Поездка на пиво. Ч. 2. Томас

Продолжение.
Начало: Поездка на пиво. Ч.1. Марина
http://www.proza.ru/2015/09/15/85

Томасу никак не удавалось жениться, и это порождало в нём чувство неполноценности. Друзья, знакомые, и даже родные считали его закоренелым холостяком, а он спал и видел себя в уютном домике, с газоном, тремя милыми ребятишками и красавицей женой, пахнущей яблоками и пирогами. И не то, чтобы он был некрасив или несостоятелен, нормальный мужчина, и женщины его стороной не обходили, но всё как-то не складывалось.

Марина с сыном обратили на себя его внимание сразу, в первый же день их появления в курортном доме. К тому же, в столовой, их посадили за соседний столик и он, даже не желая того, мог слышать большую часть их немногословных разговоров. Всегда спокойные, приветливые и доброжелательные, они вызывали невольное уважение. Иногда он ловил на себе взгляды Марины, в них сквозил вызов и немой вопрос.

Его пребывание в санатории подошло к концу, и он понял, что не может уехать даже не попытавшись познакомиться поближе.
– Простите, вы бывали в Германии? – спросил Томас, встретив Марину и Вадима на выходе из столовой.
– Мы ездили на экскурсию, – улыбнулась Марина, – а Вы что, тоже хотите поехать туда? Тогда обязательно попробуйте местного пива, очень вкусное.
– Спасибо! – рассмеялся Томас. – Я там живу, в Германии, я хотел пригласить вас на экскурсию, но раз вам так понравилось пиво, то безусловно и на пиво.
– Спасибо! – улыбка смущения осветила лицо Марины. – Мы уже были на этой экскурсии, теперь надо или ехать самим, или на другую экскурсию записываться.
– Вы меня не поняли… – Томас никак не мог подобрать наиболее убедительную фразу на русском языке. – Не спешите отказываться, я сейчас объясню. Я приехал сюда на своей машине и завтра, в пять утра, уезжаю обратно. Я предлагаю вам поехать со мной. Мы посетим очень красивые места, какие вы не увидите ни с одной экскурсией, и отведаем самые вкусные блюда немецкой кухни и самое знаменитое пиво, а затем я посажу вас на поезд, которым вы сможете вернуться обратно.

Марина вопросительно посмотрела на сына, но тот только чуть заметно пожал плечами. Томас видел, что Марина колеблется и решил вбить последний гвоздь: «Мне самому давно хотелось снова побывать в тех местах, но одному скучно, да и отпуск заканчивается, когда ещё смогу выбраться, а так – по пути … соглашайтесь».

Дорогой Марина оживлённо болтала, он не вслушивался, наслаждаясь переливами интонаций её милого голоса. Вадим, в основном, молчал, заинтересовали его только ветряные электростанции. Томас счёл это за добрый знак, поскольку прихватил с собой в отпуск журналы со статьями о программе «100 МВт ветра» и ветроэнергетике, да так и не заглянул в них, а теперь они пришлись очень кстати.

Вечером, когда уже пора было ехать на вокзал, Марина с сыном попросили показать им дешёвую гостиницу, чтобы остаться ещё на один день. А ночью, неожиданно для Томаса, Марина пришла к нему в номер.

Через неделю Томас, уже на правах старого знакомого, пригласил их в Берлин и, пока Марина изучала магазин женской одежды, серьёзно поговорил с Вадимом, честно рассказав ему о себе и своих мотивах. Вечером, за аперитивом, он сделал Марине предложение.

Быт Томаса резко переменился, словно это были разные жизни. Они с матерью решили, что две хозяйки на одной кухне – не самый лучший вариант. Чтобы снять отдельное жильё и дооборудовать его, Томасу пришлось забрать часть денег из отложенных на покупку дома. Но это ничуть его не расстроило, он пребывал в радостном ожидании, и с удовольствием обустраивал квартиру для комфортной и, как он надеялся, счастливой жизни.

Марина оказалась превосходной хозяйкой – квартира блестела, бельё и одежда сияли, холодильник был полон наваренной еды, а на столе и в шкафу всегда стояла разнообразная выпечка. В кухне так вкусно пахло, что лишний раз туда было лучше не заходить, чтобы не соблазняться.

Первое разочарование не заставило себя ждать. И кто придумал, что женщины, с просторов бывшей советской империи, разумные и покладистые. Марина оказалась упрямой и непоследовательной. Томас не хотел, чтобы пасынок повторил его судьбу. 
Мужик должен жить сам, хоть в медвежьей берлоге, но чтобы было куда привести девушку и не бояться, что кто-то не спит, ожидая твоего возвращения. Он не может обижаться на мать, она безусловно любит его и хотела, как лучше, когда много лет назад потребовала, чтобы Томас возвращался не позже одиннадцати и ночевал дома: «Девушек много, а я у тебя одна. Я с ума схожу, думая, что что-то случилось». «Мама, но я же звоню». «Этого недостаточно, ты ещё слишком молод, потерпи пару годков, выучишься, устроишься на нормальную работу, купим тебе квартиру…»  Много лет прошло с тех пор, а такой девушки он больше так никогда и не встретил...

Он предложил Марине снять для Вадима отдельную квартиру, но она даже и слушать не стала. А когда Томас присмотрел для них дом, со спальней для Вадима, супруга вдруг заявила, что Вадим с ними вместе жить не будет. Томас не стал разбираться в особенностях женской логики, он просто поговорил с Вадимом, объяснив тому ситуацию и пообещав материальную и любую другую поддержку на всё время обучения, а при необходимости и в дальнейшем. «Ты теперь мой сын! – сказал он пасынку. – Мой дом – твой дом, а твоя спальня всегда только в твоём распоряжении».

Вадим оценил помощь и тактичность Томаса. Ему импонировало, что отчим относится к нему серьёзно и советуется с ним, прежде чем принять какое-то решение в отношении семьи. И, в дальнейшем, Вадим часто советовался с Томасом, а при возникновении проблем, предпочитал обращаться за помощью не к матери, а к отчиму.

Следующее недоразумение возникло, когда они купили дом. Томас хотел записать приобретённый дом на свою мать, так они могли сэкономить на различных платежах, но супруга устроила такой демарш, что он понял: куда дешевле будет заплатить дороже. И хоть её недоверие оскорбило его, Томас не подавал вида, понимая, что перед ним другой человек, с другими позициями и жизненным опытом.

Марина забеременела и Томас взял дополнительную работу. Он и изначально знал, что супружеская жизнь лёгкой не будет, однако неприятные сюрпризы сыпались, как из рога изобилия.

Марина заявила, что одёжка и постельные принадлежности для младенцев слишком дорогие, и занялась шитьём, приобретя подержанную швейную машинку и скупая кучу всякого хлама. Томас полагал, что его первенец достоин лучшего и предлагал купить готовый комплект в специализированном магазине. Но говорить с этой женщиной, если она что-то решила, было бесполезно. Она просто не слушала, и обрывала разговор, ссылаясь на то, что он недостаточно хорошо говорит по-русски, а его немецкий она и вообще не понимает.

В доме стало грязно и неуютно, холодильник почти опустел, исчезли пирожки и коврижки… в кухне пахло горелым и перекисшей капустой…. Марина перестала обращать внимание на мужа и сына. Все её разговоры крутились вокруг шитья:
– Глянь, как красивее так или так? – обращалась она к тому, кто попадался на глаза.
– Но они же одинаковые.
– Как же одинаковые, тут полосочка справа, а тут слева… тут бантик, а тут розочка из двух бантиков…

Пошитого было так много, словно она собирается родить не одного младенца, а по меньшей мере десяток. И даже письменные расчёты Томаса, доказывавшие что её покупки, превышают цены на готовые комплекты, Марину не убеждали. Сначала они с Вадимом, отказывая себе в отдыхе, пытались помочь ей с домашней работой, но потом поняли, что это бессмысленно. Лучше в доме от их помощи не становилось, всё освободившееся время Марина отдавала шитью.

Машинка была такая архаичная, что матери Томаса стало жаль невестку и она, посоветовавшись с сыном, подарила Марине новый швейный агрегат со всеми прогрессивными наворотами. Томас не возражал, всё равно шьёт, так пусть хоть устаёт меньше. Если б только он мог предвидеть, что за этим последует! Марина, в благодарность, пошила его матери платье, и той пришла идея, как заставить увлечение Марины работать на семью. Сначала она привела своих подруг, которые заказали для себя несколько фасонов одежды из журналов мод, и убедилась, что диапазон возможностей невестки гораздо уже, а затем помогла ей оформить лицензию на пошив изделий для младенцев и детской одежды. Это ещё больше отдалило Марину от мужа и сына.

Томас ожидал, что вечера они будут проводить вместе, обмениваться событиями дня прожитого и планировать будущее, однако Марина не покидала своей рабочей комнаты, а если супруг заходил к ней говорила, что он ей мешает. Когда Вадим бывал дома, они с Томасом устраивались в гостиной, перебирая различные темы то на русском языке, то на немецком и английском, выискивая общие корни и вспоминая первоначальные значения латинизмов и заимствований из других языков. Такие вечера излечивали Душу Томаса от тягостной атмосферы одиночества, царящей в доме.

Но вскоре Томас и сам перестал искать общения с Мариной. И причиной тому стал Людвиг. Долгожданный Людвиг!

Томас был изначально удивлён сроками беременности, но не хотел верить, убеждая себя, что это диагностические погрешности, однако когда он увидел новорождённого, все его надежды рухнули. Тайком ото всех, он заказал генетическую экспертизу, и она подтвердила его наихудшие подозрения. Первой мыслью Томаса было – развестись, но он пожалел Вадима. Как он мог объяснить парню причину развода?! Это бы навсегда поссорило Вадима с Мариной, а лишить пасынка матери ему не хотелось. Какая бы она ни была, а начав подрабатывать, тайком от него, давала сыну деньги. Он про себя посмеивался: «На один раз угостить подружку коктейлем только бы и хватило», – но помалкивал, убеждая пасынка, что главное не количество, а побуждения, ведь это тоже было проявлением любви и заботы.

Оставаясь один, Томас переживал и надсмехался над собой: надо было столько лет выбирать и перебирать, чтобы в результате жениться на шлюхе. «Это меня Бог наказал, – думал он, – за ту мою милую ненаглядную девочку, которую я подло оставил, не сумев отстоять свои чувства перед мамой. Но как бы я мог обидеть маму!? Мама наверно в конце концов поняла бы меня. Да что теперь об этом?! Жизнь – спектакль однодневка. Без репетиций и повторений».

Томас не был ханжой, и у него и у Марины, до их встречи, была длинная жизнь… Но одно дело «до…» и совсем другое сразу перед свадьбой. По всем срокам получалось, что Марина зачала, когда поехала после обручения на родину, приводить в порядок свои дела и оформлять документы. Он уговаривал себя, что раз уж решил сохранить семью, то должен простить Марину и полюбить Людвига, ведь пацанчик не виноват, что его мать гулящая. Томас всегда посмеивался над ревнивцами, а теперь никак не мог справиться с обуревавшими чувствами. Вид Марины с младенцем вызывал в нём почти физическое отвращение, навевая навязчивые картины её спаривания с другим мужиком и появления вслед за этим Людвига с лицом этого самого мужика, улыбающимся и строящим ему рожи. Марина стала ему противна, как общественный туалет, куда ходишь по надобности, но садиться на судно, без особой нужды, брезгуешь.

Однако жизнь продолжалась, и через год Марина родила Лукаса, а ещё через два – Софи. Томас любил всех четверых детей одинаково, однако Людвиг, словно ощущая что-то своим маленьким сердечком, сторонился и боялся его, аж до того смешного случая, когда соседи, обратив внимание на необычные крики, вызвали полицию.

Марина никакого другого времяпрепровождения, кроме шитья и знать не хотела. Её нервировали попытки Томаса приучить детей к чтению, музыке, спортивным занятиям. Она не понимала зачем он рассказывает детям о травах, деревьях, птицах…, для чего нужен турник во дворе, зачем он берёт их с собой на вечерние пробежки, водит в театр, на выставки... «Ты их перегружаешь. Они ещё маленькие и всё равно ничего не понимают, – говорила она, – вот пойдут в школу, там всему научат». Когда Томас был дома, она старалась забирать детей в свою мастерскую.

Эффект от действий Марины не заставил себя ждать. Однажды, вернувшись с работы, Томас застал в своей комнате странную картину: его парадные рубашки валялись на полу, отрезанные рукава и воротники, перемежались с кусочками галстуков, а посреди всего этого безобразия сидела, его маленькая принцесса – Софи с ножницами в одной руке и очередной жертвой творческого экстаза в другой. Он попытался уговорить дочку отдать ему ножницы. Но упрямством Софи была вся в мать, она спрятала ручонку с ножницами за спину и стала отступать назад. Томас испугался, чтобы она не споткнулась и не поранила себя. Он бросился к ней, плотно обхватив маленькое туловище и, зажав ручонку, попытался объяснить, что так играться с ножницами опасно. Софи попыталась освободиться из его железных тисков, а когда ей это не удалось, заверещала. Тогда Томас силой отобрал у ней ножницы и начал переодеваться. В этот момент в комнату влетели запыхавшиеся братья-разбойники, услышавшие со двора отчаянные вопли сестры, и увидев плачущую на полу Софи и снимающего ремень отца, бросились на него, с криками: «Не надо!».

Полицейский патруль, находился в нескольких минутах от дома, когда поступил сигнал, поэтому, когда стражи порядка поднялись в спальню Томаса, они застали его с двумя, дрыгающими ногами сыновьями под мышками, вопящими: «не бей её!» и плачущей от обиды, что её старания остались неоценёнными, дочкой.

Томас, вместе с полицейскими, пытался выяснить у сыновей почему они бросились на него, когда заявилась Марина. Её знаний языка хватило только на несколько выхваченных из контекста слов и, решив защитить семью, она начала доказывать полицейским, что ничего страшного не произошло, что Томас не ударил, а шлёпнул девочку и что это впервые, что он сорвался из-за дорогих вещей, что раньше он никогда так не поступал… и всё в таком же духе.
– Я знаю своего мужа. Он добрый человек. А девочка заслужила наказание за то, что испортила хорошие вещи, но конечно бить не надо было…
– Наказания?! – полицейские впали в шок. – Вы позволяете себе наказывать детей?!
– Мама, ты же сама говорила, что папины рубашки плохие, что без воротников они были бы красивее… – ещё пуще заплакала Софи.
– Отец ударил тебя? – спросили ребёнка, вконец запутавшиеся, полисмены.
– Он забрал у меня ножницы, – в голосе Софи звучала обида.
– Вы видели, как он ударил сестру? – обратились они к мальчикам.
– Софи плакала, а папа снимал ремень, мы думали он ударит её, как в кино.
– В кино?! – поразился Томас.
– В каком кино? – удивился полицейский.
– У мамы по телевизору…
– Правда, правда там так показывали, вот мы и подумали… – поддержал Лукас брата.
– Вы разрешаете детям смотреть телевизор?! – полицейский в недоумении уставился на Марину.
– Телевизор?! Какой телевизор?! – Томас с возмущением посмотрел на супругу.
– Я учу детей кроить и шить, – ответила Марина, а когда занята, просто включаю им видео со старыми фильмами, которые сама очень любила в детстве.
– Вы не знаете, что это запрещено?!
Марина молчала, и Томасу пришлось соврать, что в силу плохого знания языка она могла не понять его, когда он объяснял ей законы, касающиеся детей Германии, и просить о смягчении наказания, поскольку это в первый раз и больше такого не повторится.
– Но Вы действительно снимали ремень?
– Я просто начал переодеваться… – Томасу становилось смешно.
– Отец раньше вас когда-нибудь бил?
Мальчишки дружно замотали головами, покраснев до кончиков волос и еле удерживая, нависшие в глазах, слёзы: «Папа, прости нас, там показывали… мы просто подумали…» «Ладно, разберёмся…» – махнул рукой Томас.

Когда всё улеглось, он собрал детей в своём кабинете, несмотря на отчаянные протесты Марины. Он считал, что супруги не должны ссориться или спорить при детях, но этот случай был особым.
– Мама, я, Вадим, вы, бабушка – мы все одна семья, мы должны любить друг друга и доверять друг другу… – объяснял он притихшим ребятишкам. – Вы должны знать, что я очень люблю вас и никогда не обижу…
– А я слышал, как мама разговаривала по телефону и сказала, что ты меня не любишь? – сказал Людвиг. – Я не подслушивал, мы игрались в прятки и я сидел под столом.
– Мама не могла так сказать, ты что-то напутал. – попробовал успокоить сынишку Томас.
– Нет, она так и сказала: Томас не любит Людвига…а Людвиг его боится…
– Конечно я тебя люблю! Иди сюда! – Томас обнял ребёнка и посадил к себе на колени. – Скажи, я разве когда-нибудь тебя Лукаса, Софи или Дима обижал? Вот видишь, никогда. И никогда не обижу, потому что вы мои дети и я вас очень люблю.

Людвиг облегчённо вздохнул, как будто сбросил с худеньких детских плеч неподъёмный груз и, уткнувшись носом в отцовскую грудь, зашмыгал носом. Лукас с Софи тоже перебрались к отцу на колени, гладя и целуя его оцарапанные щёки. У Томаса защекотало в носу, и он приложил все усилия, чтобы самому не расплакаться.
Рассказывать Марине о разговоре он не стал, не желая услышать ни правды, ни вранья, семь лет – большой срок…

Марина не слишком заморачивалась нюансами ведения бизнеса, полагая, что для его успеха достаточно пошить нечто яркое, блестящее и сверкающее. Вначале Томас пытался её переубедить, предлагал записать на курсы кройки и шитья, бизнес курс, но Марина с гневом отвергла его инициативы заявив, что не первый год живёт и знает, что и как делается.

Когда мать Томаса решила придать рвению невестки нужное направление, она нашла дизайнера детской одежды и наняла двух опытных портних, работа которых и покрывала 95% от продаж, надеясь, что Марина будет набираться опыта и совершенствоваться. Но невестка не желала ни учиться, ни менять стиль работы, а бизнес требовал увеличения объёма продукции. Тогда мать Томаса и придумала взять кредит, под свою квартиру, и предложить Марине снять помещение, под пошивочную и бутик, и нанять туда работниц, в качестве которых и подсунула ей уже работающих на них портних. Неплохо изучив характер невестки, о работе дизайнера она даже не заикалась, принося портнихам уже готовые лекала.

Томас сердился на мать, за то, то она заложила квартиру. Марина обманывала его, и он не мог ей доверять. Но расстраивать мать и настраивать её против малыша ему не хотелось, потому и все его реплики звучали неубедительно.

Марина очень гордилась «своим делом», даже не подозревая, что основной его тягловой силой была её свекровь, Эмили. Она видела, что её работницы шьют ещё какие-то вещи, но считала это их собственной инициативой и, будучи от природы женщиной доброй, не только не запрещала, но и отдавала им часть процентов с продаж. Они отдавали эти деньги Эмили, а она – Томасу.

Дом требовал постоянных небольших ремонтов, надо было оплачивать кружки для детей, а то и брать репетиторов. Ни брат, ни сестра не хотели отставать от Людвига. Они полностью прошли с ним материал за первый класс, и во втором уже учились все вместе. По многим предметам Томас занимался с детьми сам, находя недостающие знания в интернете, но некоторые темы требовали педагогической подготовки. Троица была неразлучно, хоть и с разными увлечениями: Людвиг хотел учиться музыке, Лукас – техническому моделированию, а Софи – рисованию. В результате они стали заниматься во всех трёх кружках вместе, и устраивать домашние выставки, концерты и спектакли. Особенно поражала всех крошка Софи, не уступавшая братьям ни в фантазии, ни в усидчивости, ни в усвоении уроков. Томас и Эмили не могли на них нарадоваться, и только Марина была недовольна, что дети теперь реже бывают у ней в мастерской.

Томас, наконец, смог позволить себе десятидневный отпуск и предложил Марине поехать всей семьёй в путешествие.
– Что за отдых с детьми?!  – пожала плечами Марина. – Пусть Эмили присмотрит за ними, а мы с тобой нормально отдохнём.
– Но мы же так редко собираемся вместе. – удивился Томас, никак не ожидавший такого ответа. – И Дима с Хельгой могли бы позвать.
– Вот ты и зови, если хочешь, – неожиданно резко возразила Марина, – а я от вас всех тут отдохну.

Томас ещё несколько раз пытался уговорить супругу, но безрезультатно. Марина, как всегда, упёрлась на своём первом решении: или они едут только вдвоём, или пусть едут без неё. Он понимал, что оставшись на неделю наедине, бок о бок, они вероятно смогли бы восстановить прежние отношения, жена больше не вызывала в нём неприязни, но даже представить себе не мог отдыха без детей. Он столько лет мечтал о палатке на берегу реки, птичьих голосах по утрам, мелькающих мячах, неспешных вечерних разговорах... «Да ты сам, как ребёнок. – ответила ему Марина, узнав, что он планирует поездку на природу. – Тебе тут деревьев не хватает?! Вон обсадил дом так, что в окнах темно, тоже мне, романтика. Нет, если уж ехать, то в комфортный отель, с хорошим рестораном и видом на море». «И ты поедешь?» – ухватился за слова Томас. – «Поеду, если только я и ты».

Неуступчивость супруги Томас воспринимал, как следствие многолетнего опыта матери-одиночки, привыкшей опираться только на себя, и старался с ней не спорить. Но, как бы ни хотелось ему наладить более тёплые отношения с Мариной, вопрос выбора между ней и детьми не стоял.

Вернувшись домой, дети поспешили поделиться впечатлениями с матерью.
– Ну это такая птичка с синенькими и беленькими зеркальцами на крылышках… – начал объяснять Людвиг.
– Что ты выдумываешь?! – прервала его Марина. – Какие зеркала на крыльях у птиц?! Не знаешь, как называется, так и скажи.
– Я знаю, на немецком, – возразил мальчик, – а на русском хотел у тебя спросить.
– Зачем ты так с ним?! – укорил Томас жену, отправив детей переодеваться и мыться. – Они же к тебе с такой радостью! Марина странно посмотрела на него и, ничего не ответив, ушла в свою спальню.

Поездка всем так понравилась, что они стали чаще собираться по выходным дням, выезжая на природу, или проводя их в доме Томаса и Марины. Фрау Эльза, мать Хельги, предложила детям вести дневники природы, делая снимки и записи. Сначала думали, что у каждого ребёнка будет свой дневник, но потом и сами взрослые, так увлеклись этой идеей, что Вадим сделал семейный сайт в интернете, который неожиданно стал пополняться снимками и рассказами других семей из разных земель страны и даже из-за границы. Сайтом занимался, в основном, младший брат Хельги, Клаус. Но уже через пару месяцев материалов стало так много, что пришлось создавать тематические разделы, и вскоре вокруг сайта образовался небольшой клуб, так что им всем пришлось вести переписку, отвечать на вопросы и помогать Клаусу поддерживать порядок.

Они попытались привлечь и Марину, предложив ей вести «Русскую страничку», но безрезультатно. «Некогда мне заниматься вашими глупостями, – осадила она Вадима, – кому-то и работать надо». «Выходит Софи была права…» – Вадим задумался. Сестра давно жаловалась ему, что мама изменилась, что она не любит, ни их, ни папу, никуда не хочет с ними ходить, а когда они собираются в столовой, гостиной, или на площадке у дома, старается побыстрее оттуда уйти. Но когда он приезжал, мать была весела, со всеми улыбчиво общалась, и он считал всё – детскими фантазиями сестры. Сначала Вадим хотел поговорить с Томасом, однако потом подумал, что ведь он сам давно чувствовал отчуждение матери, просто не желал себе в этом признаваться, но со всеми своими проблемами и просьбами шёл к отцу (так он уже давно называл заочно Томаса). А через некоторое время, Томас сам начал разговор о Марине.

Это было самое счастливое время в жизни Томаса. Единственной грустной ноткой была супруга. Дом жил как бы двойной жизнью: с одной стороны семья, со всеми радостями, заботами, проблемами..., а с другой – Марина, спрятавшаяся за своё шитьё, как за крепостной вал.

«Ей чем дальше, тем труднее с нами, – думал Томас, – она плохо знает немецкий, а дети – русский. Можно конечно обучать их русскому языку, но это не решает проблем самой Марины. А что если предложить ей обучать их? Тогда Марине поневоле придётся пополнить свой запас немецких слов и выражений». Однако супруга отвергла и это его предложение, заявив, что она не преподаватель.
– А ты сделай, как я, – попытался уговорить её Томас, – просто выбирай интересные темы и разговаривай с ними, например о музыке, о рисовании…
– И зачем?! – удивилась Марина. – Для чего мне надо, чтобы они могли разговаривать о музыке на русском языке?!
– Выбери другую тему. Просто больше общайся с ними вне своей мастерской.
– Я подумаю. – сказала Марина.
На этом всё и закончилось.

Томас решил поговорить с Вадимом, надеясь, что сына Марина послушает. Они долго советовались и наконец решили, что Марине надо побыть вне дома, отдохнуть: Томас оплатит двухнедельный санаторный курс, а Вадим преподнесёт его матери от своего имени, в качестве подарка. Увы, Марина передарила его Эмили, единственному человеку, который, как она считала, понимал и поддерживал её. Изумлённая неожиданным подарком, Эмили предложила Марине поехать вдвоём, но та отказалась.

Марина увлеклась ришелье, и оно у неё выходило очень даже не плохо. Окружающие искренне восхищались новыми узорами, которые вылетали из-под её рук, как печённые пирожки. Она ввела элементы ришелье в модели женской и детской одежды и, получив несколько призов и дипломов на разных выставках, оставила всю остальную деятельность, полностью посвятив себя новому увлечению. Благодаря поездкам на всевозможные презентации и общению с коллегами, Марина стала гораздо лучше понимать и говорить по-немецки, и даже вспомнила некоторые английские слова, которые изучала когда-то в школе и институте. Однако на семью у неё времени по-прежнему не было. И её больше не трогали, предоставив Марине возможность жить так, как ей хочется.

Вадим с Хельгой, наконец-то, решили официально зарегистрировать свой брак. Трудно сказать, что больше способствовало этому: беременность Хельги или яркая и весёлая свадьба Клауса, на которую съехались многие члены их клуба «Дневники природы». Однако радость Томаса быстро сменилась грустью. Оказалось, что была и ещё одна причина для официальной регистрации – Вадима пригласили на работу в Калифорнию, дети покидали страну.
 
Эмили всё труднее становилось удерживать на плаву бизнес Марины и она попросила помощи у неразлучной троицы – Людвига, Лукаса и Софи, которые тут же, с энтузиазмом взялись за дело, начав с освоения основ бизнеса и создания компьютерного журнала мод для детей и кукол.

Время шло, и уютный дом, так тщательно создаваемый и оберегаемый Томасом, начал пустеть. Его чудесные детки, его милые птенчики, становились на крыло. Людвиг пошёл в армию и Лукас с Софи притихли, тоскуя по брату. Томасу тоже было грустно, но ещё больший удар ожидал его впереди – не стало мамы, его умной, энергичной и всегда ласковой мамы. Он знал, что это случится, и всё равно не был готов, тяжело переживая утрату.  Переживала и Марина. Но если Томас искал спасения в общении с детьми и работе, то Марина закинула все дела и целыми днями просиживала у себя в мастерской, рисуя какие-то невообразимо-фантастические узоры. Надо было или объявлять себя банкротами, или спасать бизнес. Лукас с Софи всеми силами старались помочь, но они ещё не достигли совершеннолетия.  Неожиданная помощь пришла от Хельги, взявшей на себя всю работу, проделываемую прежде Эмили.

Вскоре дом совсем опустел, Лукас ушёл в армию, а Софи прошла по конкурсу на получение стипендии в школу искусств в Италии. Томасу больше незачем было оставаться в доме, тем более, что они с Мариной уже тяготились друг другом, и он решил временно, пока не вернутся дети, пожить в квартире матери.

Но жизнь строит свои планы. Людвиг, а за ним и Лукас, отслужив, поступили учиться и поселились в студенческих городках. Они рано завели собственные семьи, и Томас понимал их желание жить отдельно от всех. Софи продолжила учёбу в Италии, в Академии Искусств и, приехав на очередные каникулы, привезла познакомить с родителями своего мужа, Бени. Юноша производил хорошее впечатление и Томас радовался за дочь, но было одно «но»: после окончания учёбы, он собирался вернуться домой, в Израиль, и забрать с собой Софи.

Томасу не хотелось, чтобы дочь уезжала в Израиль. Он знал, как небезопасно и тяжело жить в этой стране. Но вспоминая свой собственный печальный опыт, долгое одиночество Марины, свою мать, так и не вышедшую замуж после гибели отца… не хотел ей препятствовать. Да и вряд ли бы сумел это сделать, даже если бы и захотел.

– Мне ужасно не хочется отпускать тебя, – сказал он, прижимая к себе Софи и вытирая украдкой предательскую слезу, но как же я могу тебя удерживать. Береги её! – сказал он Бени. – Другой такой нет на всём белом свете.
– Я знаю! – улыбнулся ему молодой человек. – Спасибо Вам за неё! Она много мне рассказывала о Вас и о братьях, и я буду очень рад, если вы и меня примите в своё семейное братство.
– А куда ж мы денемся?! – рассмеялся Томас и обнял парня, стараясь не выказывать поселившуюся в Душе тревогу.
– Не волнуйтесь! – понимая его чувства произнёс Бени. – Мы ещё как минимум полгода будем в Италии. А когда немного обустроимся в Израиле, Вы приедете к нам в гости и увидите какая это красивая страна и что всё не так страшно.

Томас очень скучал по детям, ему было тяжело примирить себя с мыслью, что они выросли и стали вполне самостоятельными личностями. Но ещё тяжелее было Марине. Если раньше она любила сидеть в своей комнате и выдумывать новые фасоны или узоры, то теперь не могла ни на чём сосредоточиться и бродила по дому, не находя себе места. Когда приезжал Томас, привозя ей продукты, или сыновья, она делала вид, что всё в порядке, но залежи пыли на швейных принадлежностях и чертежах свидетельствовали об обратном.

Переживая за Марину, Томас переговорил с Вадимом, и Вадим с Хельгой уговорили мать приехать к ним погостить и познакомиться с внуками. Из Америки Марина домой не вернулась. Она позвонила Томасу и, долго извиняясь и объясняя, попросила у него развод. Томас не возражал. Теперь они с Эльзой смогут наконец съехаться и перестать скрывать от детей свои отношения.

Иосиф, новый муж Марины, оказался мужиком эрудированным, компанейским и лёгким на подъём. Он с энтузиазмом участвовал в «Дневниках природы», помогал Хельге совершенствовать структуру семейного бизнеса, находить новых поставщиков и рынки сбыта, с удовольствием откликался на все семейные мероприятия. Казалось, что он спешит добрать всё, что не додала ему жизнь в предыдущие годы. Видя, как этот человек преодолевает десятки километров горных тропок, никто бы и подумать не мог, что он передвигается на двух протезах. Да наверно никто бы и не узнал, если бы не та, роковая, авария…

Они впервые решили собраться всей большой семьёй, со всеми отпрысками и боковыми ветвями. Возможно они захотели получить от судьбы больше, чем она рассчитывала им дать. А может она решила, что им не так просто, всем одновременно, освободиться от дел, чтобы съехаться в одно место, и сэкономила на двух потенциальных встречах.

В палату ввезли Иосифа, на каталке.
– Твои ноги! – С трудом выдохнул Томас, поняв по конфигурации простыни, прикрывающей нижнюю часть туловища друга, что под ней ничего нет.
– Мои вторые ноги скоро сделают. – Иосиф попытался изобразить на лице улыбку. – А первых нет уже больше двадцати лет. Ты лежи, ни о чём не думай, тебе нельзя волноваться.
– Мне уже всё можно. – прошелестел губами Томас, преодолевая мучившие его, несмотря на все лекарства, боли. Он видел, что в комнате собралась почти вся семья, за исключением Элизы и младших внуков, и прекрасно понимал, что это означает. Сначала он хотел спросить про Элизу, но потом разыскал глазами Клауса и всё понял. Оставался ещё всего один вопрос…
– Марина.
– Да, Томас, я здесь. – Марина подошла к его изголовью и наклонилась над ним, погладив его руку.
«А то я не вижу, что ты здесь…» – подумал Томас. По его лицу скользнула тень ухмылки, и все восприняли это, как улыбку удовлетворения от того, что она рядом.

Марина, потом, так всем и рассказывала, что Томас, перед смертью, хотел видеть не Эльзу, не детей, а только её, что именно к ней были обращены его последнее слово и последняя улыбка. «Он понимал, что виноват передо мной, – говорила она, – ведь я планировала совсем другую жизнь, когда согласилась выйти за него замуж. Женщина не должна заниматься бизнесом и гробить на него всё своё время, это удел мужчин. Но у меня просто не было выбора, надо было содержать дом, семью, старшего сына…»

На самом же деле, Томас хотел задать ей единственный вопрос, на который всю жизнь искал, и так и не сумел, найти ответ: «Почему она изменила ему, тогда, накануне их свадьбы?», но рядом был Людвиг, и он ни о чём не стал спрашивать…

Томаса и Эльзу похоронили рядом. После похорон все вернулись в дом, разговаривать никому не хотелось. Вадим поднялся в комнату сестры и застал там обоих братьев.
«Расскажи про отца и маму, – попросила Софи, – ты же уже был взрослым, когда они встретились. Какие они были?»

Вадим вспомнил восторженный взгляд Томаса и пылающие глаза матери, их постоянные переглядывания в столовой и как она, босиком, на цыпочках, ушла ночью в комнату Томаса, думая, что сын спит…
– Они влюбились друг в друга с первого взгляда. – Вадим задумался …
– Почему же она изменила ему? – неожиданно спросил Людвиг.
– Изменила?! – братья и сестра недоумённо уставились на него.
– Я случайно услышал, как она разговаривала по телефону. – Людвига передёрнуло. – Она так прямо и сказала: «Людвиг не сын Томаса, и они оба, вероятно, это чувствуют, Томас не любит мальчика, а Людвиг его боится».
– Я помню, как ты рассказал об этом папе. – отозвался Лукас. – Выходит, ты тогда не сказал ему всей правды…
– Кому приятна такая правда?! – Людвиг горько усмехнулся.
– Ты что действительно боялся отца?! – удивилась Софи.
– Я боялся, что он прогонит меня. А когда папа сказал, что я его сын, я понял, что он ничего не знает.

«Ты мой сын!» – на глаза Вадима навернулись слёзы, так хорошо была ему знакома эта фраза. Теперь он многое понял. Отныне он был старшим в семье и её хранителем.