Незамысловатая мужская компания

       

Володе за тридцать. Он бывший пятиборец, а теперь – на тренерской работе. Живёт  в общей квартире  в центре Москвы один,  с таким же одиноким старичком по соседству – и славится гостеприимством. Сосед всякий раз угрожает  Володе обратиться в милицию, но почему-то, так ни разу  и не пожаловался.

Вот  мы, студенты, и  повадились заходить к Вовке  по выходным,  чтоб посмотреть его новые картины, посидеть в дружной компании, или скромно(со своим вином) посидеть с девчонками и послушать цыган  в плавучем ресторане,  около кинотеатра «Ударник».

Сегодня «Борода» в голубой дымке  жарил на кухне отварную гречку на гусином сале, отчего  у старенькой чёрной лайки  Чапы из пасти тянулась на пол обильная слюна.

  - Слушай! Мы на майские  едем с Пашкой ко мне в деревню на Волгу! – сказал хозяин  и  сунул себе в рот ложку дымящейся гречки. – Отдохнём три дня, половим рыбку, винца попьём! Как ты? – И следом сунул в пасть голодной собаке долгожданную ложку гречки. Собака жадно сглотнула и застыла в ожидании своей новой очереди.

Пять часов на поезде до Белого Городка, потом пешком до реки Хотча,  где нас перевёз за мизерную плату круглосуточно дежуривший лодочник. И недолгий путь до деревеньки на берегу Волги, где родители Володи задёшево купили когда-то избу с садом, в который забегали любопытные ёлочки из непроходимых лесов.. Сейчас родители уехали на праздники в Москву за пенсией и продуктами.

        Паша, племянник известного композитора, живший в сталинской высотке, был неразговорчив,  даже когда выпивал.   Поэтому казалось, что вот он рядом -  хотя,  его как бы и не было. Был он любитель слушать  других – редчайшее  достоинство  в жизни!

Чапа, в тёплом жилете,  мёрз на майском ветру со снежинками,  и мы по очереди несли его на руках, прижав к груди.

Деревенская изба с наличниками стояла на высоченном берегу Волги и вся пропахла смолистыми запахами леса и ароматами белоснежной черёмухи! Дух захватывало от вольного простора реки!

Володя достал под крыльцом заветные ключи и вытащил тяжёлый обливной таз со свинушками, укрытыми слоями листьев смородины и вишни.  Мы пришли в восторг и бросились чистить картошку!..
 
Музыкально поскрипывая половицами, мы, наконец,  вошли в уютную комнату, с огромным круглым столом и старинной керосиновой лампой, укрытой большущим розовым абажуром…

Деревня, во время становления советской власти,  не вошла  в колхоз – поэтому к ней никогда не подводили  электричества. Так и жили - на дровах да керосине!

Володя обстоятельно затопил печь, разжёг большой самовар и быстро сварил картошку. Мы тут же сели отметить прибытие и праздник!



А вскоре, не сговариваясь,  побежали под гору к манящей воде. Из-за сильного ветра я не взял привезённые донки.

На берегу с нами поздоровалась деревенская тётя в телогрейке и валенках. Она шла на самодельный мосток для стирки белья и в руках несла простенькую удочку из орешника, с поплавком из древесной коры.

Нам весело. И мы с Пашей, смеясь над нелепой снастью и видом бабули, пошли за Володей прогуляться вдоль берега.  И  вдруг услышали треск, бьющейся о берег рыбины.  Оглянувшись  назад – были совершенно потрясены тяжёлым подъязком, которого хозяйка запросто бросила в холщовую сумку.

Вновь тётя насадила  червя и забросила наживку  в глубину.  И вновь  вытащила крупную плотву!

Володя тихонько говорит нам:

- Они это место всей деревней прикармливают – вот рыба здесь на глубине и стоит.

Женщина снова выбрасывает на берег рыбину, похожую на голавля.  Но тот срывается с крючка и плещется  уже у кромки воды…  Прыгаю за рыбой, и, весь перепачканный землёй, выхватываю её из воды. Бабуля благодарит, а затем  тихо уходит восвояси.

Мы потрясены – женщина поймала три рыбины и пошла обратно домой готовить обед. Значит ей больше и не надо?

- Ну что ты стоишь!? – чуть не хором закричали  мужики. – Неси свои донки! А мы червей пошли копать.


Принёс пять донок. Сам их закинул и вперил взгляд  на  леску, подёргиваемую ветром и рябью воды. Прошло минут двадцать –  ни поклёвки. Мужики с горя допили принесённую бутылку вина.
Попробовал перекинуть – может быть,  крючки за тину зацепились или мелочёвка объела червя? И вынул густёрку с ладонь! Ребята вытащили остальные  донки, а там, на всех донках, - две плотвы грамм на 150-т и окуньки!

И тут началось невообразимое... Мы впали в раж!

        Не успевал кто-нибудь закинуть грузило  и крючок с червём, как там уже сидела  рыба! Не ловля получалась, а сплошной закидон с вытаскиванием!

- У меня подлещик! – орал неразговорчивый Паша.

- А у меня – щучка! – вопил Володя…

Вот только ни одной крупной рыбины, как у деревенской тёти,  нам так и не попалось?


Чапа, для приличия, встал с пригретой солнцем травы, увидев возбуждённых людей. Хозяин  притащил огромную чугунную сковороду, и, в шипящее масло, мы тут же уложили очищенную на реке рыбу. Голодными глазами мы просто впились в подрумянившиеся  тушки рыб…

До глубокой ночи – шёл у нас пир горой! Чапа объелся рыбы, и ушёл поближе к печке вздремнуть. А мы опять жарили богатый улов. Ели уже без хлеба и без картошки – не забывая вновь отмечать прибытие и неожиданно удачную рыбалку! Потом играли в карты. И говорили, говорили обо всём – под старинным розовым абажуром. Попели даже песни…



А Володя вдруг рассказал,  как недавно на сборах по пятиборью местные ребята решили догнать идущих в темноте с танцев его спортсменов.
 
- Толпа бежит, а нас-то всего  пятеро, - смеётся почему-то Володя. – А завтра  стрельба на выступлениях. Поуродуются парни!

        Достал свой "марголинский" и пальнул для эффекта вдоль мостовой…. Как искры от пуль салютом засветились – так местные врассыпную!

Всю ночь в шкафу скреблись мыши. А мы распаренные рыбой, вином и печью –  вышли в черноту под звёздные небеса, облегчиться.  И слушали сказочный шум леса, гудки сияющих огнями теплоходов и далёкий лай деревенских собак.

Сладко спали до позднего утра. Снова ловили и жарили рыбу. Мели мусор.  Пили чай с вафлями. А перед отъездом, поставили в кувшин с водой белоснежный и опьяняющий букет черёмухи!

Вспоминаю то счастливое время.

        А ведь как душевна  бывает - простая мужская компания,  непонятная для женщин, особенным  каким-то незамысловатым своим восприятием жизни!