнениях с «обычными» революциями патернализации явных политико-пере¬во¬рот¬ных форм не имеют», однако, в итоге, спасают от конфликтов «асимметричных, «матфеевых» субординаций, революционно переворачивают их в постасимметричные, патернальные формы, образующие тем самым опять же экзогенные структуры безопасности».

Следует отметить, что патерналь¬ные «общественные идеалы» воспринимаются людьми как смыс¬лы весьма глубоких ценностей с трудом. Поэтому, можно сказать, «являются слабыми» и легко подавляемыми «более явственным ценностям, скажем, к лич¬ным шмоткам (…), т.е. тяга, подавляющая патерналь¬ность, может означать... войну». Такова реальность общественного бытия.
 
Поэтому, когда говорят, что в СССР был построен социализм, то это надо понимать, прежде всего, как экзогенное образование (агломерация). Эта агломерация была построена на основе и в формах эндогенного социализма, то есть с доминированием функциональных производственных отношений, с доминированием ЧЭФ «плановая, линейная, отраслевая,  функциональная».

Примеривая идеи нового «Информационного общества», к нынешней, крайне ослабленной и потерявшей статус развитого общества России, стране, безропотно принявшей статус развивающегося государства, следует всё же ориентироваться на опыт исторического строительства советской агломерации. И если ранее в основу нового общества ХХ века были положены  функциональные производственные отношений с доминированием ЧЭФ «функциональная», то теперь, в новом, третьем тысячелетии, в начале XXI века, будем надеяться на то, что российское общество найдёт в себе силы для формирования исторически новой, никогда не бывшей, информационной агломерации. Это позволит практически всему спектру политической жизни современной России на основе идей гуманизма перейти из области идеологической конфронтации в сферу исторического строительства нового, информационного общества.


8.2.  Гуманизм

Характеризуя в целом современную эпоху, А. С. Шушарин  заявляет следующее.

«Тем не менее, и пока образно говоря, и даже в специальной привязке к «формационному мышлению», понимание основного содержания эпохи и состоит в осознании того, что вся история рода человеческого до сих пор является первой и единственной, насильственной, вооруженной, каменно-ядерной «формацией», од¬ним единственным вооруженным способом «производства и воспроизводства действительной жизни» в масштабах всего человечества. Этот, оставшийся еще от биологического движения, но вооруженный в военном и интеллектуальном смысле солидно, уже по-«человечески», «способ производства» и заходит во все более глубокий и чреватый кризис в виде «проблемы» Спасения человечества, объективной необходимости сброса незримо растущей угрозы самоуничтожения. Этот «способ производства», … отмечен еще «печатью при¬родности» (в виде национальных, государственных, религиозных идеологий), т.е. еще докультурен, досоциален, дочеловечен. Одновременно эти отжившие экзогенные производственные отношения всего досоциального, животного мироустройства («базиса», но еще лишенного социальной надстройки), лежащая в его основе некоторая господствующая необщественная собственность (пока условно и субъектно скажем, гигантских толп), мучительно, стихийно, иррационально преодолевается как самый первый в человеческой истории зреющий шаг экстенсивного обобществления производства в его всемирных самых глубоких экзогенных основаниях. Собственность, разумеется, понимаемая генерализованно как асимметричное доминирующее отношение по поводу некоего объекта, образующего заходящий в свой фетишизированный предел смысл для людей.
<…>
Так вот, отжившие производственные отношения насильственного, доразумного мироустройства (его мирооснов) это и суть необщественная собственность (материальная основа смысла) на культуры (это, напомним, процесс, как общая жизнь, «пространство производства», технологии), т.е. эгокультурность. Но только это уже глобальная, экзогенная («метамолекулярная») метасобственность на всеобщую жизнь человечества, т.е. культуры или вообще культуру. Согласно социологам, это доминирование «своих» культур (объектов) как ценностей (богатств) в смыслах человеческого существования или в «общественных идеалах».
 
В то же время «сами по себе культуры совершенно невинный объект отношений или логический «субъект» их же взаимодействий, но его доминирование в современной реальной практике и в смыслах бытия и есть заходящий в предел насильственный, конфронтационный мир, с собственной ныне господствующей идеологической формой как «архирелигиозным культуроцентризмом». Все те же первобытные «наши – не наши», но уже куда как более внушительные. Именно это и проявляется (но именно проявляется) в ранее упомянутой «сегментации», госсуверенности, в тупиках «национальной безопасности», нетерпимости, стихиях экспансий и сепараций и пр., волокущих человечество в бездну небытия».

 Поэтому, соответственно, современная критическая теория развития общества оказывается критикой именно «архирелигиозного культурцентризма», что, в свою очередь, и составляет некие «рациональные основания гуманизма как «метаязычества», т.е. вселенского, образно говоря, «многобожия», а иначе говоря – некоторой глобальной субординации и интеркультурности».
 
В этой связи историческая задача «спасения человечества» в настоящий момент развития  может пониматься как «выявление объективно спасительных (революцион¬ных) ветвей траектории бифуркации», то есть как разрешение ряда основных конкретно-историчес¬ких проблем, спектр которых огромен. Однако, хотя спектр проблем и огромен, но не неразрешим, ибо следует помнить, как писал К. Маркс: «Человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления».
 
Иными словами, перефразируя слова В. И. Ленина, высшая задача человечества состоит в том, чтобы «охватить эту объективную эволюцию общественного бытия в общих и основных чертах, чтобы возможно более отчетливо, ясно, критически, т.е. избрав восходящую тенденцию, «приспособить к ней... общественное сознание».

Таким образом, основное содержание задачи, стоящей перед глобальным социумом, есть «революционное спасение человечества или преодоление насильственного (конфронтационного) мира. Это и есть «построение» исторически первого реального международного гуманизма» в планетарном масштабе поствоенного мира.
 
Итак, основополагающий объективный императив современной эпохи есть «построение международного гуманизма».
 
Теория будущего, подобная во многом положительной стороне образа СССР, излагается в Полилогии в форме основных законов Гуманизма, где царствует патернализм и господствует «авторитет науки». Развитие строго регулируется на основе научных изысканий и теорий. Этот образ нового будущего  автор метатеории помечает как социализм – 2, однако считает необходимым перейти к метафоре «гуманизм», чтобы не связывать образ будущего, если так можно сказать, с крахом социализма СССР и термином «социализм - 2», ибо, как он пишет, - «по одному из признаков гуманизма реальный социализм безоговорочно провалился, а потому мы здесь переходим к метафоре «гуманизма»».


8.2.1. Ступени гуманизации

По А. С. Шушарину: «Постэгокультурность, гуманизм – это мучительное вступление в подлинную ноосферу, преодоление всемирной эгокультурности, начало человеческого единого бытия взаимодействующих и развивающихся культур во всем их высотном и вариационном («горизонтальном») многообразии». И ещё: «Постэгокультурность, точнее, поликультурация, или обобществление культур, представляют собой не освобождение человека от его неизбежной принадлежности определенной культуре, а освобождение его от бесчеловечной стихии их взаимодействий».

«Основной закон» гуманизма базируется на обобществлении культур и вытекает (является следствием) из преодоления эгокультурности. Это обобществление означает установление контроля «всеобщего интеллекта» над метавзаимодействиями самих культур между собой. «С точки зрения нравственности, - подчёркивает А. С. Шушарин, - это есть утверждение самоценности человека, всечеловеческого коллективизма, общече-ловеческих отношений в их инфантильных и самых «арха¬ичных» формах гуманистического «не убий» не только в смысле запрета, выраженного в Нагорной проповеди, но и в смысле запрета разрешать убийство, т.е. в смысле запрета метапреступности. Этими запретами человек освобождается, мож¬но сказать, от последствий кровавых индивидуальных инстинктов и «толповых» метаинстинктов себе подобных. А это и есть гражданское со-бы-тие и пере-бытие культур (субкультур)».
 
«Основной закон» гуманизма – это «закон не функционирования, а развития, закон не системы (всегда преходящей) движения, а закон перемены систем движения, преобразований.
 <…>
…«основной закон» гуманизма и состоит в открытости развития, смене систем, в гуманистической форме их осуществления. Это закон снятия (не уничтожения!) самих неотвратимых революций, их перевод в регулируемый процесс». При этом важно отметить, что это закон «открытого развития», то есть это закон  не общества или системы. Революционное преобразования («снятие»!) отживших производственных отношений и самой системы происходят в интересах человека, его развития как личности. Это революционное «снятие» обретает форму «сознательных конкретно-исторических шагов к свободе (как освобождения от исторически определенных несвобод) в бесконечном восхождении».
 
Схема гуманизации в бесконечном восхождении к «никогда прежде не бывшему» как революционное преобразование   есть «некоторая «крупная» логика негэнтропийного развития». Эта схема преемственно включает классику, «пятичленку», в снятом виде прорывной эндогенной логики, а также – «нечто экзогенное, «параллельное» и дополнительное к ней, как прежде всего «восточное». Заканчивается схема вселенской современной бифуркацией (с «невероятной» эндогенной траекторией постпланового прорыва, или краха) …».
 
Итогом этого восхождения являются исторические обретения, о характере которых говориться: - «В исторических обретениях по ступеням гуманизации следует искать только какие-то общественные сущности (как духовные стороны состояний и перемен производства, культур), по отношению к которым любые индивидуализируемые свойства людей (уровень образования, «бессознательность», детство, старость, гениальность, дебильность и пр.) могут иметь только условный характер не более чем вспомогательных пояснений». Эти «общественные сущности» есть некие, утверждает А. С. Шушарин, - «рациональные благоприобретения, приращения в самом теле жизни».
 
Ограничившись, как историческим фактом, «только эндогенной логикой, её духовными сторонами», далее речь идёт «не о снятиях, а о необратимых гуманистичес¬ких приращениях, хотя далее и деформируемых в реальных дискурсах. К тому ж суть этих приращений всегда эзотерична (скрыта, таинственна для непосвящённых – ХАТ)».
 
Первый успех в ступенях гуманизации имел место с начала формирования античного гражданского общества и состоял в реализации «идей правопорядка, стремления... к разумному сочетанию различных тенденций... и достижению необходимой нормы... гражданское общество (! – ХАТ) возникло как результат широкого народного движения».  Это право было насквозь рабовладельческим, но «оно уже было надживотной, «надсемейной» взаимоапелляцией людей посредством конвенционального выражения закона. А шире, во всей постпервобытности это и есть слово (еще как бы не обязательно формализованное «право», но уже нечто логическое, рассудочное)».
 
«Право», или «слово», - пишет А. С. Шушарин, -  мы берем в кавычки, так как не подбирается других терминов для означения этого первого необратимого идеологического, гуманистического приобретения как появления правоотношений (словоотношений) как уже надживотных («надсемейных»), далее лишь деформирующихся, меняющих свое содержание и формы. Право может быть мифологическим, религиозным, рабовладельческим, конфуцианским, кастовым, генофизиологическим, фашистским, сталинистским, маккартистским, даже мафиозным, клановым, телефонным и т.д. Но оно уже всегда есть (эндогенно).
<…>
Грубо говоря, даже беспардонное право силы (а это, собственно, и есть проявление отношения диктата, собственности на работников) есть уже закон, в сравнении с «бессловесной» стихией вспышек животного беспредела эгостадности.
<…>
Тем не менее завоевание «права», или «слова», суть лишь первый шаг или лишь первая ступень в гуманизации, временами легко срываемой «бессловесной» силой».
 
Вклад феодализма в ступени гуманизации состоял в «солидном шаге увеличения объема самой культуры до всеохватной тотальности (эндогенно), что выразилось и в сам;м изменении «категорий культуры» как уже монотеистической. «Категориально» немного, а социально – гигантски. … Но вся суть и соль – в духовной стороне материального обобществления работников (рабов нет – Гегель) и, как следствие, в неизбежном появлении общего социального образования».

 Таким образом, только с феодализмом «система учительства» становится универсальной и всеобщей (эндогенно), а в Европе выступает и в известной классической форме.

 «Образование», с позиций нынешней социологии, кажется противоречащим религиозности и «ужасающей темноте масс», особенно если вспомнить, что всеобщее начальное образование, как институт образования, стало вводиться лишь в 80-е гг. XIX в.  Однако суть образования изначально совсем в другом, а именно  в том, что вместе с феодализмом в самом обществе начали воспроизводятся все «работники», - земледельцы, кузнецы, скотоводы, печники и т.д.
 
Итак, в ступенях гуманизации, после «права» («слова») эндогенно добавилось «образование», причём - в религиозной форме, ибо о Знании в собственном социальном смысле, особенно с уровня нынешних знаний, говорить тогда еще было рановато.
 
Следующий шаг по эндогенным ступеням восхождения к гуманизму был сделан при капитализме. Это был «гигантский революционный шаг», необратимо «положительное» которого состоит в создании «эклектического хаоса практики и мысли («энциклопедизм»), т.е. в своего рода стихийно-рациональной или дорациональной эмпирической плюралистической идейной жизни как иновыражении практического торжества голого «опыта», эксперимента, риска, примера, заимствования (мимесис, подражание, есть тоже форма опыта) и пр.». Торжество «голого опыта» происходило при сохранении всех предшествующих завоеваний, то есть  «права» и «образования», а его отрицательная суть состояла в сбросе господства (но не в уничтожении), «иррациональности предшествующей идеологии, т.е. как бы в очищении идейной почвы, в создании «чистой доски» в идеологическом восхождении к Разуму».
 
С этого момента в воспроизводстве жизни (эндогенно) человечество (общество) опиралось на общественное мнение, выражаемое «правом» («словом»), «образованием» и уже эмпирической рациональностью универсального «опыта», свободного от господства иррациональности религиозного феодализма. (Это обильное прибегание к кавычкам связано лишь с постоянно испытываемыми терминологическими затруднениями в метафорических означениях этих относительно «скрытых, эзотерических духовных приращений»). В этом революционном сдвиге, обозначаемом как «опыт», и  в его эксплуатации заключена «главная тайна производства капитализма». На этот счёт А. С. Шушарин пишет: «Так, еще в «Манифесте» прямо говорилось, что «буржуазия не может существовать, не вызывая постоянных переворотов в орудиях производства». В этом хозяйственном смысле очень даже революционная она, даже слишком, как это ни странно звучит».
 
Потому в западной экономической науки и её различных теориях «буквально стержневым является именно эмпиризм», тогда как отдельные теории и принципы, схватывая частные инварианты экономических зависимостей, в совокупности образуют «несовместимую кашу, весьма удобную для произвольного выбора тех или иных предпочтений».
 
Несомненно, «опыт, или эмпиризм, – необратимое и великое завоевание, но и имеет свои пределы, хотя и логически довольно трудно фиксируемые». Но пока, даже абстрактно, очевидно, что капитализм абсолютно бесперспективен в экзогенном, межобщественном и мировом, строении, ибо «в принципе развитой капитализм на планете (без уничтожения большей части населения) буквально физически невоспроизводим». Для буквально адской эгокультурности «никакого ядерного страха (у масс), на который иногда уповают как на фактор сдерживания, просто не существует». В то же время, по своей эмпирической производственной природе капитализ¬м продолжает адаптироваться, в том числе за счёт неоколонизации бывших соцстран и за счёт ростков постиндустриализации (информатизации). И это может продолжаться до тех пор, «пока или некий опыт окажется последним (послесмертным,… самоуничтожительным), или пока качественно другая, уже «послеопытная»,  … «априорная» форма «законодательствующего разума» (…) не превзойдет его явью нового социального примера, который уже не может быть адаптивно заимствован с сохранением капиталистических (и западных) отношений».
 
Наконец, очередной исторический шаг по эндогенным ступеням восхождения к гуманизму был сделан социализмом. Теперь, с началом овладения новой социологической теорией развития общества «Полилогией …», становиться ясно, что социализм вообще, как типологический гуманизм, «делает в идеологическом типогенезе следующий шаг после «опыта», в гносеологическом сравнении и дополнении к опыту и над ним, этот шаг является «индуктивным обобщением», согласованным научным знанием». Этот революционный шаг в восхождении по историческим ступеням гуманизации в гигантских идеологических приращениях характеризуется тем, что уже  «новый «способ мыслить доведен до св;дения всех носителей данной культуры» (…), т.е. вошел в когнитивную, ментальную плоть бытия, что метафорически сравнительно выражается цепью: «право», «образование», «опыт», «согласование» …», то есть, как удачно было однажды сказано в связи с наукой, – «взаимосогласование и сверка общезначимых элементов».
 
Таким образом, возникновение марксизма как первых, хотя и узких, но уже научных обоснований революционной идеологии, а затем и исторический прорыв к линейной форме производства, к  социализму, означали вышеобозначенный «шаг в ступенях гуманизации в апелляции к разуму уже в собственном смысле научной рациональности, преодолевающей границы опыта (но, конечно, не самого опыта). Соответственно гуманизм как со-бытие культур (пока в эгокультурном мире) и образует «вещество» не только абсолютной морали, но и научности, Высокой Рациональности, культуры мысли и слова». К сожалению, по причине той же самой научности, а точнее, по причине отсутствия самой постлинейной (постсоциалистической) «Высокой Рациональности» и самой научной теории восходящего постсоциалистического развития, с учётом сонма прочих конкретных обстоятельств, эта  историческая форма быстро «зашла в предел» и первый в мире реальный социализм СССР рухнул.
 
Несмотря на сей катастрофический, но всё же локальный, исход, марксизм, большевизм и  коммунизм есть «суть первый шаг попытки материального вступления человечества в подлинную сферу разума». Всё сказанное позволяет утверждать, что «гуманистическая ипостась общечеловечности и состоит теперь в апелляции к разуму народа выразителями самого же народа, (научно)-идеологическим профессионализмом и интеллигенцией посредством «права», «восточности», «образования», «опыта», научного знания, всегда, конечно, исторически ограниченного, но способного по природе познания к нескончаемому восхождению, к логически преемственному и революционному развитию». При этом сама «научность обоснований  социалистического прорыва хоть и понимается идеологически по-разному, но все же широко признается».
 
Однако при этом следует иметь  в виду, что «никакая утвердившаяся идеология вообще научной быть никогда не может в принципе, ибо в основе своей всегда обыденна, экзотерична, обслуживает данную систему». Действительно, научность былого социализма нельзя толковать так, что все были учеными, и всё делалось по науке,  этого не было. Но в своей обыденности указанный «смысл научности состоит в переменах в самих недрах воспроизводства жизни, в невидимом смысловом приобретении в ментальности, в ее «интеллигентской» форме, за всем этим – в самих структурах».

Так в событиях 1991 и 1993 гг. «народ убедительно и веско продемонстрировал горькую и мудрую сдержанность и стойкость, показав, что он мудрее своих властителей»; «люди, по крайней  мере умом, понимают опасность митинга и погрома». Однако при этом народ впал всё же в заблуждение, но в заблуждение, связанное именно с «умом». Как тут не вспомнить знаменитое и незабываемое «Горе от ума».
 
В результате это новое приобретение проявилось в СССР в авторитете науки, который определялся уже не намерениями интеллектуалов, а самим типом общественного производства, «в обновленном «человеческом материале» с открытостью обоснованным революционным обновлениям». Этот авторитет науки исторически беспрецедентно наблюдался, и особенно ярко, «в началах «перестройки», когда в радикальном отличии от всех предшествующих форм идеологи¬чес¬ких процессов вдруг обнаружилась политическая популяр¬ность ученых, превзошедшая популярность звезд экрана.
<…>
Дальше, правда, картина стала очень быстро меняться. Крупный прокол вышел в народных надеждах практически на всех упомянутых лиц, у которых, так сказать, за «научной душой» не оказалось ничего. Но уникальный исторический факт неоспорим».



8.2.2. Две стороны основного закона гуманизма

Итак, основной закон гуманизма в своей реализации проявляется следующими двумя основными сторонами.

А. С. Шушарин пишет: «…первая (материальная) сторона «основного закона» гуманизма состоит отнюдь не в ликвидации, а в структурном и социально-политическом снятии все равно неотвратимых самих революционных, восходящих процессов. <…> Бифуркации, революционные преобразования отношений неотвратимы – «абсолютная» аксиома, выстраданная всей историей человеческой мысли. Но в точности так же неотвратимы бифуркационные опускания, хаотизации, некоторые разрушительные составляющие предреволюционных и революционных процессов, равно как и неизбежные репрессивные составляющие по отношению к «старым» структурам и силам. Но по мере тоже совершенно неотвратимого роста плотности, скорости, связности, мощности, уязвимости усложняющегося социального бытия с некоторых пор все эти процессы тоже обязаны будут регулироваться – иначе гибель. Вот переход к такой регуляции, если угодно, к сустинебельности («внутреннего саморазвития» – ХАТ) самого развития, самих революций, в самом «теле» бытия и выражает, говоря здесь в ортодоксальных терминах, первая сторона «основного закона» гуманизма».
 
Наконец, «научность восходящей идеологии по мере складывания обстоятельств назревших перемен и образует типологически вторую сторону «основного закона» гуманизма, коль скоро его экономизм не загубит заодно со всем миром».
 
В этой связи А. С. Шушарин пишет: «… социализм приобрел отсутствующий у всех предшествующих форм и неустранимый «порок»  – буквально неспособность к назревшим качественным обновлениям без соответствующего опережающего обновления социальной теории (так сказать, критического и генерализующего «структурализма») во всем объеме ее основных положений».
 
Таким образом, автор «Полилогии …» заключает:  «… с социализмом само материальное «производство и воспроизводство действительной жизни», а равно и производительные силы, человек, ментальность, типологически обретают первую материальную рациональность движения самого производства в его восходящих переменах. Перефразируя слова Маркса, можно сказать, что идеологические перемены определяют развитие социализма как способ дыхания. Современный социализм и находится в состоянии асфиксии (затруднённого дыхания, удушья – ХАТ), а имя главного препятствия к доступу воздуха – экономический догматизм».
 
Характеризуя в этой связи реальный социализм, А. С. Шушарин писал: «По всей видимости, социализм без своевременного идеологического обновления посредством научного знания «сходит с ума», что, кажется, мы все явственно и видим. Конечно, и все предшествующие преобразования неизбежно проходили в форме идеологической борьбы и восходящих течений. Но она никогда обществом (вне интеллигенции) не осознавалась как именно идеологическая; титанические идейные бои всегда шли в вокабулах символов целей, интересов чувственного, а ранее «сверхчувственного» порядка (еда, свобода, равенство, справедливость, налоги, жилье и т.д., а ранее религиозные надежды и устремления). Но, грубо говоря, сами понятия социальных «идей», «науки», «теории», «идеологии» и пр. в политической, а, следовательно, и в массовой лексике в смысловом (ценностном) содержании начисто отсутствовали. <…> А социализму это было хоть как-то присуще с «первых дней». Мы просто не замечаем этого феномена, когда даже с возрастанием житейских тягот углубляющегося кризиса, порождающих все более утилитарные и опускающиеся интересы, в настроениях даже простых людей, рабочих и крестьян, инженеров и учителей, военных и врачей, студентов и ветеранов нет-нет да неустранимо вырываются рефлексивные устремления понять происходящее, т.е. требование к научным и идеологическим обновлениям».
 
Заканчивая главу 26 «Типологический гуманизм …» и весь 4-ый том (раздел пятый) «Социализм», А. С. Шушарин пишет:  «Социализм вообще типологически вступил (вступает, даже вступал – какая разница) в состояние дальнейшего развития «со-циальной материи», когда для любых последующих назревших перемен сообразно самой культуре мышления необходимы уже «метрические» (понятийные, теоретические, научные) обоснования». В целом же, завершается 4-том следующей оценкой бурных событий начала 90-х годов прошлого века на просторах некогда «нерушимого союза» Советских Социалистических Республик и их неутешительного исторического исхода для первого реального социализма СССР: «…«перестройка» и вступление всего мироустройства в неравновесное, неустойчивое состояние бифуркации начались при абсолютном отсутствии теоретического задела. Ну а в значительной мере именно отсюда и провал в экономический фундаментализм, политическое невежество и пр.».
 
Именно эта, крайне нелестная, но верная и справедливая оценка эпохальных событий на изломе тысячелетий и подтолкнула к написанию пока ещё во многом несовершенной, можно сказать, ещё не законченной теории будущего «Информационного общества». Это попытка, на основе фундаментальной социологической теории развития общества А. С. Шушарина «Полилогия современного мира. (Критика запущенной социологии)»,  создать тот самый «теоретический задел», который, позволит в дальнейшем, если оно состоится, и мир не рухнет в бездну взаимной нетерпимости стран и народов, властей и гражданского общества, - избежать «провала в экономический фундаментализм» и преодолеть «политическое невежество» современного дискурса о путях развития нашего общества.
 
Имя этому восходящему движению – ГУМАНИЗМ.