Лидия Косарева. Венец безбрачия

Автор: Подруга
 Название: Венец безбрачия



          Моя подруга красивая, уверенная в себе женщина, умеющая и любящая ухаживать за своей внешностью. И все должно быть в один тон, по вкусу, и непременно чисто и опрятно. Ее кухня для меня предел мечтаний, и мечтаний неосуществимых: даже если наизнанку вывернусь и саму себя превзойду, у меня и половины такой чистоты не будет, как у нее в ванной: хирургические операции можно делать, так все сверкает. И вся квартира такая: все по полочкам, все на своих местах, и все гармонично по вкусу и цвету.
           Хорошая стрижка, умеренный макияж, модная и в меру дорогая одежда,— все это создает тон романтической женщины, ждущей любви, и любви необыкновенной, как в сказке, как в кино, как в самых изысканных мечтах…
          Правда, на самих этих мечтах романтика и заканчивается, и вот уже несколько лет долго и длинно тянутся серые будни, размеренно очерчивая одинокую безмужнюю жизнь. Дети давно выросли, разъехались кто куда, и осталась только любимая церковь, служение да коллективные молитвы на благо общества.
           Пришла Наталья к вере через болезнь. Лежала она тогда в онкологии, готовилась к операции на матке, боялась всего и, отвернувшись к стене, тихо плакала: жизнь ей казалась конченой. К ней и подсела соседка по палате, подсела да речи свои странные завела: о болезнях, о прегрешениях, об Иисусе Христе. «Наташенька, не бойся, – сказала, – есть Кому за нас, грешных, вступиться. Все хорошо будет!». И, рассказав о Спасителе, оставила на тумбочке у изголовья потрепанную книжицу Нового завета. А как Наталью прооперировали да в другую палату перевели, она и туда со своею проповедью явилась: «Покайся пока не поздно, последние времена близко. Иисус зовет!».
           Подруга моя сама не заметила, как очутилась в цепких объятиях баптисткой церкви. А потом и меня туда привела, тоже в своей доле горемычную. Правда, когда я со своим развелась, замуж потом идти не захотела, как говориться, насытилась теми годами, какие на мою долю выпали, а вот подруга моя еще долго себе искала любимого друга. Искала, обжигалась, расставалась, опять искала. Нам теперь, коли мы христиане, о блуде-то думать нельзя, а уж в реальности грешить и тем более. Встретились, прогулялись, в кафе чаю выпили и – каждый в свою спаленку. Вот какие у нас теперь отношения должны быть: либо замуж бери, либо иди отсюда.
           Сначала мы с ней решили выбрать последнее, годами уже не молодушки, какая любовь? Но они, эти мужчины, около Натальи как-то сами собой появлялись, и все не местные, а приезжие, прибывающие в нашу церковь по своим миссионерским делам. Ведь подруга-то у меня лидер, вся на виду, вся в гуще народа. Она идею о христианизации заблудших душ на своем знамени нарисовала и решительно это осуществляет. Так она, я думаю, отвлечься хочет, чтобы не чувствовать себя одинокой и ненужной.
           Первый ухажер, когда она покрестилась, был иностранец. Христианин, баптист, присланный к нам из всемирного отдела евангельских церквей. Ну, короче, откуда-то оттуда, из-за границы. Чтобы его лучше понимать, Наталья заново уроки английского вспомнила, и практиковалась в нем, когда они гуляли вместе по городу, или дела церковные обсуждали. А как он красиво ей предложение сделал! Колено преклонив, с цветами, весь засыпанный хлопьями крупного рождественского снега. А она рядом с ним, красивая как Снегурочка. Мечта! И поехал очарованный жених к себе в Канаду, чтобы у пастора благословение на брак попросить, а счастливая Наташа стала потихоньку готовиться к свадьбе. Глядя на нее, меня даже завидки не брали. Какая Канада? Это же край света? Очумела она, что ли, от счастья? Это в ее-то возрасте, в сорок пять лет?!
           Но со своим уставом, говорят, в чужой монастырь не лезь, я и не лезла, просто пыталась радоваться вместе с нею, коли ей замуж невтерпеж. Забеспокоилась я, когда она звонить перестала: то трезвонила каждый день в ночь-полночь, то замолчала на целую неделю. А когда она и церкви не появилась, я помчалась к ней, что случилось? Вся опухшая и зареванная, она письмо от него показала, да еще перевела, как сумела: «Прости, любимая, не судьба мне к тебе ехать, женился я на своей домработнице, так матушка захотела». Ну, как-то так там было.
           Кое-как я ее из депрессии вывела, валерьянкой отпоила, в чувства привела. Начали мы с ней опять гулять вечерами, чаи в ее красивой квартире гонять да мечтать о благословенной встрече с Иисусом, времена-то последние. Живи – не зевай! И тут из Узбекистана, аж из самой Бухары еще один миссионер нарисовался, как в знаменитой картине: не ждали?
           Если тот был красавец и весь джентльмен, то этот маленький, лысеющий уже и наглый. Первым делом он выпроводил из ее жизни меня, оклеветав по полной программе. Что он там ей наговорил, не знаю, но встречаться мы с ней перестали. Да и как мне теперь к ней ходить, когда она мне однажды в лицо крикнула: «Ты что, за меня замуж вышла? Чего ты ко мне таскаешься?». Это я-то к ней?! Во дела: то звонит, не переставая, то не нужна стала.
           Впрочем, я сразу поняла, откуда у этой агрессии ноги растут. Это плюгавый узбек постарался, и, встретив как-то в церкви, я ему выпалила: «Ты мою подругу с пути праведницы не сбивай! Понравились ее обеды, не пора ли за свадебку?». Мне ли не знать об истинных мечтаниях подруги? Ну, как тут удержишься? Вскоре, буквально через пару недель, и этот товарищ поехал к себе на родину благословения просить. Ждали мы его долго, года полтора-два. А когда подруга успокоилась, с Украины еще один посланец к нам прибыл, и поначалу туда же рванул: цветы, прогулки, признания. Наташка-то у меня красавица, как не обалдеть, а за окном весна, и сирень цветет! Этот молитвенник был настолько скромен, что Наталья помимо обедов прикупила ему рубашку модную и куртку теплую, чтобы он на ветру не простыл. «Степи, – говорил он, – у вас те же, а ветра злее». Так он и отбыл в свой Киев в новом облачении, и как читатель уже догадался, за пасторским благословением. Больше мы о нем ничего не слышали.
           Последний жених пошел дальше других, но об этом немного позднее. К нам он приехал из Москвы. И цель у него была та же, помочь нашей бедной церкви в священном понимании Христа, а то мы тут сами без него ничего не умеем, не ведаем. Вообще-то он наш, местный, но в Москве учился, женился, развелся, а как без квартиры остался, на малую родину рванул, авось и пригреет какая богатая вдовушка. Вот тут-то ему Наталья и подвернулась, такая вся чистая и аккуратная. К тому же она уже пресвитером была, то есть ближайшим помощником пастора. Авторитетная невеста, с квартирой, с детьми, которые далече, и вся из себя благословенная. И снова у подруги начались долгие и красивые ухаживания, благо лето настало, и вечера теплые. И так это стало заметно, что вся церковь втихую шушукалась, а пастор несчастный хмурился: а ну как увезет помощницу? Кто потом воз церковный на себе тянуть будет? И он вызвал его для собеседования.
           Наташка моя перепугалась, мне звонит, едва в трубку не рыдает: вдруг пастор ему жениться запретит? А мне этот ее последний кавалер совсем не нравился, какой-то он скользкий был, и вечно всем не доволен. Смотришь на него и думаешь: а не пупом ли земли себя воображает?!
           Судите сами. Гуляя по городу, забрели они как-то в магазин легкой одежды. Пока Наталья себе шарфик выбирала, он к продавщице приклеился и об Иисусе проповедовать начал. Ну, та уши и развесила. Шутка ли сказать, мужик весь из себя видный ей ручку ласково жмет. Наталья уже все шарфы перемерила, все сумки, до блузок уже добралась и юбок. Взмокла от переодевания, а эти голубки все ля-ля да ля-ля. Вот в ней гордость женская и взбунтовалась: я долго тут тебя ждать буду?!!
           Вы бы слышали, как он ее отчитывал, когда они обратно шли. И такая-то она и сякая, и невоспитанная, и с ней стыдно в приличном месте появиться, и ударения-то она делает неправильно, и речь-то у нее хилая, и вообще, как она посмела ему, мужчине…?!!! И это при том, что у нее высшее филологическое образование, а у него только кулинарный техникум, разные, как вы понимаете, мозговые категории. А спеси-то, спеси! Вот тебе и христианин!
           Когда я этот рассказ услышала, сразу сказала: «Гони этого козла в шею. Жизнь тебе с ним каторгой покажется. Ты мне поверь, я более тебя эту лямку тянула и лучше знаю». Но она опять не послушалась, и через месяц в церкви, в торжественной обстановке, они объявили о своей помолвке. Сам пастор над ними молитву прочитал, благословляя, а вся паства восторженно хлопала. Я на то собрание не пошла: какая-то непонятная тревога копошилась в моем сердце. Фотографии я потом посмотрела, она мне их по электронке выслала. А что? Красивые фотографии, и пара красивая. Он весь седой, а она крашеная шатенка с шикарным букетом красных роз в руках. Ореола святости над ними только и не хватало.
           А вот что потом с женихом сделалось, до сих пор не пойму. Стал злобен, агрессивен, груб. На всех рычит, капризничает, Наташке больше других достается. Хотела я высказать ему пару ласковых слов, но памятуя о Наташкиной мечте, промолчала, только молилась за нее сильно, вспоминая некрасивый случай в магазине. «Иисус,– просила я слезно,– не допусти для Наташки горя. И так бедняжка намыкалась, сделай ее, наконец, счастливой».
           Через месяц он сказал, что им надо отдохнуть друг от друга, а через два его в нашем городе уже не было: в Кемерово рванул, новые края осчастливливать. И опять я отпаивала подругу валерьянкой, утешая и слушая ее причитания.

           И вот сидим мы с ней две одинокие бабы за чашкой чая, с дорогим печеньем и шоколадными конфетами, и Наталья в своей жизни без любви исповедуется. А почему за чашкой чая? Потому что христианки мы с ней, и нам теперь только чаевничать и остается, да молиться друг за друга, да вот так, не торопясь, друг другу жизнь свою горькую выкладывать.
           И тут меня осенило: «А не венец ли безбрачия на ней? Надевается раз, а снять его трудно, не всякая гадалка и возьмется». Это во мне греховные знания заиграли: я пока к Богу пришла, много чего повидала, много чего наслушалась. Ох, лучше бы я этого не говорила, мне в лицо такие гневные стрелы полетели, только успевай отбиваться.
           – Что ты такое говоришь? – грохотала она. – Какой венец безбрачия? Я омыта кровью Иисуса! Во мне все проклятия, как огнем сожжены! Чего скептически улыбаешься? Да христианка ли ты, Дашка?
           – Христианка, конечно, как и ты. Да только у тебя ситуация какая-то подозрительная: ухажеров много, а мужа ни одного.
           – Да была я замужем, дважды была, и дети у меня законные! Хотя, был у меня один случай….
           И, глубоко вздохнув, она начала мне рассказывать свою молодость.

 ***

           Замужем Наталья была дважды, и оба раза недолго. Первое замужество случилось по залету: она любила одного, а вышла замуж за другого. Ее возлюбленный вдруг женился, на свадьбу не позвал, ей было одиноко и грустно, и стукнул ей в дверь однокурсник с предложением пойти на танцы в парк, мол, классная группа играет, а ей развеяться надо – и все такое. Она и пошла, глупо надеясь затанцевать свое горе. А дальше была бутылка вина, пущенная по кругу, неприятный вкус первого глотка, смятая трава где-то в стороне от танцплощадки и неприятное ощущение от ненужной близости: не там, не с тем, не так….
           Замужество, правда, продлилось недолго, всего пару месяцев после рождения девочки, почти совпавшим с бракосочетанием: насильнику, видимо, захотелось показаться джентльменом. Но жизнь быстро открыла неприятную сторону их отношений, и Наталья, собрав ребенка, вернулась к матери, сказав, что больше ни за что и никогда не сделает подобной глупости. Уж больно муженек стопки опрокидывать любит.
           Следующий муж был красивый до обалдения: высокий, стройный, элегантный, умеющий ухаживать и дарить цветы. А какие он слова говорил — заслушаешься.… И жизнь Наташе снова показалась чарующей сказкой! С первым мужем она давно развелась, доченька уже ходила в первый класс, и свадьба была красивой и пышной, а медовый месяц загадочным. Разгадка, правда, Наташе не понравилась: муж, не смотря на молодость, оказался наркоманом со стажем, и когда он начал таскать последние деньги из кошелька, она с ним рассталась, унося из второго брака двухмесячного мальчонку. И любящая мама снова приняла ее в родные стены. И снова Наташа поклялась больше замуж не выходить, слишком все это грустно и обременительно.
           И вот с таким унылым лицом и грустными мыслями выходит она как-то из своей квартиры и на площадке нос к носу встречается с пьяной соседкой, которая, как холодным ушатом, окатывает ее словами, пробирающими как мороз.
           – Опять вернулась? И снова с дитем? Так тебе и надо, заразе!
           И лицо соседки при этом злобно исказилось.
           – За что? – начала ошарашенно пятиться от нее Наташа, внутренне холодея от злобного взгляда и скрипучего голоса.
           – За слова твои дерзкие, за вид твой надменный, – продолжала шипеть соседка. – Надо же какая цаца выискалась: за первого с большим пузом вышла, от второго в одних тапках приперлась!
           – Вам-то какое дело! За собой смотрите: каждую ночь пьянки-гулянки, житья от вас нет, – вспыхнула Наталья.
           – Соплюха еще мне указывать! – взревела соседка, едва не выронив драгоценную ношу. – А ты наливала мне? Жисть мою знаешь?! Что нос воротишь? Брезгуешь?
           – Я? Что вы такое говорите?
           – Прокляла я тебя, понимаешь, прокляла? Не видать тебе боле счастья: мужики табунами вращаться будут, цветочки там, всякие, слова ласковые,— это все будет. А вот замуж не выйдешь, о коли выйдешь, то ни поживётся тебе ни с кем: либо муж выкинет, либо сама сбежишь. Что не так, скажешь?
           Наталья готова была заплакать, начав биться ногой в дверь, чтобы от всего этого отгородиться и, забежав в квартиру, забиться куда-нибудь в темный угол, так вдруг ей стало страшно и больно.
           – А-а, испужалась, вон побелела как, словно покойница, да только никто тебя не жалеет! Как ты меня не жалела, меня, трудовую калекицу!
           – Да что я вам такого сделала? Обидела, что ли, чем?
           – Обидела, конечно, обидела! Али не помнишь? Кто меня вот здесь как-то встренул да при всем честном народе пьяньчужкою обозвал, а?! Да еще попрекнула меня, что я водкой торгую, мужиков к себе вожу, и дочка оттого плохо учится. А-а! Не помнишь такого? Съежилась! Не было, говоришь? А может, чего и не было! Пьяная я тогда была, сознаю, я и щас выпимши. Жисть моя длинная да противная, как тут не пить? Самое время пить, – при этих словах соседка как-то сдулась, обмякла и начала чесать затылок, пытаясь, видимо, что-то припомнить, а потом снова заговорила в прежнем тоне. – Да только, девонька, дело сделано, того и гляди, мы с тобой скоро в канаве окажемся. Ты больно гордая, а я пьяная и злая…
          – Какое дело? – едва прошептала Наталья, оседая на пол, уже плохо переваривая последние слова соседки.
           – Знамо какое, колдовское. Про порчу слышала, на женскую долю? Подобрала за тобой однажды шпильку да к колдунье пошла, она все, что надо и сделала. Хорошо сделала, хаять не буду, отработала свою денежку.
           И продолжая что-то бормотать, старуха, качаясь, отправилась к себе на четвертый этаж, крепко прижимая к груди авоську с заветной бутылкой.

 ***

           После таких откровений я не нашлась что сказать, и мы какое-то время молчали, слушая, как стрекочет, отмеряя минуты, стрелка настенных часов, пока Наталья не прервала молчание.
           – Ну, да ладно! Что теперь вспоминать? Ерунда все это!
           – А вдруг не ерунда? – попыталась я возразить. – Сама же рассказывала, как пить начала, как заболела потом, что только вера тебя и спасла.
           – И что предлагаешь? К колдунье идти? Ни за что!
           – Да нет, какая колдунья? Грех это. Покаяться надо, смириться да о муже мечтать перестать. Не твое это, видимо.
           – А как же мое видение, что я в подвенечном платье стою, и Сам Иисус нас венчает?
           – А вдруг видение ложное? И у тебя другая судьба?
           – Вот еще! Вздор! – возмутилась моя подруга, уверенная в своей мечте. – Нет никакой судьбы, есть только план Божий. Я покаялась семь лет назад, и все мои болезни и грехи Иисус на себе понес, добровольно приняв распятие. Или ты меня испытываешь?
           Уговаривать было бесполезно. В отличие от меня, во всем сомневающейся, она в идею мгновенного спасения в минуту принятия Иисуса Христа верила намертво, и с этой точки зрения ее ничем нельзя сдвинуть. Мне осталось только вздохнуть да понадеяться, что кто-то, более авторитетный, чем я, ситуацию эту разрулит. Что ж она теперь так и будет в каждом прохожем жениха видеть?
           И нужные события не заставили себя долго ждать. В церковь к нам приехал очередной посланник, то ли пророк современный, то ли прорицатель, и, преподав нам серию уроков предвидения, на последней встрече, вызывая по одному, спросил: «Нет ли у кого личных вопросов к пророку?». Как такое упустить? И Наталья рассказала о своей давней мечте.
           – Правильное твое видение – пророк ответил, – только толкуешь ты его не верно. Не с мужчиной тебя Иисус повенчал, а с церковью Своей. Здесь тебе место, здесь твое поле деятельности. И пастор тебя хвалит. Спокойно работай на благо Господа, и он твои добрые труды стократно оценит.
           Вот что значит авторитетное лицо в ореоле славы, как все гладенько вывернул, и, главное, в точку! Я бы так и за сто лет не сумела! Наташа моя успокоилась и окунулась в церковную жизнь, как и прежде – по самую шею. А я открыла дневник, чтобы историю записать: как-никак, а вещица забавная…


***

ИДЕЯ (такая, как её прислал автор):

Веришь – не веришь, от судьбы не уйдешь.





© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2015
Свидетельство о публикации №215101402345 


Обсуждение http://proza.ru/comments.html?2015/10/14/2345