Фразеологизм Медный лоб

Анализируя в волшебной сказке роль благородных животных, известный русский фольклорист В. Я. Пропп специально выделяет фигуру, которая в сказке фигурирует под именем «Медный Лоб».
Фразеологизму «Медный лоб» у В. Я. Проппа посвящён целый раздел в статье «Исторические корни волшебной сказки». Для понимания фразеологизма я приведу контекст полностью.

«Медный Лоб.
Разновидностью благородных животных можно считать фигуру, которая в сказке иногда называется "Медный Лоб", "Лесное Чудо" и т. д. "Медный Лоб" -- это чудовищное существо, которое содержится при дворе короля в плену. Он просит королевича выпустить его. "Выпусти меня: я тебе пригожусь" (См. 159).
"Королевское дитя! выпусти меня, я тебе сам пригожусь" (Аф. 123). "Выпусти, что захочешь, то получишь" (Онч. 150). Этот персонаж принадлежит к категории дарителей. Формула "я тебе пригожусь" в точности соответствует словам благодарных животных. Герой его выпускает, а впоследствии или сам выпущенный пленник, или дочери его дарят ему платочек-самобранку (Худ. 44), волшебные перышки и гусли (115), он дарует ему силу (Аф. 125), или живую воду, коня и пр., или, подобно благодарным животным, сам предоставляет себя в его распоряжение и становится его помощником; достаточно о нем вспомнить или назвать его, чтобы он явился.
Установив родство между благодарными животными и "Медным Лбом", присмотримся к этой фигуре несколько ближе.
Как он появляется по ходу действия в сказке? Наиболее полный случай мы имеем у Афанасьева. Сказка начинается с того, что король -- корыстолюбив и жаден. "Все его корысть мучила, как бы лишний барыш взять да побольше оброку собрать. Увидел он раз старика с соболями, с куницами, с бобрами, с лисицами. "Стой, старик, откудова ты?" -- "Родом из такой-то деревни, а ныне служу у мужика-лешего". -- "А как вы зверей ловите?" -- "Да леший мужик наставит лесы, зверь глуп -- и попадет". -- "Ну, слушай, старик, я тебя вином напою и денег дам; укажи мне, где лесы ставите". Старик соблазнился и указал. Король тотчас же велел лешего-мужика поймать и в железный столб заковать, а в его заповедных лесах свои лесы поделал" (Аф. 123). В дальнейшем сюжет обычно развивается так: пленник просит царевича отпустить его, и тот ворует ключи и отпускает пленника.
Затем он становится его помощником или дарит ему помощника. Афанасьевская версия ясно показывает, как этот персонаж вводится в ход действия. Он случайно найден в лесу, приведен домой и посажен в плен. Но эта же версия показывает и другое: лешего содержат в плену, чтобы иметь власть над зверем. Нам важно установить, что в других версиях он сам зооморфен. На охоте "младший сын нашел птицу, из гнезда выкатилась; он взял ее домой и привязал на двенадцать цепей и запер на двенадцать замков" (См. 303).
 Эта птица выкармливается совершенно так же, как в некоторых случаях выкармливается принесенное домой благодарное животное. Связь благодарных животных с тотемными животными мы уже установили выше. Родство лешего с благодарными животными дает нам право предположить" что и леший есть антропоморфизированное животное, власть над которым дает власть над охотничьими животными. Мы знаем, что тотемное животное часто "ловится и содержится в особом помещении" (Харузин 1905, 76-77, 151).
В человеческом виде эта фигура -- достояние очень многих и очень разнообразных мифов. Сказка показывает, что Больте не ошибался, высказав предположение, что "причина, по которой король велит заковать демоническое существо, первоначально, по-видимому, состояла в желании использовать его пророческое знание" (Больте--Поливка, III, 106). Больте ошибался только в одном: дело не только в знании, но и во власти, и первоначально это желание выражало чисто охотничьи интересы. Приводя источники, Вольте указывает, что Мидас приказал поймать силена, Нума -- лесного демона фавна, Соломон -- Асмодея, Родарк -- лесного человека Мерлина и т. д.
Такова древнейшая, охотничья природа этого существа. Мы устанавливаем, что силен функционально соответствует яге: он дарит волшебное средство. Подобно яге, он лесное существо. Подобно благодарным животным, он просит о пощаде, содержится в плену и выкармливается. Все эти черты явно указывают на его происхождение. Он лесной властитель. Теоретически постулируется его родство с колдуном-учителем, с мудрецом.
Современный фольклорный материал этого не дает. Но античный материал, исследованный И. И. Толстым (Толстой 1938), показывает это ясно. "Медный Лоб" соответствует античному силену. "Ловля силена предпринимается, в данном случае с целью к чему-то его принудить: заставить его дать человеку богатство, открыть людям смысл человеческой жизни, познакомить их с тайнами мироздания, спеть им дивную песнь" (Толстой 1966, 99). Сказка прибавляет к этому более древнее и исконное: власть над животным миром. Он же дает и волшебное средство. Здесь сказка архаичнее мифа. Но в одном греческий миф донес нам то, чего не донесла сказка: он открывает людям тайны мироздания и поет им "дивные песни". Ниже, когда мы рассмотрим сказку как целое, мы увидим, что в американских мифах герой в лесу от таинственного животного, от хозяина зверей, познает тайны мира, выучивается пляскам и песням, приносит священные узоры.
Так античный силен перед нами обращается мудрецом-учителем. Таким он вошел и в средние века в лице Асмодея и других соответствующих ему персонажей. "Он обладает глубокой тайной знания, которому научается в высоких школах земли и тверди" (Веселовский 1921, 143). Это чисто лесное существо доживает до земледелия и сталкивается с земледельческой религией. С этих пор начинается новое к нему отношение -- отношение как к чудовищу лесному, опасному, страшному, большому, неуклюжему.
Его ловят всегда крестьяне. Лес побежден полем и садом. Силен побежден вином, но сам он становится врагом и разрушителем полей: он портит и травит посевы. Существа, подобные лешему или силену, часто опаиваются вином и берутся в плен. В русской сказке читаем: "Садовник потребовал три ведра вина крепкого да три кадочки меду сладкого: взял корыто, рассытил вино медом и поставил под яблоню, а сам спать пошел. Вдруг пошел гул по саду... летит чудище; прилетел... увидал корыто, спустился наземь, упился вином и тут же мертвецким сном заснул" (Аф. 124, вар. 1). Совершенно то же имеем и в античности, и в средних веках. У Максима Тирского "одному бедному и жадному фригийцу удается поймать сатира: к источнику, пить из которого сатир ежедневно ходил, хитрый фригиец подмешал вина" (Толстой 1938, 441). Этот фригиец -- крестьянин. В тексте упоминаются "его земля, и деревья, и пашни, и луга, и цветы в полях". У Овидия он также ловится пьяным. На крестьянский характер этого сюжета в античности указывает И. И. Толстой. Поимка через опьянение распространена и в средние века, чему можно найти много примеров у Веселовского.
До сих пор этот персонаж, хотя бы гипотетически и в очень общих чертах, все же становится ясным. Не вполне ясным представляется пока название его. Он зовется "Медный Лоб", "масенжный дзядок", "мужичок руки железны, голова чугунна, сам медный", "железный вор> и т. д. Никакой связи с металлами, кроме названья, он не имеет.
Афанасьев в своих примечаниях хочет видеть в нем хранителя кладов. Вернее будет предположить, что "медный" есть синоним "желтого", и что имеется в виду не его состав, а его окраска. Медная или желтая окраска -- разновидность золотой окраски. И действительно, есть сказки, в которых это лесное чудовище представлено золотым. Так, в пинежской сказке он "золотой человек, огромного росту дедушка" (Сев. 91). Золотым же он является в рукописном тексте фольклорного архива Академии наук в Ленинграде (собрание Колесницкой, печатается). Интересно в пинежской сказке не только это. От его прикосновения становится золотой голова царевича, который его выпускает. "А сам его по голове погладил. И стали с того у Ивана-царевича золотые волосы" (91). Если этот случай рассмотреть чисто функционально, то мы получим следующее: прикосновение лесного человека превращает в золото или делает золотым предмет прикосновения. В русском фольклоре это редкий случай. Но нечто подобное мы имеем в античности. Силен приносит поймавшему его человеку коварный дар: все, к чему прикасается Мидас, превращается в золото. Эту форму И. И. Толстой считает поздней. Действительно, золото здесь фигурирует, как материальная ценность, тогда как первоначально оно представляло собой ценность иного порядка. Вопрос о золоте и золотой окраске в сказке нами выделен особо и рассматривается в другой главе. Мы увидим, что золото идет не от металла, а от огня. Теоретически постулируется связь нашего лесного человека с огнем. В русских сказках этого нигде непосредственно не видно. Отметим, однако, разительное сходство этого персонажа и всей ситуации с сказанием о кузнеце Виланде. Виланд живет в глубоком лесу, охотится и кует кольца для кольчуг. Но его берет в плен и вяжет царь Нидгод, перерезает ему сухожилия на ногах (ср. хромоту Гефеста), и Виланд работает на царя. Подобно тому, как в сказочной версии он дает царю власть над охотничьим промыслом, он здесь -- мифическое олицетворение кузнечного промысла. В сказке он освобожден царским сыном. В сказании о Виланде он убивает царевичей, перековывает их черепа и глаза на драгоценности (т. е., в свете сравнительных материалов, бросает их в огонь -- трупы он бросает под горн) и улетает. Он делает себе крылья. В русских сказках роль Медного Лба иногда играет птица, в частности огненная жар-птица. Здесь вспоминается и греческое сказание о Талосе, бронзовом человеке на острове Крите, который прижимал чужестранцев к груди и прыгал с ними в огонь (Фрэзер 267). Есть предания, отражающие его как тельца и как быка, т. е. как животное.
В русской сказке бронзовый (медный) человек всегда имеет лесную природу. В середине сказки он в лесу действует совершенно так же, как и яга. И если с этим сопоставить, что Талос выступает в параллель с Минотавром, уничтожающим юношей и девушек, а не просто пришельцев, то огонь бронзового Талоса связан с лесным огнем и с печкой яги, сжигающей детей, с горном Виланда, куда он бросает царских сыновей. Но это только одна сторона этой странной фигуры. Мы видели, что в сказке Медный Лоб появляется не мотивированно. Он случайно встречен в лесу, на охоте. Такая случайность, отсутствие мотивировки, есть показатель большой древности. Встреча с ягой точно так же внешне ничем не мотивирована. Отсутствие мотивировки современным человеком, современным
сказителем, ощущается как недостаток. Этот недостаток восполняется, причем для мотивировок сказка пользуется иногда точно так же чрезвычайно архаическими мотивами, связывая их между собой и мотивируя один мотив через другой. Лесное чудо не всегда встречено случайно. Сказка начинается с того, что засеивается поле или насаживается сад. По ночам является какой-то необычайный вор и портит сад или посев. Его ловят, и вором оказывается птица или медный дядька, которого берут в плен и содержат при дворе. Другими словами, к мотиву Медного Лба присоединен мотив потравы.
Мотив потравы -- мотив земледельческий и, следовательно, более поздний, чем мотив Медного Лба. Эти мотивы перекрещиваются. Потраву или порчу производит не только Медный Лоб, но и другие персонажи -- чудесная кобылица, жар-птица, просто вор и т. д. С другой стороны, Медный Лоб не всегда (хотя и в большинстве случаев) вводится в сказку через потраву.
Мы рассмотрим мотив потравы независимо от того, кто производит порчу, а затем рассмотрим, случайна ли эта связь между мотивом потравы и фигурой лесного чуда или нет. Приведем несколько примеров. "Зачал мужик горох сеять, и повадился к нему на горох незнамо кто". Он посылает своих детей караулить: "Кто такой горох у нас топчет?" (Аф. 124). "Насеял мужик пшеницы, только всякую ночь кто-то ее вытоптывает" (Худ. 115). То же происходит с яблонями. Иногда это -- не простые яблоки, так же, как и вор -- не простой вор, У Смирнова (См. 159) царский сын просит купить ему яблоню с золотыми яблоками. Ее покупают, сажают и любуются ею, как вдруг начинают замечать, что кто-то эти яблоки ворует. В другом варианте "стал Невидим прилетать ночью и несколько деревьев сломал в одну ночь" (См. 181). В некоторых случаях это любимый, заповедный сад царя (Аф. 124, вар. 1). В одном случае крестьянин с сыновьями сеют пшеницу, а "вместо зеленей все поле засветилося самоцветными каменьями" (124, вар. 2). Что же это за необыкновенный посев или необыкновенный сад, в который по ночам прилетает птица или другие "Невидимы"?
Что здесь земледельческая традиция, это несомненно. В числе земледельческих обрядов есть такой (Josselin de Jong 373). На острове Целебесе раньше чем приступить к посеву, духам земли и духам деревьев сообщают, что люди собираются приступить к полевьш работам. Тогда духи через жреца дают знать, какие жертвы должны быть принесены.
Всякая работа, которая будет проделана, сперва должна быть проделана на маленьком поле, которое устраивается для мертвых. Делают два таких садика -- один рано утром, чтобы птицы риса (Resvogel), в которых возрождаются души умерших, после не съедали рис, и один -- к заходу солнца, чтобы таким же образом защитить растения от мышей, в которых также возрождаются мертвые.
Мы можем предположить, что посев, на который прилетает птица, некогда был посевом, специально назначенным для мертвецов-предков. Он должен был, привлекая слетающихся мертвецов, отвлекать их от людского поля. В сказках это не совсем обычный посев, это "заповедный" сад или поле, на котором растут жемчуга и пр. На заре земледелия должен был иметься страх за свое поле перед мертвецами, обитающими в лесу, особенно при подсечном хозяйстве, когда лес уничтожался, чтобы засадить поле. Фрэзер говорит об этом так: "Раньше чем посадить таро на площадь, которая только что была очищена от леса, они молятся духам мертвецов, говоря: "Не приходите так часто в поля, оставайтесь в лесу. Пусть люди, помогавшие нам очистить поле, живут хорошо.
Пусть таро каждого процветает"" и т. д. (Frazer 1933, 83). Здесь все характерно. И то, что как бы приносят свои извинения за очистку леса, и то, что есть только "помогавшие", но нет собственно очистивших поле, и т. д. Кого же в этих случаях боятся? Кто мог прилететь из леса и испортить посев, мстя за уничтожение леса? Мы уже знаем, кто эти лесные существа. Это все те же таинственные, могущественные и мудрые звери-предки уже антропоморфизированные, но все же имеющие звериное обличье, которых надо умилостивить, но которых при удаче можно изловить и узнать от них, перенять от них их силу и мудрость.
Таким же средством отвлечения могла служить и жертва. Фрэзер указывает, что, засевая поле, на него ставят рис, маис, сахарный тростник и т. д., чтобы "заставить духов не портить урожая" (85). В сказке жертва, конечно не сохранилась. Но в греческом мифе эта связь еще ясна: здесь калидонский кабан портит посев, так как жертва не была принесена.
Царь калидонский всем богам воздает первенцев урожая: Деметре он воздает полевые плоды, Дионису -- виноград, Афине -- масло, и т. д. Но Артемиде не воздается ничего, и она насылает всепожирающего кабана, который портит и травит поля и сады. Но этот же случай содержит еще одну аналогию со сказкой. Артемида – лесное существо, богиня лесов и хозяйка зверей. Точно таким является и Медный Лоб. Он живет глубоко в лесу, он мастер и покровитель охоты. Но с появлением земледелия его авторитет и власть падают.
Его опаивают вином, с торжеством сажают в плен, причем форма этого плена заимствована из форм содержания в плену тотемного животного и соответствует им и по содержанию и по смыслу: от него хотят вынудить удачную охоту на соболей, куниц и лисиц, отняв у него власть над ними.
Но какова здесь связь с мотивом потравы? Если верно, что на поле прилетают умершие, то и леший данного типа может быть существом, являющимся из царства мертвых в лесу.
Идя за выпущенным лешим, герой попадает в обстановку, в точности соответствующую обстановке яги. Он живет в избе, он дарит герою коня и пр. (Аф. 123). Таким образом, появление его на поле и в саду не случайно и не только создает художественную мотивировку, но есть явление, обусловленное исторически.
И при земледелии таинственный лес сохраняет свою связь с миром мертвых и предков, которая так ясно выражена в яге. С появлением посевов они становятся опасными для полей, портят и травят их, и их пытаются осилить и обезвредить. Эта новая земледельческая струя врывается в сказку, но видоизменяет только начало ее. Начало сказки вообще обладает наименьшей сопротивляемостью и легче всего поддается деформации. Наоборот, середина чрезвычайно устойчива. К середине это пленное, неуклюжее лесное чудовище, связанное по рукам и ногам двенадцатью цепями, предстает как добрый покровитель героя, как мощный властелин над жизнью, смертью, животными и их таинственными силами и действует в точности как яга, являясь ее эквивалентом.
Подтверждением высказанных здесь соображений может послужить одна античная ваза,
изображение которой опубликовано у нас проф. Толстым в упомянутой работе о силене. Ваза найдена в Элевсине и относится к VI веку до нашей эры. Здесь на одной стороне изображено, как крестьянин приводит пленного силена перед лицо какого-то высокопоставленного лица, в сказке соответствующего царю. На другой же стороне изображена сцена сева и пахоты. До сих пор эти две стороны вазы не ставились в связь. Сторона, изображающая пленение силена, расшифрована проф. Толстым. Другую сторону можем расшифровать мы, исходя из современной сказки. Посев здесь не случаен. Этот посев портил силен, и за это-то его пленят и приводят перед царские очи. Таким образом, становится понятной внутренняя связь этих двух сторон вазы, которая археологам была непонятна.» [1].

В. Я. Пропп сделал важные выводы из своего исследования :
1. Мидас приказал поймать силена, Нума - лесного демона фавна, Соломон -- Асмодея, Родарк -- лесного человека Мерлина и т. д.
2. В сказке Медный лоб функционально соответствует Бабе-яге, он дарит волшебное средство и соответствует античному Силену.
3. Теоретически постулируется связь лесного человека с огнём.
4. Силен открывает людям тайны мироздания и поет им "дивные песни".
5. В русских сказках роль Медного Лба иногда играет птица, в частности огненная жар-птица.
6. К мотиву Медного Лба присоединен мотив потравы посева.
7. С Силеном ассоциируются мёртвые души.

Проведём анализ выводов, сделанных В. Я. Проппом, согласно моей методике поиска славянских корней в иностранных словах и гипотезе о роли имён в фабуле древних мифов.

Лесной человек

1. Мидас приказал поймать силена, Нума - лесного демона фавна, Соломон -- Асмодея, Родарк -- лесного человека Мерлина и т. д.

Силен – Silen  > lsnj/lesij – Лесной/Леший (слав.)/Zelenj – зелёный (слав.)(ред. z/s)
Фавн – favn > pann – Пан (греч.)/Pan > pen – пень (слав.). Лесной корявый пень тоже символ лесного человека.
Асмодей – Asmodej > Kosmatij – Косматый (слав.)(пропуск k, ред. t/d)
Мерлин – Merlin > Berlin > berlognj – берложный (слав.), т.е. медведь, кроме того, название германской столицы Берлин (на гербе столицы – медведь)
Все четыре имени из разных языков принадлежат лесному человеку по-славянской трактовке.

2. В сказке Медный лоб функционально соответствует Бабе-яге, он дарит волшебное средство и соответствует античному Силену.

Согласно славянской мифологии лесной человек или Леший может отождествляться с культом божества Переплута-Симаргла. Переплут – божество славянское растительности, Симаргл – божество огня и дыма (смага – слав.). Отсюда тождество лесного человека и огня.

 

Рис. 1. Переплут-Симаргл

3. Теоретически постулируется связь лесного человека с огнём.
4. Силен открывает людям тайны мироздания и поет им "дивные песни".

Теперь мы подошли к решающему определению темы, происхождению функции лесного человека. Эта функция вытекает из исторических предпосылок освоения огня первобытным человеком. Этот огонь в лице Силена открывает  людям тайны мироздания, тайны кузнечного дела и поет им "дивные песни".
С тотемом огня связаны и имена фригийских царей Гордия и Мидаса и фразеология Медный Лоб.
Гордий – gordj > goret – гореть (слав.)(редукция t/d)/ красный (удмурт.)
Мидас – Midas > med/mednj – медь/медный (слав.)(пропуск n), относительно с медью связан огонь через кузнечное дело (срав. сказание о кузнеце Виланде).
Имена фригийских царей с удивительным постоянством чередуются между собой:
«Династия Гордия
1) Мидас I
2) Гордий II
3) Мидас II
4) Гордий III ((?) Гурд, (?) Куртис «царь Востока и Запада») ок. 850 год до н. э. — 738 год до н. э.
5) Мидас III ((?) Мит—та «царь мушков») ок. 738 год до н.э. — ок. 695 год до н. э.
6) Гордий IV  ок. ок. 695 год до н. э. — ок. ок. 670 год до н. э.» [4]

Так, что не очень непонятно, кто кого усыновил. Скорее всего, был один царь с именем кузнеца, либо династия кузнецов.
Всё к чему прикасался Мидас превращалось не в золото, а в огонь !
«Как раз в эпоху Мидаса была изобретена латунь – красивый желтый сплав меди с цинком. По некоторым предположениям, именно это изобретение произвело большое впечатление на современников и породило миф о царе, превращавшем все в золото.» [2].
Вообще золото у древних народов не имело такого важного значения, как в современном мире, ставшее символом обогащения или меры денег. Индейцы меняли золото на испанские безделушки не оттого, что они так ценили последние, а потому, что золото для них было презренным металлом. Поэтому версия о золотом богатстве Мидаса необъективна, также неосновательна и легенда  о золотом тельце. Поскольку золотой телец – это символ колоса или бычьей силы, а, опять же, не символ богатства.
По легенде, чтобы снять «золотое» проклятье, Дионис посоветовал Мидасу броситься в реку Паткол. Разве это не образ закалки металла ?!
Паткол – Patkol > potok-zol – поток золота (слав.)(перест. t/k, пропуск z), т. е. река Паткол переводится по-славянски как  «золотой поток».
Кстати, от славянского слова «медь» и произошло индоевропейское слово «металл»:
медь – med > metal – металл (инд.-евр.)(редукция t/d, пропуск l)

Байки Силена

О чём рассказывал (баил) Силен царю Мидасу ?
«…что за потоком Океана есть огромный континент, полностью отделенный и от Европы с Азией, и от Африки, а там есть множество прекрасных городов, населенных высокими, счастливыми долгожителями, живущими по справедливым законам. Великая экспедиция - по меньшей мере десять миллионов человек - однажды отправилась на кораблях через океан, чтобы посетить гипербореев, но, узнав, что их родная земля - самая лучшая в старом свете, они, разочарованные, вернулись.» [3].
Прародина фригийцев была Гиперборея, т.е. Причерноморье, Восточная Европа.
«Среди других чудес Силен упомянул ужасный водоворот, который не может преодолеть ни один из путников.» [3].
Ужасный водоворот – это пролив Дарданеллы или Геллеспонт между Средиземным м Чёрным морем.
«Опасный для судов водоворот — это тот знаменитый водоворот, который, по представлению древних физиков, образовывал Океан, перетекая за край мира в никуда.» [3].
При выходе из Черного моря в Средиземное мореплаватели при быстром течении попадали в круговорот воронки и терпели кораблекрушение. Упоминание Сциллы и Харибды в середине маршрута использовалось Гомером для усиления картины бедствия в повествования Одиссеи (гипербола).

 
Рис. 2. Воронка в проливе Геллеспонт

«И еще есть место, где две реки текут рядом; деревья, растущие по берегам одной реки, дают плоды, которые, если их съесть, заставляют человека стонать, плакать, пока он не исчахнет. Но плоды, растущие по берегам другой реки, возвращают молодость даже очень старым людям. Более того: сначала к ним возвращается средний возраст, затем молодость, юношество, отрочество, детство, затем младенчество — и, наконец, они совсем исчезают!» [3].
Две реки, текущие рядом – это Тигр и Евфрат в Месопотамии.
Тигр – tigr > rikat/rekat – рыкать/рекать (слав.)(инверсия tigr, ред. k/g), т.е. «бурная река» Тигр, подобная «рыданиям» и «стону».
Евфрат – Evfrat > javit-obrat – явить обратное (слав.)(редукция b/f).
«Явить обратное» - вернуть молодость старым людям. Видимо, существовала древняя легенда, что если искупаться в водах Евфрата, то можно омолодиться.

5. В русских сказках роль Медного Лба иногда играет птица, в частности огненная жар-птица.
6. К мотиву Медного Лба присоединен мотив потравы посева.
7. С Силеном ассоциируются мёртвые души.

Жар-птица, которая появляется в сказке «Сивка-бурка, вещая каурка» связана с символом огня. Это естественный пожар (беда), который приносит потраву посевам крестьянина, а не мёртвые души. Пожары в древние времена, да и в настоящее время приносят жестокий урон земледельцам, поэтому «пожар» попал в сказку в образе жар-птицы.

Ослиные уши

 

Рис. 3. Спящий Силен kentauris.dreamwidth.org

«Мидас присутствовал на знаменитом музыкальном состязании между Аполлоном и Марсием, судьей которого был речной бог Тмол. Тмол присудил приз Аполлону; а когда Мидас не согласился с его решением, наделил его ослиными ушами. Долгое время Мидасу удавалось прятать уши под высокой фригийской шапочкой, но его цирюльник, узнав о таком уродстве, не сумел сохранить тайну даже под страхом смерти. Страдая от того, что никому не может доверить свою тайну, он выкопал на речном берегу ямку, огляделся, чтобы вокруг никого и было, и прошептал: "У царя Мидаса ослиные уши!" Затем он закопал ямку и со спокойной душой пошел домой. Но покой его длился недолго: из ямки вырос тростник, который передавал секрет всем прохожим. Когда Мидас узнал, что его уродство ни для кого не секрет, он приговорил цирюльника к смерти, напился бычьей крови и мученически умер » [3].
Подобное повествование об ослиных ушах Мидаса и словоблудливом цирюльнике говорит лишь о том, что на царя Мидаса христианские авторы легенды надели фригийский колпак, который является символом шутовства. В античном мире этим символом был лесной человек – Силен/Сатир с ослиными ушами.
Вспомним Сивильского цирюльника  Фигаро (фигляра, шута).
Кстати, Фигаро – Figaro > frig – фриг (слав.)(перест. g/r)/freak – фрик/чудак (англ.), .), где «фриг» от племени фригийцев, носящих фригийские колпаки, прежде символ гаруспика, а затем под воздействием христианства (символ шута).
Получается, что все Иванушки-дурачки - фрики.
Вообще, полагаю, древние легенды об  античной Фригии родом из Сарматии чрезвычайно мешали созданный богословами картине всехристианского мира, поэтому царь Мидас и представлен в обновлённой мифологии как скряга и шут, точно так же, как певец-кощунник в русских сказках стал Кощеем Бессмертным.
Я снова буду повторяться, поскольку уже писал о фригийском колпаке [7], но, вероятно, этого требует необходимость обоснования моей версии.

Фригийский колпак
 
В своей знаменитой книге «Золотая ветвь» Д.Д. Фрэзер писал:
«О том же, почему из всех деревьев фригийцы выбрали в качестве объекта поклонения сосну, нам остается только догадываться. Возможно, зрелище темных крон вечнозеленой хвои, увенчивающих высокие горные кряжи и возвышающихся над увядающей красой осенних лесов в долинах, побудило их сделать сосну вместилищем бога, не подчиняющегося превратностям времени года, вечного и постоянного, как простершееся над ними небо» [5].
Столь пространное поэтическое сравнение Дж. Фрезером сосны с вместилищем бога не случайно. На другом конце Евразии произрастала родственница сосны – ель. По-видимому, она и являлась прообразом малоазийской сосны.
Европейская Богиня-мать символически была связана с языческим культом деревьев. Основным символом ее являлись ель и береза. Если ель почиталась более у осиев (осков) на севере Восточной Европы, то умбры предпочитали березу.
В песенном славянском фольклоре множество песен посвящено березе.
Однако ель (сосна) в своем историческом образе удостоилась гораздо больших заслуг у богов, поскольку оказалась у них на голове. Знаменитый фригийский колпак широко распространенный у восточных правителей и жрецов, вероятно, тоже связан исторически с символом ели. Коническая форма ели трансформировалась в малоазиатском культе Богини-матери Астарты в  символ конического обелиска.
«Если два божества слились в одно, мы можем предположить, что речь идет о разновидностях Великой богини материнства и плодородия, чей культ, видимо, с давних времен был распространен по всей Западной Азии. Предположение это подтверждается как архаичностью изображения богини, так и откровенным характером связанных с ней ритуалов: манера изображения и ритуалы этой богини были похожи на облик и обрядовость других богинь азиатского происхождения. Богиню изображали в виде простого белого конуса или пирамиды. Конус также служил символом Астарты в Библосе, местной богине в Перге, в Тамфилисе, прозванной греками Артемидой, и бога солнца Гелиогабала в Эмезе, в Сирии. Камни конической формы, служившие очевидно, идолами, были найдены в Гольге, на Кипре и в финикийских храмах на острове Мальта; конусообразные фигуры из песчанника были обнаружены в усыпальнице Владычицы бирюзы среди бесплодных холмов и мрачных пропастей Синая» [5].
На известной малоазийской печати (II тыс. до н.э.) изображено божество с головным убором совершенно четко напоминающим дерево с ветвями и коническим стволом, а не  рога, как предполагают некоторые исследователи.
«Отметим еще одну особенность хеттских ритуальных одеяний. На головных уборах божеств на барельефах Язылыкая можно увидеть рожки, которые являются знаками иерархии. Чем больше изображено рожек, тем выше ранг божества…
Кроме того, на наскальном рельефе из Фирактина, вблизи Кайсери, хеттский царь Хаттусили III изображен в остроконечной шапке с рогами, идентичной головному убору божества, которому царь приносил жертву, что может указывать на обожествление царя во время ритуала» [6].

 
Рис. 3. This should be the seal of Sargon I of Akkad around 2300 BC

Странным кажется ранжирование божества по количеству рожек, кроме того, головные уборы встречаются без рожек с разными орнаментами.
У этрусков  жрецы и женщины носили конический головной убор – нечто вроде тока из расшитой материи, называемый «tutulus», который напоминает по форме и этимологически кокошник русских крестьянок.
Говорят, что «от серьезного до смешного один шаг». Клоуны, Буратино, знаменитый персонаж славянского фольклора Петрушка тоже носят фригийские колпаки. Можно с определенной долей вероятности предположить, что фригийский колпак представляет собой в языческой мифологии символ духа дерева (ели, сосны, кедра). Трансформация образа священного дерева праславян – ели приобрела в культах малоазийской и египетской Богини-матери образ умирающего и возрождающегося божества – спутника богини (Кибела – Аттис, Афродита, Иштар – Адонис, Исида – Осирис).
 
«Ель, моя ель, уходящая ель»
 
Кому не известны эти строки песни поэта-песенника Б. Окуджавы и кто не испытывал радостное, щемящее чувство тайного восторга при украшении новогодней елки игрушками. Но вряд ли кто догадывается, откуда пошел этот внешне праздничный обычай.
Известно, что Аттис имеет свою персонификацию в образе сосны. Таким образом, символ священного дерева ели приобрел образ сосны (ель произрастает на севере  Восточной Европы, а в Малой Азии ее представляет другое хвойное дерево – сосна).
 
 
 
Рис. 4. Гаруспик
 
 «22 марта в лесу срубали сосну. Ее приносили в святилище Кибелы и обращались с ней как с великим божеством» [5].
 Смеем предположить, что культы Адониса и Аттиса имеют свои параллели с культом Одина – бога северных славян и скандинавов. Этимология имен Адонис (Один) и Аттис (Ати – ATI – «отец/мать» - этр.) связана с именем бога, вождя, отца Одина. Один также как и Аттис является олицетворением умирающего и возрождающегося духа дерева. Известно, что с Одином связан обряд человеческих жертвоприношений, когда жертву вешали на дереве.
Описывая человеческое воплощение Аттиса Д.Д. Фрэзер сообщает следующее:
«Гордый своим искусством, сатир вызвал Аполлона на музыкальное состязание, во время которого сам он играл на флейте, а Аполлон – на лире. Потерпевшего поражение Марсия привязали к сосне, и победитель Аполлон (по другим сведениям, раб-скиф) содрал с него кожу или четвертовал» [5].
«Вероятно, в глубокой древности жреца по имени Аттис, разыгрывающего роль этого бога на весенних праздниках Кибелы, вешали на священном дереве (или убивали каким-то другим способом), а в позднейшие времена этот варварский обычай выродился в известную форму: жрец ограничивается тем, что надрезает себе руку, а к стволу вместо него привязывают куклу. В жертву через повешение на священных деревьях приносили людей и животных в священной роще в Упсале (Скандинавия – авт.). Смерти через повешание регулярно предавали человеческие жертвы, посвященные богу Одину. Впрочем, иногда повешение сочеталось с закалыванием: человека сначала вздергивали на дереве или виселице, а потом наносили ему удар копьем. По этой причине Одина звали богом виселиц или богом висельников и изображали сидящим под виселицой. Известно даже, что через повешение его принесли в жертву самому себе, как явствует из таинственных стихов «Гавамалы», в которых Один описывает то, как он приобрел божественную силу путем изучения магических рун:
Итак, на дереве, колеблемом ветрами,
Девять ночей висел я, посвященный
Одину, чьим копьем я был поранен –
Сам самому себе.
» [5].
«В Греции изображение самой великой Артемиды вешали в священной роще в Кондилее, в Аркадских горах, где за ней закрепился эпитет «повешенная». Следы такого рода обрядовости можно обнаружить даже в знаменитейшем эффесском святилище богини; мы имеем в виду предание о повесившейся женщине, которую сострадательная Артемида обрядила в свои собственные одежды и назвала Гекатой» [5].
Характерно, что изображение Артемиды Эфесской (античная копия с оригинала, IV в. до н. э.) со множеством мелких сосков на груди очень напоминает еловую шишку. Русское слово Шишка созвучно слову «сиська» (звук «Ш» может переходить в звук «С»).
Дж. Фрезер приводит множество европейских обычаев Троициного или Майского дерева, связанных с  умерщвлением духа дерева.
«В Нидерперинге, в Нижней Баварии, украшали листьями и цветами так называемого Пфингстля, олицетворяющего дух троициного дерева. На голову его надевали высокий остроконечный колпак (фригийский колпак – авт.) с двумя отверстиями для глаз. Этот колпак украшали цветами водяных растений, а сверху водружали букет пионов. Его заворачивали в листья ольхи и орешника, а рукава сплетали из водяных растений» [5].
Друиды Западной Европы использовали обычай сплетения ветвями деревьев в виде корзины человека, предназначенного в жертву богам. В текстах Загребской мумии описывается сплетение священного места ветвями.
«Жители Саксонии и Тюрингии на Троицу справляют обряд под названием изгнания дикаря из леса или выманивания дикаря из леса. Молодого парня закутывают мхом или листьями и называют дикарем. Он прячется в лесу, а остальные его ищут. Поймав, его ведут на опушку леса и расстреливают из незаряженных мушкетов. Притворившись мертвым, дикарь падает на землю, а другой парень, переодетый доктором, пускает ему кровь, так что мнимый покойник возвращается к жизни» [5].
«Король выезжает на сельскую площадь, где под Майскими деревьями – обычно это свежесрубленные ели с ободранной корой, украшенной цветами и лентами, - сооружена из зеленых веток хижина и беседка» [5].
«В Семике, в Богемии, существует обычай обезглавливания Короля в понедельник в Троицу. Молодые люди перепоясываются кушаками из коры, а в руках они несут деревянные мечи и рулоны ивовой коры. Сам король одет в мантию из коры, украшенную цветами, на голове у него корона из коры, также увитая цветами и ветками, ноги его перевиты папоротником, лицо его скрыто под маской, а в руке на манер скипетра он держит ветку боярышника» [5].
В этих обычаях Дж. Фрезер видит двойников немийских Царей Леса. В тоже время можно предположить более древнее происхождение описанных обычаев от обычаев умбров сдирать древесную кору ранней весной, обряжать корой голову священного животного – коровы. Отсюда и происхождение слова «корона».
Подводя итоги своим описаниям, посвященным обычаям поклонения и предания смерти духов деревьев Дж. Фрэзер пишет:
«Имея эти греческие и скандинавские параллели перед глазами, мы едва решимся отбросить за негодностью гипотезу, согласно которой во Фригии человекобога каждый год вешали на дереве, священном, но роковом» [5].
Добавить к этим выводам можно следующее, что жестокий, варварский обычай вешания человека на дереве со временем был заменен на вешание животных на дереве, а затем и чучел или кукол. В современную эпоху мы видим отголоски этого обычая в виде украшения новогодней елки, ничуть не вспоминая об его истоках.

О тайне Гордиева узла я уже писал ранее [8].


Сокращения

СПИ – Слово о полку Игореве
ПВЛ – Повесть временных лет

Ссылки
1. В. Я. Пропп «Исторические корни волшебной сказки»
2. А. Шаров, Истинная история царя Мидаса, http://www.101mif.ru/midas.htm
3. Мидас, http://www.sno.pro1.ru/lib/graves/56-84/83.htm
4. Фригия, Википедия
5. Дж. Фрэзер, «Золотая ветвь».
6. Дэвид Рол. Генезис цивилизаций, изд. «ЭКСМО», Москва, 2002 г.
7. В. Н. Тимофеев, «Как рождаются мифы», http://www.tezan.ru/dan_5.htm
8. В. Н. Тимофеев, Фразеология «Гордиев узел», http://www.tezan.ru/rus_5.htm