6. Окончание службы на флоте
На этот раз выражение: «отсутствие всяких новостей - лучшая новость», не для меня. Я с тревогой и нетерпением жду реакцию на отправленное еще перед походом письмо на «самый верх». Очень не хотелось думать, что оно, подобно тысячам других, тоже просто отправлено в мусорную корзину. Но никто ничего не говорит, и по лицам начальников видно, что не знают. И только после праздника 7 ноября звонок из Москвы. Товарищ из ГШ ВМФ сообщает:
- Жди гостей. Едет комиссия по твою душу.
Какая именно комиссия, зачем – было только сказано, что не телефонный, мол, разговор, сам скоро узнаешь.
Вскоре забегали штабные, засуетились тыловики, начальство поехало в аэропорт. Комиссия оказалась опять от Главкома ВМФ, и опять-таки с адмиралом-политработником во главе! Вскоре от одного знакомого офицера из состава комиссии, мне стало известно, что бумага моя всё-таки попала к самому Генсеку К.Черненко. И что тот поручил Министру обороны «разобраться и принять меры». Стандартная резолюция, стандартное решение - министр препроводил бумагу ниже, поручил разобраться ГК ВМФ. Ну а тот прислал комиссию, чтобы набрать материал для ответа МО. Мог бы вообще спустить дело еще ниже – Командующему ТОФ, но видно, было приказано разобраться лично. Офицер сказал, что в самолете, которым комиссия летела на Камчатку, «было полно ненависти к тебе». Понятно почему. Они докладывают на самый верх, что у них все отлично, а тут какой-то командиришка сует свой нос куда не следует.
И точно, с первой же встречи с её председателем, адмиралом Лосиком, с его стороны ко мне почувствовалась явная враждебность. Он избегал встреч и разговоров со мной, старался вообще в мою сторону не смотреть. Комиссия работала по старой схеме – корабль, дисциплина, порядок, результаты БП и ПП, хозяйство, учет, отчетность, знания и показания матросов, офицеров. Но теперь уже с нескрываемой, практически, целью накопать на меня компромат. Дотошно всё перерыли, опросили не только всех моих, но и штабных. Ничего, что хоть как-то потянуло бы на какой-то негатив, заслуживающий внимания и наказания не находилось! Один из членов комиссии встретив меня в коридоре ПКЗ, сказал мне один на один по секрету:
- Счастье твоё, командир, что ты чист. Тебя не за что ухватить.
Да какой там «чист»! Мало ли что бывает в жизни, тем более в службе! Ведь даже Пушкин писал:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и тихо слёзы лью,
Но строк печальных не смываю.
Мало того, говорят, что сам Л. Толстой считал это четверостишье лучшим из всего, что создал Пушкин. (Л.Толстой только высказал своё мнение, что в последней строке слово «печальных» заменил бы на «постыдных»). Так это Пушкин, Толстой, русская интеллигенция. Что уж говорить о нас, флотских. Мало ли что где сморозишь или совершишь по глупости или в подпитии. (До сих пор стыдно за некоторые свои слова и поступки). Или, например, надо скрыть от начальства какую-то поломку, допустим при неудачной швартовке, или, как у меня когда-то разбитое при всплытии во льдах оргстекло в ограждении рубки. Самим сделать не под силу, берем корабельный спирт, идем на завод, там за спирт умельцы сделают что угодно. Да и сами мы, «отцы-командиры» умели расслабляться между походами. Так что, повторяю, какой там «чист». Главное: ни один человек не сказал лишнего слова! А вот это дороже всего.
Но комиссия продолжала копать. И мне пришлось терпеть до конца её работы, когда, по флотской шутке, на разборе приступают к наказанию невиновных и поощрению непричастных.
Постепенно мнение и настроение членов комиссии менялось. Но не председателя комиссии. Я требовал рассмотрения поставленных в моем «Докладе» вопросов, он же от них отмахивался, явно выполняя установку Главнокомандующего ВМФ. Пришлось, предупредив о том Лосика, дать телеграмму на имя Министра обороны: «Считаю работу комиссии ГШ ВМФ без участия представителей Генерального штаба ВС СССР недостаточно эффективной и не имеющей смысла». Я, конечно, понимал, что никто такую телеграмму Министру обороны докладывать не будет. Но...
И точно, на неё никакой реакции не последовало, если не считать легкого испуга начальников, включая председателя комиссии. В принципе, я на то и рассчитывал. Комиссия тут же закончила свою работу. Меня приказано было рассчитать в три дня, (командира ракетоносца!), и немедленно убрать с флота. Отправить в Обнинск, в Учебный центр подводников на должность преподавателя. Похоже, что такое решение, было подготовлено заранее. Гадать не берусь. Но иногда думаю – а что было бы, если бы всё-таки удалось накопать на меня компромат?
По поводу «рассчитать в три дня», меня удивил Э. Балтин. Честно говоря, я такого от него не ожидал. (Тем более после того памятного заседания у него при предыдущей комиссии). Как только нынешняя комиссия скрылась из виду, он позвонил мне и сказал:
- Никуда не торопись. Сдавай корабль, рассчитывайся спокойно, столько времени, сколько тебе нужно. А потом мы тебя проводим по-человечески. Иначе не отпустим.
Вот я и не торопился. Сдавал корабль, прощался с экипажем, с друзьями. Мои офицеры устроили прощальный вечер в кафе, куда пришли все со своими женами. На прощанье мне была подарена точная копия моей «К-223» сделанная по спецзаказу на заводе. Мичмана организовали просто мальчишник в квартире одного из них. Поднимали тосты, шутили, пели песни под гитару. Подарили мне несколько подарков на память, в том числе магнитофонную пленку с теплыми словами благодарности и добрыми пожеланиями.
Вот, например, что через 30 (!) лет, поздравляя с очередным Днем ВМФ, написал мне один из моих бывших мичманов:
Геннадий Глухойкин: "Товарищ командир, мы все, кто ходил в походы под Вашим командованием, ощущали себя за Вашей спиной, как за крепкой надежной стеной, и то, что предстояло нам впереди, никого не страшило. Никакой враг нам был не страшен в тех бесконечных тысячах подводных миль, пройденных вместе с Вами. Эпизод из жизни: Вы уходили с корабля и у меня на квартире, мы мичманы экипажа попрощались с Вами. Я остался убираться после застолья и вдруг с улицы слышу дружные вскрики. Смотрю это Вас подбрасывают на руках до уровня второго этажа. Эмоции и чувства людей переливались через край".
В так называемом в нашей среде «Греческом зале», в кафе в один из вечеров собрались отцы-командиры, офицеры штаба дивизии, командир дивизии Еременко с женой. Командующий флотилией Балтин от моего приглашения деликатно уклонился:
- Рад бы, конечно, но меня «там» могут неправильно понять. Так что за службу тебе спасибо, всего тебе хорошего, а меня извини.
На вечере было сказано много теплых слов, шутливых напутствий, пожеланий. Особенно запомнились стихи жены комдива Любы Еременко:
«Мастер-наставник» - да, это модно.
Но мода есть мода, а суть благородна.
И суть благородна и цель вам ясна –
Дерзайте, Храптович, пред Вами – Москва!
Коль скоро вы здесь хорошо проявились,
Учите там всех, чему здесь научились.
Мы будем вас помнить и чтить и любить,
Но только посмейте нас там позабыть!
Служите же там и достойно, и верно,
Арриведерчио, Альберто и Вера!
Как говорится, сама написала, сама на память выучила и прочитала под улыбки и аплодисменты собравшихся. Откровенно говоря, у меня даже руки задрожали от волнения. Конечно, все понимали, что к чему. Какая там Москва, какие дерзания! Но добрые слова, сказанные от души, всегда приятны.
Да, действительно, меня называли «Мастером». Да, несколько лет мой портрет висел в районе 7 пирса напротив штаба дивизии, был он и на «Доске почета» Тихоокеанского флота. (Что интересно, мне передавали, что он оставался там еще долго, даже после того, как Главком объявил мне выговор за аварию). Было что вспомнить, и мы за воспоминаниями и тостами засиделись там допоздна. Откровенно говоря, я даже не ожидал, что мои друзья-командиры, офицеры штаба помнят многое из нашей совместной службы, даже то, что я уже успел забыть.
Окончательно с кораблем и экипажем попрощался, когда они уже с новым командиром уходили на перегрузку ракет. Сам отдал кораблю швартовы, долго смотрел вслед, прощался, мысленно желал всем счастливого плавания и удачи.
Уже без моего экипажа построили дивизию, зачитали перед строем прощальный приказ. Простился с коллегами-командирами, отдал честь флагу, вышел за КПП флотилии, и на том моя служба на флоте закончилась.
Если коротко подвести её итог, то, мне кажется, стыдиться мне нечего. Но, всё-таки, на мой взгляд, для оценки моей службы лучше всего подойдут слова одного из моих бывших подчиненных, которые не так давно встретились в Интернете:
« Из интервью начальника Оперативного управления ТОФ контр-адмирала Константина Лаптева корреспонденту газеты «Красная Звезда» , ( 18.03.2009г.). В ответ на просьбу рассказать о начале службы на флоте, когда он впервые пришел на корабль, Лаптев, в частности, сказал следующее:
«Командиром атомохода был капитан 1 ранга Альберт Иванович Храптович – легендарнейшая личность, человек, который изменил судьбу не одного подводника и не только в нашем славном экипаже. Профессионал высочайший, глубочайший психолог. Мы, по молодости многого не понимали. Иной раз обидчиво реагировали на его строгость, считали его в чем-то излишне придирчивым. А он, сейчас я думаю, этой строгостью просто воспитывал нас и по-другому действовать в принципе не мог. Он не жалел себя и все, что знал, отдавал нам. Однако и требовал с нас так же строго и ответственно, как он сам понимал подводную службу. И мне такой подход очень сильно помог в офицерском и командирском становлении. Честно говоря, если бы я не прошел в свое время школу капитана 1 ранга Храптовича, то еще неизвестно, кем бы стал в будущем».
Должен особо подчеркнуть: Эти дорогие моему сердцу слова сказаны Константином спустя 25 (!) лет после того, как я ушел с корабля, и наши пути разошлись.
Но еще больше меня поразили слова моего товарища по училищу и последующей службе на флоте Ивана Степанченко. Спустя много лет, уже в 2013 году, когда мы были уже давно на пенсии, Иван, поздравляя меня по телефону с Днем подводника, сказал, что я, по его мнению, лучший из всех командиров подводных лодок и крейсеров, которых он когда-либо знал. А знал он, проходя службу на подводных лодках, и потом, будучи флагманским специалистом флотилии и флота, многих, у многих побывал на стрельбах и т.д. На мой вопрос – не выпил ли он уже несколько рюмок, засмеялся и сказал, что пока еще нет.
Честно говоря – не ожидал такой оценки от однокашника! Обычно, ведь, в общении между собой мы избегаем давать друг другу оценки. Ивана все мы знали из училища, как классного специалиста своего дела и человека органически неспособного на враньё или лесть. И, если он так оценил мои труды на флоте, значит, выходит, я не так уж плохо служил делу защиты Родины.
А вечером накануне нашего окончательного отъезда с родной и полюбившейся Камчатки у нас в полупустой квартире собрались друзья. И там Света Пилипчук, жена одного из друзей-командиров, прочитала и подарила на память выдержку из Ф. Киплинга:
- «Если Вы можете держать голову высоко, когда вокруг теряют головы и во всем обвиняют Вас… Если Вы умеете ждать и не уставать от ожидания… Если Вы можете поставить на карту все свои победы и проиграть, и начать всё с начала, не промолвив ни слова о своём поражении… Если Вы можете заставить сердце, мускулы, нервы служить Вам долго, если Вы можете заполнить одну быстро летящую минуту шестьюдесятью секундами смысла, тогда Земля, и всё, что на ней – Ваше! Тогда Вы – человек!».
Не знаю, почему она прочитала именно это, и какое отношение цитата из Киплинга имела отношение ко мне, но Светлана, одна из самых образованных наших жен, видимо, что-то имела в виду.
Утром они проводили нас на автобус, идущий в аэропорт. Погода в тот день была неважной, вылет несколько раз откладывался. Похоже, Камчатка не хотела нас отпускать. Но, в конце-концов, улетели.
Основной этап жизни остался позади. Что ждет нас дальше?
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/12/07/657
Свидетельство о публикации №215111000809
И довольны, что "решили вопрос".
Жизнь продолжается и сейчас.
А я как будто поплавала с Вами на подводном крейсере.
Очень интересно!
Марина Славянка 23.05.2024 14:33 Заявить о нарушении