Памяти ВОВ. Зверь и Вьюн...

                ПАМЯТИ ВОВ.
                ЗВЕРЬ И ВЬЮН.

    Об этом случае как-то рассказал отец, когда мы с сестрой и братом пришли к нему в компрессорную в воскресенье.

    Напоив нас духмяным чаем с душицей и бояркой, порадовав куантом*, решил развлечь рассказом.

    Тема ненароком коснулась еды и продуктового снабжения на войне, которую папа прошёл до конца. Вот тогда и услышали поучительную и безжалостную историю Кузьмы по прозвищу «Зверь».


    «– …Не вспомню, когда он появился впервые в части? Нас же всё перебрасывали с места на место. Оркестрик маленький, всего-то восемь-десять человек, вот и швыряли нас, как котят, по местам боевых действий для поднятия морального духа бойцов. Только когда меня, наконец, приписали к одной части, там и узнал эту историю про сурового псковского Кузьму.

    Он был настоящим богатырём: двух метров, не ниже, да и весом бог не обидел – кило сто пятьдесят, не меньше! Крепкий, с пудовыми кулаками, кузнец, не иначе. Почему в поварах оказался, не знаю. По ранению, может быть? Но кашеваром он оказался знатным! Начальство норовило к обеду подоспеть с гостями, всякие проверяющие и прочая надзорная орда тоже там прикармливалась. Хорошо готовил Кузьма, не откажешь ему в этом. Только характер был суровым и неуживчивым, склочным и, эээ… в общем, тем, что дурно пахнет.

    Нет, солдатики не сердились, понимали, что серчает на халявщиков да ворюг разных, ревниво охраняет социалистическую собственность. Вот и отомстил Кузьма как-то такому ловчиле надоедливому.

    Был в роте один скользкий тип еврейской национальности. Нет, ничего против сей нации не имели, но этот был уж очень гнилым, ненадёжным каким-то, вертлявым, всё что-то выискивающим и вынюхивающим. Так и прозвали его “Вьюн”.

    Однажды тот Вьюн и допёк Кузьму.


    Подозрительно часто стал появляться на полевой кухне, слезливо выпрашивал то кусочка, то обрезочка, то глоточка…

    Всё у него было мало да недостаток! А то мы больше видели той еды! Да всем было голодно и туго! А этот, нет, всё клянчил: “Дайте кусочек хлебушка – баланды немного осталось”, “Отлейте супца ложечку – кусманчик хлебца осталось”. Надоел всем!

    Кузьма приметил надоеду и затаил злобную мыслишку.

    Дождался, когда появился опять на кухне возле котлов и стал крутиться рядом, жадно принюхиваясь к каше с мясом, делать вид, что помогает…

    Повар враз попрятал все миски-плошки, стал смачно перемешивать огромным половником варево, качать восхищённо головой в колпаке:

    – Ай, славна каша нонче удалася… Ай, спасибо ротному – конягу молодого достал где-то… Ай да кашка перловочка, да ещё с мясцом!

    Вьюн потерял голову то ли от голода, то ли от жадности, кинулся к котлу.

    – Дай попробовать! Ну, кусманчик! Ну, ложечку хоть!

    – А чего ж не дать? Можно… – растерянно развёл руками. – Да посуду, вишь, забрали на санобработку. Ни плошечки! Не во что тебе отвалить…

    – Ну, в пилотку дай!

    – Не, кашка наваристая нынче – жиром испачкает тебе, накажут. А ты ладони сложи. Давай, быстро, а то кто-то из начальства идёт!

    И, не дав нахалу подумать, прикрикнул: “Руки!” и из кипящего котла вывалил в послушно подставленные сложенные ладони той каши!

    Вьюн взвыл благим матом от боли, но бросить на землю добытый трофей не сумел: то ли от глупости, то ли от жадности, то ли обезумел от страданий. Даже смог выдавить: “Спасибо, Кузьма!” Ринулся, вопя, прочь к реке, не разжимая ладоней с варевом.

    Ожог был настолько серьёзным, что бедолагу-глупца упекли в санчасть, потом долго лечили в больнице, да так и комиссовали: тяжёлое повреждение сухожилий. Остался Вьюн без кистей рук. Инвалид.


    Долго солдаты украдкой посмеивались над пронырой, но никто не жалел. Лишь горой встали за повара Кузьму, заступившись, когда началось расследование.

    Комиссия, порасспросив всех, выяснив подробности, дело замяло, списав происшествие на самого пострадавшего, пригрозив ему, мол, если посмеет поднять хай – привлекут за кражу имущества, найдут уж что приписать. Он и притих.

    А Кузьме тут же припечатали кличку “Зверь” и зауважали ещё больше. Понимали: не из вредности это сделал, а из желания проучить и отучить».


    …Мы по-детски рассмеялись, по недоумию потешались, конечно.

    Лишь теперь, спустя полвека, я бы не улыбнулась. Знание и опыт высветили то далёкое происшествие в ином свете: человек был нездоров на голову, явно. Сколько их тогда разум потеряли! Война не способствовала оздоровлению психики. Страдали в первую очередь те, кто был изначально слаб и уязвим.

    Прошло столько лет с того воскресного жаркого августовского дня, а память вдруг вернула тот рассказ сейчас. Чудно, право.

    Почему? Нет ответа. То ли по сей день не хватает отца, то ли совесть проснулась, то ли из-за грани кто-то тихо постучался и попросил рассказать об этом. Кто же: папа, Кузьма, Вьюн?..


    Мир праху павшим! Вечная память ушедшим до срока и в срок! Земля им пухом! Мы помним. Мы не забываем. Мы гордимся. Мы ещё храним память, потому что живы.

                *…куант – сахарный продукт вторичной обработки: прозрачные едва сладкие с неповторимым ароматом кристаллы. Имели желтоватую или зеленоватую окраску. Популярное угощение в Азии в семидесятых-восьмидесятых гг.

                Сентябрь 2015 г.

                Рисунок из Интернета. Жаль, автор не указан. Явно, детский рисунок наших дней.

                http://www.proza.ru/2019/07/02/1258