Над пропастью...

               
 В могучем парке  Александровской больницы Питера из года в год по тропинкам  хаотично бродят больные. Со стороны кажется – будто ищут клад. На самом деле одни унимают дрожь перед  операцией, другие судорожно набирают силы после нее.

  - А-а-а, ой-й-ой-йо-о, - вдруг раздается пронзительный крик над больничным прудом, окруженным плакучими ивами.

  Народ, особенно новенькие, от ужаса этих воплей начинают вращать головой в поисках источника. Потом успокаиваются: старожилы этого храма боли объясняют, что крики  исходят от соседей, рожениц родильного дома.  Таким образом заявляла о себе новая жизнь, и в то же самое мгновение  в больничной палате «Александровки» обрывалась  старая. Начало «человеческого конвейера» и конец. Думая об этом, Слава Пучков поразился краткости формулы жизни. Сегодня ты возвестил, как благовест, о прекрасном и светлом, а через мгновение, «дырявый» от хворей, заходишь, как самолет, на последнюю посадку. За 6 десятков (а может 7 или 8) лет в  жизни происходит  миллион событий, но они всегда неожиданно останавливаются вместе с остановкой больного сердца. А через ограду – гимн всему живому – крик младенца. Солнце и луна, пустыня и океан, движение и покой! Славно устроен Космос!

  - Куда же вы делись, надо срочно переливать кровь, мы вас обыскались, - прервала ход  мыслей вся в конопушках молодая сестра. Вячеслав извинительно  развел  руками и покорно засеменил за девушкой. Пока в него вливалась черная на вид кровь неизвестного доброго человека, дабы повысить гемоглобин, он сжато фиксировал события июльских дней.

   … Поездка в Абхазию. Почему-то отсутствие восторга при виде великолепия природы, тупое равнодушие, раздражение по поводу человеческих слабостей, потерянный аппетит. Разве что внучка несла огонек радости. Услужливый  опыт  нашептывал, что это старость. Или мудрость, приподнявшая его над обыденным и чувственным. Верилось с трудом, ведь в прошлом году он смело штурмовал Эльбрус и не добрался до вершины лишь из-за  ошибки инструктора.  Собирался  на следующий сезон повторить попытку:  до вершины оставалось всего 700 метров.  Да… переживал, да… досадовал на товарища, поддавшегося на уговоры  экстремалки,  задавшей ночью крутой темп подъема.  Ну и что?  Однако в вышколенном  летнем Питере хандра продолжилась. Знакомые, как один, при встрече подчеркивали свежий, отдохнувший вид после посещения субтропиков, мягкий загар. На что  вчерашний отпускник только отмахивался от комплиментов.

   - Вот ведь метаморфоза жизни, - досадовал  Вячеслав  Владимирович  Пучков,  - сколько живу, столько и слышу, что вид у меня всегда отличный, причем, во все времена года и при любом настроении.
 
   Люди любят тех, кто всем своим видом излучают позитив. Каждый надеется, что от этого «кусочка огня» перепадет и ему. Но стоит генератору хорошего настроения  заболеть или просто захандрить, народ  вокруг  недоумевает: «Что-то он не в себе…»

   - Лучше из  «скорлупы лучезарности» и не вылазить, - не раз приходил к  выводу Слава.  Объяснять всем и каждому о беде не стоит, себе дороже. И продолжал улыбаться, добродушно кивать, слушать повторы забытых историй, тонко шутить.

   Он и в «Александровке» не терял лицо, как говорят японцы. Однако в онкологическом заведении с оптимизмом был напряг. В воздухе висел немой гамлетовский вопрос: быть или не быть. Деловито и как-то отстранено  сновали врачи и медсестры, словно привидения бродили по коридорам  бледные пациенты. Театр теней!  Естественно, южный загар не прошел мимо внимания  больных и персонала отделения. Новичок читал на лицах новых знакомых  одно недоумение.

   - А вы-то зачем тут, - скривилась в сарказме высохшая до скелета девушка. –  Наверное, что-то перепутали.

  - Да если бы так…, - продолжал свой негласный диалог Пучков. А девушке и отвечать не стал, просто ободряюще улыбнулся.

   Сосед по палате, в отличие от девушки,  помалкивал про свою печальную историю, неестественно суетился, сосредоточенно и подчеркнуто деловито ел. Приходила ежедневно его  жена, приносила домашнюю еду и рассказывала соседу про чудачества мужа Николая. Их они, еще не старую женщину, похоже, замучили.
- Посоветуйте, что бы приготовить Коле, он мне ничего не говорит, - поднимала она большие усталые глаза.

   Я понимал, что у Николая это вроде защитной реакции на неутешительный диагноз, он пытался в нелегкой ситуации  зацепиться хоть за маленькую соломинку, экспериментировал  с меню, засыпал молодого врача вопросами.  Даже пытался шутить по поводу ежедневной отправки кандидатов  на операцию. Получалось, естественно, не очень смешно. Гораздо смешнее выглядела сама суета с водружением на «катафалк»,  то есть тележку на колесах, тела.  Мужики ерничали по поводу своего раздевания  догола и даже говорили что-нибудь  фривольное в адрес молодых и испуганных  сестер  милосердия.  Невольная пантомима, смесь обостренных чувств и создавали комизм. Трагическое воспринималось как неприличное, а от суровой реальности люди пытались хоть на мгновение отдохнуть. Молодцы врачи, особенно хирурги:  были кратки, конкретны, деловиты. Наверное, как на войне. Они, прежде всего, ценили время. В отделении онкологии оно играло роль и палача, и спасителя, все остальное было от лукавого.
 
   А  у  Пучкова  и в этой юдоли печали страх не успел прорасти.  Он привык легко перемещаться по своей, ставшей свободной,  жизни,  строить планы, намечать  маршруты путешествий. По инерции продолжал это делать и здесь. Но как же это произошло в его почти «брегговской» жизни?   Лавиной накрыло известие – желудок превратился в труху. Следом пришла другая лавина. Недоумений. Сколько было потрачено сил на здоровый образ жизни, и все тщетно. Но «кушал» себя он недолго. Бог, неизвестно по какой причине, послал  ему через интернет отличного врача Локтеву. Опытный специалист и просто  отзывчивый человек  Елена Николаевна сразу оценила ситуацию как критическую и срочно направила  в «Александровку» к лучшему в Питере хирургу  по желудкам  Пугачеву.  Посмотрев бумажки тот сразу определил в палату и назначил операцию через день, так как сам собирался в отпуск.  Вокруг Славы закрутились врачи, сестры, а сам он только успевал поворачиваться и отвечать на вопросы,  сдавать анализы В  суете растаяли последние льды тревоги, и  пациент отдался новой стихии безотчетно и без размышлений. Единственные волевые усилия были потрачены на то, чтобы  мысленно собраться, поговорить «с небом», отсечь все ненужное в данный момент. Как заведено в подобных случаях, его побрили в нужных местах, поставили клизму.  «Отлет в космос», как он сам определил это мероприятие, произошел в полдень.  Волнение небольшое присутствовало. Как перед экзаменом, переменой в жизни, большой поездкой в неизведанное. И все.

  … Как шла сложная многочасовая операция знает лишь хирург Пугачев. Ему не впервой спасать очередную жизнь, действовать  быстро, умело и четко. А Слава, подхваченный потоками воздуха, парил в небесах, падал, свечкой взмывал в небо. Как в детских снах. И первая сознательная  мысль после отлета: «Трубки не дают мне дышать!» Много часов он был вне сознания и очнулся глубокой ночью. Глаза выхватили из полумрака  реанимационного  отделения  тусклый свет дежурного фонаря и соседнюю каталку, на которой лежала женщина. Набрав побольше воздуха в легкие, попытался позвать сестру, но голосовые связки не подчинялись – вместо слов раздалось только легкое шипение. Нащупав какие-то пузырьки, он постучал стеклом по стеклу. Из глубины мрака появилась фигура дежурной сестры, быстро сообразившей как помочь пациенту.

   - Спасен, - мелькнуло в его мозгу, и Вячеслав опять отбыл в  ирреальный мир.
   Но на реанимационных  качелях новый пациент онкологического отделения качался не долго, что с одобрением  оценил его  главный хирург: «Не залеживайся, шевелись, а то и вставай, все у нас складывается неплохо». Боли как таковой не возникало, и он сосредоточился на ощущениях.  Долго смотрел в жаркое июльское окно и потом вдруг решил – там шумит другой мир, другая улица, другие люди. И сам Пучков ясно понял: он тоже не прежний.  Из старого пространства пошли телефонные звонки, зазвучала подобающая в таких случаях речь. От родни и знакомых узнал, что за него молились в храмах Питера, Центральной России и даже Земли Обетованной. Чуть было не прослезился, но что-то удержало.

  - Ну, надо же, какие люди отзывчивые, а может, молитвы и помогли избежать худшего, - подумал с благодарностью «закутанный» в трубки пациент.

   Более полувека прожил этот, приятный на вид мужчина на белом свете, и признался сам себе, что поддался, как и большинство,  суете. Каждый день люди подталкивают себя, сделай то, другое, третье - и понеслось. Школа, армия, университет, женитьба, квартира, работа, переезды, заморочки…  Да, были интересные путешествия , чарующие встречи, творческие подъемы. Однако, упустил что-то большое и главное, а что - сформулировать не захотел.   Когда трудовая жатва закончилась и конторы осточертели, думал как многие в схожей ситуации: «Ну все, теперь на пенсионной свободе оторвусь». Сначала получалось неплохо, а наевшись свободы, столкнулся с вакуумом в голове и сердце. Голодал - временно помогало, бегал, пил травяные чаи, парился в бане. Химерой оказался для него этот хваленый здоровый образ жизни, да и не панацея он. Ноги в «вибрамах» (альпинистские ботинки) потеряли устойчивость и  понесло его по горной  «сыпучке» вниз. Как в неудачном турпоходе. Очнулся в реанимации…

   ...Птичка за окном яростно верещала о своем, от летнего ветра волнами ходили шторы, в проеме палаты поочередно, как приведения, появлялись медицинские сестры, жена, дочь, лица их выглядели испуганными. Молодая и энергичная врачиха Вера Владимировна сразу преступила к решительной реабилитации, а Слава всем кивал и пытался улыбаться, шевелиться и даже вознамерился подняться. Организм  не слушался, силы утекли, одни мысли перемещались свободно. В душе, однако, как ни копался, не нашел ни трагизма, ни ужаса, просто все катилось как на автопилоте. Полет шел легко и невесомо, на небе — ни облачка, все «заморочки» жизни остались внизу. Телефонные звонки, будто грозовые разряды, на короткое время нарушали эту картину невесть откуда свалившейся благостности. Приходилось заставлять язык шевелиться в сухом небе, успокаивать звонивших, мирится со словесной банальщиной, слушать свой голос, еле скрипевший  после большого тайм-аута.
 
- А мы еще и петь могем, - улыбнулся он себе внутренней улыбкой, когда вдруг в памяти начали появляться фрагменты песен далекой молодости, обрывки стихов.  Всплыли из небытия авторы, исполнители и ситуации из прошлого, которые были связаны с песнями.   Мондрус, Ободзинский, Хиль, Ваншенкин, Доризо...  Как голуби  летели они с ним в общей стае «навстреч солнцу», доведя пасторальную картинку до высоких нот гимна.

    Слава явственно почувствовал в себе перемену духа, который воспользовался передрягой и взял верх над грешным телом.  Оно  довольно долго бултыхалось в депрессии и перестройке, но на сознании сей факт отражался не очень. Почему-то начал остро ощущать запахи, радовался всяким букашкам и таракашкам, разучивал новые песни и стихи.  Он также отчетливо понял, что нужны большие изменения во всем.

   -Не могу я больше жить в этом скворечнике на Камышовой улице, в мегаполисной тесноте , - заявил он жене, которая, как пчелка, собирала ему всякие редкие препараты для восстановления пищеварения.
- Да куда нам двигаться, город красавец, квартира комфортная, медицина отличная, да и не окреп ты еще, - резонно возражала супруга. Она даже и в мыслях не хотела покидать Питер. Предлагала варианты с дачей и загородным домом.

   -Поеду на Кубань, в село Успенское, где в молодости 6 лет проработал после окончания университета, там простор, солнце, рядом горы, - гнул свою линию муж.
 
   Странное дело, город музеев, который прежде приводил в восторг разнообразием и гармонией, вдруг стал  угнетать. Промозглостью, серым небом, редким солнцем, морем автомобилей, запрограммированностью на это в дальнейшем. Спор длился недолго, Славик собрал сумку, купил билет и покатил на юг искать подходящий домик. Он сам удивился своей решительности, ведь даже ходьба давалась с трудом.   Будто кто-то сверху его повел к новой жизни. Коллега Алина  встретила как родного, другие приехали с ближайших станиц, устроили театральное шоу на тему возвращения блудного сына с севера. Много смеялись, пели раздольные казацкие песни, плясали, пили домашнее вино. Так как  Пугачев дал «добро» на сухое красное вино, Пучков осторожно дегустировал его. Организм,потерявший в схватке с болезнью почти весь желудок,  на удивление благосклонно принял застолье на «ура». Хирург — мужик мудрый, присоветовал после реабилитации не увлекаться диетами, а есть понемногу «что душа просит». Рекомендация медицинского светилы очень понравилась вчерашнему поклоннику сыроедения, раздельного питания, регулярного голодания. «Все это как эстрадные песни, сначала свежо и интересно, а потом затаскано и пошло», - подумалось ему о прошлых заморочках в еде, -  А главное, как оказалось, — бесполезно для тебя.

  Поиски дома, встреча со старыми товарищами, беседы у костра на берегу быстрой Кубани проходили так, словно наступил праздник вдруг возникшей новой жизни. Городского жителя, его очаровало  быстро выбранное подворье, сад, цветы, да и сам особнячок в тихой заводи сельского переулка. Утреннее солнце почти ежедневно (!) заглядывало в окна и поднимало с постели, а розы прежних хозяев поблескивали в рассветных лучах капельками росы. После 18 лет жилья на Чукотке и 10 лет в Питере волны кубанского тепла и всего растущего представлялись  райским наваждением. Но это была действительность, и она требовала действий. Первый вбитый гвоздь дался трудно — рука не могла держать молоток, отчаянно визжала от неуверенности ножовка, кружилась голова после хождения в лес на субботний костер. Глядя на подернутые пеплом угли, подпитывался от них энергией. Старый горный друг, Миша, увлекающийся эзотерикой и другими редкими науками, дал ему молитву, которую советовал повторять глядя на огонь. Помогало  здорово, поэтому посиделки у камелька стали просто ритуальными. Как и обращение к Богу. Слава понимал, что открытий на пути выздоровления никаких не сделал, все возникало спонтанно.  Удивленно замечал, что окрепли руки и ноги, появилась уверенность, что он находится в нужном месте. Радовали и люди, не напоминавшие о прошлой беде, деликатно помогавшие, кто как мог. Одно к одному. Единственный диссонанс в этом мажорном хоре прозвучал в интернете, где сын Женя повел  всякие интересные  разговоры: у него не оказалось денег на помощь, теперь он  тревожился за свои онкологические перспективы.  Отношения с ним, оставленным с мамой в 10-летнем возрасте, так и не сложились из-за всепоглощающей обиды отрока. Вроде и сам уже успел заключить второй брак, а простить отцово исчезновение из его жизни не мог. В русле этой нескладухи быстро поправляющийся Пучков не стал развивать тему и оставил все как есть. Денег ему и не требовалось, а с  генетикой решил так: пусть разбирается сам.
 
  Удивление самим собой продолжалось и дальше. День рождения стал отмечать 21 июля, в день операции. Был потрясен буйством южной природы весной. Влюбился в рассветы и закаты по-над Кубанью. Начал писать прозу, замечать женщин,  спокойно отказывался от суетного и второстепенного. В одночасье превратился в садовода и винодела. Список превращений и открытий рос, и он благодарил Бога за второй акт пьесы под названием «жизнь»: « Да, стоит все-таки рисковать, совершать решительные шаги когда ты завис над пропастью.»