Солёные новелы 13. Как Толян арбузы продавал

Толика бросила жена. Да не одного, а с довеском в виде двоих детей. Сама умотала с «крестом»* в неведомые дали – строить новобрачную жизнь на обломках Толиного самовластья. Даже рукой на прощание не помахала, чтобы не расстраиваться.

 
Семейный самодержец, надо сказать,  из Толяна был и вправду  так себе:  тщедушный, лоб в залысинах, глаза огромные серые, постоянно чем-то удивлённые.  Добавьте сюда немного угрюмую молчаливость  и одежонку  будто с чужого плеча. В общем, не то, что не царь, а даже и не принц.


Работал Толян на государственной службе. Или служил на государственной работе – кому как больше нравится.  Эта то ли работа, то ли служба занималась подсчётом денег, недоплаченных государству гражданами, периодически предпринимающими попытки заработать на жизнь, опираясь лишь на собственный ум и сообразительность.  Толик работал на одной из самых неромантичных ступеней процесса интеллектуальной схватки фискалов с желающим жить красиво населением, а именно - бухгалтером. Называлась его должность  интригующим словом «расследователь», но, по сути, круг его обязанностей сводился к сидению за толстыми книгами учётов доходов и расходов и к сопоставлению написанного в них с реальностью.  От этого уставали глаза, начиналась аллергия на книжную пыль, и постоянно донимал насморк.  И, что уж совсем в его одиноком и  почти многодетном положении было плохо,  напрочь  отсутствовали  различные поощрительные бонусы  в виде премий, сухпайков, взяток и других заманчивых преференций, которые могли бы хоть как-то помочь одинокому папаше одеть, обуть и прокормить двоих отпрысков подросткового возраста.


«Не может быть!» - скажет недоверчивый читатель, привыкший видеть мздоимца в каждом работнике каждого надзирательного органа. И тем самым обнаружит свою полную неосведомлённость в работе структуры налоговой полиции образца весёлых девяностых прошлого века. Во-первых, Толя не занимался поиском объекта проверки, не выезжал с этой самой проверкой на место, так сказать, преступления, не встречался с инспектируемыми лично. Ему просто  хлопали на стол несколько пыльных амбарных книг первичного чернового учёта, пару потоньше и почище -  официальных и говорили: «Толян, это тебе по… (дальше следовала фамилия или название предприятия)». И Толян корпел над чернильными и карандашными строчками с калькулятором, выискивая несоответствия, преуменьшения, сокрытия и т.д.


Толе, правда, повезло немного больше, чем просто тёткам, остающимся в гордом одиночестве с детьми на каждом углу. К тёткам все привыкли, и потому воспринимают их, вечно замотанных,  как должное на всём широком постсоветском пространстве. Толе же, в силу того, что Господь наградил его каким-никаким мужским достоинством, сочувствовали сослуживцы и другие знакомые: отдавали вещи, из которых выросли собственные дети, подкидывали кой-какую одежонку и самому Толяну.  Соратники по борьбе с неумело утаёнными налогооблагаемыми доходами при очень удачной сделке даже иногда делились с Толяном небольшой толикой собственных прибылей, заработанных на опасном использовании  служебного положения.



Однако, ситуация оставалась катастрофической. Дети стремительно вырастали из одежды и обуви, каждый день хотели есть, каждый год им нужна была уйма всякой всячины в школу. Кроме того, «современные реалии диктовали свои условия», как любили говорить по телевизору руководители различных служб далёкого от Толиного ранга. В его случае это означало: дети не могли понять, почему ставший обыденностью для всех мобильный телефон в их семье считался недосягаемым предметом роскоши. Почему нельзя купить ролики и велосипед. Почему нет денег на вкусную колбасу. Почему нельзя купить модные джинсы, а нужно обязательно идти в секонд-хэнд и рыться в пахнущих кисло и пронзительно обносках. Ну, раз, ну, два. Но постоянно?


Это отсутствие понимания взрослых экономических трудностей ещё не насыщенными суровыми жизненными условностями детскими головами Толю безмерно огорчало. У него хватало разума понять, что дело совсем не во вредности или непомерных требованиях подрастающего поколения. Дело в его неспособности обеспечить тот необходимый для психологического комфорта детской неопытной души материальный  минимум, который в реальности в несколько раз превосходил официальную потребительскую корзину, называемую в народе «чтобы с голоду не сдохнуть». Пришлось быстро изобретать способ, который позволил бы решительно изменить сложившееся положение. И Толя пошёл ва-банк.


Кто не знает удивительного вкуса херсонских арбузов? Кто никогда не надрезал с победным треском  огромную ягоду, открывая нетерпеливому взору красную спелую сердцевину? Кто никогда не откусывал сахарную мякоть, тающую на языке освежающей сочностью? Не плевался с наслаждением мелкими косточками, не обгрызал до прозрачности хрустальную корку? Кто не отваливался от стола, в упоительной истоме прикрывая глаза от лёгкой полезной сытости? Не найдётся, наверное, такого человека.  И Толя знал, что херсонский арбуз – это почти бренд, знак качества, обязательный предмет любого осеннего застолья, востребованный и желанный, а главное – доступный для семьи практически любого достатка. И ещё Толя слышал, что арбузная бахча непривередлива и плодовита. Дело оставалось за малым: арендовать подходящий земельный участок и найти деньги на семена и удобрения.


Единственной ценностью, оставшейся в Толином распоряжении, был дом. Летом  в освобождавшуюся специально для этой цели комнату заселялись отдыхающие, исправно платившие за койко-дни. Но коек было всего три. Отдыхающих,  желающих проживать именно в таком количестве в одной комнате, набиралось не всегда. Потому, план был таков: дом заложить за полную его стоимость, равнявшуюся пяти тысячам американских  долларов, на эти деньги обеспечить новоявленных аграриев всем необходимым для будущего обогащения, дом на лето, конечно, освободить (на поле нужно будет жить постоянно) и населить  его как можно большим количеством «крестов», обеспечив себе, тем самым, непременный дополнительный заработок.


И началось.
Здесь следовало бы живописать все перипетии приложения Толей грандиозных усилий по закапыванию в землю немалых, взятых под залог дома, денег. Например, что огромное поле с нежными арбузными всходами требовало дождя или полива. Но дождя не было.  Никто не подсказал Толе, что Херсонская область именно из-за непредсказуемого количества выпадающих летом осадков во всех учебниках географии зовётся зоной рискованного земледелия. Искусственный полив произвести не было никакой возможности  -   землю Толик взял на богаре**. То бишь не было ни поливочной машины, ни прорытых каналов, по которым струилась бы драгоценная влага. Вручную полить десяток гектаров из привезённых бочек с водой при жаре в 40° оказалось физически невыполнимой затеей.   Зато местные сорные растения были очень живучи и так и норовили отобрать жизненное пространство и дорогущие азотные вещества, заложенные из полиэтиленовых мешков  под  растущие культурные всходы.  На прополку уходили все детские и Толины силы. Но всё равно пришлось нанять селян. Селяне поработали на совесть.  Теперь Толя каждый вечер с замирающим сердцем подсчитывал сумму долга ловко машущим тяпками говорливым женщинам в белых косынках. Он старался сам делать всё, что возможно Выматывался до состояния отупения. Ни о каких отдыхающих, которых нужно было заселять в пустующий дом, уже никто и не помнил.


Худо-бедно, арбузики подрастали. И Толя столкнулся с новыми непредвиденными трудностями. Во-первых, оптовики, уже сработавшиеся с постоянными поставщиками, заезжали к нему на поле довольно неохотно. Ковыряли лениво драгоценные арбузы ножичками, пробовали на вкус, сетовали на то, что они маловаты, сбивали цену. Поначалу Толян был твёрд. Но когда понял, что арбузы начинают переспевать, становясь мягкими под палящим солнцем, стал сговорчивее, рассчитывая малыми ценами привлечь большее количество покупателей. Но дело уже было сделано – оптовики, помня, как неохотно Толя торговался в начале, смотрели на него насмешливо, требовали скидок посолиднее, хотели ещё и дыню – чтобы уж заодно. Дыни у Толи не было, а скидки делать приходилось. Пришлось нанимать машины и селян на погрузку, чтобы самому вывозить урожай на рынки. Толян объявил, что все желающие могут брать плату выращенными плодами. Но селяне отчего-то не хотели этого делать.


В результате, деньги рекой утекали из Толиных натруженных рук:  за прополку, за погрузку, за топливо, за аренду земли и техники, на рыночные сборы, рэкет, дети, еда, вода и т.д. и т.п.  Плюс весной немного не хватило на комплекс мероприятий, включающий в себя:  закупку семян, удобрений, пахоту, боронование и посев.


Тем временем, начались привычные дожди конца августа – начала сентября. Никто не предупредил Толю, что дренажная система давно не работает.  До того сухое поле вдруг сделалось похожим на озеро, по которому плавали арбузы, весело подгоняемые волнами. Казалось, что вот сейчас вынырнут изящные пловчихи в блестящих купальниках, и ну кувыркаться тюленицами, перебрасываясь заблудившимися зелёными мячиками. Но появились не пловчихи, а селяне на лодках. Толя смотрел, как арбузы, которые никто не хотел брать в счёт зарплаты по символической цене в 7 копеек за кило, задарма вылавливаются из воды, грузятся на плавсредства в виде самодельных потов и уплывают на сушу в сопровождении весёлой флотилии.


Бизнесмен, у которого Толян занимал денег под будущий урожай, выслушал печальную Толину историю, развёл руками и через месяц стал владельцем очередного жилого дома. Следующим летом за этот дом он, совершенно не напрягаясь, выручил в летний сезон восемь тысяч долларов, окупив расходы и получив небольшой доход, чем остался очень доволен.


Толик с детьми ушёл на съёмную квартиру. И с тех пор смотреть не мог на арбузы. Даже во сне.




*  кресты (сленг) - заезжие отдыхающие.
** богара  - неполивная земля.