Вампир Ван Ден Пир. Глава Вторая

Заместитель начальника отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями, сидел в своём кабинете угрюмо глядя в окно.

В его широких, лежавших поверх стола ладонях, были зажаты несколько чёрно-белых фотографий, а другие, достаточно однотипные, сделанные на местах происшествий снимки, были разложены перед ним словно пасьянс, но он не смотрел на них - его взгляд, казалось, что-то выискивал в сумерках вечернего Тбилиси.
 
Только что вышел, громко хлопнув дверью, его непосредственный шеф, который никак не мог взять в толк, почему его самый способный сотрудник уже второй месяц не может нащупать хотя бы даже призрачную нить в целой цепочке громких убийств молодых женщин.

За майором Пирашвили успела закрепиться репутация сыщика мыслящего оригинально, а порою и алогично, полагающегося прежде всего на свою незаурядную интуицию, но действующего жёстко, быстро и безошибочно.

Он всего только пару лет назад перевёлся в отдел, прибыв из долгосрочной командировки, но у коллег своих по праву пользовался уважением, хотя, многие не могли взять в толк, почему он с такой щепетильностью отстаивал право носить длинные волосы и позволял себе неделями не бриться.
 
Многим сослуживцам представлялась странной его привычка почти не появляться на работе в дневное время и, напротив, оставаться на ней едва ли не до самого утра.
 
Однако, майору многое прощалось и мелкие нарушения дисциплины с его стороны начальство предпочитало не замечать, но сейчас подполковник сорвался и прошёлся как следует и по его стилю одеваться, и по перманентной небритости, и по собранным на затылке в "конский хвост" волосам.

Эдуард в ответ только тяжело посмотрел собеседнику в глаза, и тот, запнувшись на полуслове, стремительно развернулся и буквально вылетел в коридор, всю свою досаду и раздражение обрушив на ни в чём неповинную дверь.

"Неужели в городе завёлся вампир? Почерк убийств подчеркнуто однотипный: половой акт, надрез бедренной артерии, сцеживание крови. И никаких улик. Ни спермы, ни частиц кожи под ногтями жертв, ни одного отпечатка пальцев, ни волоска, ни щетинки и даже ни капли пролитой крови! Но, если это вампир, то зачем ему такие объёмы? Про запас? Или это какой-нибудь непредсказуемый отморозок из клана Малкавиан? Много разговоров о подлости вампиров Ласомбра, но те, по крайней мере, действуют открыто, чего не скажешь про психопатов малкавиан, лишь формально причисляемых к Камарилье. 
Каждый раз труп находят в новом месте и я готов поклясться, что он перевозит тела с места преступления, оставляя их на различных улицах, будто опорожнённые винные бутыли. Восемь мёртвых женщин в возрасте от двадцати трёх до тридцати двух лет. И это - за два месяца. Почти каждую неделю - по покойнице. Не только Тбилиси, но и вся Грузия взбудоражена. К такому здесь не привыкли. Если это вампир, то наглее Шабаша я не встречал, и ренегата, возможно, уже разыскивает Тёмное Братство, а значит, рано или поздно, до него доберутся. Он не может этого не знать, а значит, играет ва-банк и действует без всяких правил. А если это изворотливый и аккуратный маньяк, стилизовавший свою деятельность под упыря, то...по сути, это ничего не меняет. До суда дело доводить не стоит в любом случае. Журналисты уже сейчас дуют в иерихоновы трубы, на каждом углу трезвоня на тему вампиризма, так что не сложно представить масштабы массовой истерии во время взятия этого джентльмена под стражу", - размышлял про себя майор полиции, хмуро наблюдая как за окном сгущается тьма, а в ней, медленно начинают тонуть, столь схожие с кленовыми, листья растущего напротив платана.
 
Оставив фотографии на столе, он вышел из кабинета, а затем и из здания управления внутренних дел, направившись в сторону квартала Абанотубани и продолжая размышлять:
 
- "Я прошерстил почти все районы города, но нигде не почуял следов этого психопата. На очереди - Старый Тбилиси. Странно другое - почему я не начал именно  с него? Ведь в районе полным-полно нежилых домов под снос, глухих тупиков и плохоосвещённых ночью переулков. О чём я, спрашивается, думал всё это время?!"

Поднимаясь вверх по улице Гришашвили и любуясь персидской архитектурой приземистых зданий с округлыми полусводчатыми куполами, сыщик невозмутимо вдыхал своеобразный аромат здешних мест, известных своими сернистыми источниками, на которых, собственно, и располагался банный комплекс давший наименование кварталу.

Подходя к нетипично высокой, стоящей чуть в стороне Орбелиановской бане, вход в которую был украшен не только синими и голубыми израсцами на манер мусульманской мечети, но и двумя минаретами по бокам, он почувствовал как из глубин его памяти начинает всплывать огромный пласт тяжёлых воспоминаний.

Доступ к ним до сих пор казался полностью заблокированным, подобно тому, как надёжно защищёно сознание обычного человека от картин, связанных с моментом своего появления на свет, а также последующих двух-трёх лет жизни, однако, в одну минуту, при взгляде на стрельчатый фасад здания, произошло то, на что он перестал расчитывать, в бесплодных попытках вспомнить обстоятельства своей смерти и своего обращения.

Майор полиции остановился, немигающим взглядом глядя перед собой, а перед его затуманенным взором поплыли картины далёкого прошлого.

Он увидел пустынный пейзаж и голубую мечеть вдали, множество павших воинов вокруг, и себя, смертельно раненого, лежащего без шлема на поле битвы в окружении нескольких сарацинских трупов.

Солнце уже опускалось за горизонт и казалось, что оазис вдалеке полыхает бездымным пожарищем, плавится в огне заката, равно как и синие минареты красивейшей мечети, постепенно расплывающиеся и теряющие свои очертания.

Песок скрипел на его зубах, смешиваясь со стекавшей из угла рта и имевшей металлический привкус кровью, а отовсюду были слышны стоны умирающих бойцов, как крестоносцев, так и подданных Нур-ад-Дина.

Ван Ден Пира тошнило, а мучительная, сосущая боль в пронзённом дамасским клинком животе делалась всё сильнее и сильнее, настолько, что у него не было уже никаких желаний, кроме одного - умереть как можно быстрее.

Справа от крестоносца лежал, закатив белки глаз, нанёсший эту рану воин сельджук, продолжая удерживать меч, узорчатое лезвие какового было испачкано кровью Эдварда, а по влажному смуглому лбу его медленно ползла крупная синяя муха.
 
Услышав чьи-то приближающиеся шаги, рыцарь попытался приподнять голову, но даже это незначительное усилие отняло у него много энергии и он безвольно уронил подбородок на грудь.

- Говорить можешь, крестоносец? - услышал он французскую речь.

Эдвард приоткрыл ставшими вдруг свинцовыми веки:

- Откуда ты знаешь французский, нехристь?

- Если я в бурнусе и в сандалиях, а на поясе - сабля, то это вовсе не значит, что я мусульманин, - со смехом ответил высокорослый человек в белом шерстяном плаще.

Он сел на корточки перед Ван Ден Пиром и с беспечной улыбкой проговорил:

- Я грек. Но в бога - не верю. Так же, впрочем, как и ты.

- Откуда ты знаешь во что я верю, а во что - нет? Хочешь порыскать в карманах у мертвецов? Давай! Занимайся тем, за чем пришёл! И вместо того, чтобы разводить идиотские речи, лучше бы взял и добил меня.

- Так хочешь умереть, крестоносец? Во Фландрии остались у тебя жена и дочь. Не хочешь к ним вернуться?

- Мы разве знакомы? Не могу вспомнить тебя... Ты плыл со мной на корабле? - говорить становилось всё тяжелее и тяжелее, одышка усиливалась.

- Нет. Мы никогда не были знакомы. Ты же не знаешь моего имени, Эдвард?

- Хватит издеваться! Прикончи меня!

- Постараюсь. Ты только глаза закрой, - лукаво ухмыльнулся неизвестный и наклонился к шее Ван Ден Пира.

Эдвард внезапно почувствовал как улетучились боль и тошнота, и хотя дышать ещё было тяжело, но в целом он ощутил значительное облегчение, а по телу разлилась приятная истома.

- Чёрт возьми! Если это смерть, то она - прекрасна! - продолжая лежать с закрытыми глазами, прошептал он.

- Это не смерть, фламандец. Но уже и не вполне жизнь, - печально и тихо проговорил незнакомец, но, тут же, меняя тон, скамандовал: - Открой рот!

Ван Ден Пир выполнил приказ, и в ту же секунду ощутил как рот его наполнился кровью.

- Глотай! Глотай, я сказал! - закричал назвавшийся греком человек, быстро хватая Эдварда за подбородок и запрокидывая тому голову, предотвращая, тем самым, неудачную попытку последнего выплюнуть кровь.

- Ты сумасшедший?! Ты безумец?! Да?! - Ван Ден Пир вскочил на ноги, и, почувствовав сильный зуд в области шеи, застыл, приподняв руку и в оцепении продолжая удерживать её на весу, потому что вдруг увидел, что рана на его животе полностью затянулась, а осталась только небольшая прореха в кольчуге, да рваная дыра в хитоне.
 
- Ух, ты! Ха-ха-ха! - рассмеялся незнакомец, и, будто призывая в свидетели невидимых наблюдателей, картинно оглядываясь по сторонам, развёл руки в стороны: - Смотрите-ка! Покойник ожил!

- Кто ты такой, чёрт бы тебя побрал?! - изумлённо проговорил Ван Ден Пир, машинально вынимая кинжал.

- Чтобы узнать это, железяки тебе не помощники. Так что, заткни за пояс эту побрякушку, - с этими словами человек поднёс к губам своё кровоточащее предплечье и провёл по нему языком - надрез моментально затянулся так, что не осталось даже и царапины.

- Как тебе это удалось? Кто ты такой? - Эдвард продолжал удерживать в руке холодное оружие, но лишь потому, что был растерян и изумлён происходящим настолько, что позабыл о существовании ножен.

- Я - вампир из клана Дэва, - серьёзно произнёс человек, одетый в белый бурнус: - Знаешь, кто такие вампиры, фламандец?
 
- Нежить? 

- Слушай меня внимательно, дитя моё! Слушай внимательно всё, что я сейчас скажу тебе и запоминай! - и Ван Ден Пир, спрятав кинжал, почти против воли, весь обратился вслух.

- Почему я, назвал тебя, здоровенного малого, "дитя"? Да потому, что ты теперь - потомок мой. Твои поступки отныне лягут и на меня. Сегодня второе июня одна тысяча сто девяносто первого года. Запомни этот день. Это день твоего нового рождения. Но не как человека. Как человек ты умер. 

Эдвард молчал, обдумывая случившееся и услышанное.

- Ты мёртв. Но смерть тебе не страшна. Если только не сожгут тебя и не вобьют в грудь осиновый кол. Берегись солнечных лучей. Они вызывают у нас страшные ожоги и даже могут привести к полной аннигиляции.

- У кого это "у нас"? 

- У вампиров, Эдвард. Ты теперь - вампир. И вынужден будешь для того, чтобы не утратить над собой контроль и не впасть в безумие, периодически пить кровь людей. Поначалу ты сможешь питать себя кровью животных, но, по мере того, как будешь всё дальше и дальше уходить вдаль по тропе своей судьбы, тебе понадобятся всё более тонкие, более изысканные источники. Ты обучишься самостоятельно многим вещам и безмерное количество их постигнешь сам, без посторонней помощи. Но, единственное, с чем я обязан тебя познакомить, так это с Традициями. Есть ряд законов, которые ни в коем случае нельзя преступать. В противном случае тебя ждёт диаблеризация от Сородичей. 

- Что такое диаблеризация?

- Акт поглощения души.
 
- Моё имя ты узнал с помощью магии?

- Один из плюсов твоего нового положения заключается в том, что некоторые способности, недоступные простым смертным, ты теперь сможешь беспрепятственно развивать.  У тебя будет открыт доступ к таким возможностям и знаниям, которые и не снились людям. И, хотя тебя с ними с каждой прожитой сотней лет, будет связывать всё меньше и меньше общего, ты должен будешь с ними взаимодействовать. Вот для этого тебе и понадобится развитие такого непростого качества как Человечность. 

- Человечность?

- Именно. Мы все - одинокие охотники. Хищники, вынужденные соперничать даже между собой, однако, у всех вампиров есть определённый долг перед Тёмным Братством. Наша непреложная обязанность - всегда, при любых обстоятельствах, скрывать свою истинную сущность от тех, кто иной с нами крови. 

- Зачем ты сделал это? Ведь ты просто мог дать мне умереть.
 
- Я же не Господь, чтобы "просто позволять умирать". Это его прерогатива, - улыбнулся незнакомец.

- И всё же...В чём причина?

- Этот ваш чёртов Крестовый поход - просто рай для таких, как я. Я не убивал смертных, но так напитал себя их кровью, что Зверь во мне временами начал выходить из-под контроля. Нужен был какой-нибудь поступок, который хотя бы шёл в разрез с тем, чем я до сих пор здесь занимался.
 
Несколько помрачнев, он замолчал, но, после небольшой паузы, продолжил:
 
- В том, что я сделал, нет ни грана доброты или благородства. Скорее, это глупо и печально. Ты никогда не задумывался, что приводить в этот мир других - безнравственно? Вталкивая в двери этого Ада невинное существо, люди, в силу своей слепоты, радуются, считают, что исполнили своё жизненное предначертание. Но на самом деле они обрекают на страдания, тоску и одиночество безмятежно странствующую в астрале душу, вынуждают её вновь пройти путь от рождения до агонии.

- Так зачем же ты меня...обратил?

- А зачем ты дал жизнь своему ребёнку?

- Я не знаю, что тебе ответить.
 
- Вот поэтому я и выбрал тебя. Есть в тебе нечто необъяснимое. Какая-то внутренняя честность перед самим собой. Ты можешь быть жестоким, но подлым - никогда. Будет сложно не растерять эти качества на длинном пути.

- Ты упомянул о том, что принадлежишь к какому-то клану...

- Раньше, то есть несколько сот лет назад, это было важно. Сейчас же - почти не имеет значения. Принадлежность к определённому клану на деле предполагает наличие некоторых отличительных особенностей, как во внешности, характере или в поведении, так и в навыках, умениях, либо, как их принято у нас называть, Дисциплинах. 

Грек немного помолчал, как бы обдумывая что-то, затем улыбнулся:

- Ты внешне напоминаешь гангрела. Гангрелы довольно волевые личности, чрезвычайно стойкие и физические сильные, но нелюдимые. Однако, есть в тебе тяга к прекрасному, стремление ко всему редкостному и исключительному, что данному клану отнюдь не свойственно. Кровь, которуя я передал тебе, во сто крат усилит не только магистральные черты твоей личности, но и присовокупит к ней нечто специфическое, свойственное только нашему клану.

- Что же это за качества?

- Ты уже имеешь кое-что из того, что я тебе преподнёс. Ты склонен опьяняться прекрасным во всех его проявлениях, будь то закат солнца или красивое женское лицо. Ты, равно как и я, ещё до своего Обращения, благоговеешь перед такими творениями человеческого духа, как музыка, живопись, архитектура... Кровь клана Дэва сделает тебя неотразимым и даст возможность безошибочно и моментально находить уязвимые места в человеке, а так же, при желании, легко манипулировать им. Твоя притягательность, импульсивность и эмоциональность усилятся, поэтому важно будет научиться дозировать их.

- Это всё, что мне необходимо знать?

- Да, я закончу на этом, пожалуй. Пора прощаться, - и человек в сарацинском одеянии, похлопал Ван Ден Пира по плечу: - Удачной Нежизни, вампир! Кто знает, быть может, веков через семь-восемь, мне станет любопытно узнать как далеко ты смог продвинуться и мы встретимся. Если, конечно, этому что-либо не помешает.
 
- Досвидания, в таком случае! - улыбнулся одними глазами Эдвард.


 
Внезапное и чрезвычайно яркое воспоминание, до сих пор надёжно сокрытое в глубинах сознания, прорвавшись сквозь кордон забвения, повергло Ван Ден Пира в смятение.

Безотчётно проведя ладонью по лбу, словно отирая несуществующую испарину, он тяжело вздохнул и ещё постоял минуту-другую, как бы привыкая к новой реальности, а заодно и обдумывая обнажившиеся подробности своего далёкого прошлого.

"Я даже не узнал его имени, - размышлял он, поднимаясь вверх к небольшому водопаду, походя любуясь построенными на скалистых выступах деревянными домами с резными баклконами, и множеством летучий мышей, парящих в полночных сумерках, - Грек по национальности - вот и всё, что я знаю об этом... нечеловеке. Встречу ли я его когда-нибудь?"
 
Это мрачное место отчего-то постоянно притягивало его, вот и на этот раз он не удержался от паломничества в тупиковое окончание благоухающей сероводородом улицы, однако, долго задерживаться не стал, а повернув назад, минуя фонтан с восседающим на поверженном фазане металлическим соколом, направился в круто уходящий под гору переулок.

Уже через пятнадцать минут довольно быстрой ходьбы Эдвард ступил на совершенно безлюдную в этом время суток улицу Султнишни, изобилующую развалинами некогда жилых домов, которая, хотя и относилась к центру города, но располагалась на  находящемся на отшибе холме, заканчивающимся отвесным обрывом.

Прислушиваясь к правящей здесь тишине, он ступал очень мягко, чтобы не выдать своего присутствия существу, на которое открыл охоту, и, продвигаясь вперёд, не взирая на внешнее безмолвие, улавливал и различал шумы недоступные человеческому слуху.
 
"Странная вещь: как только я начинаю пользоваться привилегиями своего положения и перестаю вести себя как человек, тёмное во мне не то чтобы растёт и увеличивается, оно меня просто затопляет, переполняя меня настолько, что кажется, ещё немного, и я взорвусь изнутри от прилива начинённой адреналином крови к так долго бездействующим мышцам и, бросившись на первого встречного, с наслаждением разорву его на части. Какое бы это мне принесло облегчение! Вероятно, тоже чувствует бойцовый пёс, которого, по тем или иным причинам, гуманные хозяева перестали вывозить на собачьи бои, а только лишь выставляют на клубные выставки, где всякая сволочь заглядывает в зубы и безнаказанно гладит по спине."
 
В метрах пятистах от того места, где он находился, крысы возились с целлофановым пакетом, а чуть дальше, на противоположной стороне улицы, внутри одного из зданий, поскрипывала, повисшая на одной-единственной петле, старая межкомнатная дверь.

Наконец крысам удалось прокусить пакет и, возбуждённо попискивая, они набросились на находящиеся внутри объедки, а дверь продолжала жалобно постанывать, словно одинокое и больное животное.

И тут Эдвард не услышал, а уловил внутренним чутьём присутствие какого-то создания, которое передвигалось столь же бесшумно, как он, не дышало, а всего лишь бесцельно, - вверх и сразу же вниз, - перемещалось, находясь за каменными спинами домов, в глубине внутреннего двора.

Ван Ден Пир беззвучно ринулся в темноту, проскальзывая сквозь решётчатую ограду в стремительном и яростном прыжке.

Каково же было изумление Эдварда, когда вместо убийцы, которого он рассчитывал встретить, его глазам предстало совершенно неожиданное зрелище: в полутьме, разбавленной лишь тусклым светом луны, используя обрывок бельевой верёвки в качестве скакалки, маленькая девочка играла в "классики".

- Не поздно для детских игр? - вышел он из-за угла, улыбаясь.

На секунду остановившись, девочка строго посмотрев в его сторону, продолжила свои прыжки, без намёка на испуг или смущение, заметив:

- А я днём не играю. Лучшее время для игр - это ночь.

- Что же ты делаешь днём?

- Разве обязательно что-то делать? Ничего не делаю. У меня сиеста.

Ван Ден Пиру показалось в чертах лица ребёнка что-то неуловимо знакомое, нечто такое, что заставило его задать очередной вопрос:

- Как тебя зовут?

- Не помню. А тебя?

- Эдуар..То есть, Эдвард.

- Ты тоже забыл своё имя?

- Нет, просто...Не важно. Как же мне называть тебя?

- Хм...Но это же не мешает нам разговаривать, - пожала плечами девочка, наконец останавливаясь и разглядывая Ван Ден Пира.

- Не замечала ничего странного в округе?

- Чего именно?
 
- Странных людей, звуков, криков...

- О, этого добра сколько угодно!

- И где последний раз ты слышала крики?
 
- Могу показать, если хочешь. Но пройти я туда не могу. Что-то не позволяет мне это сделать.

- Неужели?

- Представь себе, - и ребёнок нахмурившись, сдвинул брови.
 
- Покажи, пожалуйста, это место.

- Здесь совсем недалеко. Пойдём, - и девочка, бросив импровизированную скакалку, повела Эдварда между домов, минуя заброшенный, полуразвалившийся храм с заколоченной металлическими скобами массивной железной дверью.

- Всё. Пришли. Вон там, в переулке, кричала женщина, - проговорила она через минуту, указывая пальцем на тёмный, неосвещённый проулок, - Я хотела прийти к ней на помощь, но...

- Спасибо. Никуда не уходи. Я сейчас вернусь.

В узком и змеино уползающем вверх переулке царила кромешная тьма, лишенные ламп слепые фонари понуро гнули тонкие шеи, а дома, подчёркнуто демонстративно отвернувшись глазницами окон во внутрь дворов, казалось, единодушно заявляли, что ни им, ни хозяевам, глубоко безразлично всё, что здесь происходило, а так же всё, что ещё может произойти. 

Эдвард потянул ноздрями воздух и помимо едкого духа кислой капусты, человеческой и кошачьей мочи, густого запаха жареного с луком картофеля, ему удалось захватить тонкий, едва уловимый аромат свежепролитой крови.
 
Сделав всего несколько шагов вперёд, он заметил едва различимую дымку в однородной ткани пространства, поравнявшись с которой, застыл на месте, на секунду-другую прикрыв глаза: 

- Девочка права. Это была женщина. И её убили.

Наклонившись к земле, он заметил несколько бурых пятен на пыльной текстуре асфальта:

- Вот и первая грязь в его каллиграфии! - прошептал вампир, едва ли не ложась на тротуар в стремлении тщательно обнюхать предполагаемые улики преступления: -  Кровь артериальная. Собирал в какую-то ёмкость и, конечно, пролил.
 
Всё так же беззвучно ступая, он вернулся к ожидавшему его ребёнку:

- С подозрительными звуками мы разобрались. А люди? Не замечала странных людей поблизости?
 
- Все люди - странные. Ещё более странно то, что они меня не видят. Видят только нелюди. Такие, как ты. 

- Хм..., - улыбнулся вампир, - Надо же! И что ты думаешь по этому поводу?

- Думаю, что кого-то из нас не существует. Но, раз уж я точно есть, то думаю, что люди - это нечто ненастоящее. 

- Что ж, логично. А вдруг всё-таки реальны и ты, и люди?

- Издеваешься, что ли?! Они же меня не замечают! Значит, их нет! Кажется, это называется галлюцинацией.

- Отлично, но что с нелюдями? Много их тут бродит?

- Да ходят тут всякие! Что же, мне у каждого автограф брать?

- Думаю, что не стоит, - Эдвард внимательно рассматривал девочку, силясь вспомнить кого она ему напоминает, и когда уже начинало казаться, что он вот-вот это вспомнит, дитя проговорило, сбивая его с мысли:

- Совсем недавно разговаривала с одним... нечеловеком. Такой странный, - последнее слово она растянула будто приклеевшуюся к пальцу жевательную резинку, - Мне кажется, люди должны безумно бояться его. 

- А ты его не испугалась?

- Нет. Я никого не боюсь, - девочка открыто взглянула на Ван Ден Пира своими карими глазами и тут же, чуть наклонив головку, на которой аккуратно были уложены каштановые косы, добавила: - Но людей он точно должен пугать, причём, даже не столько своим видом, а скорее тем холодом, который от него исходит. Хотя, "воплощением зла", или как там принято называть способных на многое существ, его не назовёшь.
 
- Что за холод? От меня он тоже исходит?
 
- Нет. Ты другой. А он...Не знаю, как это объяснить, но он какой-то...Замогильный. Как будто долго пробыл в какой-то бездне, где одна чернота и лёд, а потом вдруг - раз! И вынесло его сюда, как волною выносит морские водоросли на берег! 

- Как он выглядит? - помрачнел сыщик.

- Лицо и голова плотно закрыты какой-то серой материей, а на том месте, где должен быть нос - торчит деревяшка. Очень высокий. Выше, чем ты. Какой-то пиджак на нём необычный...под самое горло затёгивается. Перчатки чёрные. Такое впечатление, что он намеренно скрывает свою кожу. Прячет её.

- Интересные ты сообщаешь вещи..., - Эдвард задумался, нахмурив лоб так, что показалось будто напряжение мысли достигло такой степени, что перешло в мышцы лица и надбровные дуги, а глубоко посаженные глаза его потемнели ещё больше, сделавшись почти чёрными.

- Он может исчезать и появляться произвольно. Когда захочет. Словно выходит в дверь, которая только для него всегда и открыта. Я бы тоже так хотела, - мечтательно вздохнула девочка.

- И, тем не менее, ты считаешь, что он не способен содеять зло?

- Все способны творить зло. Все, - категорично заявила маленькая собеседница, - Просто есть сущности и люди, которые не получают от этого удовольствия. И таких, между прочим, меньшинство. Основная же масса только заботится о том, чтобы выглядеть добропорядочными, но, на деле....Ну, ты знаешь.

- Сколько тебе лет? - улыбнулся Ван Ден Пир, - У меня такое ощущение, что я разговариваю со старушкой.

- У дам неприлично спрашивать о возрасте, - малышка сурово сдвинула брови, а Эдвард не выдержал и рассмеялся.