Японка
Вечерами, когда родители имели свободную минутку, я допытывался у них, откуда в нашем доме появилась статуэтка. Может быть отец, будучи по молодости военным моряком, купил ее у портового торговца. Ведь недаром же он любил песню «В Кейптаунском порту…» Да и мама из командировок всегда привозила в нашу уютную Ливенскую квартиру много всякой всячины. Могли они, наконец, выменять вещицу у старьевщика. Взрослые хранили молчание, и это еще больше разжигало любопытство.
- Почему так необычно выглядят японки? Зачем им веер? Как они ходят в столь неудобной, на мой взгляд, одежде? – один за другим возникали вопросы. Интернета тогда не было, японских книг – тоже, оставался один вариант – домысливать. С этим проблем вообще не существовало. Где-то на небе мерцали звездные миры, едва проглядывались далекие планеты, откуда и прилетали так непохожие на окружающих люди. Они как-то хитро посматривали на нас, несовершенных, и предлагали другой тип жизни. А прекрасный пол вообще у меня ассоциировался с прекрасным, и получалось, что оно, чем дальше, тем совершеннее.
Однако первая любовь пришла не из других миров, а из параллельного класса обычной среднероссийской школы. В симпатичной девочке Римме я разглядел восточный разрез глаз, смоляной волос, из которого можно было бы соорудить японскую прическу. Даже ее платья, когда мы приходили на танцевальные вечера, отдаленно напоминали кимоно.
-Что ты меня всегда так подробно рассматриваешь, словно я матрешка какая,- удивлялась девочка моей манере смотреть.
В ответ получала невнятное бормотание. Заторможенность и молчаливость ей явно не нравились, но интерес ко мне все-таки имелся. Эх, развернуть бы в фотоленту все переживания! Мои пальцы миллион раз касались ее волос, ресниц, рук, губ, но на самом деле я просто немел в ее присутствии. Удивительное это время, подростковое, закомплексованное и романтичное! Для меня Римма была существом высшего порядка – нежным, красивым, ироничным , рядом с которым как-то неприлично даже дышать. Тогда и возникли первые стихи: «Не дышу, боюсь испортить этот милый лик, выражение лукаво, словно яркий блик…» В общем мальчишке хватало для подпитки любви ее присутствия и сознания, что она есть на самом деле. Девочка думала по-другому, ее интересовали другие вещи. Они-то нас и развели в разные стороны. Мою Дульсинею прибило к берегу ранней страсти, которая ее и погубила. Очень я горевал по поводу крушения девчоночьей судьбы, но от нее, как известно, не уйдешь. А моя любовь к ней очень долго пылала и осталась в сердце навечно: как однажды запечатленная радуга или сполох северного сияния. Все последующие влюбленности все теснее приближали к земным коллизиям, но донкихотская привычка наделять девушек и женщин несуществующими достоинствами, отчасти осталась. Мои спутницы оказывались по большей части придуманными, что непременно приводило к крушению всяких надежд на гармонию. Одно оказывалось неизменным – явная красота избранниц. Поддавшись всеобщим ценностям, я шел традиционным путем создания крепкой «ячейки общества», но надолго меня не хватило. Именно тогда на горизонте замаячил кризис личной жизни.
- У меня такое ощущение, что вижу тебя в последний раз, - почему-то сообщила на прощание в Краснодарском аэропорту Марьяна, блондинистая супруга. А ведь это был обычные проводы мужа на север, и к разрыву дело пока не шло. Но ощущения женщину не подвели – я отбыл в свободное плавание и закружился в снежном вихре Чукотки на целые 17 лет. Это она, далекая стылая страна, оказалась той планетой, о которой мечталось в детстве. По ней ходили раскосые красавицы-брюнетки с грациозными движениями и пластикой. Прирожденные танцовщицы! Загадочные как японки, одетые в необычные одежды, с удивительными манерами и голосами. Они, как казалось, кивали мне головками как та, единственная, из фарфора. Почта приносила с далекого «материка» письма от Марьяны и знакомых по горному туризму девушек, все они почему-то хотели увидеть «путешественника» рядом с собой, но поезд уже ушел. А на Чукотке вообще поезда не ходили. Вокруг белое безмолвие зимой, ковер цветов в тундре и ослепительное море летом. Низкое небо, казалось, вот-вот зацепится за крыши домов. Колючие ветра, полярные ночи, однако характер людям не испортили, наоборот, все улыбчивы, мягки характером, добры и щедры. В такой среде и без любви – невозможно.
Ближе к Новому году, когда стужа сковала залив Лаврентия, а снег намел огромные сугробы, вся жизнь в самом дальнем в стране райцентре переместилась в дома.
- И тебе пора определяться на долгую зиму с личными делами, - посоветовал мой новый друг и коллега Миша Ленский, а заодно и пригласил встречать праздник в кругу его семьи.
- Как это определяться? – не понял я.
- Один в кровати можешь замерзнуть, - засмеялся он.
Да и другие знакомые давали всякие рекомендации насчет успешной перезимовки, вплоть до поисков свободной молодой вдовы. Сначала это все удивляло, потом забавляло. Но никто особенно и не потешался. Обычные заполярные реалии. Пока погруженная в себя Марьяна продолжала вязать в далеком южном городке Крымске шерстяные носки и не могла решиться на переезд, народ вокруг меня думал о том, как помочь новичку высоких широт выжить. Спасибо им! Я тоже сиднем не сидел: посещал злачные заведения, не пропускал культурных мероприятий. По географическим и административным меркам люди здесь как бы находились в дыре, но жизнь в краю розовых чаек кипела настоящая. Местный театр выдавал спектакли, что дух захватывало, а национальные танцевальные ансамбли поражали самобытностью любого. Особенно блистал на сцене «Белый парус» с его неподражаемыми танцорами. Меховая одежда на девушках были украшена бисером, как и легкие меховые сапожки. А двигались они грациозно и легко, как птицы, которых изображали, причем, под удары единственного музыкального инструмента, ярара.
- Наверное, и в Стране Восходящего Солнца все также красиво и естественно, - думал я глядя на раскрасневшиеся лица чукчанок и эскимосок и все верил в свою сказку. И она продолжалась, продолжалась, продолжалась, и каждый день приносил новые открытия. На этой земле проводился единственный в мире праздник кита, здесь начинался день огромной страны, в нескольких десятках километров находилась территория США, в окрестностях поселков бродили в поисках пищи белые медведи…
…Праздник Нового года здесь, на краешке земли, вылился в костюмированный карнавал в районном ДК. Моя новая знакомая Джулия, красивая женщина со смеющими глазами и милой жестикуляцией, вызвалась представить меня народу в виде Красной шапочки. Превращение это пришлось по вкусу не только мне, но и окружающим. Никто даже и не подумал сразу, что перед ними – мужчина. А мы так лихо кружились в танце, что, в конце концов, все стало понятно – танцевала пара очарованных друг другом людей. Потом вся карнавальная толпа выкатилась на улицу, в жесточайшую пургу. Джулия смело тянула меня за руку навстречу ветру, рассомаший мех ее шапочки смешно шевелился, а ресницы побелели от инея как у снегурочки.
- А вот и японка, - екнуло в сердце.
Мы сразу сблизились, как будто знали друг друга 100 лет, прекрасно понимали с полуслова, любили говорить на разные темы. Лучшего друга, возлюбленной, с которой не хотелось расставаться, я не представлял. Конечно же, это была очаровательная брюнетка, само собой разумеется, с черными до блеска волосами, точеной фигурой, изящными кистями рук. В канву этих волшебных отношений органично вписалась и ее дочка, микро-японка, с мамиными прелестными ужимочками, нежная и хрупкая как цветущая сакура. Так вот и сложился наш союз, под аккомпанемент боя курантов, звона бокалов, хохота пурги. Спасибо судьбе и Ленскому!
А уже летом в нашу северную деревню нагрянула группа настоящих японцев из телекомпании ЭН-ЭЙЧ-КЭЙ. Как только над Беринговым заливом «упал на дно» занавес, это была первая журналистская бригада в местных краях. Улыбчивые раскосые ребята, очень похожие на местных людей, поразили нас любознательностью. Они безостановочно щелкали затворами фотоаппаратов, включали камеры, брали интервью. Гости не скрывали, японцев всегда интересовала похожесть с некоторыми северными народами России. Это открытие мне очень понравилась, так как оно расставило все по своим местам в большой личной истории с фарфоровой статуэткой. Я встретил свою «японку», и жизнь пошла так, как мечталось. Было все, но союз этот оказался живучим, устойчивым, удивительным. Он как бы вырос из детских грез, но не рассыпался под напором обстоятельств. А позже появилась третья «японка» - волшебная , словно воздушная сюита Э.Грига. И конечно же, как вы поняли меня, с восточной красотой. Смотреть на нее, касаться маленьких пальчиков было блаженством, и меня заносило на верхи его главных вершин.
- Зайдите, получите заказное письмо с «материка», - позвонили однажды с почтового отделения.
По написанному адресу сразу понял почерк отца. Он сообщил то, что давно хотел сказать: еще молодым моряком он влюбился в японку в морском клубе города Владивостока. Роман этот не имел продолжения. В память о своей удивительной возлюбленной и купил он в припортовом магазинчике фарфоровую статуэтку. Разумеется, мама об этой истории ничего не знала. Так я стал невольным «заложником» отцовской любви, о чем нисколько не жалею.
Свидетельство о публикации №215111102409
Ирина Кантемирова 2 24.05.2018 15:56 Заявить о нарушении