В поисках надежды

        Неудачное время выбрал я для похода. С утра подморозило. Клокастую прошлогоднюю траву, торчавшую, словно щетина на лице покойника, припорошило снегом. В лужах, схваченных хрустким ледком, отражалась хмурая физиономия неба.
       
        — Нет в природе нерва весны, — сетовал я, бродя  с этюдником по таёжным еланям и сопкам, выбирая подходящую натуру для пейзажа. Заросшая корявой порослью дорога проводила меня до заброшенной заимки в пять дворов.
       
        — Вот и натура, — хмыкнул я, глядя на подсевшие, будто преклонившие колени избы, взявшиеся чернью от временных невзгод и хозяйского недогляда. Глянулся домик, пристроившийся особнячком. Дело не в том, что подмявший его каток времени оказался разрушительнее, нежели у собратьев по несчастью.

        Что-то завораживающе знакомое чудилось в нём: крыша – «видавший виды» ломаный картуз, нахлобученный до ушей; сруб – истерзанный трещинами-морщинами лик; окна – глаза плаксы Пьеро. Лицо изможденного, понимающего и принимающего свою горькую долю старика. Ах, сколько в нём скорби, страданий и смирения.

        Я где-то видел это лицо, давно… Дед… Мой дед Серафим! Коммунист и атеист.
        Я встретился с ним в последний раз перед тем, как отправиться по распределению, за тридевять земель, в Красноярск.

        Бог с ней – с весной! Напишу дом. Только вот, не хватает лучика надежды на картине бытия. И в дедовых глазах её не было.
Нет, без неё никак нельзя, надо будет что-то придумать.

        Примостившись на подёрнутом мхом бревне, вывороченном кем-то из колодезного сруба, набросал пару эскизов и заканчивал третий, когда вдруг услышал за спиной деликатное покашливание и голос, низкий, с сипотцой:
        — Добротно пишете!.. Только веет безысходностью.
        — Понимаю, но ничего придумать не могу, — пробормотал я в оправдание, одновременно разглядывая  нежданного собеседника.
        Среднего роста, крепкого телосложения, с крупной коротко стриженой седой головой, он  походил на типичного братка из девяностых. Сходство дополняли: жёванный спортивный костюм под камуфляжной курткой – нараспашку и взгляд водянистых навыкате глаз, от которого поневоле хотелось спрятаться.

        — Знахарь,— представился он, опуская на влажную дернину авоську с берёзовым грибом – чагой и пожимая мне руку.
        — Имя у вас странное,— заметил я.

        — Прозвище! — К чему тебе моё имя, ни о чём не говорящее? — Человека с рождения нарекают именем без его согласия, хотя он, по сути – глина и что из неё получится, никому неведомо. — Кличка же отражает уже сложившуюся натуру, потому прикипает намертво…— Ну, пойдём в хату, что ль, время обеденное. — Да, не взыщи, угостить особо нечем, я здесь недавно поселился, недели две будет.

        Он подхватил ношу и, не оборачиваясь, вразвалочку прошествовал к дому, который только что служил мне натурой.
        Снеди я набрал с запасом, предвосхищая аппетит, разогретый сотней граммов коньячка на свежем воздухе. Разложили закуску на сколоченном из свежеструганных досок столе, выпили.

        Граммами дело отнюдь не закончилось. Опорожнили мою фляжку и новый знакомый, эволюционирующий по мере выпивания в друга, достал из паутинного шкафчика бутылку водки.
        — Давай, давай. — Вижу в глазах протест. — Но пойми ты меня, две недели к людям не выходил, хотя недалече. — Одичал, выговориться страсть, как хочется.
       
        — А почему – Знахарь? Людей лечишь? — пригубил я из гранёной стопки.
        — Эскулапы лечат. — Я пользую!  — Есть такой термин в русском языке от слова – польза. — Травяными настоями, настойками, где и массажем. — Не смотри с укоризной, у меня пять лет медицинского высшего образования. — Диплома нет… — Выперли из института! — Поспорил с завкафедрой по ведению сложного больного. — А тот упёрся рогом, не сдвинуть. — На вскрытии выяснилось, прав был я. — Да, толку, дядька-то помер! — Заискивающе так спрашивал меня: «Доктор, есть надежда?». — Оставил без себя четверых ребят. — Ты бы видел их лица! — Не сдержался, вылепил этому профессору и декану по совместительству, всё, что попало на язык...        — Естественно – армия!.. Афганистан. — Такого насмотрелся, что после дембеля уехал, куда подальше, душой оттаять, да грехи замолить. — Поселился на отшибе села, чтобы глаза не видели никого. — Там и начал практиковаться. — Тем более что время настало такое!.. — Не осталось на деревне ни фельдшерских здравпунктов, ни специалистов. — Как дустом посыпали!..  — Было женился, да не ужился. — Характер у меня тяжёлый, а баба, она полоумная всё поперёк норовит. — Выгнал. — Потом…приехал на крутой тачке городской папик с дочкой четырнадцати лет. — Нелады у неё с наркотой.  — Слёзно просил помочь, денег не жалел. — Не пил, не ел я, выхаживал дитя. — Руки замучился мыть, то в дерьме, то в блевонтине. — Вспомнить страшно, какие концерты она закатывала, привязанная к кровати!.. — Выходил, а папик всё не едет и сотовый молчит. — Наконец, прикатила её мачеха: «Сложил папик буйную голову на какой-то стрелке, закопали месяц назад». — Имущество переоформлено на мачеху: «Давай падчерица, гудбай». — И укатила!.. — Устроил девчонку в школу. — К восемнадцати годам выросла – раскрасавица! — Одно но! — Наотрез отказалась в городе учиться: «Тебя не брошу, вот и весь сказ». — Ну да ладно, думаю, вдвоём, а я уже её дочкой про себя называть начал, веселее. — А тут, замечаю, смотреть на меня стала загадочно. — Глядит, а взор  блаженный!.. — И голос при разговоре становится глубоким, грудным. — Торкнуло меня – созрела деваха, замуж пора.
— Стал я приваживать кавалеров из села, даже из города привозил. — Не нравятся.
— Всё сравнивает их со мной. — Глупышка. — Я состоявшийся человек, но в отличие от них, у меня всё позади. — Собрал пожитки и сюда, в глухомань. —  Есть надежда, стерпится-слюбится кто-нибудь из них. — Пусть молодые резвятся, детей рожают здоровых. — Жив буду – вернусь. — Ох, не скоро это случится…
       
        Выпитое и съеденное хмельной блажью забродило в теле.  Пора подаваться до дома. Вышли на свежий воздух, закурили.
        — Почему ты выбрал именно этот дом? Остальные покрепче будут, да и посохраннее,— поинтересовался я.
      
        — В нём душа – скорбящая. — Хочется подарить ему надежду на жизнь!.. — Он отзовётся: не даст зимой замёрзнуть, а летом задохнуться. — За добро, всё имеющее душу, добром и платит!.. — Как-то подобрал я по весне лисовина-подранка. — Выходил его и в тайгу отпустил. — Думал, с концами, а он утром мне тетёрку принёс. — Не курицу с соседского насеста, а дичь. — Вот оно как!..
        — Забавно! Что, так и обеспечивал свежениной?

        — Подметил, наверное, мой взгляд прокурорский? Посмотрел на него как надо, он и ушёл. Долго оглядывался, зова ждал. Не позвал. Ни к чему. Порвали бы его собаки при случае. Я бы себе не простил.

        — Ну, давай прощаться Знахарь, пора мне, — собрав пожитки, я пожал его крепкую руку.
        — Обживусь малость, с оказией будешь, заходи.
        — Возьми на хозяйство, — я протянул ему пригоршню купюр. — Пусть это будет мой вклад в восстановление дома!
        — Ломаться не приучен, благодарю. — Ты через Еловку шёл? — Далече! — Есть путь короче. — Пойдёшь по распадку, километра через три выйдешь прямо к селу Богоявленскому. — На горе стоит, не промахнёшься. — В такую хмарь отсюда его не видать,  а в ясную погоду, как на ладони.
       
        Я погрузился в окутанный туманной дымкой лес. Холодные капли дождя секли ещё мёрзлую землю. В промозглом воздухе стоял отчетливый запах тлена. От этой беспросветности хотелось убежать, но ускорить шаг мешала усталость. Мерещился скорбный лик деда Серафима.
       
        — Где она – надежда, не вижу?! — крикнул я, обращаясь неведомо к кому.
        — Вижу, вижу, вижу, — колыхнулось по угрюмым сопкам эхо.

        Лицо внезапно уловило слабое движение воздуха. Прямо по ходу, невидимый художник  широким и уверенным мазком голубой лазури прошёлся по серой холстине обложных туч. Выписал оранжевой охрой закатное солнце с нитками-лучами, золотящими купола белоснежного храма, возвышающегося над, исходящими парком, крышами сельских домов.

        Колокольный Благовест поплыл над миром, мерными ударами будоража воздух, пробуждая весну и вселяя в души надежду!


25.09.2015 г.


Рецензии
Здравствуйте Влад. Очень сильный рассказ, вернее картина. Грустная, пасмурная, но с возможностью рассвета. Только вот нынешним властителям не нужно это. Они хорошо живут и плевать им на разрушенную страну. Прилепились они как клещи к телу некогда здоровенного быка и сосут, сосут его кровь. А бык тот спотыкается, копыта стёрты, рёбра торчат, зато рога наточены. Рога точить они ему не забывают. И грозят всем этими рогами, а то что копыта стёрты, наплевать.
Эх, самая богатая страна, по совокупности запасов. А отъезжаешь от столицы километров 100 и всё. Только замки местных царьков, блестят крышами, а вокруг разруха и безнадёга.
С уважением,

Петр Синани   30.01.2024 15:00     Заявить о нарушении
Здравствуйте Пётр!
Понятно Ваше негодование. Я не знаю, что требуется сделать, чтобы устроить жизнь по другому. Люди умные в политику не идут, потому что они умные. Идут остальные, которых прёт от пороков библейских. Народ голосует ЗА этих людей лишь только они посулят им манну небесную. Наверно, мы как народ достойны своих правителей.
Спасибо за отзыв.
С признательностью,

Влад Медоборник   31.01.2024 03:13   Заявить о нарушении
На это произведение написано 45 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.