Вампир Ван Ден Пир. Глава Четвёртая

"Вот и он ушёл, этот Эдвард, - размышляла про себя девочка, разглядывая комнату, побелка которой сползала со стен грязно-белыми хлопьями, - Все они уходят куда-то. А я всё брожу и брожу здесь, как привидение, и не могу выйти, словно меня заколдовали. Но тот, другой, с торчащей из лица палкой, должен мне помочь. Я знаю."

Она смутно подозревала, что не связана с этими домами никакой тайной, что она, в сущности, появилась и застряла здесь случайно, а тот, другой мир и другая эпоха, в которой она некогда жила, вместе с городом, надёжно спрятанным от неё забвением, всё-таки ещё проявят себя, обнажившись перед ней с той же лёгкостью и простотой, с какой она раздевала своих кукол.
 
Порою сквозь занавес сознания, словно трава через панцирь тротуара, робко начинали протискиваться ростки давно забытых событий и девочка так увлекалась медленно выплывавшими из тьмы картинами, что это даже отвлекало её от забав с найденными игрушками.
 
Любуясь отшелушивающейся с потолка штукатуркой, она вдруг увидела как кто-то, очистив ножом красивое яблоко, протягивает ей его, удерживая длинными, тонкими пальцами, а нежно-зелёная кожура такой же изящной стружкой, как и эти скрученные, изогнутые пласты побелки и обоев, упала к её ногам, обутым в новенькие красные туфли.

"Мама! Это моя мама!" - радостно крикнула в ней та далёкая девочка, к которой она сейчас так близко подошла в своих воспоминаниях.

"Мама....Где сейчас моя мама? И почему я так странно вспоминаю свою жизнь? Она разворачивается передо мною, как сорванный и начавший умирать цветок, и медленнее, чем могло раскрыться возможное будущее, которое, наверное, никогда не наступит. Казалось бы, будущее должно выходить первым, вести за собой, а у меня всё наоборот и прошлое идёт в атаку. Я иду к нему. А оно - ко мне. Немножко страшно. Но надо идти. Ему навстречу."

Девочка увидела наклонившуюся вперёд молодую даму с длинными густыми волосами, она протягивала к ней руки и улыбалась, но черты лица расплывались тем сильнее, чем больше она пыталась на них сосредоточиться, да и у всей картины в целом отсутствовали резкость и чёткость, однако тепло испытанное когда-то, вновь согревало заплутавшую душу, переливаясь из рук матери, а эти пальцы, крепко прижимавшие к груди её голову, снова обрели, казалось, утраченную навсегда материальность.

И она ухватилась за это размытое воспоминание, как падающий в пропасть хватается за случайный на краю обрыва выступ, предчувствуя, что, быть может, никогда больше не увидит и не почувствует любовь шагнувшей к ней из небытия красивой и нежной женщины, что, вероятно, никогда и никто не проявит к ней более бескорыстного и чистого чувства.

Погрузившись в туман прошлого, она улыбалась в ответ на ласку матери, продолжая стоять посреди усеянной старыми газетами комнаты с разбитыми окнами, удерживая в руках пыльную куклу с оторванной ногой и видела как шевелятся губы, едва слышно произносящие её имя: "Аника..."

В реальность её вернули странные звуки, доносившееся с улицы в нескольких десятках метров от дома, по которому она, в несвойственной детям задумчивости, бродила.

Аника неспеша пошла на загадочные шорохи, напоминавшие звуки молчаливой борьбы, не без удовлетворения про себя отмечая, что на этот раз инцидент происходит в зоне для неё доступной, а значит, она, возможно, сможет помочь жертве, и, во всяком случае, если и не отомстит, то хотя бы запомнит преступника.

Девочка подошла вплотную к человеку с мощным, бритым затылком, одна ладонь которого плотно зажимала рот лежащей под ним молодой женщины, а другая - крепко сжимала запястья заведённых за голову рук.

Мужчина совершал сильные толчки всем телом, двигаясь всё быстрее и быстрее между широко раздвинутых ног прекратившей к этому моменту всякое сопротивление женщины, с закрытыми глазами лежавшей без движения в поднятом до самых плеч красном платье.

Затем короткостриженый брюнет разжал пальцы и стало слышно, как женщина тихо стонет под ним, двигаясь в такт заданному им ритму.

- Вот так...Вот так, моя блонда! - услышала Аника тихий шёпот плечистого человека  и никак не могла принять никакого решения, не понимая, нравится происходящее лежащей на тротуаре даме, или нет, - Я же сразу понял, как только увидел твоё лицо, что тебе придётся по нраву моя задумка. Ведь так? Нравится?

- Ты набросился на меня, как дикий зверь, хотя, при других обстоятельствах, проявив немного такта и терпения, мог бы получить значительно больше, чем сейчас, - открыв глаза, тяжело дыша, ответила она.

- Мне не интересны долгие прелюдии и танцевальные па. Нравится брать без спросу. Понимаешь?

Аника заметила, как постепенно глаза женщины начинают мутнеть, а дыхание становится всё более шумным и прерывистым, и это напомнило ей нечто из давно минувшего прошлого, но она никак не могла вспомнить что именно.

Девочка в смущении отошла в сторону, а чувство неловкости смешалось у неё с досадой и горечью, корни которых из настоящего были совершенно невидны.
 
Разочарованная в очередной раз тем, что люди её абслютно не замечают, она постепенно удалялась всё дальше и дальше:

"Я же встретилась с ней глазами! А она смотрела сквозь меня, как будто я соткана из воздуха! Что со мной не так?! Я...я, наверное, мертва? Надо будет спросить об этом у похожего на сказочного персонажа призрака с палкой, торчащей из лица. Мне кажется, он знает всё." 

Она услышала громкий, смешанный с торжеством и радостью, крик женщины и хотела было уже убыстрить шаги, дабы поскорее  уйти прочь от этих недоступных пониманию людских забав, однако в повторном, изданном  блондинкой вопле, ей послышались иные, уже зловещие нотки, и Аника остановилась, пытаясь понять, что же всё-таки происходит между этими двумя и является ли эта светловолосая женщина с красивым, но недобрым лицом, жертвой.

Аника услышала влажные, хлюпающие звуки и резко рванувшись вперёд, стремительно преодолела довольно приличное расстояние, моментально оказавшись подле широкоплечего незнакомца, возившегося между бедёр женщины с огромными, вместительными мехами, в которые обычно заливают и хранят вино.

На смуглые кисти его были надеты перчатки, чёрные волоски усеявшие предплечья, порою выбивались из-под ткани, и тогда, он останавливался и плотнее натягивал перчатку. 

Одной рукой он зажимал рот бьющейся в конвульсиях женщине, а другой - прижимал к основанию ноги гибкую полупрозрачную трубку так, что девочке было видно, как сквозь грязно-желтый пластик шланга просвечивает покидающая тело умирающей алая и пенящаяся, словно шампанское, жидкость.

- Ты зачем её убил?! Что ты делаешь?! - что было силы закричала Аника на ухо насильнику.

- А ты что тут делаешь, девочка? - невозмутимо отвечал ей страшный незнакомец, выражение глаз которого казалось задумчивым и безмятежным, а лицо имело правильные черты, - Ходишь тут вокруг меня кругами да зигзагами. Помогла бы, что ли!

- Я сейчас сделаю тебе больно! - прокричала она, сжимая кулаки.

- Деточка..., - голос его дрогнул, но не от страха, как сначала подумала девочка,  а от жалости, такой неестественной и неожиданной в этом человеке, - Так ты.....
 
- Вот никогда не пойму тех, кто убивает детей, - куда-то в сторону проговорил убийца, переменившись в лице и помрачнев, - Никогда. 

- Причём здесь дети?! Мерзавец! Ты зачем убил её?! 

- Не надрывайся так, милая. Мне не страшно, а другие тебя не услышат. Правда. Береги энергию.

- С чего это ты взял, что меня никто не услышит?! - трясясь от охватившей её ярости, воскликнула Аника.

- А ты разве не замечала, что люди тебя не видят и не слышат?

Девочка попыталась правой рукой ударить говорившего по лицу, но тот с улыбкой перехватил её кулак в воздухе:

- Научилась взаимодействовать с реальными предметами? Круто! Молодец. Слышал на это уходят у вас многие годы.

- У кого это "у вас"? - Аника стояла напротив продолжавшего сцеживать кровь женщины человека, спокойствие которого в данной ситуации выглядело чудовищным.

- У привидений, детка. У привидений.

Девочка, сдерживая подступившие слёзы, растерянно посмотрела на восковое лицо женщины и перевела взгляд на убийцу, который совсем не был похож на хрестоматийных маньяков и насильников, а обладал яркой, запоминающейся внешностью, в частности, как показалось Анике, у него были умные, по-настоящему привлекательные серые глаза с зелёными брызгами, мужественный подбородок и красиво очерченный рот.

Неожиданно где-то неподалеку запел соловей и мужчина, мягко улыбнувшись, протянул руку вперёд:

- Давай знакомиться, милая. Моё имя Демиан. Или Демьян. Как угодно.

- Не буду я с тобой знакомиться, - спрятала руки за спину девочка, - Ты людей убиваешь. Это очень плохо. Ты преступник. 

- Да, убиваю. И знаю, что это плохо. Но я не убиваю хороших и достойных людей, милая.

- Откуда тебе знать хороши они или плохи?!

- Слышишь соловья, славная моя?

- Не называй меня так! Я - не твоя!
 
- Соловей хороший, милая? Как ты думаешь?

- Он просто птица. Его нельзя с людьми сравнивать.

- Согласен с тобой. Но его приятно слушать и он никому не делает зла. Верно?

- Допустим. Что дальше?
 
- Соловей не причиняет зла, казалось бы, никому. Кроме бабочек, которых ловит в сумерках. Ловит и ест, милая. Понимаешь?

- К чему ты клонишь?

- Я клоню к тому, что я, конечно, не соловей, но тоже ловлю своих бабочек в ночи. Бабочек, которые являются ни чем иным, как раскормленными, гадкими по своей сущности, прожорливыми гусеницами, паразитирующими в обществе, разоряющими и доводящими до физического или ментального самоубийства мужчин, питающих в отношении их подлинной природы пагубные иллюзии. Женщина - орудие мира денег и пошлости, мира лжи и несвободы. Они порабощают мужчин, либо затягивая в омут семьи, с её бесконечными обязательствами и рутинно-тюремным бытом, либо манипулируют ими, используя в качестве любовников, крепко удерживая за известную точку.

- О! Так ты, оказывается, мститель или спаситель?! Или и то, и другое? - глаза Аники сверкнули ненавистью, но в глубине души была вынуждена признать, что вопреки здравому смыслу, этот маньяк каким-то непостижимым образом не вызывает у неё презрения или отвращения.

- Спасение - оставим длинноволосым парням из Иудеи. А мщение - женщинам. В мире нет ни зла, милая, ни добра. Это суть бессмысленные понятия. 

- А что же тогда есть?

- Действие, милая. Действие. Постоянное и бесконечное. 

- Не приходи сюда больше. 

- Этого я обещать не могу. Мне нравится Старый Тбилиси.

- Тебе нравится убивать, а не этот район города.

- И то, и другое, милая, - улыбнулся Демиан, забрасывая наполненные кровью меха на левое плечо, словно сумку, - И то, и другое.

- Ты так и оставишь её лежать на земле?! - возмутилась Аника.

- Взял бы с собой на прогулку, но поскольку я заболтался с тобой и потерял время, то для подобных игр уже поздновато.

- Так вот почему тех женщин никогда не было на местах убийства! Ты их переносил куда-то!

- Ты такая умная девочка, что прямо оторопь берёт, - усмехнулся убийца, и, оглянувшись назад, добавил, - Вот и соловей завершил своё выступление. А значит - мне пора.

Аника некоторое время смотрела на его фигуру с широкой, мускулистой спиной, удалявшуюся прочь чуть раскачивающейся, пружинящей походкой, а потом, словно стряхнув наваждение, перевела взор на белевшее в предрассветных сумерках обескровленное тело женщины, лежавшей на асфальте подогнув под себя правую ногу, обутую в красивую, под цвет платья, красную туфельку.

Девочка села перед трупом на корточки, пристально всматриваясь в застывшие черты начинающего желтеть, словно изношенная белая скатерть, маскоподобного лица, и, надевая на левую стопу трупа слетевшую туфлю, принялась размышлять вслух:

- Куда ушла её душа? Я не ощущаю её присутствия, а ведь должно быть, наверное, совсем не так. Где же её дух сейчас? Видит ли он меня? И почему души одних людей растворяются в эфире, а души других....?
 
 
 
Демиан вошёл в свою квартиру, избегая включать свет, прошёл на кухню и наполнив одну-единственную лабораторную пробирку кровью умерщвлённой им женщины, аккуратно слил всё оставшееся содержимое мехов в водосток.

Затем, он подписал заготовленный специально бумажный ярлык, с каллиграфическим прилежанием выведя надпись "Homo vulgaris, female, 13.09.2016 Georgia, Tbilisi", и, наклеив его на пробирку, поместил последнюю в холодильную камеру, где уже находилось несколько пластиковых стеллажей, заполненных аналогичными "анализами".

Закрывая дверцу морозильника, он услышал прозрачно-хрустальный звон наполненной кровью тары и тепло улыбаясь своим мыслям, направился в ванную комнату.

Приняв душ и переодевшись в шёлковый халат с вышитым на спине драконом, Демиан проследовал в спальню, но ложиться не стал, а отодвинул ящик стоявшей в углу комнаты деревянной тумбы.

Взору предстала элегантно оформленная часть коллекции латино-американских жуков из семейства Rutelidae, помещённая во внутрь дубовой, покрытой лаком застеклённой рамки.

Жуки, именуемые в народе хрущами, по какой-то причине нравились ему больше остальных, и, несмотря на то, что никогда не достигали значительных размеров, - самые крупные из них, редко превышали четыре сантиметра в длину, - пленяли его более щедро и замысловато разряженных бабочек, всевозможных цикад, цветастых латернарий и гигантских, гримирующихся под листву тропических палочников, богатое собрание каковых хранилось тут же, в глубинах сделанной на заказ энтомологической мебели.

Возможно, секрет обаяния заключался в декоративности их форм, овальных, закруглённых спинных доспехах, гладких, как будто отполированных, и сияющих, отсвечивающих различными цветами и оттенками, - от насыщенной бирюзы и перламутра, до строгого блеска серебра и матовой оцинкованности, - когтистых лапках.
 
Представители рода Chrysina, входящего в состав семейства, были гордостью его коллекции и он мог часами, совсем как сейчас, внимать игре красок на псевдометаллической поверхности их надкрылий.

Он стоял и восхищённо любовался творениями природы, ослепительно сверкающими в лучах восходящего солнца и выглядевшими так, словно никогда и не были живыми существами, не поедали листву деревьев, не летали, а являлись исключительно ювелирными изделиями и их играющие золотыми бликами панцири, как, например, у привезённых из Эквадора Chrysina argenteola, или пылающие огненно-красной медью спины коста-риканских Chrysina aurigans, предназначались в дар древним, забытым людьми богам.

Демиан достал другой стеллаж, где под стеклянной рамой навсегда замерли в одних и тех же позах, трогательно выставив вперёд свои изогнутые тонкие рожки, азиатские хрущи, так напоминавшие ягоды крыжовника или дубовые жёлуди и схожие между собой покатыми, гладкими, как будто отшлифованными боками, покрытыми коротким рыжим пушком.

Отловленные некогда в гористых тропических лесах Лаоса, Таиланда, Вьетнама и Малайзии, а теперь нашедшие свой последний приют в его квартире, они представлялись ему эталоном декоративности, и выглядели скорее, как поделки из дерева или пластика, нежели результатом креативной деятельности природы.

Под каждым экземпляром красовался аккуратный ярлык с латинским наименованием, указанием места и даты поимки: "Fruhstorferia sexmaculata, male, 23. 03. 2013, Wiang Pa Pao, Chiang Rai, North Thailand"; "Ceroplophana modigliani, male, 05. 02. 2010, Cameron highland, Pahang, Malaysia";"Kibakoganea yoshitomii, male, 05. 05. 2014, Hua Phan provin., Phu Pane mt., North-East Laos"... 

Он вздохнул, и, вернув своих любимцев в недра деревянной тумбы, лёг на кровать.

- Пора заканчивать с этими бессмысленными убийствами. Бессмысленными, как секс. Что толку в ничтожной правде, которую обнажают секс и смерть? - думал Демиан, разглядывая узоры на потолке,- Раньше, когда я получал удовольствие, от того, что передо мной распахивалось нутро женщины, раскрывалась её природа, суть её "Я", всё эти запретные игры ещё были оправданы, а когда мне стало недостаточно их оргазмов, то влечение к зрелищу умирания, как к последнему звену в эротической цепи, возможно, выглядело и логичным, однако, теперь я понял, что всё это...ничего не стоит. Глупо не только лишать жизни зверушку, чтобы проникнуть в его тайну, глупо само намерение узнать эту тайну. Люди, а женщины в особенности, по преимуществу именно животные, и испытываемые ими сильные эмоции, которые питали мой интерес, теперь всё чаще навевают на меня скуку. Мне это больше не интересно.

Он перевернулся набок и продолжал размышлять, закрыв глаза:

- Вся моя жизнь проходит под каким-то тёмным протекторатом. Если я делал то, что с точки зрения морали или закона, считалось безнравственным и преступным, то всё мне не только сходило с рук, но и в дальнейшем, жизнь моя продолжала течь вполне благополучно, но, едва я решался на так называемое "добро", как тут же, словно в качестве возмездия, на меня начинали обрушиваться несчастья и неурядицы. Помню, как ветер вырвал из рук пожилой женщины только что полученную ею пенсию, развеяв денежные  купюры по всей улице, а я, с азартом терьера, бросился их собирать и не успокоился, пока не нашёл все до единой. И что же? На следующий же день я где-то потерял бумажник с суммой значительно превышавшей ту, которую я помог вернуть старухе! И это далеко не единственный пример! Меня постоянно наказывали за любое проявление "человечности". Показательна история с нательным крестом, который я никогда не носил и которым меня некогда крестили. Не помню по какой причине мне вздумалось его надеть, но я заболел на следующий же день. Причем, практически бессимптомно, если не принимать во внимание кошмарную температуру, едва меня не убившую. Сорок один градус. Любопытно, но когда я очнулся от забытья и пошёл на поправку, то обнаружил, что распятие висит не на моей шее, а валяется под кроватью. Совпадение? Возможно. Но их слишком много. 

Демиан привстал, и оперевшись на локоть, посмотрел в окно. В беззвёздном ночном небе, обернув желтоватую макушку шлейфом дымчатого облака, одиноко плыла луна гепатитной расцветки:
 
- Сколько себя помню, никогда не мог спать тогда, когда все нормальные люди уже видят третьи сны. И работу пришлось подобрать себе такую, при которой не было бы необходимости в ежедневных утренних подъёмах. Конечно, в карьере телохранителя масса минусов, но мне это поприще, пожалуй, вполне подходит. Хотя, одно время, мне казалось, что я если и не вампир, то вот-вот им скоро стану. Выгляжу я, действительно, моложе своих лет, но зависимости от крови у меня никакой нет. Но я большее чудовище, чем любой из вампиров. Хорошо, что смертное. Бессмертия моя душа не пережила бы. А было время, я так хотел стать бессмертным! Я верил, что кровь моих жертв может в этом помочь. Я ошибался. Как ошибался, когда взвалил на себя ненужное бремя и сделался акушером наоборот, отправляя всех этих людей обратно. Из пустоты жизни в пустоту смерти.
 
 

- Ты ей ничем не поможешь, - услышала Аника позади себя, - Души некоторых людей, подобны запаху от приготовления пищи. И рассеиваются так же бесследно.

Обернувшись, она увидела знакомую фигуру в чёрном френче. Девочка радостно вскрикнула и воскликнула:

- Наконец-то ты пришёл! У меня столько вопросов!

- Но я не ответил и на те, которые ты задавала в прошлый раз, - возразил с улыбкой на туго затянутом шарфом лице, бесшумно подошедший к ней Зозимос.
 
- Ничего! На эти - ответишь!

- Оптимистка.

- Не думаю, что ты снова пришёл лишь для того, чтобы подразнить меня. Тем более, ты не из тех, кто не выполняет свои обещания. А ты мне кое-что обещал. Помнишь?

- Разумеется. Но прежде я хочу тебя спросить вспомнила ли ты своё прошлое и чего бы тебе действительно хотелось? Ты должна понимать, что если я распечатаю это место, то твоя личность развеется по ветру так же, как унеслась прочь душа этой женщины, - и он красноречиво кивнул головой в сторону лежащего на тротуаре тела в красном платье.

- Я почти вспомнила. Я помню свою маму и знаю как меня зовут. Но что значит "распечатать"? И почему я развеюсь по ветру? Я же не пыль! - в последних её словах послышалось дребезжание обиды и с трудом сдерживаемых слёз, но Аника совладала с собой и насупившись, молча смотрела на вампира в ожидании ответа.

- Ты понимаешь где твоя мама?

- Понимаю. Она умерла, - прошептала девочка, опуская голову.

- А ты?

- Раз я не с ней, значит я не умерла!

- Люди наивно полагают, что расставшись с жизнью, воссоединятся с родными и любимыми. А правда заключается в том, что после смерти личность распадается на составляющие, а тот мир, который заключала в себе та или иная личность, - а каждая личность, это что-то вроде отдельной планеты, - терпит крушение.
 
- Хорошо! Я поняла к чему ты клонишь! Предположим, я умерла! Если это действительно так, то почему я до сих пор не распалась, как ты говоришь, на составляющие?! 

- Ты помнишь тот день, когда ты видела маму в последний раз?

- Нет. Не помню, - с сожалением в голосе произнёс ребёнок.

- Мама тебя кое о чём просила. Возможно, эта просьба и удерживает твою душу здесь.

- Удерживает здесь?

- Нет, я не имею в виду именно это место и этот город. Удерживает в этом мире.

- Разве может просьба удержать кого-то или что-то?

- Всё дело в количестве энергии, вложенной в эту просьбу. Иногда это напрямую зависит от личности конкретного человека.

- Значит моя мама обладала сильной энергетикой?

- Мне трудно об этом судить. Но, во всяком случае, в тот момент ей удалось вложить в своё пожелание много силы.

- Послушай....А откуда всё это тебе известно? Как ты узнал обо мне и о маме?

- Ты бродила по этому миру совершенно потерянная. Раз за разом ты объявлялась в одном и том же месте, на протяжении нескольких сотен лет выискивая нужного человека. Твоя заплутавшая душа так и застряла бы там навеки, обречённая пугать незадачливых туристов. Но я решил помочь.

- Вот почему так получается, что чем больше ты мне расскзываешь, тем больше у меня возникает к тебе вопросов?
 
- Задавай их. Не стесняйся, - улыбнулся Зозимос.
 
- Хорошо. Что это за место? И почему ты решил мне помочь? 

- Один город в центре Европы, находящийся на расстоянии многих километров отсюда. Я решил помочь не только ради тебя. Человека, которого ты должна увидеть, я знаю очень давно. Хотя, он не вполне и человек.

- Такой же, как я? Привидение?

- Нет. Не привидение. Но и не человек.

- Я оказалась здесь благодаря тебе?

- Пришлось тебя переместить сюда. 

- Странно. А я даже ничего не помню..., - задумалась о чём-то девочка, склонив голову набок, - Так ты говоришь, что, если и встречу того самого человека и передам ему мамины слова, то я...совсем умру. Это так?

- Я не могу утверждать стопроцентно. Но, скорее всего, именно так и произойдёт.

- Но мне нравится здесь. Я могу играть, наблюдать. Это интересно. А там не будет совсем ничего?

- Я не знаю, что твоя душа найдёт в астрале. Но, по крайне мере, у нее будет возможность вновь воплотиться в этом мире. А может случиться так, что она целую вечность будет наблюдать какую-нибудь захватывающую картину, и, ослепённая увиденной красотой, не захочет возвращаться в мир, где всё правят страх и забота и где всё двойственно и ненадёжно.

- Захватывающую картину?

- Да. Когда я был фактически мёртв, находясь в торпоре, моя душа, как сорвавшаяся с привязи и пронюхавшая о дыре в заборе собака, периодически убегала побродить, и, свободно разгуливая по Вселенной, нашла некий чрезвычайно её заинтересовавший объект, поразивший неописуемым великолепием и небывалой прелестью, а особенно - перламутровыми разводами по всей своей поверхности, - вампир вздохнул, но, после небольшой паузы, продолжил, - Несколько десятков лет, моя душа, загипнотизированная радужными переливами и причудливой игрой красок на матовой поверхности, провела у неизвестной, абсолютно околдовавшей меня вещи, не имея возможности её идентифицировать и понять что же, всё-таки, она собой представляет.

- Тебе удалось узнать, в конце концов, что это было?

Зозимос грустно улыбнулся:

- Да. Это была обыкновенная лужа, в которую попало немного мазута. Она образовалась в выбоине на обочине шоссе и каждый раз, когда шёл дождь, наполнялась, а с проезжавших мимо машин в неё иногда проливалось то ли машинное масло, то ли бензин. Когда, оцепенев от наслаждения, я погружался в созерцание неизъяснимых, завораживающих красот, мне казалось, что ещё немного и я оледенею от восторга. Я был искреннее уверен, что это - самое прекрасное из всего, что я видел и знал до этого в жизни. Моя душа поначалу испытала довольно сильные сожаление и горечь, когда ей пришлось возврашаться в поношенное, израненное тело. Причиной тому был не сам факт возвращения, а то обстоятельство, что ей пришлось покинуть удобный наблюдательный пункт и расстаться с любимой игрушкой, к которой она успела так привязаться. Когда  душа обживается в теле, она остаётся склонной к потери связи со здравым смыслом, и, начинает вести себя так, как привыкла вести себя тогда, когда её ничто не удерживало, когда она находилась вне тела и её не дисциплинировал разум. В силу этих причин человеку, иногда, свойственно пленяться тем, что не стоит ни любви, ни привязанности. Позднее, когда спадает пелена с сознания, и волшебство рассеивается, мы обнаруживаем себя стоящими у лужи. Или у чего-нибудь похуже.
 
- Мне не хотелось бы отправляться туда, где побывал ты. Знаю, что это неизбежно. Но, если можно, не сейчас.
 
- Ты вольна сама распоряжаться собою. Позже, когда ты вспомнишь и узнаешь человека, о котором тебе говорила мать, у тебя возникнет чёткое понимание ситуации и ты примешь единственно верное решение.

- Этот человек находится в этом городе?

- Конечно. Именно поэтому ты здесь.
 
- Значит, если я не решусь выполнить завет мамы, то буду вечно обитать здесь, среди этих брошенных домов?

- Да. Твой дух лишен мобильности из-за отсутствия опыта определённого характера и молодости твоей души. Так что выбор у тебя не велик. 

- Если можно, то я хотела бы ещё немного побыть здесь, - тихо проговорила Аника.

- Выбор за тобой. Как я уже сказал, в моё намерение входило узнать чего бы тебе хотелось. 

- Я, возможно, передумаю. Но только не сейчас.

Зозимос кивнул, а когда девочка обернулась и, указывая на покойницу, что-то хотела спросить, то его уже не было.

Внезапно Аника увидела себя тонущей и замелькали белыми барашками просвечивающие сквозь толщу воды пухлые облака в бирюзовом небе, вновь она ощутила болезненную невозможность вдохнуть и начала переживать давно забытое мучительное ощущение, будто какая-то сила выдавливает из неё жизнь.

Почти параллельно возникла картина её появления в этот мир, и яркий, бьющий в глаза свет, снова ослепил её, а первые глотки наполнившего лёгкие колючего воздуха, произвели впечатление неприятного укола, заставив почувствовать всю болезненность перехода из блаженного небытия в мир острых переживаний и напрасных забот.

Эти две картины возникли в поле сознания Аники одновременно и странным образом наслоились друг на друга, но, несмотря на то, что по ощущениям были противоположны, тем не менее, были объединены между собой безысходностью переживаемого страдания и собственного перед ним бессилия, вызывая внутри её существа яростный протест.

Девочка сжала кулаки и внутренне напряглась так, что услышала нарастающий изнутри  звон, а в нос ударил знакомый запах, который всякий раз возникает летом сразу же вслед за прошедшим дождём, каковым небеса слепо умывают неряшливый город, протирая запылённый асфальт и моя головы уставшим от зноя деревьям.

Звон продолжал нарастать, делаясь настолько нестерпимым, что в какой-то момент начало казаться, что её сейчас разорвёт изнутри на части, и, будто в подтверждение этого, в самый кульминационный момент раздался громкий треск разбивающегося стекла.

Вслед за этим наступила глухая, ватная тишина, а Аника обнаружила себя сидящей на корточках и продолжавшей удерживать в ладонях длинные бледные пальцы умершей женщины, но что-то отныне изменилось раз и навсегда.

Выпрямившись, она мрачно сверкнула глазами и прошептала, глядя прямо перед собой:

- Я отомщу. За всех, - Аника взглянула в помутневшие глаза покойницы и добавила, - В том числе и за тебя.