Вести с колхидских полей. Памяти деда

Не дотянув до девяноста четырёх, в Тбилиси умер Бадри - троюродный брат деда. Рано утром дед сел в маршрутку (сесть за руль его, слава богу, отговорили; деду восемьдесят два) и к одиннадцати прибыл в столицу. Панихида в пять. Дед заглянул в гости к внуку номер один - и там немного выпил. С внуком номер один дед отправился к внуку номер два - и там тоже чуть-чуть выпил. С внуками номер один и два дед явился к внучке номер три - где буквально сделал глоток-другой, после чего прочёл своего Руставели и уснул мертвецким сном.

В половине пятого неведомая сила подняла деда с кровати и тем спасла от страшного позора - проспать похороны. Ровно в пять не без крепкой поддержки внуков дед стоял у гроба.
Бадри лежал - краше.

Штрих к портрету: рассматривая как-то эрмитажную мумию, Рио сверкнула весёлым глазом: никого не напоминает?

В глазах же у деда плыли волны и качались туманы времён, да и сам он, сухой и смуглый, начинал пошатываться, едва внуки отпускали хватку. В общем, Цилала, семидесятилетняя дочь покойного, встревоженно посмотрела на Мишико, своего сына-доктора: проверь, мол, а то негоже, если в дальнюю дорогу Бадри отправится не один. И Мишико, ни звуком, ни жестом не нарушив траура, тут же у одра заглянул деду в зрачки, прощупал пульс и взглядом погасил опасения матери: всё, мол, в порядке, но наливать на поминках лучше поменьше...


А бабушка, тем временем, считает, что пора красить забор. В гости заходила Мимоза - крепдешиновое платье с кружевным подъюбником, черные лаковые боты. А летом - лаковые туфли с пряжками и белые ажурные носочки. Сто лет назад Мимоза преподавала математику в Гиином классе. Но после войны кружева её памяти местами прохудились, и она путает даты. Или притворяется. Как-то по секрету открыла мне свой возраст - на три года младше Гии...

- Мимоза ничего не сказала, - сообщила нам бабушка. - Но по взгляду я поняла, что забор пора красить.

Забор, кстати, прекрасный - меандровый. Лепестки кракелюров разрастаются на нём, как незабудки.