Дух из портрета

В комнате Сашеньки Подгробной на самом видном месте в центре стены висел портрет её покойного прапрадедушки - лихого красноармейца Фёдора Подгробного.

Сашенька Подгробная родилась с внутриутробными повреждениями мозжечка и позвоночника, при травматических родах задницей вперёд. С тех пор её мучили невыносимые боли в кишечнике, которые являлись следствием нарушения обмена веществ в её организме. Её лёгкие были безнадёжно повреждены после того, как в родильном доме её продуло через открытое окно в морозный зимний вечер. Периодические боли в нижней части позвоночника нарушали её ночной покой. Хроническая аритмия развилась в результате врождённого порока сердца, поскольку родителям её не удалось собрать в электричках и на вокзалах нужную сумму денег, предназначенную на срочную операцию. И это бы было ещё ничего. Но однажды Сашенька Подгробная заметила, что к её многочисленным болячкам прибавилась ещё одна. У неё нарушился кислотно-щелочной баланс. Этот нарушенный баланс разъедал желудок, кишечник, печень и почки, а также нижнюю часть левого предсердия. С каждым днём страдания Сашеньки становились всё более невыносимыми. Последние три дня она не вставала с постели и лежала в комнате с плотно зашторенными окнами, через которые не проникал солнечный свет, так как Сашенька не знала, что застарелые пятна на занавесках необходимо стирать порошком "Чистоплюй", и тогда чёрное станет белым. Неожиданно наступила ночь, а настенные часы пробили полночь.

- Ха-ха! Ха-ха-ха! - услышала вдруг Сашенька.
Услышала же она потому, что доктор Франкенштейн накануне прочистил её уши от серных пробок. Не увидела же она ничего потому, что глаза её были закрыты. Открыв их, она обнаружила, что в комнату её, подобно вихрю ворвался на деревянной тележке её покойный прапрадед. Его мятежный Дух частенько выходил из портрета и разговаривал с ней. Это он хохотал громовым голосом.

Правая нога Фёдора Подгробного была сделана из корабельного дуба, левой же рукой он держал костыль и отталкивался им от земли, передвигаясь при этом взад и вперёд по комнате. На голове его красовалась будённовка, но вместо звёздочки на лбу, почему-то, светился крест.

При жизни прапрадедушка Сашеньки был очень жизнерадостным человеком, и не унывал ни при каких обстоятельствах. В молодости он служил в коннице Будённого, но, возможно, и в кавалерии Колчака. Он точно не помнил, так как страдал хроническими провалами в памяти.

- Не сметь унывать! - в приказном порядке объявил он праправнучке, - Вот когда я служил в Красной армии, знал и трудности и лишения, но никогда не унывал. Скакал и на лошади, и без лошади, и наравне с лошадью, неся у себя на спине нашего славного командира, питался овсом и ржал по лошадиному.
Как сейчас помню: идёшь бывалочи, в бой. Вокруг пули свистят, и только настроение от этого поднимается. Злые вороги штыки на тебя нацелили и идут стройными рядами. А ты с криком "Ура!", да в атаку. Пули свистят, а ты себе под нос тоже насвистываешь:

"Хари-Кришна, хари-Рама!
Царица Савская - святая наша мама.
Знамёна красные над церковью водрузим,
Товарища Сталина в обиду не дадим.
Крест животворящий, пролетариев всех стран соедини!
Боже, царя храни!"

- Как же так, дедуля, - возразила Сашенька, - ты случайно, ничего не перепутал? Уж больно в песне-то у тебя много чего понамешено.

- Очень может быть, внученька, - почесал у себя в затылке Подгробный, - что-то у меня, в последнее время с памятью.

- Это бывает, - согласилась с ним Сашенька.

Она относилась к прапрадеду с пониманием. Она знала, что виной всему семипудовый молот, который упал ему на голову в Краснопресненской кузне в то самое время, когда ударник коммунистического труда Подгробный перевыполнял пятилетний план. Оттого, кажется, он и скончался.

- А однажды, - продолжал дед, - как сейчас помню: нёс я секретный пакет в штаб армии, написанный чернилами и запечатанный личной печатью товарища Будённого. И окружили меня злые вороги. И говорят они мне: «Ах ты, сволочь белогвардейская! Отдавай пакет!». А я им: «Не отдам!». А они мне: «Отдавай!». Пришлось мне его съесть. Так и сжевал его вместе с бумагой, чернилами и личной печатью товарища Будённого.
Разозлились тогда на меня злые вороги, начали меня пытать, чтобы достать из меня секретный пакет. Что они только со мной ни делали. Сначала они подвесили меня за ноги к дереву, и я висел сутки вниз головой. Вороги всё надеялись, что секретный пакет из меня вывалится. Да только тщетно! Тогда они привязали меня за руки к хвосту кобылу, а кобылу пустили галопом по кочкам и ухабам. Всё надеялись, что пакет из меня вытрясется. А он не вытрясся! Тогда они пытали меня калёным железом. Всё надеялись, что пакет из меня выплавится. А он не выплавился! Так ничего и не добились бы от меня злые вороги, если бы не дали мне слабительного.
Да что я! Вот у нас в полку служил политрук Звиздунов. Вот это был мужик! Однажды во время боя на него напала сразу дюжина врагов. Так он одного загрыз зубами, двух других зацарапал ногтями, а остальных заставил съесть друг друга. Но вражеская пуля всё-таки настигла политрука Звиздунова и повредила ему ногу. Так медсестра Конянаскакуостановищенко ампутировала больной орган прямо на поле боя, отрезав его кухонным ножом. А потом пришила ногу снова, когда она выздоровела.
Эта медсестра Конянаскакуостановищенко вообще славилась тем, что собирала и разбирала людей с закрытыми глазами, хоть подорвётся человек на мине или искромсают его злые вороги, всё равно. А славного лейтенанта Хербулька она собрала из 127 кусочков. А подбирала куски эти под вражескими пулями. А потом кропотливо сшивала орган за органом. Так и собрала Хербулька, был он как новенький!
Эх и свадебку они сыграли! Вся дивизия потом гуляла. Очень уж с мужем медсестре этой повезло, не могла она нарадоваться. А дело всё было в том, что вместо половых органов пришила она ему по ошибке яйца жеребца. И потомство у них было – что надо! Сын родился крепкий, здоровый, как конь с яйцами! Не то чтобы коней, танки на ходу останавливал. А один раз даже зубами затормозил бронепоезд.
Да что они! Вот наш славный командир Будённый, чтобы ни случилось, никогда не унывал. Холод ли, голод ли, лишения ли, он встаёт по утру и знай напевает себе под нос свою любимую песенку:

«Не к лицу бойцу кручина,
Да и не из-за чего ему грустить.
Утром встанет наш детина,
Косточки врагов увидит рядом, да и сядет закурить.
Хорошо, что кругом трупы,
Значит был вчера весёлый бой.
С радостью в атаку идут солдаты,
Шашкой махают, и кровь течёт рекой!»

Так вот сидит он однажды и поёт. А осколочный снаряд ему прямиком в живот попадает. И разорвался он прямо в чреве его на мелкие кусочки. Так наш командир только хмыкнул, засмеялся и осколочки-то все выплюнул один за другим. И плюнул их во вражескую кавалерию. И от неё остались лишь кровавые кусочки мяса.
А как он гарцевал на лихом коне! И выправка у него была прямо генеральская. Но однажды вражеская дубина перешибла ему позвоночник. И выправка у него пострадала. Так он приказал медсестре Конянаскакуостановищенко вставить ему через заднее место в спину металлический кол. Медсестре операцию пришло время делать, а наркоза нет, как нет. Весь наркоз искололи себе и выпили вражеские лазутчики. Так наш лихой командир Будённый только крякнул, выпил рюмку водки и сам вставил себе металлический кол в задний проход. Пуще прежнего он потом гарцевал и красовался на лихом коне. И выправка у него была отменная, лучше прежней: спина прямая, как струнка, и только ноги по бокам лошади в разных сторон болтались.
Жаль вот только, что погиб наш лихой командир безвременно, сразили его злые вороги. Он как раз скакал галопом тогда на своём вороном коне, и пел озорную песню: «Что ты, Вася-Василёк, голову повесил…»
"Ясны очи опустил, хмуришься не весел", - подпевал ему его вороной конь, мотая головой и ржа во всё горло.
И тут, случайно пролетавшее пушечное ядро оторвало командиру голову. Кровища хлынула в три ручья, заливая всю округу, так что вода в близлежащих реках сделалась красной. Голова покатилась, отскочила от крупа лошади и канула вниз. А наш лихой командир так и продолжал гарцевать на своём вороном коне. Ещё с большим пылом ринулся он в атаку, наводящим на врагов ужасу, всадником без головы. Злые вороги в жутком страхе разбегаются, а он только шашкой машет в разные стороны и поражает недругов направо и налево. Были бы руки крепки, а глаза-то ему и не надобны, его вороной конь за него всё видит и слышит. А Будённый на нём сидит, как влитой. И даже генеральская выправка нисколько не пострадала.
А голова-то его как на землю канула, ударилась о камень горючий и покатилась по округе, глазищи шальные зыркают, а рот при этом открывается и поёт: «Что ты, Вася-Василёк, голову повесил?»

- Но, дедуленька! – возразила снова Сашенька, - Я читала про Будённого в книжке. Он, кажется, погиб по-другому.

- Ну, что ж, может быть, - поддакнул ей мятежный Дух прапрадедушки, - значит это был не Будённый, а Врангель. Я точно не помню. Да и какая разница? А тебя, внученька, мы вылечим. Мне рассказывала медсестра Конянаскакуостановищенко, что от нарушения кислотно-щелочного баланса какое-то надёжное средство есть. То ли рабоче-крестьянский святой просвир надо съесть, то ли революционный псалом спеть… А! Вспомнил! «Карбид – здоровые зубы» нужно пожевать.

Прапрадедушка хотел ещё что-то сказать, но вдруг пропел петух на балконе Матвея Причистинского, где соседи разводили кур, и мятежный Дух начал растворяться и таять в воздухе. И только долго в ушах Сашеньки Подгробной звучал его гомерический хохот и зычный голос лихого красноармейца:

«Гулял по Уралу Чапаев-герой,
Рубил вражьи головы одну за другой!»

Продолжение здесь http://proza.ru/2015/09/13/1042