Моя мечта

Он просто не смог, не вытянул...

Они были как будто созданы друг для друга. Ходили, взявшись за руки, смотрели друг другу в глаза, понимали друг друга с полуслова. На них приятно было смотреть. Казалось, их не сможет разлучить ничто и никогда, казалось, их счастье разливается вокруг них, задевая окружающих людей и передаваясь им. У них было много общего, но больше всего их объединяло то, что они были пилотами гиперсветовых истребителей.

Он просто не смог, не вытянул штурвал. Так погибают многие, когда перегрузка рвет металл словно тонкую бумагу. Его машина свалилась в гравитационный штопор, воронку, откуда нет выхода даже для куда более опытных пилотов. Я не видел этого, только потом, от других, я узнал кое-какие подробности, но мне, вообще-то, и так была ясна эта картина. Не найдется, наверно, ни одного пилота, кто не побывал в такой ситуации, когда на хвосте двое, прикрыть некому, а вираж кажется чересчур широким. А он, на самом-то деле, чересчур узок...

А Таариен выдержала, и это было фатально. Она не билась в истерике, она не кричала и не плакала. Наверно, было бы лучше раскрыться, выпустить эту боль, сорваться... Она не сорвалась. Она сама выбрала свой путь. Многие срывались, многие уходили, смирялись с прошлым, а Таариен выдержала. Во время войны я встречал таких людей довольно часто: потерявшие веру, потерявшие друзей, потерявшие все - но, сохранившие жизнь, они становились теми, кого мы в свое время называли самоубийцами. Не знающие радости и боли, живущие лишь ради мести... Я сам чуть не стал таким, но, все же, где-то в глубине моего сознания, обгоревшего и покрытого толстой черной коркой, жила мечта - отчаянная, голубая мечта солдата. Ведь если подумать - что была тогда наша жизнь? Война. О, это слово - война! Кто там был, тот никогда не забудет, а кто не был, тот никогда не поймет. А мы умирали, не просто десятками, не просто тысячами - сотнями тысяч. Некогда простые люди - такие как я, как Таариен, как Аиенно, как многие те, кто давно уже живы лишь в моей памяти. А для чего мы умирали? Вы, те, кто смеются нам в лицо и говорят, что, мол, бесчестные, бессмысленные были войны - вы знаете для чего мы умирали, наяву и во сне? Мы умирали для того, чтобы где-то там, за звездами и толстыми облаками голубых планет наши женщины рожали детей, которые потом ровными рядами снова пойдут умирать...



Я все пытался разговорить ее, пытался заставить улыбнуться. Да много кто пытался! Это уже потом, много лет спустя нам надоело считать своих друзей в обратной последовательности, и мы разбежались кто куда. Но это другая история...
 
Таариен часами сидела у окна и смотрела на звезды. Если не было звезд, она смотрела в стену. Ходила опустив голову и уставившись себе под ноги. На вопросы отвечала только "Да" или "Нет". С интересом слушала только брифинги перед вылетами, а уж единственное, что она делала с явным удовольствием - садилась за штурвал. И каждый раз, как она уходила в вылет, я был уверен, что она уже не вернется. Но она возвращалась.

Таариен шла по дуге, а Третий сидел у нее на хвосте. Я шел по дуге за Третьим, но был слишком далеко для эффективного выстрела. Машины резали звездное полотно ярко-белыми шлейфами двигателей, вклиниваясь в туманности Млечного пути. Таариен увеличивала скорость и уменьшала радиус поворота, а я вжимал педаль ускорения в пол, стискивая зубы и держа стабильную дистанцию. Третий тоже уменьшал радиус поворота, но он боялся сейчас подрезать ее: на такой скорости всего лишь одно неверное движение - и истребитель валится в штопор.

Наверно, Таариен была в той же ситуации, что и я, когда свалился в штопор истребитель Аиенно. А я летел вдоль по шлейфу Третьего вне поля его зрения, и машина его была в моем прицеле. Предохранители были откинуты, пальцы лежали на гашетках, мигали на максимальной мощности индикаторы подачи на орудия - а я держал стабильную дистанцию. Я мог, мог, черт подери, увеличить скорость, перехватить Третьего, сбить его. Но я держал стабильную дистанцию.

Мне порой очень хочется рассказать обо всем этом тому, кто сможет меня понять. Ну не бывает так, чтобы у человека не было с кем поговорить! Значит, плохо искал. А может, перевелись уже те, кто хоть частью, хоть за самый край был задет войной, в которой я оставил за собой лишь имена. О Таариен, которая перестала мечтать. Которая перестала жить. Смотрел ли кто-либо из вас в глаза таким людям? О чем я спрашиваю, откуда вам знать это...

Машина Таариен вышла на бровку виража, и я понял, что дальше уменьшать радиус поворота она не может. Это была кромка штопора, предел, то самое лезвие ножа, по которому за день я проходил по несколько сотен раз. Теперь она была легкой мишенью, но Третий не стрелял - он не понимал, почему вражеский пилот так легко подставляется под удар. А Таариен летела по кромке, все увеличивая и увеличивая скорость. Третий сидел у меня в прицеле ровно, ведь он, преследуя Таариен, сам стал легкой мишенью. У меня по вискам тек пот, руки дрожали, а в мозгу по кругу, с бешеной скоростью носилась одна единственная фраза - "Сбей его! Сбей его! Сбей его!" Но я медлил. Проклинал себя, но медлил. Не выпускал Третьего из прицела, но медлил! Сейчас, через мгновение, на моих глазах снова умрет друг, а я держал стабильную дистанцию...

Я закрыл глаза и выстрелил. Третий выстрелил на долю секунды раньше, но он промазал, а я попал ровно. Машину Третьего отбросило в сторону, и веерами разлетелись куски истребителя. А Таариен сваливалась в штопор. Наверно, это был единственный случай, когда Третий промазал в такой ситуации - промазал потому, что Таариен сама свалилась в штопор. Не под огнем, не на малой скорости. Просто сама отпустила штурвал.

Ее истребитель крутился в гравитационном вихре, рассыпаясь по болтам. Он часто крутится перед моими глазами во сне, обломки водят хоровод, бессильные двигатели еще работают, и кажется, что машина сама кричит о помощи, понимая, что помочь уже ничто не в силах. Тридцать или сорок g разрывали машину? Пилот уже мертв...

Я развернулся и добил Третьего, а потом полетел обратно. Полетел убивать. Потому что во мне еще живет эта безумная мечта о том, что когда-нибудь где-то там, под толстыми облаками голубых планет наши женщины будут рожать детей, которые никогда не узнают на себе, что такое война, что значит терять друзей и кто такой Третий лиикхантиец. Я просто не знаю другого способа воплотить свою мечту в жизнь. Мою мечту, еще живущую где-то в глубинах моего обугленного сознания...

30-31.07.2005