Ермак

Начало пути покорения Сибири.   (Вольное изложение).

"Помни, брат, что у казаков:
Дружба – обычай;
Товарищество – традиции;
Гостеприимство – закон"


"Эй, казаки рядовые, понизовой вольницы.
Собирайтесь, снаряжайтесь в "ветошь" годную.
Снаряжайтеся в походы, детки вольницы.
Воевать, да прославлять землю рОдную."

(Эй, казаки... "Стихи.ру" Сергей Петров 15)

Пролог

   Лошади, почуяв скорое приближение отдыха от скачки, сами прибавили ходу. Их, и без того взмыленные спины, начало потряхивать на ходу. Это потряхивание передавалось всадникам, которые тоже порядком измучились от дороги. Их лица, замотанные дорожными платками, их глаза, выдавали то, что всадники устали от гонки ничуть не меньше, чем кони. Вдали, совсем близко, маячил огонек. В том, что это не костер-это, сомнений не было. Впрочем, чтобы это ни было, а все-таки это был кров. А значит, там были люди.
   Еще утром, когда гонцы выезжали с постоялого двора, пошел редкий снежок. И уже не таял весь день. Погода с каждой верстой становилась все сквернее. Мелкая снежная крупа сменялась дождиком. К вечеру ударил легкий морозец. Снег пошел не переставая. Становилось прохладно. Чем дальше было от Москвы, тем яснее становилось, что гонцы попали в места не обжитые. Дикие. Округ всего пути не было никакого присутствия людского жилища. Только лес.   
  Ноги лошадей скользили в глине размытых дорог. Ближе к ночи стало еще прохладнее. С наступлением заморозка лужи в колеях дороги покрылись тоненьким ледком. Леса да елани окутало снегом. Кругом стояло спокойствие, чистая красота. Но гонцы не замечали этой красоты.
  Московский тракт до Урала пролегал в основном через вековой лес. В котором от тени деревьев дороги ставали только летом, в вёдро, да зимой.    А сейчас, по осени, от них ничего не осталось. Одна хлябь. Каша глиняная, да черная. Еще повезло, что хоть дорога-то, какая-никакая, а есть. Когда снегом заметет, то совсем не разобрать будет куда ехать, пока в нову не накатят. Гонцы в этих местах оказались впервые и теперь, заметив на пути огонек, заспешили туда, надеясь, что он не погаснет.
- Давай тудысь. На огниво. Но-о, Зорька. Холера тебе под ребро. Но-о!- Прикрикнул один из казаков.- Давай, робяты, тудысь. Но-о, пошла.
  Всадники, немного притормозив, снова взяли в карьер. На землю опускалась ночь. Небо, как и днем, было затянуто беспросветными тучами. Луна изредка пробивала свой свет в разрывах между ними.
  Ехали все также лесом. Дорога петляла, но огонек по-прежнему был отчетливо виден между деревьями. В какое-то время огонек пропал из виду, но потом снова появился, но теперь уже, бесспорно, ближе. Его на какое-то время скрыл небольшой холм. Огонь неотвратимо приближался. Лошади, чуя запах жилища, зафыркали. Замотали гривами. Теперь их без нужды было хлестать нагайкой. Они сами не сбавляли ход.
  Огонь исходил сквозь дымник в крыше, маленькую щель, достаточную для того, чтобы через нее выходил дым от очага. Это была, немного покосившаяся, изба, крытая лыком и соломой. Вокруг избы плетень, да внутри двора несколько построек. Видать для скотины. И впрямь, подъезжая ко двору, казаки услышали коровье мычание и одиночный лай собаки.
- Ну, вот и добрались. Слава те, Господи!- Гонцы разом перекрестились. Спешились. Привязав коня, один, коей был помоложе, от души постучал в дверь.
- Эй, хозяин! Отворяй, покуда, государевым людям. Мотри, не замай. А то мы тя вмиг порохом усыпим. Слышь? Че кобенишься? Отворяй, давай.
  За дверью послышались шорох и чей-то шепот. По земляному полу чуялось шарканье ног. Затем дверь со скрипом отворилась и на пороге появилась, вполне статная, простоволосая молодуха. В свете лучины, молодой сумел разглядеть хозяйку. Волосы у молодухи были спутанные, всклокоченные. Одета она была в холщевую рубаху до пят сверху заячья безрукавка. В лице у нее не было ни кровинки, во взгляде было полнейшее равнодушие к приезжим. Молодуха выглянула из избы на холод. В руках она держала топор.
-Чур, меня! Чур!- Скривив рот и вылупив глаза, неистово крестясь, молодой шарахнулся от двери, упал задницей в снег.- Ведьма! Никак ведьма! Господи, помилуй, спаси раба твоего! Святы! Святы!
- Чего Господа нашего всуе поминаешь? Аль неможется.- Молодуха перекрестилась и, как-то холодно, уставившись взглядом на незваных гостей, прикрикнула.- Кого Господь привел? Людей добрых, али татей, человекоубивцев. Говори!
- Господь милостив. Привел к Вам в дом людей государевых, служивых,- видя, что малой не в себе от вида этой молодухи, но все-таки не без опаски, заговорил старшой.- Али ты, красавица, не углядела с темноты знаков, да обличья стрелецкого? А? С путя мы сбились. Не откажи в милости этакую тьму, да сивер пережити. Мы тя отблагодарим.- И уже грозно добавил.- Христом Богом прошу, не замай. А нешто мы хоромы твои и силой возьмем. Статься, не в первой. Не такие дворцы брали. По-хорошему просим. Ну!?
  Из полутемной глубины избы раздался мужеский старческий голос,- Марья, кого Господь сподобил принесть в этаку та непогодь? Пущай войдут люди добрые, храни Господи их души грешные. Не побрезгуйте, гости дорогие. Проходите, за ради Христа.
  Марья отодвинулась от двери, пропуская вперед путников. Стрельцам, с их могучими телами, пришлось нагибаться в пол, прежде чем они вошли в избу. Марья, закрыв за ними дверь, тоже вошла. Гости, вошедши, сняли шапки и перекрестились на образа в красный угол.- Садитесь, люди добрые. Странники, полуношные.
  Дед рукой пригласил путников сесть. В избе по двум стенам стояли лавки, на которые и сели стрельцы.
- Марья, спроворь людЯм служилым, чегой-то повечерять. Чегой-то там осталось, поди. А Вы, люди добрые, пока разболакайтесь. А опосля погуторим.
- Отче, мы скакали весь день.  Кони наши, притомившись, будут. Им корму задать надобно, да напоить,- строго сказал стрелец, явно старшой.
- Отчегожь не задать, зададим. Оне ведь тоже твари Божии. Имя исть, пить тако же надобно. Токмо овсов нет, а сена, сподобил Господь,- старик перекрестился.- Ноне немало заготовили. Сена дадим.
- Акимка, сходи, глянь, штобы все ладно было,- сказал старшой.-  Сено-то где, старый? Сыщет его Акимка? Можа Марью  вдогон послати? Пущай подсобит. Она-то, знамо, лучше ведает, что да как у Вас тута ладиться.
  Акимка, сняв с себя воинскую зброю, вышел на двор. Следом за ним вышла и Марья. Старшой встал с лавки, оглядел избу. Пригибаясь, начал снимать с себя зброю. Второй последовал его примеру. Раздевшись, они остались в одних нательных рубахах да шароварах.
- Омыться-бы с дороги, старче. Как речь-то тебя?
- "Жданом" рекусь. А омыться Вам будет сподручней на дворе. Мы-то тутака управляемся, а Вам, с Вашим богатырским ростом тута, поди, не сподобиться будет.- Старик встал с лавки, поправил палкой на каменке дрова. Кряхтя сел обратно, оперся о палку.- Ступайте на двор, Марья тамока оделит Вас всем.
  Стрельцы вышли из избы. На дворе вовсю стояла ночь. Снег перестал идти, но он сделал свое доброе дело,  от него на улице стало светлее. Иногда сквозь тучи проглядывала луна. Однако Марья озаботилась и воткнула в поставец факел, от которого по снегу плясали диковинные тени.
- Марья, омыться бы с дороги.- Она сходила в избу, принесла баклагу с водой и рушник.- Давай мы сами. Акимка, кони обихожены?
- Обихожены,- весело ответил Акимка.- Разнузданы, оделены. Седла и сброя вот, на земле. Не успел ешшо до дому занесть. Сейчас занесу. А Марья, чёй-то не разговорна ноне. Знай себе, всю дорогу молчит, как воды в рот набрала. А даве, как понесла на меня.
- Погодь, мы с Тихоном сами управимся. Иди лутше омойся с дороги. Марья, полей яму.- Умывшись с дороги, взяв седла и остальную зброю, стрельцы вошли в дом. Дед так и сидел, опершись на палку. Подслеповатыми, нарывающими, глазами, он уставился в одну точку на стене. Стрельцы, сложив на лавке пищали и седла, тоже сели, ожидая, когда придет Марья и подаст ужин.
- А скажи-ка, отче, на Вашем погосте есть ли ешшо люди? Что-то мы с дороги не углядели.
- Есть. Людишки ешшо есть. Мало-мало осталось. Так ведь тёмно на дворе, вот народец-то и почивает. А так есть народец-то. Не все ешшо помёрли.
- А, што так? Мор, какой, поди? Мы часом не захвораем?
- Не. Не захвораете. Этот мор не заразный. Этот мор называется - царские да боярские мытари.
- Но, но, старик, не замай на царя. Ишь, раскудахтался.
- А мне все одно скоро помирать. Я и до дыбы-то не дойду. Кака-така от меня выгода заплечных дел мастерам. Да ты и не скажешь никому.- Старик, тяжело вздохнув, пожевал беззубым ртом. - Одна забота меня одолевает. Спасу от нее нет никакого.
- Что за забота, старик? Поведай, ежели мочно,- произнес доселе молчавший Тихон.
- Сношенница моя, Марья, захворала. Одно око у ей темнотой покрыло. Не видит им, стать, ничего. Да и у меня глазыньки гниют. Ой, лихо. Прости нас, Господи, грешных. Я-то свой век отжил, а ей-то какого. Ешшо жить, да жить. Внучонка, вишь ты, не смогла убережить. Помёр даве. Уж большенький был. А вот прибрал его Господь. Упаси, Господи, его душу безгрешную.- Старик вместе со стрельцами  перекрестились.
- А где мужик-то Марьин? Али она вдовая?- Снова спросил Тихон.
- Побойся Бога так молить. Жив, здоров сын. По первому снегу ушел силки ставить. Охотничает малость. Тем и живы. А еще мы тиуны знатные. Бортничаем, знать. Наш промысел всегда нам подспорьем был. Ешшо дед мой бортничал. Так и шло по наследству. И Марья тожь этому делу обучилась. Иной раз и Николку за пояс заткнет. Не баба, огонь.- Старик восторженно потряс в воздухе кулаком, оттопырив кверху свою седую бороду. - Так и ходят по лесу да еланям вместе. Рои ищут.
  В избу вошли Акимка с Марьей: "Все, дядька Иван, с кОнями управился. Спасибо Марья подмогла, дай ей Бог здоровья".
  Акимка вошел в избу раскрасневшийся от морозца. Щеки на молодом лице горели румяными всполохами. Он глянул округ себя, приглядываясь к сумеркам избы.
  Изба была простая, каких много по Руси. Очаг, топящийся по "черному". Прокопченные стены. Лавки и стол в красном углу под образами. Да полати, занавешенные ярко крашеной холстиной. Лучина, тускло освещавшая внутреннее убранство избы. Ничего нового для себя Акимка не нашел. Только толстая книга, лежавшая на полочке под образами, бросилась ему в глаза.
- Ого! Да ты, отче, книгочей? Грамоту разумеешь. Зело доброе дело.- Акимка попытался было дотянуться до книги, но Ждан, перехватив его руку, больно сжал ее.
- Не замай. Не тобой положена, не тобой и взята будет.- Прошипел старик, злобно глядя в глаза Акимке, и рывком откинул руку. Акимка отшатнулся от старика, потирая запястье. Он никак не ожидал от старика такой прыти и силы.
- Все, хорош, баловать, давайте вечерить, штоли,- строго сказал дядька Иван.- Ждан, покличь Марью. Повечерием, да на боковую. Тихон, Аким, доставайте, што там осталось в торбах.
  Мужики стали вынимать из своих торб у кого, что было. На столе появился шмат сала, солонина и прочая снедь. Марья поставила на стол плошку с вареной картошкой. Принесла репчатого луку, каравай хлеба и соль. Помолившись, гонцы приступили к трапезе.
- Тихон, а ты пошто баклагу-то не достаешь?- Спросил дядька Иван.- Али заныкать хошь? Давай, не журись.
- Да нешто, Иван Северьяныч, ты так подумать мог. Сколь годов вместе, а тут такой навет творишь. Я просто, про нее и не подумавши.- Тихон встал с лавки, отстегнул от пояса баклагу. Протянул ее старшому.- На. Не обессудь, что запамятовал.
- Марья, а дайка нам из чего выпить. Отче приглашаем отведать меду, наикрепчайшего. Не откажись пригубить.- Марья поставила на стол четыре глиняные кружки. Иван Северьяныч принялся разливать в них густую настойку на меду.
- Эва! Медовухи Московитской отведать можно, раз угощаете,- Ждан взял кружку, крякнув, выпил ее. Выпив, поднес кулак ко рту и еще раз крякнул. Потом хитро посмотрел на старшого.
- Хороша Московитская медовуха. Зело крепка. Нешто говорить, знатная. Да уж не обессудь, Иван Северьяныч, но наша позабористее буде. На своем меду та на травах ставлена.    
- То и дело, что Московская. Знать не глянулась она тебе. Слаба для тебя,- старшой рассмеялся. Стрельцы тоже рассмеялись. Неожиданно Иван Северьяныч прекратил смеяться и с угрозой в голосе спросил, глядя в глаза старику. - Ну, а теперь сказывай старче, в каких мы краях очутились. Как нарекается сей погост? Чего нам ночью ожидати? Может татей, каких? Разбойничков. Ну, сказывай. А нето засеку нагайкой. Не гляну, что старой ты. Говори!
Старик, утерев ладошкой усы и бороду, спокойно отвечал.
- Ждановские мы. Хутор у нас тутака. Три халупы тольки. Остатние на погосте Ждановском. У нас на погосте, почитай, в кажной семье "Ждан" имеется, отсюда и прозвание тако. Князю Никите Путятину в крепости записаны. Сам-то князюшка нонесь помёр, Царствие ему небесное, - все наложили на себя крестное знамение. - Так вот теперь сынок нами правит. Сынок-то нечета старому князю. Распутный. До девок да молодух шибко охоч. Да и наказует почем зря. Мужики от его расправ волком воют. А, что подеешь. А татей в наших краях давно не было. Вот коды сподобятся мужики да бабы в леса сбечь, тоды и тати возьмутся. А сейчас не. Не слыхать. Так што, будьте покойны, Иван Северьяныч. Извольте покойно почивать. И мне пора на покой. Марья, застели добрым людям.
Старик забрался на полати. Из-за занавески было слышно, как он беззубым ртом, шамкает молитву. 
***
    Была осень 1582 года. Стрельцы спешили и гнали своих коней для того, чтобы поскорее вручить купцам Строгановым царскую грамоту, в которой помимо всяких прочих вестей, было прописано повеление царское о том, что Иван Васильевич IV, Грозный, отныне нарекает казака Ермака,  Тимофеева сына, "Волжским атаманом" со всеми, прилагаемыми посему почестями и атрибутами власти.
   А что было до этого?

  1. Олёшка и дядька Федот

  Тропа, ведущая из лесу, пролегала по прошлогоднему палу. По окраине леса. Тут и там еще видны были кучки не до конца сгоревшего хвороста и остатков, обугленных, деревьев. Не успевших сгнить. Да зола повсюду, прибитая и заметенная землею, сквозь которую за лето пробилась трава.
  Лето было в самой его вершине. Стояло начало месяца серпня. Солнце жарило днем, сохраняя духоту воздуха и ночью. Лес стоял не шелохнувшись. В голубом небе плыли белые облака и, зависнув в вышине, еще пели жаворонки. Над землей стояло марево. Казалось, что воздух сам по себе колеблется. О дожде, так необходимом сейчас, не было и намека. Хлеба осыпались от жары. Трава выгорала. Ведуны еще нонешней  зимой поведали об урожайном лете, а вот де не сбываются что-то их веды. Засуха. Даже рыба в реке ко дну ближе держится. А та, что поверху гуляет, разве что, греется на солнышке, на уду не клюет.
  По тропе в сторону Орел - городка, не торопясь, шли старик со своим спутником, молодым парнем. Парень, одетый в, крашену в дубовой закваске холщову, рубаху, шел, тихонечко насвистывая себе под нос. Он был крепок телом, широк плечами. Легкий пушок на подбородке говорил о том, что паря начал взрослеть. В руках у него была палка, которую он стругал большим охотничьим ножом. Войлочная шапка, крашена в тот же цвет, была заткнута за пояс. На поясе у парня висели кожаные ножны, баклага с водой да веревка. За спину перекинут колчан с луком татарским та стрелами с наконечниками калеными. Одетая через плечо торба была полна охотничьей добычей. Вдобавок ко всему у него на шее висло пара зайцев, перевязанных бичевой, и связка рябчиков. 
- А вельми любо, стрый Федот, как ловко наш балобан влет рябчика снял. Даже не погонял малость. Ловко.- Восторженно, произнес Олёшка.- Токмо пух полетел.
  Дядька Федот только, молча, усмехнулся в ответ. Он, явно, притомился от пути, ему хотелось прилечь где-нибудь в тенечке, но округ было чистое поле. Поэтому Федот шел, молча, не отвлекаясь на разговоры. Тем паче, что он нес на руке, одетую в кожаную присяду, крупную птицу, балобана. Птица гордо восседала на дядькиной  руке. Привязанный к руке должиком, с клобучком на глазах, сокол, казалось, был не возмутим. Хотя, наверно, ему тоже хотелось скорее прийти в тень. 
  Дело близилось к вечеру. Солнце все больше стремилось скрыться за вершинами сосен. Но, как казалось путникам, оно застряло на небосклоне. Дядька Федот, поправив одной рукой тулумбас и вощагу, сказал: "Олёшка, придем, я покуда балобана устраиваю, ты поспеши-ка на поварню  снести трофей. Токмо о монетах с имя не толкуй, - и, о чем-то подумав, сказал.- Я сам".
- Хорошо, хорошо,- певуче растягивая слова, ответил Олёшка. Вдруг, как будто очнувшись ото сна, он схватил дядьку за руку и в сердцах, стараясь заглянуть ему в глаза, сказал.- А што, стрый Федот, не слыхать ли на слободе, што нового про казаков? Я так ведаю, што не сговорятся оне с Максимкой Строгановым. Не зохотит он лабазы, да амбары свои пустошить. Итак, истрачено на армату казацкую брашны зело богато. Я сам даве слыхал, как Максимка бранными словами при Никите распекал казаков. Что де ни проку, ни толку от них нету. Одна поруха. Да и вельми много припасов Ермак велит яму приготовить.
- Тако ужо. Казаки извелись зовсем, в тепле да неге прозябать. У них кровь горяча. Им надобно вручь биться, да под кУлями поскакати. А оне уж, почитай, сколь рОков тут разговляются без дела ратного та разбойного.
- Да уж. Одна забава, как пригубят лишнева, так и ну из мушкетов палить, купцовых приказчиков да слуг задирать. Им што, все едино. Оне "вольница" казацка,- так, между собой говаривая, охотники подошли к мастеровой слободке.
  В слободке, не смотря на приближающийся вечер, не смолкали стук кузнечных молотов и оханье, раздувающих огонь, мехов. Из кузниц, гончарен и варниц вовсю шли дым и пар. Бабы суетились по хозяйству, убирались. Сымали с веревок полотнища, крашенного в разноцветь, холста. Гончары сбирали вовнутрь мастеровой избы глиняные плошки и горшки. Слободка продолжала жить своей вечерней, обыденной, жизнью. 
- Здорово были, дядька Федот. Как ноне добыча? Богато ли?- Вышедший из кузни кузнец, утирая холстиной руки и лицо, щурясь на заходящее солнце, обратился к охотникам.
- Бог помощь, дядька Гнат. Нешто не видишь?- Разухабисто, ответил Олёшка, приподнимая вверх добычу.
- Ну, ну. Богато ноне. И зайцы, ликося, добрые,- Гнат сел на колоду, продолжая утираться.- Да тольки у меня к Вам сказ буде кое-какой. Сядьте рядком, покудова, отдОхнете.
  Охотники присели на поленницу рядом с Гнатом. Дядька Федот сел так, чтобы был упор для руки, на которой он держал птицу. Балобан, до этого спокойно сидевший на руке, ощутив то, что человек остановился, нервно передернул крыльями. Старик вынул из вощаги корм и поднес к клюву сокола. Птица моментально заглотила корм.
- Об чем рёкать будем, Гнат? Али запросто так. То у нас нету ужо ни сил, ни хотенья понапраслину рёкать,- спросил дядька Федот и в упор уставился в глаза Гнату.
- Поначалу я хотел, штобы Олёшка поведал мне, как нож. Справный ли получился? Удался?
- Дядька Гнат, на нож не на любуюся. Хорош нож. И востер и в руке ладен. Добрый нож. От всей души благодарствую,- взволнованно улыбаясь, ответил Олёшка.
- Пользуй,- как-то холодно отозвался кузнец. - Можа ешшо, на что годен будет.
- Ты сейчас об чем речешь, Гнат?- Чуя что-то неладное, спросил Федот.- Али напасть кака приключилась? Да нешто царская армата на угомон казаков прибыла? Даве я слыхал, што де царь Иван рать с воеводой послал. Казаков разбойных уздать. Али как?
- Та не, не армата с воеводою,- понуро опустив голову и отмахнувшись, отвечал кузнец.- В казаках вся напасть. Зело грозные оне ноне. Из мушкетов та пищалей палят нещадно. На саблях, в утеху, рубятся. Зело пьяны все поголовно.
  Гнат почесал затылок, обдумывая что-то важное для себя.
- Ну! Дале. - Кузнец рек медленно, обдумывая кажное слово. Федоту нетерпелось.
- У них третьего дня, как только Вы в лес подались, казачий круг сподобился. А на круге том оне порешили за Камень идтить, безотлагательно. Пока река не стала.
- Ну! Што дале было? Гнат, из тебя кажное слово, как из баклаги цедить надобно,- начинал нервничать дядька Федот.
- Ну, так я и реку, што круг. Сам-то я там не был, не слыхал, што на том круге рекли. Но токмо опосля сего круга больно ретивы оне стали. Будто белены объевшись. О, как.
  Олёша слушал, внимая каждому слову кузнеца. Он воспринимал с жадностью кажную новость о казаках, об их атамане Ермаке. О том, как идет подготовка к хождению за Камень. Его очень огорчало то, что братья Строгановы, Максим и Никита, шибко упираются. Не хотят ратных людей в поход собрать. Брашны да зброи воинской дати имя. Не хотят свои закрома открыть. Хотя, как ведал Олёшка, браты сами посылали гонцов тайных к казакам в "вольницу". Штоб де пожаловали оне в земли Уральския, да штоб караул несли от набегов всяких там вогулов, остяков, та кучумлян. Зело стонет от ентих набегов народ Уральский.
  А даве, зимой, услыхал Олёшка, как в корчме, пьяные казаки рекли, что-то о тайном сговоре между братьями Строгановыми да атаманами казацкими, о походе за Камень Уральский. Что де там народец проживает дикий, но зело богатый. Што леса и поля там без краю. Рекли что-то за стратигию воинску, но в ней Олёшка не разумён был, поэтому пропустил мимо ушей. Шибко хорошо, краснО, рекли пьяные. Што де идтить атаманы порешили ентим летом. Што надо собирать круг казацкий и на том круге все и порешить. Идти за Камень, али нет. Да хто из казачьей "вольницы" в отказ попрет? Да нихто. Нема среди казаков таких дурней. Так шумно рекли пьяные казаки, восхваляя поход и атаманов.
   И с той поры не стало Олёше покою. Яму с кажным днем все явней стало грезиться, как он на походе. Как учится у казаков разному бранному ремеслу. Рубится с кучумлянами. Стоит за ветрилом. Скачет на коне. И, наконец, возвращается к своей Ирине  весь в соболях, та в шелках. Осыпает ее златом и каменьями самоцветными. Покрывает ее тканями китайчатыми, та лазоревыми. Соболями нежными. И што самое отрадное - выкупает ей "вольную".
   А што? Дома никто за узду не держит. Да и дома-то нету. Родителев у яго нету. Батюшку на соляном прииске глыбой придавило. Все косточки яму поломало. Долго в немочи пребывал. Та в немочи и помёр. Схоронили яго, он, так и не пришедши в память, был. Матушка зело горевала. Она на сносях была. Не пережила горюшка, в родах и помёрла.  Остался Олёша круглой сиротинушкой. Сии события он плохо помнит, шибко мал ешшо был. О них яму опосля бабка Анфиса поведала. Стрыя Федота жинка. Да и та давно Богу душу отдала. Царствие ей небесное. Вот и остался бобыль Федот с малым Олёшей на руках.
   Олёшка подрастал. Становился отроком дюжим. Стрый Федот яго обучал всяким премудростям житейским. Землепашеству, бортничеству. Как распознать добрые травы та коренья от негожих, смертных. Как из добрых растений приготовить отвар целебной силы. Много чему научил Федот Олёшу. Особливо Федот учил яго охотницкому делу. Тому, как распознать след звериный. Как на птицу, та на зайца силки ставить. Как в лесу к дому дорогу найтить. Все Олёша усваивал, как надобно. Скоро усваивал. Сам, наверное, ужо, смог бы поучить старика.
   Складно все ладилось в Олёшиных мечтаниях. Одна мысль не давала яму проходу. Как он оставит одного стрыя Федота? Поди, помрет дядька, пока он на  походе пребывает.
- Вот я и реку Вам, штоб проворно шли в городок, та и не высовывались. Ненароком мочно угодить под горячу руку. Али вообче, кулю словити. Зело тревожно стало в Орел- городке. Тутака оне не появляются.
- А от чего казаки так взбеленились? - Неунимался Федот.
- Рекут люди, што вдругорядь Максим Строганов отказал атаманам казацким на поход их товарами оделить. Вот оне и возгорелись.
- Ну, дела.- Присвистнул дядька.
- Даве ко мне пленный ливонец захаживал. Лопотал што-то по-своему. Я токмо одно разумел, што рекут яго Йохан, та што яму потребна сабля. Он даже на холстине угольком нацарапал ее. Я так разумею, оне вскорости за Урал Камень пойдуть. Туда им и дорога. Господи благослови.
- Добре, Гнат, што без утайки поведал. Неисповедимы дела твои, Господи.- Дядька наложил на себя крест. Гнат и Олёшка тоже перекрестились.- Ну, Олёшка, пойдем покудова. Пока тьма зовсем не легла.
 
   

 2. Знакомство с атаманом

   Солнце склонилось ближе к земле, но по- прежнему жарило не в мочь. Однако к вечеру стало немного прохладнее. С реки повеяло долгожданной прохладой. От низкого закатного света тени на земле стали длиннее.
   Дядька Федот и Олёшка, пройдя мастеровую слободку, через ворота в частоколе вошли на территорию посада Орел - городка.
    Посад был вотчиной купцов Строгановых, который в свое время по царской "пожалованной" грамоте основал глава рода Строгановых Аникей, дед нонешних хозяев. Сия грамота обязывала: "Горотки строити, варницы ставити, соль варити, слободы копить на государя".  Отсюда и вели свои дела внуки его, Максим и Никита. Расширяя торговлю, кузнецкое, ткацкое и изразцовое мастерство. Но основой их дел была соледобыча.
    Орел-городок считался неприступным острогом. Расположенный на высоком берегу Камы, обнесенный деревянным частоколом со сторожевыми башнями, прикрытый с одной стороны глубоким рвом, он представлял собой крепость. На его территории располагались хоромы хозяев, тоже обнесенные частоколом врытьем, два шатровых храма, колокольница о десяти колоколах, торговые лавки та избы ремесленников и горожан.   
    Еще у ворот охотники приметили какое-то беспокойство в народе. Тревогу. На улицах не было женщин и детей, которыя ковырялись бы у дороги в пыли. Иные мужики, не здороваясь, низко опустив голову, пробегали мимо них. Все куда-то спешили упрятаться. Однако, зная причину людского беспокойства, шли уверенно. Олёша уговорил дядьку проводить его до самой избы, а потом отнесть дичь на поварню.
   Прошли по главной городской дороге мимо хором Строгановых, торговых лавок та изб ремесленников. Вышли на церковную площадь и, перекрестившись на купола, пошли дальше. Обойдя церковные дворы и избы, они приметили, сидящего на березовом пне юродивого Савву. Савва их тоже приметил. Он улыбался им во всю свою заросшую спутанной гривой и бородой физиономию. Это был местный городской юродивый, божий человек. Одет Савва был в давно не стиранную, долгополую, хламиду. Волосы и борода его были спутаны. Сколь Савве было лет, и откуда он взялся, в городке никто не ведал.
   Савва простодушно улыбался. Он вообще был человек  не агрессивный. Со всеми проживал в миру. Говорил он плохо, растягивая слова, но все, кто с ним разговаривал, понимали его. Он больше объяснялся жестами. Вот и сейчас вскочил с пня и, прихрамывая, устремился к охотникам. Он был в восторге от птицы. Ему хотелось бы ее погладить, но он не смел. Савва что-то мычал.
- Бог с тобой, Савва.- Приветствовал его Федот, доставая из вощаги горбушку хлеба и протягивая ему.- Ну, речи об чем ведаешь? Што в городке твОриться?
   Савва изменился в лице. Стал было махать руками, что-то мычать. Показывать рукою куда-то в сторону городской площади. Вдруг в притихшем городке раздались приближающийся громкий хохот и разговоры. На улицу вышла ватага казаков. Еще издали охотники поняли, что казаки были во хмелю. От жары оне, не скрываясь, обнажили свои тела. Разноцветные шаровары та сапоги вот и вся одега. Еще у кажного имелся широкий пояс с мушкетами за ним. Головы казаков были бриты либо стрижены "под горшок". 
   Не успели охотники уйти, скрыться с глаз долой, как появилась сия ватага. Завидев птицу, казаки всей толпой направились в сторону Федота и Олёшки. На ходу что-то горланя и показывая пальцами в их сторону.
- Принесла нелегкая.- Тихонько сказал старик. Казаки окружили охотников. Балобан, до сих пор покойно сидевший на руке, предчувствуя опасность, нервно передергивал крыльями.
- А, батьку! Ты есть охотницкого промыслу человече,- сказал один из ватаги, непомерно полный и такоже обнаженный казак. В руке он держал глиняную баклагу с медовухой.- Наша людына. Вот как есть наша.
- А мочно твово орла потрепать?- Сказал второй и протянул руку к птице. Только он коснулся крыла, сокол в тревоге резко распустил крылья, запереминался с ноги на ногу, вытянул шею и вдруг грозно зашипел с присвистом. Казаки тотчас, напуганные, отпрянули назад.
- А ну, не замай птицу!- Грозно прикрикнул на казака дядька, пытаясь прикрыть балобана рукой.- Не трожь!
   Очнувшись от временного испуга, от такой реакции птицы, казаки по одному начали хохотать. Первоначалу хохот их был не стройный, но через мгновенье оне хохотали все.
- Как он тебя, Малява, спужал,- хватаясь за толстый живот и громко смеясь, пропыхтел толстый.- Ты, поди, и в шаровары успел накласть?
   Казаки еще дружней захохотали. Охотники же вели себя спокойно. Оне где-то в глубине души поминали Бога, штобы скорей избавил их от такой напасти.
- А што, диду, хлебнешь с нами меду? А?- Снова пристал толстый.- За мировую. За наш поход славный. За нашего атамана Ермака. А? БрАты казаки, он не хотит пить за нас. Шо робить с имя будем? Можа пальнуть в их?
   Толстый, продолжая хохот, выхватил из-за пояса мушкет и прицелился, было, дядьке прямо в лицо. Олёшка непроизвольно потянулся к рукоятке ножа. И Бог ведает, чем бы закончилось это общение, не появись тутака еще одна группа казаков.
- А ну, што тут деется? Молвите по одному? Убыток чините добрым людЯм?- Громогласно произнес один казак из внове подошедшей группы и пробился в круг. Подгулявшие казаки, разом расступились и притихли. - Обиду сеете, бесы? Людишек шарпать надумали.
  Казак, подошедший к ватаге, явно был не рядовым казаком. Его статный вид говорил сам за себя. Несмотря на вечернюю жару, казак был в крашеной хною шапке, украшенной шитым узорьем и отороченной куньим мехом. В цветастом кафтане, надетом на такую же цветастую нательную рубаху. К широкому кожаному поясу у него была приторочена кривая татарская сабля в ножнах. Из-за пояса выглядывали рукоятки двух мушкетов. Красные шаровары и сапоги дополняли его одегу. Казак был плотно сбит в широких плечах. ГлАза был вострого. Густая темная борода окаймляла его широкое, скуластое, лицо.
   Охотники сразу смекнули, что перед ними сам атаман казацкий Ермак Тимофеевич. Ране оне видели его токмо издаля. Так-то близко имя обчатся еще не сподобилось. Дядька Федот заломил шапку с головы и ну кланяться атаману в пояс.
- Добре кланяться, старче! Ешшо лоб расшибешь ненароком. Ну, сказывайте, хто такие будете?- Миролюбиво, молвил атаман. Казаки начавшие было снова хохот, сразу прекратили его, стоило лишь атаману строгим оком окинуть ватагу.
- Мы купцов Строгановых зависимые люди,- чуть робея под строгим взором атамана, ответствовал дядька Федот.
 - С охоты до дому вертаемся. Во.- Старик указал на дичь, висевшую у Олёшки на шее. Олёша же, восхищенно, не мигая и не отрывая глаз, в упор смотрел на Ермака.
- Добрая у тя птица, диду. Добрая. Енто она столько дичи насшибала, али каку в силки добыли?
- Та и в силки буде маненько. А так-то балобан сшиб. Яму тож, однако, полетать охота. Крылышки свои помять, порезвиться в небе,- оживился Федот.
   Ермак только сейчас обратил внимание на, молча стоявшего рядом с охотниками, юродивого Савву. Вынув из-за пояса монету и протянув ее убогому, сказал: "Прими, Божий человек". Савва, взяв подношение, что-то промычав в ответ, растерянно заулыбался.
- Ужо так оно.- Сказал Ермак.- Вот и моим казачкам воли хотся. Засиделись оне у Вас на погосте. Зажирели, та застоялись. А, казаки!?- Казаки добре ответствовали атаману неровным гулом.- Заскучали по делу ратному. Слыхал чай, што казачий круг порешил за Камень идтить? Из ентова секрету давно уж нет. Мы ешшо весной за Камень подались бы. Вот тольки Максим Строганов все ешшо ерепениться. Не хотит нас в путь- дорогу снарядить. Кое- какой брашны та припасу воинского дать. Это негоже. Мои казачки у Вас на погосте измаялись. Тольки зело бражничают.
   Тут Олёшка никак ото сна отошел. Приободрился, набравшись смелости, и молвил, вспыльчиво и громогласно. "Ермак Тимофеевич, возьмите меня с собой в поход. Ей-ей, пригожусь, та и обузой не буду. Я охотницкому делу вельми обучен. Дядька Федот обучил. Знахарское  дело ведаю. Травы та коренья пользительные разумею. Отвар, какой потребен буде, изготовлю. Из лука стреляю "в яблоко". Молод, силен. В ратном деле не испужаюсь. Возьмите".
- Эка громогласный какой!- Наиграно протирая уши, рек атаман. Немного подумав, обратился к Федоту.- А што, диду, отпустишь малого погулять с нами. Нам эки молодцы зараз сгодятся на походе.
   Стрый Федот, разом онемев от Олёшкиных речей, смотрел на него, вытаращив глаза. Словно получил "обухом по голове". Он до сей поры не ведал об его тайных помыслах. А тут нате, выдал. Невольно сглотнув сухую слюну, дядька только и произнес: "Та как же так?"
  Ермак, поддерживаемый казаками, от души рассмеялся.
- Добре, возьму тя в поход, ежели тятька отпустит. На поход надо идтить с благословением сродственников и Божьим. Тогда на походе все и сладится. Как, диду, отпустишь малого от себя?- Федот продолжал молча глядеть на Олёшку.- А ратному делу мы тя обучим.
- Иван,- обратился он к казаку из своей свиты.- Ты все слышал?
- Все слышал,- отозвался Иван и подошел ближе к атаману.
- Вот тебе ешшо один богатырь. Познакомимся. Это буде Иван Кольцо, мой помощник. А тя, паря, как буде величать?
- Олёшкой рекут.
- Добре, Олёша , вот и ознакомились. Значит так, паря, ежели до завтра не передумаешь, и ежели тятька тя благословит, то приходь завтрева к нам. Пошли, браты казаки.- Они всей ватагой двинулись к своему лагерю.
   Так состоялось знакомство Олёшки с атаманом Ермаком. Вот так поведал он стрыю Федоту свои тайные планы и мечты, которые вынашивал не один месяц. Даже, когда атаман с казаками ушли, Федот продолжал стоять и молчать не на шутку "огорошенный". Он не знал, что и молвить. Собравшись с духом, дядька отрешенно произнес: "Пошли до избы, штоли". Олёшка начал было извиняться, оправдываться, дескать, што до времени не раскрывал свои замыслы. Дескать, не знал, как сказать дядьке, об том што уготовился в поход идтить. Федот только отмахнулся от его извинений и, низко опустив голову, ускорив шаг, двинулся по направлению к избе.
 
3. Казачья смута

   А тем временем в хоромах купцов Строгановых собрался совет. Сами братья, Максим и Никита, та приближенные к имя слободчики, та посадские. Совет заседал при наглухо закрытой ограде. Все заплоты были накрепко заперты. У ворот та калиток несла службу стража. Держал совет Максим,  в горнице, с подклетью, за широким и длинным столом. Дубовые двери, украшенные инкрустацией и большими медными ручками, были плотно закрыты. Поскольку ставни на слюдяных окончинах такоже были плотно прикрыты снаружи, то в горнице горело дюже богато свечей, стоявших на столе и установленных в бронзовые поставцы. В горнице стояла духота, накопившаяся от дневной жары и запах тающего воска. Но этой духоты не замечал никто.
   Все присутствующие при сем совете были людьми знацными на хозяйстве Строгановых и на Орел - городке. Многие из них начинали с батюшкой братьев, Григорием Аникеевичм. Поэтому в любом важном вопросе в их дельном совете была особливая надобность. Особливо в вопросах ведения хозяйства. Знающие хозяйственники, всегда могущие подсказать в решении вопросов и придумать хитроумные планы, были всегда необходимы. Вот и сейчас без их совета не обойтись. Решался вопрос, как быть с казаками. Как малыми расходами, сохранив свою казну, оделить казаков.
   Совет длился ужо давненько. Все никак не могли прийти к единому мнению. У молвивших "за" обеспечение Ермака всем необходимым были свои резоны, у молвивших "нет" свои. Максим колебался то в одну, то в другую сторону. Но надо было что-то решать.
   Хотя Строгановы сами пригласили Ермака со дружиною на службу. Хотя оне с атаманом Ермаком и его сотоварищами давно обсудили поход и, видя обоюдную выгоду, сошлись во мнении, што надо идтить за Камень. Но добровольно снабжать поход Максим наотрез отказался. Это ж, какие убытки. А може так стати, што поход провалиться. Опять же риск. Тогда его мошна велико убытков претерпела бы. А рисковал Максим многим. А ну, как донесут наушники царю Ивану, што де купцы Строгановы большой поход сами обрядили, без царской на то воли? Не сносить тоды имя головы. Больно царь Иван с боярами та с предателями грозен.
  Ужо несколько раз отказывал Максим казакам в снабжении их похода. Но дольше тянуть было некуда. Казаки в любую минуту готовы были гызом пойти потрошить лабазы и амбары. Та ешшо кабы "красного петуха" не запустили, не приведи Господи.
   Максим обратился к игумену, все это время сидевшему на совете молча: "Отче Никандр, может, ты присоветуешь, што? Как нам быть? Статься у тя свое мнение имеется. Молви".
   Игумен встал с кресла, установленного по его же просьбе возле изразцовой печи. Он не пытался вникать в хозяйственные вопросы, оставляя это право более сведущим людям. Он жил и мыслил лишь вопросами Православной веры. Но тут случай был особый. Помолчав еще не много, он с присущим ему спокойствием молвил:
- Вот што я те щас промолвлю, Максимушка, а дале решай сам, как поступить,- игумен помолчал.- Решаешь снабдить поход али нет? Я в твои дела по хозяйству не лезу. Не дока я в их. Сколь пороху, та шапок меховых дать сам решай. А токмо я те так  поведаю. Снарядишь поход, а тако же, ежели удачен он буде, то слава о тебе великая по Руси-матушке пойдет. Перед людом православным, Русским, восславлен будешь. Царь батюшка, Иоанн Васильевич, тебе все прегрешения давешние и нонешние простит и помилует. Во славу Государства Россейского буде дело сие спроворено. Казаки народ на походах зело ушлый, хитроумный. Так ты к имя проводников, рудознатцев та людей, грамоту разумеющих, приставишь, штоб местность обрисовывали та кроники вели. Вельми гоже затея та буде. Вельми. Народец той веры православной не ведает, а ты имя священников дай. Вот и благо буде. А с корысти твоёй тож ничо не станется. Ежели сам молвил, што края те дюже богатые, так што ты сумлеваешься? Вернут тебе казаки все твои проторы с лихвой, та и сверх того одарят. Я и благословение свое на дело сие благородное дам. И молиться буду за души казацкие.
   Слова игумена наполнили присутствующих на совете новым смыслом. Максим, распустив совет и оставшись один, еще долго мыслил в душной горнице, как ему поступить.

*** 
 
   Утро выдалось на славу. На небе не было ни облачка, што сулило людям новую маету от жары. Солнце светило хоть и низко еще, но его лучи уже начали свое дело. Выпавшая за ночь роса мгновенно улетучилась в воздухе, унося с собой утреннюю прохладу. Ни ветерка не дуло с реки. Воздух как будто застыл без движения.
   Стрый Федот не спал всю ночь. Все размышлял над сказанными вечор Олёшиными словами. Оказывается, он плохо знал своего племяша, которого взрастил с малых лет. Оказывается, Олёшка не доверяет ему полностью, раз скрыл от него свои думы о походе. Растил, растил и на тебе. С казаками на поход собрался. Ишь, што удумал пострел.
   Ввечеру дядька, обиженный в самое сердце, никаких объяснений и извинений от него и слышать не хотел. Все отмахивался. А вот, поди, ты всю ночь глаз не сомкнул. Думал. И уже под утро пришел дядька к такому выводу. Парня он все равно не удержит. Узда уже не та. Терять ему самому нечего та и некого. Возьмет он свово балобана, та и уйдет вместе с Олёшкой, та с казаками за Камень. А в пути он ешшо сгодиться. Будь, што будет. А помрет в пути, то буде судьба така. А в избе начнет помирать, так и ходить за имя некому. Так мыслил дядька Федот. Под утро он все- таки уснул. Несмотря на переживания, дневная усталость дала о себе знать.
   Проснулся Федот, когда солнце было ужо высоко. Давно он так долгонько не почивал. Проснулся с одной мыслью, рассказать о своем твердом решении Олёшке. Присел на полатях, огляделся  спросонья. В полумраке избы он разглядел балобана, сидящего на треноге, развешанные по стенам силки, посуду на полке. Олёшки не было. Наверно он понес дичь на поварню Строгановых. Дичь с вечора была уложена в голбец на ледник. Старик вышел на двор.
  Люд в слободе был занят своими делами. От вчерашней тревоги, как будто, не осталось и следа. Стрый Федот присел возле тына, прикрыв глаза от солнышка, стал ожидать Олёшу, соображая в голове, што надо успеть сделать перед походом. О том, што яму атаман не откажет, он не сумлевался. Федот начал было перечислять в уме свои достоинства, которыя были бы полезны на походе, как вдруг, приоткрыв глаза, заметил, как мимо пробежали две бабы. Потом еще появился люд. Все куда-то спешили. Лица у всех были перекошены от испуга. Всеобщая суматоха стихала по мере того, как люди прятались по избам, та овинам и чамьям.
   Приподнявшись от тына, дядька Федот прислушался. Что происходит, Федот не знал и не понимал. Но всеобщая тревога начала передаваться и яму. Он окликнул было знакомую бабу, пробегавшую мимо, но та, прикрываясь на бегу платком, только отмахнулась рукой. Наконец он явно услышал бой тулумбаса и нестройный гул голосов, идущий от казацкого лагеря. Одновременно с все нарастающим гулом голосов на колокольнице ударил набатный колокол. Федоту удалось схватить за рукав пробегавшего мимо пацаненка.
- А ну, сказывай, што деется округ? Куда все бегуть?- Прикрикнул он на паренька.
- Да отпусти ты!- Огрызнулся малой.- Казаки смуту подняли. Идут к хоромам Строгановским, клети та лабазы шарпать. Отпусти, говорю.
   Дядька Федот, недоуменно, посмотрел в след убегавшему мальцу. "Видно не зря вечор молвил Гнат, што казаки вельми ретивы стали",- подумал он.
 
***
   Олёшка, проснувшись поутру, решил не замедлительно отнесть на поварню Строгановых, пойманную давеча на охоте дичь. Тихонько собравшись, он, стараясь не разбудить дядьку, вышел из избы. На улице день только начинался. Сползав в голбец, достав дичь и зайцев, направился к купеческим хоромам. Направляясь к хоромам, он преследовал надежду увидеться с Ириной. Поведать ей о вчерашнем знакомстве с Ермаком и о том, што атаман не отказал ему в походе. Его переполняла радостная гордость. Ему не терпелось поделиться той радостью с любимой. На обратном пути он рассчитывал заглянуть в лагерь казаков. Спросить Ивана Кольцо. Може он скажет, кому, штоб начали его, Олёшку, обучать искусству воинску. 
   Подойдя к хоромам, окруженных сосновым тыном, он постучал кулаком в калитку в заплоте. В калитке открылось маленькое оконце и показалось знакомое лицо одного из беломестных казаков, призванных на службу из крестьян.
- Што надо?
- Евлампий, та ентож я, Олёшка. Али не узнал? Я дичь принес. На охоте добыли. Вона сколько. Ежели сейчас не отдам, протухнет весть. Ледник-то у нас с дядькой худой, сам ведаешь. А нам такого добра ввек не съести буде. Отворяй, давай.
- Не велено никого пущщать.
 -А к чему у Вас така засада,- Олёшка смекнул, што дело тутака явно не чистое.- Что стряслось?
   Евлампий покрутил головой, замахал руками и окрикнул кого-то. Затем оконце закрылось, и калитка открылась полностью. Олёшиному взору представился Евлампий во всей красе. Худой, высокий, он был одет в домотканую рубаху, крашенную дубасом, и поверх рубахи в ржавую кольчугу, которая приходилась ему до пояса.
- Ну, давай, што у тя там. Вот мальчонке передай,- мальчонка взял у Олёшки дичь, повесил себе на шею зайцев и рябчиков и, согнувшись под тяжестью ноши, побрел на поварню.
 - Дядька Евлампий, а што все-таки деется-то?- Стражник немного помялся и со значимостью сказал, указывая на секерку в руке.
- Мы ноне в усиленном карауле пребываем. О, как! Вчерась, как сообщили лазутчики купцам, што казаки могут ноне гызом пойтить на хоромы купецкия, так караул и усилили. А сенни десятник собрал, та и молвил, што угроза нападения де не сымается. Штоб все держали ухо востро. Не допустили разоренья. О, как.
- Ну, дела,- и вкрадчиво промолвил.-  А што дядька Евлампий, мочно мне пройти. Мне шибко надобно.
- Нет. Нет.- Чуть не крича, грозно отмахнулся стражник.- Ишь, чего удумал. Увидит десятник али ешшо кто, не сносить мене головы. Итак недозволенное творю, заплот те отворил. Нет!
   Сомневаться не приходилось. Евлампий не пустит. Што делать? Очень уж Олёше надобно Ирину увидеть. Он знал тайный лаз в тыне. Не раз им пользовался для встреч с Ириной. Но эти встречи происходили по сговоренности  заранее. Лично али через девок сенных. А сейчас Ирина даже не ведает, што он пришел. Сейчас, видимо, все серьезно стало. Да и подводить стражников яму тож не хотелось. Попадет имя.
- Ну, тоды я пойду. Все равно не пустишь.
- Не пушшу.
      Олёшка, поправив на плече торбу, в которой принес дичь, развернулся от калитки и направился в лагерь казаков. Идя в сторону лагеря, он представлял себе встречу с товарищем атамана, Иваном Кольцо. Даве, при знакомстве, он разглядел лишь, што Иван казак жилистый, крепкий. Не улыбчатый.
   Чем ближе он подходил к лагерю, тем явственнее яму становилось какое-то сумбурное движение в ём. Казаки не галдели, но были сосредоточены. В их движениях наблюдалась дерзостная угрюмость. Переговариваясь между собой, старались не поднимать лишнего шума. На Олёшку внимания никто не обращал. Все были заняты своим привычным делом. Подготовкой к бою. "Нешто и впрямь пойдут Строгановскую казну шарпать? Как там Ирина?"- С тревогой подумал Олёшка, сердце его учащенно забилось.
    Продвигаясь мимо великих и малых шатров казацких, та изб слободских, он приметил што казаков вельми много. Некоторые из них начинали гужеваться на поляне, расположенной в центре лагеря. Многие еще только подходили. Все были при оружии. В воздухе росло возбуждение. Гул голосов стал нарастать. Казаков все прибывало. В руках некоторых из них появились горящие факелы. Толпа была похожа на растревоженный улей. Забравшись на стоявший тут же тын, Олёшка смог разглядеть всю толпу казаков. В разношерстных одежах, а кто по пояс голый, все при оружии, толпа ходила, волновалась из стороны в сторону. Гудела. Глядя поверх бритых и стриженых голов, ему удалось видеть, как на возвышение взобрался человек, который поднятой вверх рукой, пытался утихомирить толпу. Казаки начали понемногу замолкать. Потом из большого шатра вышли атаманы. Они остались стоять у возвышения, а один казак в пригожей для боя робе, с мушкетами за широким поясом, поднялся на возвышения. Олёшка узнал в ём давешнего атамана Ивана Кольцо. Подняв вверх руку, он молвил:
- Браты казаки, поклон Вам и всей казацкой вольнице,- Иван поклонился на три стороны. И молвил дале.- Ведомо ли Вам, што позвали нас купцы Строгановы, вольницу казацку, блюсти дозором вотчины свои от ханов кучумских?
- Ведомо,- нестройно раздались голоса.
- Ведомо ли Вам, што за услугу нашу купцы обесчали нам полный кошт? Купцы свое слово крепко сдержали. Тута на их обиды нет.
- Нет,- уже громче поддакнула толпа.
- А ведомо ли Вам, браты казаки, што на поход за Камень мы с теми купцами сговорились давно и ужо струги робить зачалИ?
- И то ведомо, атаман, - начала, все более громко, рыкать толпа.
- Но чуется нам есть великие израды со стороны купцов.  Не хотят оне снабдить поход сей, по-хорошему. Оне предлагают нам припасы воински та брашные за свой, казацкий, счет у них куплять, та на поход идтить. Скольки бы мы с имя не размовляли на ентот счет, с места не сдвинулся купец. Стоит на своем. А откуда у казака монеты? Коли он без ратного  трофею, та без шарпанья живет. Я Вас, браты казаки, спрашиваю.
- Нема монетов,- еще сильнее загудела толпа.
- Не справедливо сие. А на поход надо идтить до ледоставу. Верно, молвлю, браты казаки?
- Верно,- гудела толпа.
- Вот и решили мы последний шаг предпринять. Гызом пойти к купцам, та силой потребовать свое. Верно, казаки?
- Верно, атаман, - еще больше загудела, заволновалась толпа. Отдельные крики потонули в общей лавине голосов. Казаки начали трясти кулаками, зажатыми в руках факелами. Раздались выстрелы. От утреннего спокойствия не осталось и следа.- Айда, трясти амбары! Айда, шарпать! Айда, к купчинам!
- Айда!- Крикнул Иван Кольцо и, махнув рукой, слез с возвышения.
   Казаки, ведомые единым порывом, развернулись и пошли не стройной толпой в направлении хорОм купеческих. Ругая Строгановых разными бранными словами, угрожая им жестокой расправою, потрясая кулаками и оружием, смеясь и посвистывая громким посвистом, толпа вышла на главную городскую дорогу. Тут же ударили казацкие ратные тулумбасы, еще больше подначивая идущих. Кто-то пытался завести походную песнь, но она, не успев начаться, потонула в общем гомоне. Иные, приплясывая, подходили к заплоту Строгановского  двора. На колокольнице ударил набатный колокол. 
Олёшка последовал за казацкой толпой. Он пытался, сократив путь, городскими тропами, та палисадами поспеть к хоромам раньше казаков. Штобы тайным лазом проникнуть на двор, и хоть как-то защитить Ирину от опасности. Но все его попытки не увенчались успехом. Казаки были повсюду. Они заполонили весь городок. Но их главной целью оставался купеческий двор.
Подойдя к сосновому заплоту, оне остановились возле ворот. Волнение толпы от близости своей цели нарастало. С территории двора не раздавалось ни одного звука, никакого движения. Стража, набранная из крестьян, при виде толпы разъяренных казаков, моментально разбежалась.
Казаки принялись расшатывать ворота. Запертые изнутри, дубовыя ворота не выдержали натиска десятков тел. Поддались. Распахнувшись, одна створка упала под ноги наседавшим. С гиканьем, со стрельбой, толпа заняла всю территорию купеческого двора, окружив хоромы плотным полукольцом.
Из толпы раздавались возгласы, призывающие начать разор хозяйского имущества. Многие призывали к тому, штобы "пустить петуха". Большая часть толпы справедливо требовала, штобы Максим Строганов сам вышел к ним и держал ответ.
Наконец-то толпа дождалась. Испросив благословение у игумена, помолясь, на крытую лестницу в сопровождении брата и других знацных людей вышел Максим Строганов. Оглядев беснующуюся толпу, он, соблюдая внешнее хладнокровие, поднял вверх правую руку. Гул в толпе понемногу начал стихать.
- Молви, купец,- раздавались одиночные голоса.
Максим, собравшись с духом, молвил: "Раз тако дело пошло, то решили мы пойти Вам на поводу и снарядить поход. Раз тако дело обернулось, то я не буду перечить. Получите Вы и зброю ратную, и порох, и одежу теплую. Все получите. Обещаю. Сягодне же и почнем. Тольки расходитесь, не допускайте разору".
Казаки, стоявшие вдали от крыльца, начали переспрашивать у передних, што молвил купец. Но когда он произнес последние слова, толпа взревела, подбрасывая вверх шапки и паля из мушкетов. Все уладилось миром. Казаки стали расходиться, покидать двор. Опосля их на дворе остались только догорающие факелы. Атаманы вошли в купеческие хоромы для дальнейшего размовления.

4. В казацком лагере

    Как только казаки освободили Строгановский двор, Олёшка спокойно прошел на зады двора, где располагались конюшни с сенниками, поварни, бани, погреба та протчие  постройки.  Пользуясь тем, што из стражей ни кого не было видно, его никто не остановил, прошел в поварню. Там было пусто.    Вдруг  он услышал всхлипывание.  Олёша нашел того самого мальчонку, што забирал у него дичь. Малой забился в угол у печи и весь дрожал от страха, мелко вздрагивая телом и стуча зубами. Увидев вошедшего Олёшу, малой несколько оживился.
- Так, хоть один живой нашелся. Куды все разбежались-то? Никого нет.
- По клетям, та погребам,- продолжая стучать зубами, ответил малой.- А казаки, оне ушли?
- Ушли,- улыбаясь, ответил Олёшка. - Можешь вылезать из своей норы. Давай помогу. Шибко испужался?- Он протянул малому руку.
- Ага, испужаешься тут, когда толпа поперла с тулумбасами, та с огнищем. Палят ешшо. Та ко всему колокол набатный бьет. Яко набег татарский. Ей-ей, не вру. Спужался шибко. Я, чай всех святых упомнил. Несколько раз "Отче наш" прочел. Видимо Матерь Божья, заступница, услыхала мои молитвы, не дала пропасть,- мальчонка, будто опомнившись, спросил.- А ты, как здесяка? Чаво тутака делаешь? Я тя помню. Ты даве на поварню дичь принес. С дядькой Евлампием об чем-то у ворот трекал.
- Поможешь мне?
- А, што делать-то надобно?
- А я те объясню. Ты давай, пройдись по клетям, та конюшням. Скажи всем, што кончилась смута. Пущай вылазят, бояться боле нечего. А по ходу, если найдешь сенную девицу, Ириной рекут, то молви ей, што ищу ее. Добре?
- А как тя самого-то рекут?
- Она поймет. А рекут меня Олёшкой.
   Они вышли из поварни на свет. На дворе по-прежнему никого не было, но только то тут, то там поскрипывали двери. Люди, почуяв затишье, потихоньку начали выглядывать в дверные щели, дабы убедиться в том, што лихо миновало.   
   Олёша с малым, разделившись, пошли по разным постройкам, заглядывая походу в двери и окрикивая людей. Постепенно на свет стали выходить хозяйские слуги. Их становилось все больше. Гул голосов стал заполнять двор.
Обойдя дворовые строения, Олёша уже начал было волноваться. Ирины нигде не было. Вдруг радостный голос малого окликнул его. Издали, махая рукой, он звал его к себе. Рядом с ним стояла Ирина. Олёша бросился к ним через весь двор.
- На вот, получай свою зазнобу, - щурясь ехидной улыбкой, молвил малой.- Я ея на сеннике нашел. Тамока ешшо девки были. Ну, раз у Вас все ладно, я тоды пошел.
Олёша взял кулачки Ирины в свои руки.
- Спужалась?
- Ой, Олёшенька, так спужалась. Так спужалась, што всю до сих пор морозом колотит.
- Ништо, все уже позади,- он посмотрел с улыбкой, в ее глубокие синие глаза.- Пойдем отсюда с глаз долой.
Никем не замеченные в общей суматохе перепуганных людей, оне пробрались к тайному лазу и выбрались за частокол. За частоколом росла небольшая березовая рощица, они укрылись в тени ее деревьев. Олёша посадил Ирину на пень, а сам устроился на корточках возле ее ног.
Он с пылкою юношескою любовью стал разглядывать свою ненаглядную. Ее милое лицо,  губы, долгую русую косу, перетянутую лентой.
- Олёша, перестань так смотреть на меня,- Ирина, застенчиво, опустила глаза. И тут же спохватилась.- А может я замаралась? Где? 
Она усиленно начала тереть щеки, от чего румянец на ее щеках стал еще заметнее. Олёша только всего и сделал, што убрал соломину, запутавшуюся у нее в косе. "Вот и все. Нигде ты не замаралась".
- Мы знали, Олёша, што казаки гызом могут пойти, но не знали когда. А тут с утра молва прошла, што сенни придут. Ой, вельми боязно сделалось. А когда тулумбасы заухали, та бой набатный, то вообще жуть. Мы с девками сенными удумали в конюшне укрыться. Токмо добегли, тут ворота и начали трешшать. Ой, жуть. Я чуть Богу душу не отдала.  Богородицу молила, штоб в беде не оставила. Но ладно, што так миром закончилось.
- А стража-то нашто? Нешто защитить не смогла?
- Ой, кака стража? Одни калеки.- Ирина махнула рукой.- Да им велено было штоб до пищалей своих и не касались вообче, не нарывалися. Не злили казаков. Оне, надо молвить, ужо и пушку каку-то изладили. А как в ворота стучать и ломиться начали, так и вообче все разбежались.
- Ирина,- замялся Олёша, вздыхая и набираясь смелости,- послушай, што молвить буду. Не серчай, однако. Порешил я с теми казаками за Камень идтить, в поход.
Олёшка посмотрел на Ирину прямо в упор. Ничего хорошего от такого сообщения он, конечно, не ожидал. Готов был ко всему.
- Я ужо с самим атаманом Ермаком размовлял. Берет он меня, даже определил к атаману Ивану Кольцо в обучение ратное.
Ирина не изменилась в лице, не стала заламывать себе руки. Она только погладила Олёшу по его курчавой голове. Горестно улыбнулась и, наклонившись, поцеловала его в щеку.
- Олёша, поведаю и я тебе. Я об ентом твоем хотении давно догадывалась. Сердце мое чуяло, што ненадолго наши с  тобой встречи. Потому, как на казаков смотришь. Потому, как вздыхаешь имя в след. Потому, как часто на реку бегашь, где струги ладят. Я все поняла, - она продолжала говорить, задумчиво и непрерывно глядя в одну точку. Продолжая поглаживать Олёшу по голове. - Все ждала, когда сам промолвишь. Знала. Тольки молилась за тебя.
Он посмотрел ей в глаза. Он опешил от того, што Ирина обо всем догадывалась и молчала при встречах. Олёша с порывом начал было говорить, но она не дала ему, прикрыв его губы своей ладошкой.
- Ничего не размовляй, Олёшенька, тольки возвращайся скорей,- Ирина поднялась с пня и, не сказав ни слова, пошла в направлении лаза. Олёшка, было, хотел догнать ее, но не посмел. 

***
Олёшка после того, как Ирина ушла, долго сидел на земле возле пня. Ему казалось, што он ее обидел. Обидел тем, што ранее не обмолвился о походе. Тем, што скрывал от нее тайные свои желания. Тем, што не сумел толком объяснить, какую цель он мает, собираясь за Камень. 
Казаки гужевали весь оставшийся день. Праздновали свою малую победу над купчинами Строгановыми. В хмельном веселье оне поминали события сегодняшнего дня. Гоготали, бурно обсуждая их, и хвалясь друг перед другом. Строили планы на будущий поход.
В обнимку и поодиночке расхаживали по территории лагеря, горланя песни и заедая друг друга. Те, кто уже принял с лихвой, валялись на земле. Благо ночи были теплые. На ногах оставались только самые дюжие.
Лагерь казаков представлял собой цветастое зрелище. Разноцветные шатры, кибитки, юрты, кое - где украшенные снаружи коврами, вперемежку с избами посадских людей, были расположены округ поляны. С краю поляны выделялись шатры атаманов. Все важные вопросы, решаемые на казацком кругу, решались на этой поляне. В центре нее было сколочено небольшое возвышение.
Казаки перебирались в шатры только с наступлением лета. В зимние морозы оне предпочитали жить по избам, хотя самые стойкие не забывали своих казацких традиций- на походе жить по- походному.
Покинув рощицу, Олёшка решил сходить в казацкий лагерь. Он и раньше бывал там довольно часто, даже завел друзей среди казаков. Но ноне у него был особый резон сходить туда. Он собирался найти атамана Кольцо. Но, побродив по лагерю среди подвыпивших казаков, не осмелясь зайти в атаманский шатер, он решил идти домой. С понурой головой от переживаний сегодняшних неудач, он побрел к избе.
Стрый Федот сидел на завалинке возле тына и мастерил новый силок на птицу. Подойдя к нему, Олёшка сел рядком. Дядька делал вид, што не замечает яго.
- Дядька, ну што Вы из меня душу-то рвете. Ну, задумал я на поход пойтить. Ну, што с того. Не по доброй же воле. Думал трофеев ратных сберу, та и заживем. Я так разумел, штобы вольную у купцов выкупить. Тогда и к Ирине сватов заслать. Тогда бы все у нас сладилось,- Олёшка от дум своих не легких обхватил курчавую голову руками, низко наклонив ее.- Ирина тож меня не разумела. Даже слушать не захотела.
Федот молчал. Потом вдруг улыбнулся и молвил.
- Я тако мыслю, Олёшка. Мы с тобой разом, вместя на поход пойдем.
- Да, ну?- Удивленно глядя на дядьку, сказал Олёшка.
 -Люди разнесли по острогу, што казаки сенни добились-таки свово хотения. Сподобили Максимку согласиться на их условия. Ну, ты тамока был, все сам видел. Размовляй, што та как деелось на дворе.
- А, што молвить? Я, как умолвились, с ранку отнес трофей на поварню. А там засада. Казаки беломастные, в зброю надетые, около заплота караулом стали. Ирина опосля молвила, што оне даже пушку изладили.
Олёшка, все больше распаляясь, пересказал дядьке события сегодняшнего утра. В конце рассказа поведал с грустью, как на духу, што признался во все Ирине.
- А, што ты хотел? Девке парень сейчас нужон, а не посля. А опосля, как оно сложится? Она девка справная, мало ли у нее ухажеров буде. Обещала ждать? Ну, подождет, доколе к ей сватов не зашлют. А може ешшо, што случиться. Для примеру, ты со своего богатства нос задерешь и про нея забудешь. Може, сгинешь на походе, спаси и помилуй, Господе. Эва, как все может обернуться. Вот она и загрустила. Бабий-то век короткий.
- Ну, што мне от похода отрекаться? Я атаману Ермаку слово крепкое дал. Не с руки мне его рушить. Токмо я вчерась яму молвил, што приду, ан не вышло у меня до Ивана Кольца попасть. Чай неладное почует. Поди, подумат спужался,- задумавшись на мгновение, Олёшка, с любопытством, посмотрел на дядьку.- А ты даве обмолвился, што, мол, вместя разом пойдем на поход. Это как разуметь?
- Так я всю ночь думал, как быть. Ты уйдешь. А мене што делать? Одному оставаться? Вот я решил с тобой, та с казаками идтить за Камень. А што? Я ешшо прыткой, пригожусь. А балобана с собой возьмем. Тако ведь?
- Ну, дядька Федот, не ожидал,- весело заметил Олёша.- Вместя та нам куда сподручней буде. Тольки надоть сходить ешшо раз в лагерь, можа сыщем Ивана Кольцо.

***
Как только солнце начало клониться к земле, дядька Федот и Олёшка пошли в казачий лагерь. На всем пути к лагерю им попадались разрозненные группы казаков. Они гоготали, пили меды, куражились. Отпивали свои последние вольные денечки, так как на походе они имели традицию не пить совсем.
Чем дальше Олёшка с Федотом пробирались между шатров, тем казаков становилось все больше. Казалось, что потревожили казацкий улей. Больше всего казаков расположилось возле костров. Проходя мимо одного из них, Олёшка заметил давешнего знакомца, того толстого казака. Он указал на него дядьке.
- Можа подойдем, спросим?
- А чагой нам. Подойдем.
Толстый казак о чем-то бурно спорил с другим казаком. Олёша узнал в нем второго, того, который пробовал погладить птицу. Маляву. Оне сидели, обнявшись, в  кругу товарищей. Малява, буде особливо пьян, тольки мычал што-то и через силу отмахивался от толстого. Затем хмель окончательно сделал свое дело и Малява, свалившись на землю, уснул. Толстый пытался было растормошить спящего, но поняв, што это бесполезно, махнув на него рукой, встал. Пошатываясь, он отошел от костра. Сделав свою нужду, повернулся, штобы идти к товарищам. Тут-то Олёша и перехватил его, вцепившись в руку. Казак от неожиданности вздрогнул и внимательно посмотрел на Олёшу, не узнавая его.   
- Ты хто?
- Дядька казак, мы даве познакомились, у нас еще сокол был, птица. Помните? С юродивым Саввой. Яму атаман Ермак ешшо монету дал.
- Ну? Што с того?- Хмельно вытаращив глаза, удивился казак. Однако, почесав затылок и прищурив один глаз, он явно што-то припоминал.- Ты ешшо просился на поход тя взять?
- Ну!- Радостно воскликнул Олёшка.- Вспомнили?
- Это хорошо, што пришел, айда со мной в круг, выпьем.
- Та не, дядька, мне бы атамана Кольца повидать, обещал я яму. Не проведешь случаем?
- А што не провесть, проведу. У нас запоров на хатах нема. Каждому гостю рады, таков обычай казацкий,- толстяк хлопнул Олёшу по плечу.- Айда, пошли. Дядька с тобой? Айда, пошли вместя с дядькой.
Пошатываясь, казак пошел в направлении атаманского шатра.
- А ты бачив, як мы сенни хоромы штурмом взяли? Эге. И не тако ешшо бувало,- рассмеялся толстый. Подходя к шатру, толстый обрадовано крикнул и указал рукой на шатер. Возле которого, сидел сам атаман. Сосредоточенно думая о чем-то, он вертел в руках ветку.- О, вот и сам атаман, Ермак Тимофеевич. Я тебе, батька, допомогу привел.
Казак указал рукой на Федота с Олёшой. Атаман исподлобья посмотрел в сторону пришедших. Потом встал. Оглядев их с головы до ног, он, подбоченясь, молвил,- сдержал слово, хвалю. А то дядька твой?
Толстый, постояв немного, решил пойти обратно к костру, к товарищам.
- Ну, што? Пришел- таки и дядьку, поди, уговорил?
- Та не. Дядька сам решил. Если возьмете, конешно?- Федот стоял, не мигая, слушал, што атаман молвить будет. Он ужо принял свое окончательное решение, и изменять ему не собирался. Только вот, если атаман яму откажет, Федоту очень бы не хотелось самостоятельно,  втихаря, пробираться на струги. Но такую возможность он тоже не исключал. 
- Добре! Как речешся, дядька?
- Рекут Федотом, атаман. Я сам. По своей воле на поход сподобился. А што мне. Дома сидеть одному? Я ужо, ежели позволишь, с Вами.
- Помниться, будто молвил ты, што знахарскому делу обучил племянника?
- Енто не я молвил. Енто Олёша молвил. А я зараз за себя реку. Обучен,- выпалил Федот на одном дыхании, глядя в суровое лицо Ермака.
- Стало быть, и отвар, какой от горячки, и рану, и кулю вынуть. Могешь?
- Ну, горячку, та и рану приходилось обиходить, а вот кулю ни разу. Сознаюсь честно.- Ермак рассмеялся.
- Ну, дядька, ежели тако молвить, то все приходится разуметь впервой. Та у нас лекарь свой имеется. Ливонец. Право, больно чопорный, сучий сын. А тако ничего, вельми знахарским наукам обучен. И струмент кое-какой имеется. Только лопочет по-нашему мало. Все боле по - своему.
- Ну, я так, понимаю, што не возьмешь с собой,- обиделся дядька.
Ермак снова расхохотался.
- Ну, как-же не взять? Возьму. Нам знахари, та охотники, знатные, завсегда пригодны будут. А сокола свово на кого оставишь?- Федот, немало загордившись от речей атамана, воспрял духом. 
- Так с собой возьму. А што? Он лишним не буде.
- На том и порешили. Ноне слыхали, наверное, казаки учинили смуту малую. Максимке Строганову чуть "петуха красного" не пустили. Но ничо. Теперяка мы все с купцами порешили, обо всем сговорилися. Думаю к вересню месяцу выйти. Пока река не стала.
- Да уж!- Федот вздохнул, облегченно.
- Олёшка, а ты приходь завтрева. Ищи атамана Кольца, як сговаривались. Он тебя к мастерам ратного бою приставит. Обучаться будешь. Небось, до похода, чему и обучишься.
Федот, сняв перед атаманом шапку, низко поклонился, а когда Ермак, простившись, вошел в шатер, перекрестил его, прошептав молитву.
               
5. Вольница

Проснувшись, как всегда, рано, Олёшка, лежал на полатях, укрывшись теплым войлочным одеялом, вспоминал события минувшего дня. "Эва, как оно все быстро, та ладно закрутилось",- думал он. И бунт казачий, и знакомство с Ермаком, и дядька Федот. Но только вспомнилась последняя встреча с Ириной, и настроение сразу испортилось. "Даже выслушать не захотела. Эх, если бы ее можно было взять с собой. Но не в казацких то традициях, жинок с собой брать. Да и опасно, чай не в гости на блины идем". От этих мыслей даже под одеялом нежиться расхотелось. Он решил встать. Яму обязательно надобно все-таки увидеться с Ириной, та споймать, наконец-то, атамана Кольца.
Олёшка вышел на улицу. По всему было заметно приближение осени. Солнце, ранее уже светившее вовсю, теперь медленно всходило на горизонт. Птахи ужо не пели своим несмолкаемым гомоном.
Стрый Федот с утра пораньше ушел куда-то. Олёшка решил сперва сходить до Ирины, очень уж яму надобно, што бы выслушала она яго. Та и дюже хотелося увидеть ее хотя бы одним глазком.
Подойдя к тайному лазу в заплоте, Олёшка притаился в кустах и стал ждать, не пройдет ли мимо какая знакомая девка. Штобы смогла дать Ирине тайный знак али шепнуть ей о нем.
На яго удачу ждать пришлось не долго. Мимо прошла сенная девка Аксинья, с которой у Ирины водилась дружба. Зашептав громко, насколько это было возможно, Олёша попытался окликнуть девушку. Аксинья сразу не поняла, откуда ее кликают. Но, удивленно покрутив головой, поняла, откуда исходит оклик. Она подошла к кустам, за которыми прятался Олёша и, сделав вид, што рассматривает веточки, смеясь, молвила.
- Што, сокол ясный, к зазнобушке своей прилетел? Позвать штоли?- Явно кокетничая, она не переставала тихонечко хихикать.- Ой, а што вчерась тута деелось. Не приведи Господь. Казаки хотели двор наш штурмой взять, "петуха" пустить.
- Знаю я все. Ты скажи лутше, што это на дворе так много людей. Все больше казаки?
- А! Ну, так оне сброю ратну берут, а в низовых, та серединных амбарах брашну всяку. Ты можешь смело через ворота пройтить. На дворе много народу, так и затеряешься, гляди. Ты вот што, выходи из кустов, та вон к той клети ступай. Обожди, а я быстро,- Аксинья, оглядевшись по сторонам, быстро убежала в дом.
 Делами хозяйскими в дому Строгановых негласно управляла бабка Зотиха, человек строгих нравов. Девок сенных, та и иных мужиков зело держала в строгости. Спуску ни на чем не давала. Чуть што, таскала девок за косы. По ее навету, за провинность, девок пороли розгами на конюшнях. Потому у Аксиньи были все основания не задерживаться возле кустов.
Олёша, тоже осмотревшись, вышел из своего укрытия. Он для себя решил поначалу смешаться с толпой, снующих и горланящих вовсю, казаков, наблюдая издали, когда появиться Ирина.
Он прошел к большому амбару, где казаки получали ратную зброю. Возле ворот амбара кучковалась большая толпа казаков, та наемных вольных крестьян. Оружие, бочонки с порохом, свинцовые меры и панцири, малые та большие гаковицы, все грузилось на запряженную телегу. Старшие из казаков отбивались, как могли, от желавших тут же выбрать себе получше саблю или мушкет с пищалью. Те, которым удавалось ухватить себе понравившуюся вещь, довольные, отходили в сторону, где примерялись к добытому оружию.
Потоптавшись среди казаков, Олёша краем глаза заметил, как на крыльцо вышли братья Строгановы и атаманы. Ермак сотоварищи радушно улыбались, Максима же отличала некая сдержанность во взгляде и движениях. До последнего купец не хотел подвергать свои запасы разору. Но все-таки пришлось. Атаманы и купцы разошлись, простившись.
Нагрузившись доверху, телега уехала. Следом за ней, шумно разговаривая и бранясь, потянулись казаки. Вскоре все гости вышли со двора. Олёше ничего не оставалось делать, как зайти за клеть и спрятаться там в тени. Ирина не появлялась. Та и Аксинья тоже не выходила. Вдруг в доме раздалась громкая ругань, голос был мужской. Даже сквозь толстые стены хором Олёшка угадал, што он принадлежит хозяину. Весь терем, как будто замер, притаился. По двору всякое движение прекратилось. Слуги попрятались, кто где, от гнева хозяина. Никто не выбегал на крыльцо.
Подождав еще немного, Олёша решил, што Ирина уже не выйдет и побрел к лазу. Пробравшись сквозь дырку, он присел на том самом месте, на котором он давеча сидел с любимой. Поразмыслив, он решил прийти к дому, когда стемнеет, намереваясь пробраться под самое окно.
По пути он догнал телегу с оружием и вместе с ней вошел в лагерь. Телега подъехала к атаманскому шатру. Толпа казаков начала прибывать. Любопытство к тому, чем их оделили Строгановы, не давало покоя никому, даже тем, кто имел свое оружие. Старший казак вошел в шатер. Через минуту из шатра вышли атаманы. 
- Ну, чем нас порадовали купцы?- Подходя к телеге, взяв в руки приглянувшуюся ему саблю, спросил Ермак.
Он подержал ее в руке, взмахнул в воздухе. Пощупал, востра ли. Взял мушкет. Взвел курок. Швырнул все это обратно на телегу.
- Ну, если это все, што у их имеется, то не густо. Интересно, чем оне воинство свое сбирались снаряжать, приведись набег, какой. Ну, што есть, то есть. Старшиня, приступай к раздаче.
Тут атаман приметил в толпе Олёшу: "А, пришел. Подойди сюды". Олёшка подошел к атаману.
- А ну, дайка я сам подберу тебе зброю,- Ермак перебрал несколько сабель в ножнах и мушкетов. Отложил пару. Порылся еще. Но ненайдя ничего более лучшего, протянул Олёше выбранные. - Держи, покуда, глядишь, в бою лутше добудешь. И помни, для казака сабля - лутшая подруга.
Олёшка, приняв зброю, восторженно посмотрел на притихших казаков. Его раздирала  гордость от того, што сам атаман Ермак выбирал ее для него. Ему не терпелось показать зброю Ирине и дядьке. Но он сдержался от мальчишеского порыва немедленно побежать хвастаться.
- Ну, а покуда, как молвились, вот атаман Кольцо, поступай яму в допомогу. Как он велит.- Атаман ушел обратно в шатер. Олёша, крепко сжимая в руках саблю и мушкет, подошел к атаману Кольцо.
- Здрав буде, хлопец. Помню тя. Ну, што, вот ты теперяка и наш. Што мне теперяка с тобой робить? Я, так разумею, што бранной науки ты не ведаешь. Саблей та мушкетом не владеешь,- Иван подумал немного, глядя на хлопца, и решил.- Вот што. Отдам ка я тя в обучение эскулапу нашему, ливонцу Йохану. Он муж, хоть и капризной, но в фехтовании на саблях, ему нет равных. Он и посвободней буде. До похода научит тя чему-нибудь. Авось подружитесь. Добре?
Олёша кивнул.
- Ну, пока разыщи яго. Скажи, што я велел. А как договоришься, то сыщешь десятского Кулика. Доложишься яму, та роби, што он размовлять станет. Ну, ступай, покудова.
Атаман зашел в шатер. Казаки с руганью и прибаутками, принялись разбирать зброю. К Олёше неожиданно из-за спины подошел тот самый толстый казак. 
- Бачил, бачил я, как атаман сам сабельку те подбирал. Бачил. Люб ты яму, приглянулся, знать. Ну, што молвил те атаман?
- Здрав буде, казак! Не ведаю, право, как речешся ты, но вельми допомогаешь нам.   
- А! Пустяк. Рекут меня по -разному. Кто "толстяк", кто "пузо", а кто "Броня", Бронислав, значит. Реки и ты меня "Броня".
- Хорошо, "Броня". Иван Кольцо направил меня найти ливонца, знахаря Вашего, штоб он меня сабельному бою та из мушкета палить обучил. Поможешь найти Йохана?
- А што не помочь? Вон он отдыхает,- Броня указал на шатер, возле которого стояла распряженная телега.- Давай провожу. А то он не шибко любит, когда яму мешают.
Броня с Олёшкой направились в сторону телеги. Олёша шел, заранее предчувствуя неприятное знакомство с ливонцем.
Они подошли к телеге, в которой на сене лежал, надвинув на глаза шляпу, высокий, но плотный в кости, человек. Одет ливонец был в белую рубаху и кожаные штаны с широким поясом, заправленные в сапоги. Руки его были заложены под голову, во рту он крутил соломинку. Во всем его расслабленном состоянии сквозили покой и благодушие. Остановившись у телеги, Броня троекратно перекрестился.
- Гер Йохан,- позвал толстяк.- А, гер Йохан. Атаман к тебе малого направил, для обучения.
Человек на его слова даже не шелохнулся. Только соломинка продолжала в его губах ходить из стороны в сторону.
- А,- расстроившись, махнул рукой толстяк.- Разбирайся сам. Можа добьешься чего.
Броня ушел, што-то ворча себе под нос. Олёша стоял, не зная, што предпринять. Потревожить отдыхающего Йохана он боялся, хотя по всему было видно, что он не спал. Подождав какое-то время, он решился толкнуть гера Йохана и уже протянул руку.
- Нейн. Не надо,- с грубовато- картавым акцентом раздалось из-под шляпы.- Нейн.
Йохан, не меняя позы, протянул руку и приподнял шляпу, разглядывая из-под нее человека, который решился потревожить его отдых. Рассмотрев Олёшу, он огорченно вздохнул.
- О, майн Готт. Што тебе надо? - Спросил он.
Олёша оживился от того, што не пришлось будить Йохана, глубоко вдохнув воздух, собрался было объяснить цель своего прихода. Но не успел. Ливонец резко соскочил с телеги и, наступая на Олёшу, што-то разгорячено произнес. Перемешивая русские и иностранные слова. Олёша невольно попятился. Вдруг Йохан громко рассмеялся. Его рассмешил вид этого крепкого парня с растерянным видом.
- Майн Готт! И этого медведя мне на обучение прислали,- не по-русски  сказал он.- Што ты можешь?
- Я вот сброю имею,- сказал Олёшка, протягивая Йохану саблю и мушкет. Ливонец взял саблю, вынул ее из ножен. Оценил ее.
- Тьебе надо палка махать, а не сабля,- раздражительно вернул саблю Олёше. И, немного подумав, прошел к телеге и вынул из нее свою саблю. Он легким взмахом руки обнажил клинок из ножен. Сабля заиграла, отражая солнечный свет. Олёшка был изумлен тому, с какой грациозной легкостью Йохан извлек ее. Ливонец покрутил саблей вокруг кисти и над головой. Послышался шелест разрубаемого воздуха. Резко повернулся вокруг своей оси. Проделав упражнение, он закончил его неожиданным выпадом, проимитировав  укол в грудь Олёши. Тому ничего не оставалось, как отпрыгнуть назад. Как уже понял Олёшка, в реальном бою он бы не успел отскочить или увернуться от столь мастерски проделанного удара.
Йохан же, проделав ложный укол и приняв положение "смирно", отрапортовал саблей и также грациозно вложил ее в ножны.
- Здорово, гер Йохан,- восхищенно воскликнул Олёша.
- Наме? Имья?- спросив, ливонец подошел к телеге, чтобы положить в нее саблю.
- Олёшка. Олексей.
- Ойлёша,- немного помолчав, пристально разглядывая Олёшу, повторил Йохан.- Гут, гут. Кхаращо. Ду есть крепкий юнге. Этот дикер манн* говорить, што тебя послал сам майстр Ермак. Это есть правда?- Олёша кивнул. Пристально посмотрев еще раз на ученика, Йохан сказал. - Кхаращо. Начнем лере нуммер айн*,  правильно вынимать саблю.
Йохан расстегнул свой широкий пояс, взял Олёшин клинок, прикрепил к нему ножны и протянул обратно.
- Траген. Надеть.
Олёша, немного путаясь в застежках, надел пояс. Поправил его, чтобы пояс удобнее сидел. Он был готов к обучению.
***
Шла вторая половина месяца серпня. Погода хоть иногда и баловала дождиком, но была по-прежнему теплой. Листва на деревьях понемногу начала желтеть. Природа потихоньку готовилась отойти к зимнему сну. Только гроздья рябины продолжали наливаться живительным соком.
 С прошедшими дождиками в еланях, на мелколесье, народился не слыханный урожай рыжиков. Роса становилась все прохладнее. По утрам на землю укладывались туманы такой густоты, што в них спокойно можно было заплутать.

____________ 
дикер манн* - толстый человек;    лере нуммер айн* - урок номер один
 
 Травы, пожелтевшие с наступлением летней засухи, теперь начали оживать от редких дождей. Скошенные и собранные в стога и скирды, они источали нестерпимый аромат уходящего лета. В небе потянулись косяки перелетных птиц. Заунывные клики и щебет, говорили о том, что они прощаются с землей, на время приютившей их.
Стонала Прикамская земля от набегов вогулов та остяков, орд хана Кучума. Разор, смерть, полон и пожарища были неотступными спутниками людей.
Братья Строгановы, получив царскую "пожалованную грамоту" с дарованными  им привилегиями сроком на двадцать лет, обязаны были в свою очередь осваивать и оборонять границы Приуралья. За свой счет возводить остроги и крепости. Вести землепашество, торговлю и набирать войско. Если землепашество и торговля шли сами по себе, то с обороной дело обстояло хуже. Не велик был у купцов выбор в людях. Как было велено в грамоте "немочно набирать на службу  разбойников, воров и человекоубивцев". А где набрать столько безгрешного люда в Уральских вотчинах?
Вот и решили купцы, вопреки грамоте, послать тайно письмо атаману Ермаку, на Волгу, с приглашением послужить. И хотя братья ведали, што Ермак сотоварищи был в царской опале после того, как разорил царский караван с казной, оне решили, што де царь не узнает.
Максим и Никита Строгановы давно зарились наладить поход за Каменный Пояс, расширить свои владения, да только не было человека, который бы взялся за это дело. Судьба преподнесла им подарок в лице Ермака. Гонимый царскими воеводами, он дал согласие братьям "послужить ратно" и вскорости на стругах прибыл в Орел-городок. Уже два года, как оне  пребывали в землях уральских, куда их позвали купцы Строгановы, совершая малыя походы, та неся караул.
Недолго купцам пришлось уговаривать Ермака к походу за Урал. Для него и казаков, прибывших с ним, это была одна из возможностей уйти от царских застенков, цепей, дыб и казней.
***
  Казаки, засидевшиеся в безделье, подгоняемые мыслью о скором выходе в поход, с энтузиазмом грузили в струги брашну и ратные запасы. Стругов, на которых прибыли казаки, явно не хватало. За ними отправили гонцов в другие вотчины купцов. Што ни день, их становилось все больше. Уже набралось чуть менее восьми десятков, а оне все пребывали.
На струги грузили в первую очередь провиант. Сухари в бочках, толокно, крупы, соль. Бочонки с саламахой - вареного пшена с жидким тестом. Кули с сушеной и провесной рыбой. Бочонки с салом и прочую снедь. Все грузилось с таким расчетом, штобы избежать непредвиденных ситуаций, на случай если какой из стругов затонет или еще чего.  Оружие каждый казак имел при себе. Только бочонки с порохом та свинец для пуль, клали отдельно. Не грузили только вина и медов. В ратных походах оне не потчевались вином.
Запряженные телеги подъезжали к пристани на Чусовой, где их разгружали казаки и добровольцы из русских, татар, коми та и других народов.
От похода каждый имел свою выгоду. Кто-то стремился в дальние края с мыслью о неслыханных богатствах тех краев, ведомый жаждой золота. Кто-то, штобы избежать наказания и притеснений. А кому-то было все равно куда, лишь бы не сидеть на месте. Вообщем народ подобрался отчаянный. 
Вечерами, когда казаки приходили с берега, оне варили трапезу, а отужинав, вповалку лежа у костров, затягивали былинные песни, которые порой подхватывались многими голосами от разных костров. Песня, особенно когда ее пели на несколько голосов, подхваченная ветром, улетала вдаль, растворяясь в лесах и полях.

Мимо лесу, мимо темного,
Мимо садику зеленого,
Пролегала путь-дороженька,
Широка, торна, пробойная.
Ой, по той ли по дороженьке
Там идут-идут солдатушки,
Они ведут-ведут удалого молодца,
Удалого молодца-разбойничка.

Такие вечера полюбилися Олёшке. Имея теперь полное право и став завсегдатаем в казацком лагере, он дни и ночи готов был проводить в нем.    Его распорядок дня теперь складывался следующим образом. Ежели гер Йохан с утра был расположен к занятиям, то он выжимал из ученика все соки. Ежели нет, тогда дело было плохо, учебы не было. Правда, гер Йохан, побаиваясь накликать на себя гнев майстра Ермака, к обеду, как правило, отходил, и тогда занятия возобновлялись. Все свободное от занятий время Олёша проводил с казаками в работе и, ежели учитель с утра капризничал, то потом ему  самому приходилось идти на пристань, разыскивая ученика. Но тогда он старался выжать из него последние соки. Спустить три шкуры, оправдывая это тем, што ученик "ни есть поворотлиф".
У Олёшки уже не проходили синяки от ударов саблей. Йохан в целях обучения применял удары саблей плашмя, что было не смертельно, но очень больно. Олёшка поначалу хотел было наказать обидчика, побить его кулаками, но послушав дядьку Федота, смирился и терпел.
Йохан же смеялся, когда Олёша сквозь зубы фыркал от боли. Но уже через неделю он заметил, что Йохан стал меньше его поколачивать.
- Ду махтс фортшритте! Ты делать успехи!- Однажды сказал он и потрепал Олёшу по плечу.- Гер майстр Ермак быть доволен.
Занятия продолжались, но с каждым разом ливонец усложнял упражнения. Олёшка оказался хорошим учеником. Иногда во время передышек, сидя возле телеги и потирая ушибленные места, он замечал, как гер Йохан хвастался своим соотечественникам, указывая на Олёшу. Из разговора он понимал только "Гут" и "Юнге".
Однажды, спустя две недели после начала обучения, Йохан остановил урок. Он, хитро щурясь, поглядел на Олёшку, и сказал.
- Я тьебе предлагать кампф сэбел*,- ливонец даже взял Олёшину руку, в которой был зажат клинок, и приложил к своему клинку, при этом демонстрируя удары.- Ферштее ду*?
Олёша все понял. Йохан предлагает ему настоящий учебный бой. Отступив на два шага назад, он принял боевую стойку. Наблюдавшие за обучением казаки, стали подходить ближе, образовав круг. Они переговаривались, шутили.
 Ливонец, скинув шляпу, тоже встал в стойку, но как-то вальяжно, с полной уверенностью в своих силах. Противники начали движение, выманивая друг друга. Олёша смотрел противнику в глаза, как его обучал Йохан. Ливонец же передвигался с усмешкой, ожидая первого выпада ученика. И Олёша сделал свой первый выпад. Он скакнул навстречу Йохану и саблей полоснул воздух там, где должен быть ливонец. Йохан отскочил вовремя, иначе ему было бы трудно уворачиваться от многочисленных ударов, которые, уже без разбору, наносил Олёшка. Он не успевал уворачиваться, хохоча при этом, но все же не выходя из боя.
- Гут! Гут! О, ля-ля! - Веселился он, подначивая молодого противника. Ливонец крутился волчком, при этом, не нанося ни одного ответного удара, практически он не стремился их отражать, изматывая противника. Наконец ему надоело это веселье, он, крутанувшись вокруг своей оси, с силой плашмя шлепнул Олёшу по спине, придавая ему ускорение. Олёшка, пролетев мимо увернувшегося Йохана, запнувшись о кочку, упал, выронив саблю. Подскочив к поверженному ученику, он приставил свою саблю к Олёшиной шее.
- Ты есть, убит,- Йохан, расхохотавшись, подал руку Олёше. И вдруг сменив настроение, шипя, произнес.- О, майн Готт! Я говорить, тьебе надо палка махать.
И вдруг один из зрителей, наблюдавших за поединком, выкрикнул, шутя.
- А, што Олёшка, в сам деле, предложи яму на дубье с тобой сладить. Это тебе не сабелькой махать.- Стоявшие округ зрители разом заржали.
Йохан, почуяв, што над ним смеются, нервно заходил и сделал саблей пируэт в воздухе.
Подойдя вплотную к Олёше, он шепотом спросил: "Что есть "дубье"? Олёша, ни слова не говоря, засовывая саблю в ножны, направился к соседней избе, возле которой на его удачу лежали, нарубленные на палисад, жерди.
- А вот, што это такое. Ну, как, гер Йохан, годится такое оружие?- Он указал на кучу жердей. В кругу казаков раздался еще больший хохот.
________________
- Кампф сэбел* - поединок на саблях 
- Ферштее ду*?- понимаешь
 

Гер Йохан подошел к жердям. Чувствовалось, что он нервничает и злится на казаков от их всеобщего хохота.
- Это "дубье"?
- Ну, вот. Это самое "дубье" и есть,- Олёша тоже улыбнулся, потирая только что ушибленное место. Йохан старался держаться непринужденно. Он даже потрогал одну из жердей. Немного подумав, он взял в руки жердь, покрутил ее руках.
- Гут!- Толпа казаков на этот раз не проявляла так бурно свои эмоции. Все настороженно смотрели, што будет дальше. Йохан принялся из кучи выбрать себе жердь, но Олёша, отстранив его рукой, сам выбрал подходящую под его рост и вес.
- На, гер Йохан, я разумею - эта подойдет. Удобна, без сучков. На.- Он протянул палку ливонцу. Тот взял свое оружие.
- О, майн Готт!- Грустно ухмыляясь, произнес он. Ему еще никогда не приходилось биться на палках. Но, разумно подумав, что честь дороже и притом, что один раз стоит попробовать, Йохан решился. Он примерился к палке, попробовал ее на вес, покрутил в руках и сказал, уже более оптимистично,- Гут! Дафай!
- Ну, давай, гер Йохан,- казаки в кругу, радостно заревели. Олёша принялся снимать ремень. Он снял его уже быстрее, чем в первый раз. Сняв, бережно положил его на телегу. Олёша стоял улыбаясь. В отличие от Йохана биться на "дубье" ему доводилось не раз.
Противники разошлись по сторонам. Йохан встал в стойку, полусогнувшись, облизывая пересохшие губы, устойчиво поставив ноги и выставив вперед дубину, приготовился к атаке. Он был сосредоточен, как никогда.
Первым начал движение ливонец. Он осторожно двигался приставными шагами, не спуская с Олёшки глаз и ожидая выпада противника. Высматривая положение, из которого самому можно атаковать. Олёша же атаковать не стремился. Он, улыбаясь, ходил по кругу, удерживая дубину в одной руке и подбрасывая ее на второй.
Тут Йохан, не выдержав напряжения, сделал выпад, выскочив вперед и нанеся колющий удар. Олёша, как будто шутя, увернулся от удара и сам ударил противника по его дубине своей.
Толпа заревела от восторга, поглазеть на бой  начали подходить другие казаки. Круг становился шире. Каждый хотел выкрикнуть, што-то посмешнее, но только не обидное. К кругу, на рев толпы, не привлекая внимания, подошли атаманы. Из-за казацких спин они смотрели на поединок.
В это самое время, увлекаемый своим бессилием, так и не достигнув цели, ливонец наносил беспорядочные удары, махая свой дубиной. Олёше, как и всем зрителям, было ясно видно, что Йохан устал, но со всей своей упертостью продолжал наступать. На его лице и сквозь  белую рубаху выступил пот. Олёша, решив положить этому конец, отскочил в сторону, при этом поставив свою жердь так, что ливонец запнулся об нее и кубарем полетел в небольшую яму, поросшую репейником и крапивой. Толпа еще больше заревела. Все кинулись обнимать Олёшку.
Казаки, притихнув, разорвали круг и в него вошел Ермак. Олёша тем временем вытягивал из ямы ливонца. Совсем обессилев, он, скользя по траве, наконец-то вылез.
- Добре, добре,- сказал Ермак Тимофеевич, подойдя к обоим.- Ну, што на "дубье" ты Йохана уделал, я зрил. А вот чему тя ливонец научил?
- Батька, Ермак Тимофеевич, обучил меня гер Йохан вельми многому. И как выпады делать, и как от ударов уходить. Кабы он, сейчас отдохнувши, был, мы бы те показали. Я ране не шибко был обучен сабельному-то бою, а теперя ничо. Смогу не спустить супостату. 
- Ну, до настоящего сабельного бою, авось, не дойдет. А с мушкетом он тя обучал?
- С мушкетом я управляюсь. Сам давно обучился. И с луком тож. С братьями Строгановыми на соколиную охоту не раз хаживал. Вот оне и давали палить.
- А, Иван, каков молодец! Што скажешь, Иван?
- Молод, тольки горяч,- молвил Иван Кольцо.- Ну, ничо. Енто поправимо. Оботрется, даст Бог.
- Так ты на себя-то глянь. Сам в бою-то нешто не горяч. 
Ермак под одобряющие возгласы толпы, потрепал Олёшу по плечу.
- А ты, гер Йохан, обучай, как следовает, не ленись.
- Я, я! Гут! Кхаращо, гер майстр Ермак!- Закивал ливонец. Атаманы, постояв немного, ушли. Казаки тоже начали расходиться.
- Гер Йохан, не зашибся?
- Нейн. Гут. Аллес гут!- Олёша, надев пояс, присел на траву, Йохан присел рядом, вытирая с рукавов и штанин травяную зелень. На белой рубахе остались разводы от земли и травы.- Майн Готт.
- Гер Йохан, а как ты оказался среди казаков?- Спросил Олёшка.-  Я слыхал ты казакам в полон попал.
Гер Йохан, поняв, что спросил Олёша и, пристально посмотрев на него, потупил взгляд. Потом, вздохнув, сказал: "Ес вар Криг. Была война". И, внезапно соскочив, направился к себе в шатер.   

  6. В путь

Вечером того же дня Олёшка, как обычно, через потайной лаз, пробрался на двор к Строгановым. На небосводе вовсю светила луна, окруженная мириадами звезд, которые сыпали с неба искрящим дождем.
Нынешней зимой стрый Федот послал как-то Олёшку продать на ярмарке пару зайцев и шкурок беличьих, та заячьих. Долго Олёша не простоял, весь товар скоро раскупили. Олёшка озяб на морозе, и ему ничего не оставалось, как зайти в корчму испить чаю. Выйдя с ярмарки, он направился к крепенькой избе, в которой располагалась корчма. Подойдя к дверям, он, обратил внимание на хорошенькую девушку в кроличьей душегрейке и в цветастом платке на голове. Олёше так глянулась ее краса, што он сам не заметил, как остановился посреди дороги, заглядевшись на нее. Девушка тоже заметила статного парня. Хихикнув, она прикрыла лицо рукавичкой, опустив синие глаза. Олёша тоже смутился. В сознание его привел мужик на санях, которому остолбеневший Олёшка перегородил дорогу. Мужик просто, смачно выругавшись, огрел его хлыстом. Олёша видел, как девушка вздрогнула, наблюдая за ним. Он улыбнулся.
 Поскольку девица сопровождала на ярмарку Зотиху, Олёша понял, што она одна из сенных девок в доме у купцов. Теперь он стал искать повод, штобы встретить ее. На дворе  Строгановых у него была знакомая, та самая Аксинья. Через нее он выведал, што девицу зовут Ирина. Оказалось такоже, што Аксинья с Ириной хорошие подруги. На просьбу Олёшки познакомить их, Аксинья рассмеялась, но обещала помочь. Так они и стали встречаться. 
С того самого времени, как он подружился с Ириной, прошло много времени. За это время ему удалось прикормить и приручить собак, которых на ночь спускали с цепи. Собаки были большие, лохматые. Но, не смотря на их грозный вид, ему удалось с имя подружиться. Теперь, даже почуяв что-то неладное, собаки с рыком подбегали к лазу и, унюхав Олёшу, ласково крутили обрубками своих хвостов, позволяя ему гладить себя между ушами.
Вот и сейчас он проник через лаз. Скоро должна подойти его Иринушка. На дворе было тихо. Даже ветер не шевелил листву. Где-то в глубине двора басом залаяли собаки. Скоро они появились и Олёша увидел их черные морды. Тут, внезапно вынырнув  из соседних кустов, появились дворовые сторожа.
- Ага! Попался тать!- Разъяренно прокричал один, пытаясь схватить Олёшку за рукав, другие, навалившись, уткнули его лицом в землю. Кто-то пнул Олёшу в бок.- Ишь, што удумал. По господским дворам шарпать.
Сторожей было трое. Все они были вооружены кистенями и один, видать старшой, мушкетом, который он держал наизготовку. Скрутив ему руки за спиной, они поставили его на ноги.
- Давно тя тутака поджидаем,- сказал старшой и ударил Олёшку в живот. От удара у него пошли круги в глазах.
- Та, штож вы, ироды, делаете? Погляньте, свой я. Стрыя Федота племяш, Олёшка.- Старшой еще раз ударил его в живот, тот со стоном согнулся и повис на руках двух других.
- А вот мы сейчас узнаем, кто ты таков. А ну, волочите его в сарай. Ко второму. Нехай посидят вдвоем. Авось не раздерутся. Ишь, што удумал? Шарпать хозяев. Ну, пшел! - Старшой толкнул Олёшу. Двое других, подхватив под связанные руки, поволокли  его в сарай. Открыв крепкие двери, они с силой втолкнули Олёшу внутрь. Он, не удержавшись на ногах, упал.
- Тутака сиди, утром решим, што с тобой делать.
- Ироды, руки-то хоть развяжите, затекут за ночь.
Сторожа приостановились в дверном проеме, при свете луны было видно, как старшой, равнодушно махнув рукой, пошел от сарая. 
- Повезло те, паря, Ефим сення добрый,- сказал один из сторожей, развязывая Олёшке руки. Освободив ему руки, оне ушли, плотно затворив снаружи двери. Олёша сел на сене, потирая кисти рук и ушибленные бока.    
- Вот, ироды проклятушшие. Даже не захотели разобраться. У, заразы, окаянные. Сиди тутака до зари. Ешшо так тёмно, не видать ничего. Хоть бы щель, какая,- разговаривал сам с собой Олёша.
- Што, паря, нашкодил чаво? За што словили?- Олёша от неожиданности вздрогнул.
- Хто тутака?- Спросил он, готовый к любой неожиданности.
- А вот ты развяжи меня, тоды поведаю, хто.
- Ага, може оне тебя ждали у лаза, а я попался. Развяжи. Ишь, чего удумал. Может ты тать какой-нибудь.
- Да не, не тать я. Путятой кличут. Гонец я. Из Чердыни. Сегодня  вечор прибыл с донесением.
- А чего здесь? Взаперти, та в веревках. Може и впрямь тать, лиходей. Я щас тя развяжу, а ты мне айда по башке чем-нибудь.
- Не сделаю я те ничего. Побойся Бога. Сказываю же, што гонец. Послали меня сообщить купцам, што Чердынь-городок  татарва, проклятущая, осадой взять хочет. Допомога потребна. Сказано мне было, штобы казаков Ермаковых привел. Худо там. Если не помочь, беда будет. Великое множество тех татар. Избы жгут, людей убивают, в полон уводят. Кто успел, схоронились за тыном. А кто не успел...- гонец неожиданно замолчал. В кромешной темноте Олёша разглядел, лежащего в углу сарая, человека, который тихонько всхлипывал.
- Ну, ладно, ладно. Буде сырость разводить. Ща развяжу. Тольки ты мотри, не замай. А то не посмотрю, што гонец.
- Развязывай, нето руки-ноги затекли. Не чувствую совсем.
Олёшка принялся развязывать узлы. Крепко завязан был гонец. У парня ничего не получилось, тогда он вынул нож, который у него в суматохе не отобрали сторожа и, полоснув по веревкам, освободил Путяту.
- Вот и добре,- сказал гонец, потирая занемевшие руки.
- Дядька Путята, за што оне тя связали?
- Я так разумею, што не очень-то купцы желают Чердынь освободить. Разговор я подслушал, братьев. Мол, надоть наперед казаков за Камень спроворить, до ледоставу.  Нешто замешкаются в Чердыни, то время упустят.  Чердынь, мол, и сама выстоит. А штобы до Ермака не дошло мое сообчение, обманом мя приволокли сюды, связали та тутака и бросили. Вообче Максимка предлагал утопить мя. Да Царица небесная, заступница наша, не дала сему убивству содеяться,- Путята перекрестился.- У мя ж в Чердыни городе детки, ажно пять голов, жена. Сгину, кто об их заботу проявит. А не придут казаки и того хужее буде. Как подумаю. Как оне тамока?
Гонец, обхватив голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону, тихонько подвывая.
- Ничего, Путята, Бог даст, образумиться все. Теперяка не до соплей. Выбираться надобно. Утром придут дворовые, та вместя нас с тобой утопят. А мне не с руки помирать.
Олёшка встал, попробовал толкнуть ворота: "Крепки". Он попытался найти хоть какую-нибудь щель, но без успешно. Обиднее всего ему было осознавать то, што оне с Ириной заранее условились об ентой встрече. А што теперя? Она придет, а его нет. Подумает, што обманул. Жаль, и шепнуть-то некому, што здеся он. Взаперти.
- Што делать будем, Путята?- Спросил Олёша.- Рази, што через крышу удастся выбраться.
- Крыша-то тесовая,- немного успокоившись, гонец тоже был в поисках выхода.
Пробираясь в темноте вдоль стены, Олёшка услышал какой-то шорох. Он прислушался. Шорох исходил от дверей сарая. Стараясь не шуметь, он пробрался обратно к воротам. 
- Хто здеся?
- Олёшенька, это я,- снаружи прозвучал голос Ирины.- Я это.
- Как ты здесь?
- Я видела, как тебя волокли в сарай. Слышала, как сторожа рекли, што, мол, тебя утром утопят с каким-то гонцом. Ой, Матерь Божья, заступница.
- Любая моя, уж я не чаял тя увидеть. Как хорошо, што ты пришла. 
- Олёша, я шибко за тебя боюсь.
- Не стоит. Ты лутше засов откинь.
- Тут не засов, тут замок амбарный. Я не могу яго открыть. Не получается,- Олёшка слышал, как от бессилия всхлипнула Ирина.
- Не плач, любая. Ты вот, што сделай. Беги к дядьке Федоту, расскажи яму все. Пущай он допомогу у атамана Ермака спросит. Авось Ермак Тимофеич яму не откажет. Щас беги, авось до зари успеете.
- Я мигом, Олёша.
- Да скажи яму, што гонца взаперти держат. Из Чердыни гонец. Татары Чердынь в кольцо взяли. О том тож поведайте атаману. Через лаз беги. Давай, с Богом.
Когда Ирина убежала, он долго прислушивался к тишине. Ни в доме, ни со двора не было слышно никаких звуков. Значит, ей удалось. Облегченно вздохнув, Олёша лег на сено.
- Ну, што? Как мыслишь, добяжит девка?- Встревожено спросил Путята.- А Ермак-то, тя знат? А ну, как побрезгует тобой.
- Не, он не такой. Будем надеяться, што поможет.
Став на колени, Путята принялся молиться и бить поклоны.   
***
В ожидании время замедлилось для узников. Уже небосвод стал покрываться предрассветной серостью. Первые лучи солнца упали на двор.
Помощи не было. Для запертых в сарае подступило время отчаяния. На дворе захлопали дверями первые дворовые люди. Все оне спешили заняться своей ежедневной работой, даже не подозревая о ночных событиях. По улице за забором прошло стадо коров и овец. Пастухи гнали их на выпас за ограду. Где- то в слободе пропел первый петух.
Вдруг в ворота громко ударили. Из-за частокола послышалась громкая бранная речь. Раздались, взволнованные, голоса. Затем прозвучал выстрел. На место утреннего спокойствия на двор пришла суетливая беготня. Сторожа, напуганные громкими стуками и голосами, однако, не торопились отворять ворота. Оне ждали команды. Пережив недавнюю казацкую смуту, оне побаивались. С той стороны в ворота продолжали ломиться. На двор выбежал, чертыхаясь, еще заспанный Ефим. Старшой у сторожей. Он трусцой подбежал к кучке сторожей, о чем-то на ходу спрашивая у них. Махнув рукой, он открыл окошко в калитке. Увидев грозный вид казаков, махнул сторожам, штобы открыли ворота.
Первым в сопровождении казаков вошел Иван Кольцо. Шапка заломлена на бок. В красной китайчатой рубахе, подбоченясь, с пистолями за поясом, он гневно смотрел на сторожей, вгоняя их в ужас, одним своим видом.
Сквозь единственную щель в воротах узники могли наблюдать всю картину. Правда, было плохо слышно, сарай находился далеко от ворот. Но по жестам и потому, как ведет себя атаман, все было понятно, Иван пришел за ними.
- А ну, супостат, сказывай, где у тебя пленные,- Иван взял Ефима за грудки, немного приподняв, встряхнул его.- Ну, говори, вша. Нето дух вышибу.
- Браты казаки, за што? Пошто смертным боем бьете?- Взмолился Ефим.- Мы же люди невольные, сказали татя словить, вот мы и словили. Воровать повадился. Христопродавец.
- Какие мы тебе "браты"? Ишь, што удумал. А ну, покажь вора.
- Без ведома хозяина, как можно?
- Веди, сказано. Не гневи меня,- Кольцо снова крепко встряхнул Ефима, так, што у яво закачалась голова.
- Не погуби, атаман,- пуще прежнего плакался Ефим.- Детушек моих пожалей. Не губи.
Иван выпустил старшого из рук и, спокойно сказал.
- Не боись. Ежели то в сам деле тать, то поприсутствуем при порке, так браты казаки?- Казаки одобрительно загудели.- А ежели наш человек, то пороть не дадим. По своим законам судить будем.
- Так дайте хотя бы хозяину сказать. Как оне велят...
- Нече хозяев тревожить, пущай спят себе,- перебил Ефима Иван.- Веди.
Ефим, подчиняясь атаману, опустив голову, пошел к сараю. В то самое время на крыльце появился хозяин, Максим Строганов.
- А што это, Иван, ты с утра пораньше на дворе моем делаешь,- он зычно крикнул через весь двор.
Ефим бросился купцу в ноги: "Не погуби, отец родной".
- Встань. Встань Ефим. Кто-нибудь объяснит мне, што тутака происходит.
-  А вот тутака происходит дело неладное. Гнусное, я бы сказал,- громко, с наглой ухмылкой, ответил атаман.- Твои оглоеды моего парнишу в вечор заарканили, сказывают, што воровством на твоем дворе промышлял. Вот я и пришел глянуть, кто таков. Имею право? Имею.
- Сцапали, значит резон у их был. Правильно молвлю, Ефим?
- Правда, твоя, благодетель,- Ефим, снова бухнулся купцу в ноги.- Он тайным лазом проник. Его даже собаки не почуяли.
- Ну, знать пристрелить тех собак надобно, раз не почуяли,- поддерживаемый казаками, рассмеялся Иван.
- Так он их приручил.
- А раз сумел приручить, знать давно сюды ходит. У тя последнее время со двора пропало ли што, купец.
- Вроде нет. Не докладали.
- Ну, значит без нужды яму твое барахло. Ну, чаво развалился, веди, куда молодца спрятали.
- Ступай, покажь.- Максим подтолкнул Ефима ногой.
Старшой, встав с колен, направился в сторону сарая. Купец с казаками проследовали за ним. Открыв дверь, Ефим посторонился. Пленники, ожидавшие своей участи, щурясь от дневного света, поднялись с пола. 
- Ха, Олёшка, друг ситный. Эва как тя угораздило. Ну, пошли, штоли,- Иван обнял Олёшку за плечи.
- А это кто таков? Ты што купец, ешшо одного татя тутака держал? Сказывай, кто таков?- Обратился он к Путяте.
- Но, но, казак. Ты шути, та знай меру,- грозно воскликнул Максим.- Свово признал, я не в претензии, забирай, а ентого не трожь. И расспрашивать его не смей. Сей человек мой.
- А вот я и спытаю яго, какого лешего он под замком томиться. Негоже людишек под замком без нужды держать,- Иван сурово посмотрел на купца.- Чьих будешь, человече?
Путята не знал, как ему быть. Он растеряно смотрел то на Максима, то на атамана, глаза его бегали.
- Ну, сказывай! Нето зашибу, не познакомившись,- атаман вплотную подступил к гонцу.
- Гонец я. Из Чердыни-городка, вчерась прибыл. Чердынь татарва кругом взяла. А тутака оказался по приказу купца. Утром обесчали утопить, штоб не разболтал лишнего.
- А што ты мог разболтать?
-Я разговор подслушал, купцы меж собой молвили, штоб вы казаки скорей отправлялись за Камень Уральский. Дескать, давно пора. А ежели в поход не уйдете, а на Чердынь пойдете, то ешшо боле убытков буде имя. Вот и заперли меня тутака. Извести мя грозились, а у меня в Чердыни-городке детки малые, кто об их позаботится,- Путята пал на колени перед казаком.- Не погуби, господин хороший. Век за тя молиться буду.
- Ну, встань,- Иван помог гонцу подняться.- Не плачь, как баба, што-нибудь удумаем. Купец, а право ли сей человек говорит? А?! 
- Та слухай ты его боле. Он, поди, ешшо, што-нибудь удмат, вор, штобы плетьми не отходили. Ух! Сатана,- Максим замахнулся на Путяту.
- Но, но, купец, охолонь малость. Туго, говоришь на Чердыни?
- Ой, как худо. Ноне урожай собрали, хорош, пропитание-то есть. Но все равно помощь потребна, отогнать татар. Гляди, кабы штурмой, али каким иным путем, не заняли город. Тогда точно бяда.
- Ну, это мы обтолкуем. Знать правду молвит гонец. Извести вы его хотели. За што божьего человека жизни порешить хотели? За то, што весть дурную принес? Так не он сам себя посылал. Знать худо в Чердыни- городке. А конь твой где?
- Не знаю, увели яго.
- Вот што, собирайся в путь обратной. Скажи, мол, помощь придет. Купец, придет помощь в Чердынь, али нет?
- Енто не тебе решать, Ванька,- огрызнулся Максим.
- Ну, ну. Олёшка пойдет со мной, а гонцу лошадь верни. Пущай до дому вертается. А ты, гонец, заедешь в лагерь казацкий, я посмотрю, не обманул ли купец. Все, казаки, расход.
Обняв Олёшку за плечи, атаман направился к воротам. Выйдя за ворота, они повстречали стрыя Федота, который прятался в кустах возле заплота. Увидев Олёшу, идущего  в сопровождении казаков, Федот вышел из своего укрытия.
- Слава те, Господи,- перекрестился Федот, оглаживая его,- Жив.
- А што яму сдеется, такому молодцу,- Иван остановился. Казаки стали кругом возле них.- А молви, Олёшка, по какой такой надобности ты на двор купеческий полез. Да ешшо ночью.
- А не иначе у него девка тамока, вот и полез,- заржал один из казаков.
- Цыть!- Приструнил его атаман.- Пущай сам расскажет. А то Федот ничего толком нам не рек. Так и сталось бы, што тя с ранку или утопили бы, или батогов получил. Кабы не атаман наш, Ермак Тимофеевич. Он послал:    " Иван, пойди де разберись".
Олёшка замялся, но говорить что-то надо.
- Дивчина мне давно приглянулась. Она в дому купецком в сенных девках, в услужении. Сговорились мы ентой ночью повстречаться, а тут такое вышло.
- Я же сказывал, зазноба у него,- вставил тот же казак.
- Спасибо, атаман Кольцо, што из неволи вызволил. Спасибо и Вам, браты казаки, што подмогли.
- Девка-то хоть баская? Любишь, аль чего похотливое мыслишь?- Спросил Иван.
- Баская. Люблю, а похотливого от нее мне не надобно. Даст Бог, все будет. Я и на поход уготовился идтить ради нее, штоб вольную ей справить. Сирота она.
- Ну, ну. Раз тако все серьезно у Вас, так и ладно.
- Атаман, мне бы хотелось Ермака Тимофеича поблагодарить.
- Ну, тогда пошли в лагерь.

***
- Давеча, когда Ирина ко мне прибёгла, я ужо што и думать не знал. Никогда того не бывало, штоб Олёшка дома не ночевал. А тут на те, схватили. Да ешшо расправой грозят. Ну, она мне все поведала. Пошли мы с ей к Ермаку Тимофеичу, как ты велел. Оне ужо почивали. Мы казакам караульным так, мол, и сяк. "Отдыхает",- молвят. Тут атаман Кольцо вышел. "Што тут тако деется?" спрашиват,- дядька даже передразнил Ивана, подбоченясь и нахмурив брови.- Я ему хотел объяснить, но Ирина не дала. В слезах сама в ноги пала, сама все объяснила. Атаман Кольцо нас в шатер провел, к Ермаку знать. Велел повторить все с начала. Тады Ермак велел, как рассветает, идтить Ивану к купцам на двор, для разговору. А сам отправил двух соглядатаев, штобы ночью Вас не порешили. Ирину те соглядатаи на двор и проводили, та велели не высовываться.
Стрый Федот заходил по избе, шевеля губами, сосредоточенно разговаривая с самим собой. Олёша лежал на полатях, уставившись в потолок. В этот день он Ирину не видел. А ну, как догадается кто, што он к ей приходил. Или снаушничает кто. Тоды розгами накажут его Иришу. Он продолжал слушать дядьку, отвернувшись к стене.
- А ты пошто разлегся-то, как боров?- Олёшка повернулся от стены.
- А што делать-то?
- Ступай к ей. Она тя ждать буде, как луна взойдет,- дядька вздохнул.- Ох, грехи наши тяжкие. Прости и помилуй.
Олёшка молнией вскочил с полатей. С укором посмотрел на дядьку, мол, "пошто же ты ранее-то не сказал?" Выглянул за дверь. Наступали сумерки, какие бывают в последние летние дни. Свинцовое небо, темное как уголь, тихо опускалось на землю. Подхватив с лучины, вбитой между бревен, тужурку из оленьей кожи, выскочил на двор. 
Луна еще не появлялась, но Олёшка решил прийти пораньше. На двор он не хотел идти, решил ждать за частоколом. Вдруг он услышал собачье повизгивание. Через мгновение доска в заплоте отодвинулась, и гибкая девичья фигура продвинулась сквозь щель. Олёша сразу принял Ирину в свои объятия.
- Погоди, Олёшенька, дай отдышаться,- она села на пень.- Олёша, што будет? Максим с Никитой сенни цельный день распрошали, кто казакам сообщил. Ладно, Аксинья не выдала. А казаки меня засветло проводили. Ой, жутко было. Царица небесная. А ну, как дознаются.
- Не бойся, лада моя. Не до того имя по утру будет. На завтра присяга казацкая назначена. Молебен, та отплытие.
- Олёша, боюсь я за тебя. А ну, как пропадешь на походе. Ой, дурная я, што реку. Матерь Божья, прости мя дурную,- Ирина, взволнованно, перекрестилась.
- Ты главное скажи, ждать будешь?
- Буду, милый,- она припала к его груди, он нежно обнял ее.
Вдруг Олёша нежно отстранив ее, снял с шеи свой нательный крест. Развязав узелок на кожаном шнурке, на его ладони оказалось колечко.
- Примешь ли?- С тревогой в голосе спросил он.
Немного помолчав, Ирина, припав к его груди, смущаясь, взяла кольцо. Даже в темноте ночи она увидела, што кольцо было украшено узором. Ирина зажала его в кулачек.
- Приму.
Олёша, тихонько отстранив от себя любимую, надел ей кольцо на левую руку.
- Я, Олёша, теперь "сговоренная" тебе?
- Так выходит.
- Жаль, што мы оба сироты. Благословить нас некому.
- Ну, ништо, любимая, вернусь, тогда и повенчаемся, и свадьбу справим. Тогда все буде. Ты токмо жди.
- Погодь, Олёша,- Ирина достала платочек и протянула ему.- Пусть он напомнит тебе обо мне.
- Он душу мне греть будет,- губы их сблизились.
      
    ***
С самого раннего утра в казацком лагере начались брожения. Казаки готовились к молебну, принятию присяги, та отплытию. Они не устраивали перебранок между собой, не шутили друг над другом. Не куражились, как всегда, на саблях. Все протекало тихо, спокойно.
Наконец-то оне дождались. Сегодня отправятся на поход. На встречу своей, пока неведомой, судьбы. Еще с вечера казаки ладили годную ветошь, чистили оружие и сапоги. Знаменосцы готовили красные и голубые  трех и четырехугольные прапоры, с кистями и расшитыми на них ликами святых и крестами. Доставали из кошелей медные бунчуки, украшенные конскими хвостами. С вечера никто не брал ни капли хмельного.
Стрый Федот и Олёшка тоже готовились. Собрали торбы и, какую-никакую, одёжу. Луки, стрелы, силки и сети рыбацкие. На походе все сгодится. Зимнюю одегу заранее снесли на струги.
 С утра, надев мытенькие рубахи и портки, расчесав волосы и, перетянув их кожаными ремешками, оба сели рядком на лавке. Помолчали.
- Што, Олёшка, приумолк?- Нарушил молчание дядька.- Пошто головушку повесил?
- Все думаю, как Ирина одна останется. Я ей вечор предложение сделал. Она теперяка моя нареченная. Колечко ей надел.
- А колечко-то у тебя откель?
- Дядька Гнат, когда нож делал, упросил я яго смастерить колечко. Он и смастерил, та еще узорно сделал.
- Да ну? Во дела,- удивленно воскликнул Федот.- Стал быть, она тебе теперь невеста. Неисповедимы пути твои, Господни. Токмо, как-то не           по - христиански получается. Без благословления-то.
- Я думал у тебя его испросить, но как-то само получилось. Сёння сядем в струги и айда. Я ей сказал, штобы она у нас в избе жила.
- На дворе у Строгановых можа спокойней буде? Лишний раз догляд не помешает. Как мыслишь?
- Раз она мне сговоренная, то будет ждать. Не такая она, штобы клятву даденную рушить.
- Ну, даст-то Бог, все хорошо буде. Пошли покудова на молебен та на присягу. 
Они вышли на двор. Солнце уже поднялось высоко. В стане казаков ударили в тулумбасы, созывая всех на церковную площадь. Немного погодя на церковной колокольнице зазвучали колокола. На улице стал появляться городской люд. Мужики и бабы, в нарядной одежде, не спеша, шли в направлении церковной площади. Девки стайками, с яркими лентами в косах, парни, подбоченясь, в цветастых рубахах и портках, заправленных в кожаные сапоги, все степенно направлялись к церкви. В такой день даже мастеровой люд дал себе отдых.
Великое событие в Орел-городке  должно произойти сегодня. Праздник. Проводы казаков. Принятие казаками присяги  в верности казацкому делу и стойкости до конца на походе за Уральский Камень. Два года ждали этого события и вот дождались. Засиделись казаченьки, заскучали по вольной воле.
По улицам городка, сопровождаемые жителями, под сенью развернутых знамен и бунчуков с конскими хвостами, под звуки тулумбасов и волынок, на площадь стекалась казацкая вольница. Отдавая дань сему моменту, казаки приняли строгий вид. Вид оне имели боевой. С начищенными до блеска саблями, с пистолетами и мушкетами, они представляли из себя грозную силу. Глаза их горели. Гордость, страсть, жажда странствий и воли, все это, помноженное на казацкую удаль, делало этих людей неудержимыми. Способными сразиться с любой армией мира. Пройти любые препятствия. Одолеть неодолимое.
Площадь была запружена до отказа. Неугомонные мальчишки заняли крыши соседних изб, и оттуда махали казакам. Бабы и девки бросали цветы в ряды казаков. С колокольницы раздавался радостный перезвон колоколов.
Вдруг все стихло. Из дверей вышел и встал на ступенях церкви игумен, отец Никандр. Его сопровождали Максим и Никита Строгановы, атаманы Ермак и Иван Кольцо, Матвей Мещеряк, Никита Пан и Яков Михайлов. Далее вышли церковные служители.
Статный старец, облаченный в белую, расшитую золотом фелонь, в митре и с посохом в руке, отец Никандр был, как никогда, тожественен и строг во взгляде. С гордо поднятой головой, он воздел руку к небу, требуя этим самым тишины. Затем начал молебен, во здравие и победы казацкие. Игумен благословил воинство на поход.
Когда окончил богослужение, он обратился к казакам с речью. Слова его доходили до сердца каждого казака. У многих появились слезы на щеках. Было в этих словах все понятно. Затем началась присяга.
Первыми присягали атаманы. Оне становились на колено, целовали крест. Потом пошли рядовые казаки. Поцеловав крест и поклявшись быть верными казацкому делу, оне отходили в сторону.
Олёша в этой толпе сумел разыскать Ирину. Отойдя в сторонку, под тень крыши, они обнялись.
- Олёша, все будет хорошо. Я буду ждать. Любимый. Возвращайся скорей,- на глаза девушки навернулась слеза.
На площади заиграли гусли, дудки и бубны. Казаки смешались с жителями. Все обнимались, кто-то плакал. Толпа качалась из стороны в сторону, напоминая морские волны. Вдруг перекрикивая толпу, заиграла боевая труба. По толпе прошел рокот. Сопровождаемые горожанами, казаки двинулись на пристань.
Более восьми десятков стругов стояло вдоль берега. Более восьми сотен человек отправлялось с атаманом Ермаком за Каменный Пояс. Что их ждет впереди? 

Эпилог

- Деда, деда! К нам новые люди пришли,- кричали дети, еще с дороги увидевшие обоз. Дед приложил к глазам ладонь, но, подслеповатые глаза, не позволили ему увидать телеги, едущие по дороге.
Когда телеги подъехали ближе, с одной из них соскочил мужик и, сняв шапку, подошел к старцу.
- День добрый, диду. Я присяду?- Дед кивнул в ответ. Мужик, утирая пот со лба, посмотрел на старика.- А не скажешь ли, мил человек, не ентоль буде хутор Алексеевский?
Дед, равнодушно повел рукой: "Енто и есть хутор Алексеевский".
- Ну, знать приехали. Благодарствую, тя Господи!- Мужик перекрестился.- Нам на слободе сказывали, што место есть тутака. Обжиться. Сказывали идтить вверх Иртыша, тамо и найдете хутор Алексеевский. Знать-то прибыли. А што, старик, земля-то ничейная есть ли?
- На Иртыше земли хватит на всех. Сибирь большая,- хрипловатым голосом отвечал дед.- А Вы откель будете, люди добрые?
- С Волги мы. От бар та бояр убёгли. Немочно стало жити. Собрали пожитки, та двумя семьями тайком и убёгли. Совсем поедом жрут. А тутака воля. Полгода добиралися. Бежало нас богато человеков, а добралися вон столько,- мужик указал на две подводы, с которых на них, настороженно, смотрело семь пар глаз. Худые, голодные, оне ждали, што ответит старец.
- Ну, раз приехали, то оставайтесь. Вижу Вы люди не разбойные. Оставайтесь. Ерема, ну-ка подь сюды,- к старику подошел молодой, крепкий парень.- Ерема, ты вот што, проводи путников в избу к Аксинье, пущай там покудова поживут, та пускай мамка твоя поможет имя обиходиться.
- Хорошо, диду.
- Ну, ступайте,- сказал он мужику.-  А опосля приходи, знакомиться будем.
Мужик ушел к телегам. Они, волочимые такими же худыми лошадьми, скрылись за деревьями.  Вскоре послышался треск досок, отрываемых от заколоченных дверей.
Дед посмотрел на солнце: "ВысОко. Не к ночи прибыли, успеют до темна управиться". На пороге избы появилась женщина, она поправляла платок на ходу. Возле деда женщина остановилась, спросила: "Не надо ли чего, отец?"
- Нет, Любава, ничёго непотребно мене. Вот тольки к Ирочке моей охота большая.
- Ну, тятя, опять Вы свое.
- Ступай, помоги людям.
Оставшись один, старик посмотрел  вдаль, где под горой среди лесов, плавно двигал свои воды могучий Иртыш. К старику подошел пес, положил голову на колени. Старик погладил его за ухом. Пес от удовольствия прикрыл глаз. Вдруг он, встрепенувшись, зарычал, нервно навострив уши. Старик, успокаивающе, потрепал его за ухом.
- Ну, што ты рыкаешь? Тутака все свои. Чужих тутака нет,- к старцу подошел тот самый мужик. Видя, што псина в оскале раскрыла пасть, он не решался подойти.
- Ходи, ходи. Он не куснет. Стар стал, как и я. Еле ноги волочит. Вот мы с им сговорились, кто ране помрет, тот к тому и буде ходить на могилку,- старик, закашлявшись, рассмеялся. На мгновение, задумавшись о чем-то, он вдруг очнулся от своих мыслей.- А звать - то тя как?
- Андреем рекут.
- Ну, што Андрей? Вижу человек ты хороший. Справный. Оставайся. На первых порах подсобим, чем смогем. Сами тако вот зачинали. Та, а бабы в твоем семействе есть?
- Та есть,- Андрей, удивленно посмотрел на старика.- Две бабы и девка. Та три мужика. Зять мой, Тимоха, та я. А другого-то мужика Козьмой рекут. Его баба, та детки все в дороге згинули,- мужик тяжело вздохнул.- А еще племяшка моя, донюшка, Аленочка. Братова  доча. Братка и жинка его тожь, нонешней зимой згинули, а она вот выжила. Сердешная. А пошто ты спршивашь, отче?
- Мыслю я, што ты русских кровей будешь,- мужик, непонимающе, посмотрел на старика.- Раз с Волги, раз Андреем речешся, знать русский.
- А к чему сей вопрос спрашивашь?
- К тому, Андрей, спрашиваю, што на будущее гляжу. Тута давно русского люда не появлялось. Проездом тольки. Все вольные места ишшут. Уединения самоличного. Погостят, сил наберутся, и поминай, как звали. А тутака все боле татарва по степи ездит. А оне люди не православные. На их креста нет. Вот ежели останетесь, та приживетесь, то может статься и породнимся. У нас купец, у Вас товар.
- Хитер ты, старче, далеко глядишь.
- А як же? Я старый, мне и ответ держать.
- А што, семейство-то твое где? Детки малые, вроде есть, а жинку я одну тольки узрел.
- Так оне на Иртыше. Вечор ушли. Рыбу ловят. В реке рыбы ловить, не переловить. На многие лета хватит. Нет, не зря казаки кровь свою проливали.
- А тебя самого звать-то как?
- Матушка с батюшкой Олёшей нарекли. Вот и хутор наш Алексеевским кличут. Сам я зачинал его. Опосля похода атамана Ермака Тимофеича остался тутака. Эх, время! Пролетело.
- Эге, так ты, дед, в походе Ермаческом участвовал? Гляди-ко.
- Довелось. Знавал, всех знавал. И самого Ермака Тимофеича, и Ивана Кольцо, и Никиту Пана. Всех знавал. И казаков, Царствие им небесное, почитай всех в лицо помню. Оне мне часто сняться. Ешшо молодые, все красивые. К себе зовут, та вот Господь Бог не пущает к имя.
Андрей почесал, начинающую седеть, бороду. Подумалось яму, што многое пришлось перенести старцу. По преданиям и песням, сложенным о походе Ермака в Сибирь, он с детства мыслил стать таким же. И судьба, распорядившись с его жизнью по своему, все-таки предоставила ему возможность пройти по дорогам, которыми хаживали казаки Ермака.
- Дед, а жинка-то у тя где?
- Померла моя Ирина. Оставила мя раньше сроку. Вот сыновей и дочку на ноги поставила, поженили всех, та и слегла в немочи. Той осенью и померла.
- А енто, што за жинка?       
- Енто, Любава, жинка нашего с Ириной младшего сына. Та и детушки яво.
- Диду, а як Вы оказалися в сих местах?
- Распрошаешь, как оказались? Эва как,- старик подумал немного, Андрей ждал продолжения рассказа, не мешая ему.- Давно сие происходило. Решился атаман Ермак Тимофеич допомоги просить. И не у кого-нибудь, а у самого царя Ивана. Скрытно просить. В обход купцов Строгановых. У купцов ентих в их вотчинах везде глаза и уши были. Боязно имя было, што самолично, без указу царского, в тае от Государя батюшки, казаков за Камень Уральский отправили. А ну, как царь Иван осерчает.
Ермак Тимофеич ведал про то. Решил сам обоз с гонцами снарядить. Большой обоз тогда получился. Все подарки царю. Тамока было мехов разных, великое множество. Куньи, лисьи, беличьи, шкуры медвежьи. Богатое оружие, камни самоцветные.
А призвал в сопровождение сорок казаков во главе с Иваном Кольцом. Наказ дал. Вышли мы тогда с обозом, не ведая возвернемся ли. Больно сердит был царь Иван Васильевич на казаков. Казнью лютой грозился.
- Так ты диду на Москве бывал?- Искренне удивился Андрей.- Надо же.
- Бывал. Но мне тамока не шибко понравилось. Тесно, людно. Правда, храмы божьи, та палаты царские в кремле шибко глянулись. Все каменные, с куполами золотыми. Как сейчас помню.
Царь Иван принял послов. Как увидал царь подарки, та расспросил Ивана о землях Сибирских, отпустило яго. Сменил государь гнев на милость. Ответными подарками одарил, грехи казацкие простил. Тогда велел он дьякам писарского приказа грамоту заготовить, в которой писано было, што славен сей труд казацкий для государства Российского, а паче того все грехи прощаются, Строгановым велел препятствий не чинить Ермаку, а чем надо пособлять яму. Велел войско стрелецкое к атаману Ермаку в помощь снарядить.
На обратном пути стали мы кликать люд русский, штобы шел в Сибирь переселяться, земли новые осваивать. Благодаря царской грамоте народ зашевелился. Многие были согласные.
Тогда со мной на поход дядька мой увязался. Он справным лекарем был. Да только умотали яго дороги, та битвы. С нами на Москву упросился. Караван-то наш окурат мимо Орел-городка проходил, там мы с  ним и рассталися. А на обратном пути, ужо не таясь, завернули мы в городок. Тамока я Ирину свою повстречал опосля долгой разлуки. Вольную ей выправил у купцов. Она мне тоды и поведала, што помер дядька Федот, а перед смертушкой балобана свово на волю отпустил. Молвила, што птица долго кружила над нашей избой, но потом все-таки улетела.
Не ведали мы, што дале буде. А дале было непоправимое. Атаман Иван Кольцо обманом был убит. От стрелы татарской згинул и Никита Пан. Все атаманы в походе том загинули. А потом и сам атаман Ермак Тимофеич головушку сложил. Упокой, Господи, души рабов твоих.
Ничего нам не оставалось, как ватагой малой, на стругах бежать. Оказалися мы обратно в Орел- городке. Оту пору царь не забыл про Сибирь. Новое войско стрелецкое прислал, переселенцы прибывать стали. Была нужда в проводниках.
Вот и пошли мы с Ириной, женой моей, обратно за Камень в сопровождение переселенцев. С нами упросилась и Аксинья, подружница Иринина. Долго мы скиталися по лесам, пока не нашли место сие. Шибко оно нам всем глянулось. Сначала землянки копали, палы устраивали. Постепенно частокол от зверья, та от ворогов сработали. Избы срубили.
Ирина моя тоды первого на нашем хуторе робеночка принесла. Вот в честь первого отца на нашем хуторе, то бишь меня, и прозвали хутор Алексеевским. Так тута и живем. И Вы живите. Хорошо у нас тутака. Вольно. 
Андрей, слушая рассказ старика, не заметил, как собралось все его семейство. Мужики, бабы и детки подошли тихо, штобы не отвлечь рассказчика.
Теперь-то они нашли то место, которое так долго искали.    
   
2014-2015

    
Содержание:

Пролог
1. Олёшка и дядька Федот
2. Знакомство с атаманом
3. Казачья смута
4. В казацком лагере
5. Вольница
6. В путь
Эпилог
Словарь



Словарь:

Серпень - август
Стрый- дядька
Балобан - разновидность сокола
Присяда - рукавица, перчатка
Должик- кожаный ремешок
Тулумбас - барабан, применяемый в соколиной охоте
Вощага - сумка для корма
Армата- войско
Брашна - еда, пища
Вручь - рукопашная
КУля - пуля, ядро
Рок - год
Уздать - усмирять
Поварня - кухня
Ветрило - парус
Шарпать- грабить
Знацный человек - уважаемый человек
Кроника - летопись
Чамья - сооружение на столбах для хранения припасов
Кошт - пропитание, еда
Израды - предательство
Секерка - секира
Проторы - издержки
Вересень - сентябрь
Гаковница - небольшая пушка
Годная ветошь - парадная одежда