Посейдонов комплекс

  Как и многие в Центральной  России, я провел детство в условиях «малых вод». У каждого у нас был свой ручей, речка, пруд, озеро. У их берегов проходила большая часть веселого советского детства. Находясь на периферии маленького, но неслабого городка Ливны, мои приятели на отсутствие воды не роптали. Когда в 50-х годах строили электростанцию и поселок Энергетиков, песок копали прямо рядом. Потом в эти огромные воронки натекло много дождевой воды и они превратились в отличные пруды-озера, где пацанва купалась, каталась на льду, ловила рыбу.  Но главной водной артерией, бесспорно, оставалась река быстрая Сосна.  Бродя по отмелям и маленьким песчаным островкам, стреляя из самодельных  луков, ловя подустов и окуней  мы ощущали себя немного аборигенами Амазонки. Это ощущение усиливалось весной, когда один из крупнейших притоков Дона разливался по всем припойменным лугам. Загорелые, шустрые, хорошо плавающие и ныряющие, местные мальчишки почти все нравились своим родителям, еще бы – за них с детьми работал большой и умный воспитатель – окружающая природа.
 
   По мере взросления, взгляды, как водится, менялись, в том числе и на размер водной глади.  На моей, вишневого цвета этажерке, все больше появлялось книг с морским содержанием. Сначала это были Новиков-Прибой, Станюкович, Соболев, чуть позже  Верн, Лондон, Конрад, Мелвилл, Паустовский, Грин, а потом и Конецкий. Соседи и товарищи по школе также запоем читали приключенческую литературу, охотно обсуждали и делились впечатлениями. Так мы постепенно улетали в мыслях от наших пресных вод в далекие океаны и моря, которые кишат пиратами и акулами. Чем больше читали, тем чаще улетали на необитаемые острова в компанию к «Пятнице» и капитану Гранту. На каникулах  пытались хоть как-то отойти от безбрежных фантазий, сооружали плоты и даже  лодки, совершали свои «кругосветные» путешествия по «Сосне».

   - Молодец, племянник, каких авторов прочел, одобряю, да и кораблики строишь симпатичные, - сжал плечи вместо приветствия брат мамы Анатолий Клыков, приехавший в гости после службы на флоте в Балтике.

  Выглядел в моих глазах он богатырем. Действительно, у бывшего водолаза под тельняшкой бугрились мускулы, от него исходила уверенность и сила, а главное, Толик артистично излагал всякие смешные истории, сам заразительно  смеялся. А между тем, по рассказам родителей, службу дяди никак сахарной не назовешь: тяжелый костюм и особенно свинцовые ботинки требовали  упорной тренировки, возникали проблемы с подачей воздуха и прочие нештатные ситуации. Спину водолаз так надорвал, что пришлось лечиться. Но главное: мамин брат излучал оптимизм, что, по-моему , и отличает моряка от других.

   - Наш человек растет, обречен палубу топтать, - жал он на прощанье руку отцу, в прошлом военному моряку, и  просил передать подарок — книгу о великих географических открытиях  «Под небом всех широт». Факт этот имел большое значение в моей судьбе. Книга стала настольной, перечитывалась много раз. Вместе с Берингом, Дежневым, Крузенштерном  я десятки раз отправлялся открывать неведомые континенты, острова, проливы и моря, мок в шторма, грыз последний сухарь, страдал от цинги, попадал в плен аборигенов. Особенно манила Камчатка, с ее вулканами, гейзерами и фумаролами. В голове так и отложилось:  просто обязан побывать в тех восточных краях и морях, чтобы не случилось. И в любом качестве.

   Как не мечталось, моряком я не стал. Просился на флот в военкомате, но такой разнарядки не поступило, попал в ракетные войска.  Из воинской части посылал письма в морские училище, в том числе и Корсаковское на Сахалине, ответа не получил. Видимо, русалки нелестно аттестовали меня перед Посейдоном, и тот перекрыл все каналы доступа. После демобилизации, в неразберихе желаний, чуть было не стал металлургом и поступил в МИСиС. Захлестнула журналистика, окунулся в нее, а детские грезы показались наивными. Это уже потом понял, что из мечтаний детства может вырасти прекрасное дерево.  А моя жизнь состояла из цепи импровизаций: плевелы и зерна оказывались в одной корзине. Было время, когда обыденное течение ее, казалось, уже не переломить. Мне «светила» обычная «бытовуха» с ее ценностями. В те дни небо всех широт неожиданно засияло с необыкновенной силой, и вся эта бытовая и материальная пирамидка рухнула в одночасье. Выпорхнув из уютного южного гнезда, оставив мысли о карьере, я уже летел впервые в жизни на огромном самолете  на край земли. И снова паруса «Крузенштерна», как пел Городницкий, зашумели над моей головой, причем, все 8 часов беспосадочного рейса, самого протяженного в стране.

  Несмотря на огромный романтический заряд, неделя в тесном аэропорту Анадыря показалась придуманной пыткой. Люди тут спали вповалку в тесноте и пыли, буфет отличался убогой строгостью, за окном и ночью светило солнце. Еще в иллюминаторе удалось разглядеть бурые пятна тундры и змеиные извивы рек. Выйдя из треклятого зала ожидания глотнуть свежего воздуха, обнаружил в округе довольно унылый пейзаж, похожий на марсианский. Не скрою, начал колебаться между «вернуться» и «остаться», ведь самолет в райцентр Лаврентия по погоде все откладывали и откладывали. Подобных ожиданий тоже испытывать не приходилось, на «материке» взял билет да полетел.

- Не горюй, парень, я тут уже две недели маринуюсь после дембеля, родня в Хабаровске уже терпение потеряла, объясняю им по телефону, что лед вскрывается на лимане, погода «пляшет», рейсы откладывают, - успокоил молодой чернявый солдатик, сосед по лавке. - Здесь время течет по другому, а в пургу оно, например, совсем останавливается.

- А где же само море? - коснулся я своей «больной» темы.

- Да рядом оно, километров 5, но пока в льдинах, хоть и календарное лето на дворе.

  Неожиданно объявили посадку на  рейс в Лаврентия, заспанный народ с всклокоченными волосами ломанулся к единственной пропускной стойке. Человеческий водоворот подхватил меня и силой втолкнул в Ан-24. Самолет быстро разбежался и взял курс на север огромного по территории Чукотского округа. Погода сияла, внизу синело Берингово море сплошь в белых полях льдов. Как-то сразу завеселело на этом вселенском просторе и сомнения улетели прочь.  Подумалось, что я запросто лечу сейчас по линии перемены дат, слева 11 июня, справа 12-е. Северо-восток искрился светом, нежно голубел небом, мотор самолета сосредоточенно работал в условиях высоких широт, которые мне много раз снились в юношеских снах.  Стали в памяти оживать все экспедиции Витуса Беринга и Семена Дежнева в здешние края, военное противостояние казаков и кочевников... Однако снижающийся самолет вернул к действительности.

  С первых дней на чукотской земле не покидало чувство ирреальности. Запахи, цвет, устройство поселка, птицы, небо — все было необычным. Тундра ландшафтами напоминала времена динозавров, закаты и рассветы как бы совсем исчезли. Светлой ночью так отчаянно кричали бакланы, что возникали опасения: все ли у птиц в порядке. По улицам, сплошь в огромных лужах, бродили волчьего вида собаки, но с абсолютно добрыми намерениями. Эти флюиды исходили и от людей, которые  ходили неспешно, с любопытством смотрели, сразу отзывались на шутку. Море очень напоминало Черное, такая же красивая прозрачная волна. Поддавшись очарованию стихии, я не выдержал, быстро разделся и нырнул в прозрачную манящую воду. Раз-два-три! Еще быстрее выскочил из нее, напоминавшей «ледяной кипяток». Местные любители моржевания  объяснили позже особенности холодной купели: нижайшие температуры, большое содержание соли, сильный ветер на берегу. Хорошо в такой воде было, наверное, главным обитателям северо-востока — моржам и китам, здесь они размножались, резвились в чистых водах, полных планктона и прочей еды. Атрибуты этих морских животных встречались почти в каждом доме, позвонки китов использовались вместо мебели, из усов делались сувениры, моржовый клык шел на разнообразные поделки, скульптурные композиции. Жир ластоногих обитателей местных морей использовался для питания, лечения и даже обогрева жилищ кочевников — яранг. Его стойкий специфический запах ощущался повсеместно.
- Пора тебе познакомиться поближе с местными обрядами, поедем со мной в соседнее село Лорино, где пройдет единственный в своем роде праздник Кита, - предложил мой сосед по съемной квартире Максим Рухлов. Пренебрегать такими событиями  ввиду их дефицита  тут было не принято и я быстро согласился.

   Туманным утром следующего дня  лязгающий гусеницами вездеход, похожий на танк, уже вез нас по веселой «фронтовой» дороге. Несмотря на шум, народ в салоне, обтянутом гобеленом, активно обсуждал событие. Главное из них, как быстро добудут серого кита, в отличие от гренландского считающегося здесь небольшим. Каких-то 15-20 тонн! 42 километра  горной дороги с остановкой на горячих радоновых источниках пролетели быстро и наше механическое чудовище замерло на песчаном берегу моря. Другое чудище, сверкающее матовой серой кожей, уже возвышалось на небольшом бархане. Удачливые местные охотники выследили кита, буквально изрешетили его огромное тело пулями и доставили на берег. Два больших бульдозера вытащили тушу на сушу. На волнах покачивались большие оранжевые шары, пых-пыхи по местному. Они гарпунами прикреплялись к телу еще подвижного животного и осложняли ему ныряние вглубь, то бишь уход от погони.
 
   -Бедное беззащитное животное, - кольнуло в сердце, хотя я уже знал что есть международная китобойная комиссия, ограничивающая промысел животных лишь квотами для аборигенного населения. Эти квоты игнорировали лишь Япония и Норвегия.

   Окунувшись в атмосферу разделки добычи, ритуала погружения в моря кусочков ласт, танцев под местный бубен, ярар,  решил, что правильно не высказал слова милосердия вслух. Подобные настроения тут не приветствовались. В этом суровом краю исстари считали одной из самых больших радостей, удачу на охоте. Многое поменялось у прибрежных жителей: появились большие магазины с привезенными продуктами, «огненная вода», деревянные дома, готовая одежда, мощные лодочные моторы и скорострельные ружья, но остался неизменным восторг от промысловой удачи. Он и составлял смысловой стержень уникального праздника. Вот уж кто не мучился исторической подоплёкой события так это Макс. Пока морзверобои резали вдоль и поперек животное, он напевал мне, что у кита очень вкусная печенка и надо бы попросить у них  ухо млекопитающего на сувенир, а также ус. Между делом на сооруженной из досок площадке фольклорные ансамбли показывали свои редкие для глаза европейца танцы, имитирующие  моржей, медведей, оленей, воронов, чаек... Аборигены как завороженные смотрели на представление, большинство не выдерживало и начинало приплясывали на месте. В конце был объявлен общий для всех танец, что было похоже на русское: «Танцуют все». Особенно старалась местная детвора, не выпускающая из рук кусочки мантака, то есть серой кожи кита с полоской белого жира. По выражению лиц ребят я понял, что это лакомство не уступает у них сладкому. Попробовал сам, но удовольствия не получил. Заметив это, моя новая знакомая эскимоска Лена Теплилек, улыбнулась приветливо:

- Не всем гостям мантак приходится по вкусу, поживете здесь, полюбите!

   Кстати, так оно и оказалось впоследствии. Но в данный момент, когда на морском ветру парились огромные куски мяса и жира, а с лезвий разделочных ножей, похожих на хоккейные клюшки, стекала кровь, аппетит и вовсе пропал. А  Макс, который уже пожил на Чукотке изрядно, не обращал внимания на подобные нюансы, он раздобыл у знакомых вездеходчиков ящик и набивал его свежим китовым мясом. Так на празднике вели себя многие, поэтому к вечеру на Лоринском песчаном берегу остался только скелет животного с огромными ребрами, которые эскимосы использовали когда-то для строительства жилищ. Срабатывал древний генетический код северян, ведь добыть еду в высоких широтах всегда труднее: история хранит факты вымирания целых стойбищ, когда фортуна отворачивалась от охотников. У нас с товарищем такой код отсутствовал, но мы, однако, почти месяц ели котлеты из вкусного китового мяса.
 
  Любознательностью меня бог не обидел - пришлось побывать и на других праздниках, связанных с оленеводством, рыболовством. Интересно было чрезвычайно, блюда приходилось пробовать экзотические (копальхэн, прэрэм), наблюдать удивительные фольклорные действа, но всякая этнография, как я понял, удел ученых. Меня же разбирало любопытство иного рода — как по этому студеному морю ходят большие и малые суда, разнообразны ли их маршруты? Ведь даже в 17-18 веках тут появлялись русские кочи и корветы, американские и английские шхуны. Действительность очень разочаровала скудостью информации. Летом в каждое прибрежное село округа приходили лишь суда из Владивостока с генеральными грузами, а на горизонте иногда появлялись сторожевые пограничные корабли. Это они вносили короткое оживление в северную жизнь. Особняком выделялся на общем фоне единственное транспортное морсредство той поры - небольшой пароходик каботажного флота «Инженер Казанджи». Он курсировал из Анадыря в Уэлен в короткие месяцы арктической навигации. Именно на его палубе удалось впервые близко увидеть самое северное море Тихого океана, а на горизонте  -  фонтаны китов. Поселок Провидения, куда выписал командировку редактор, просто поразил красотой своих фиордов и бухт.

- Повезло вам, у нас сейчас весело, прибыли проверяющие из Камчатской флотилии с инспекцией своих судов, - встретил нас в морпорту  диспетчер.

  Имея «хэлуинское» название, райцентр этот слыл в чукотских краях очень приятным местом для жилья по благоустроенности и красоте.  Два преимущества, которые северяне считали главными — довольно мягкий климат зимой и единственный на периферии пивзавод. Корреспондент местной газеты «Полярник» Владимир пояснил, что зимой они не пользуются теплым нижним бельем.  Он же составил мне компанию в местный «Гамбринус», северный аналог одесского. Пиво оказалось отменного качества.
 
-  Люди страдают без этого прекрасного напитка в других районах, просят прислать с оказией, снаряжают караваны вездеходов, - посочувствовал коллега.

   Но я еще настрадаться без ячменного напитка не успел, поэтому заспешил в краеведческий музей, где  намечалась встреча с офицерами с Камчатки. Там и застал трех военных моряков, с увлечением рассматривающих экспонаты и экспозиции. Старший по званию  показался знакомым,  но память ничего не подсказывала. Удивился сам себе:»Тут, на краю земли, и знакомый?!»

- Капитан второго ранга Вячеслав Матвеевич Мартиросян, - отрекомендовался стройный симпатичный мужчина с выразительными карими глазами.

   Стали знакомиться с местной историей вместе. Военных занимали вырезанные из кости моржа фигурки Пеликена, по одной из версий эскимосского божка, а по другой — просто  сувенира. У каждого мастера они выходят из-под резца разные: серьезные, важные, веселые, ироничные. Как маленькие скульптуры Будды. Причем, наибольшей популярностью у людей на Чукотке, как и в Таиланде, пользуются фигурки толстоватых божков, непременно с большим животиком,  по мнению коренных жителей, атрибутом преуспевания и щедрости. Мы невольно оглядели себя: увы, люди без лишних килограммов.

- Да, ребята, нам среди местных будет нелегко, - засмеялся  молодой и курчавый лейтенант Тихоокеанского флота.

   Вечером в компании морской гвардии продолжили постигать глубины провиденской истории и вкуса пива. Мои новые знакомые рассказывали также про свои корабли, походы по морям и океанам, напряженное противостояние с американским флотом.  Но долго эти люди в форменной красивой одежде, предмет зависти мальчишек и девушек,  серьезно говорить не хотели. Начали «травить» про забавные случаи, а у всякого моремана их имелось десятки. Как завороженный я слушал людей, которые как бы сошли с книг Виктора Конецкого   на северный берег и заговорили о «банках», «галсах», «авралах», «промерах»... Да, это было как бальзам на душу не состоявшегося капитана,  не потерявшего жгучий интерес к теме.  Через три дня камчатские контролеры, проверив боевое и техническое состояние своего дивизиона, отправились в  родные гавани, а ваш покорный слуга еще долго перебирал в памяти перипетии редкой встречи. Чтобы она состоялась в пору юности?
   В последующие годы на Севере в моей судьбе произошло много чего интересного, и оно непременно ассоциировалось с посейдоновской стихией. Были командировки на острова Врангеля, Ратманова и даже на остров американского  Крузенштерна.  Аляска поразила похожестью и резким отличием, русским староверским духом и неувядающим джеклондонским авантюризмом. Большие по времени арктические отпуска я проводил не в Сочи, а в соседней Камчатке, которую пересек с рюкзаком (вместе со всей семьей) с юга на север. Десятки раз выходил в открытое Восточно-Сибирское, Чукоткое, Берингово моря с  рыбаками, зверобоями, пограничниками, поэтому на себе ощутил разницу между Северным и Тихим океаном. Но судьбу, видимо,  не сконструируешь по личным лекалам. Моря с горизонта не исчезали, но «окунуться» в их стихию профессионально не хватило какой-то искры.  А когда в бухгалтерии  сообщили о достижении льготного 15-летнего стажа, опять двинул в сторону моря, но Балтийского. Правда на календарях уже значился новый век.

- Так ты на Камышовой обосновался, поздравляю! - раздался звонок в моей питерской квартире из Костромы.

  Старинный товарищ и коллега по перу Саша Шишов, с которым мы переписывались больше 30 лет, сообщил неожиданную новость: на той же улице Камышовой поселился его друг из нашего города детства, Слава Мартиросян.

- Тот самый, наверное, с которым познакомился в Провидения, - сразу осенило меня.

- Да кто ж, если не он, на Камчатке другого такого капитана в местной флотилии и нет, - подтвердил  Александр.

   Найти земляка, уже ставшего контр-адмиралом, труда не составляло. Его я обнаружил...на крейсере «Аврора», где он работал после отставки заместителем директора  корабля-музея. Обнялись, как старые знакомые, а когда я объяснил, что мы еще друзья Шишова, да оба из одного городка, то прямо просиял.
- Как же мы не пересеклись, ведь Ливны — не Питер, - спрашивал меня и себя этот веселый человек с огоньком в глазах.

   А потом хлопнул себя по лбу: «Разница в возрасте, вот причина!»
   Действительно, пока я ходил в школу и мечтал о море, Мартиросян уже учился в знаменитом Фрунзенском высшем военно-морском училище, учрежденным когда-то Петром. Он с детства стремился добиваться всего чего хотел. Любил музыку, окончил музыкальную школу, научился виртуозно играть на трубе, пробовал себя в вокально-инструментальных ансамблях. Неожиданно увлекся боксом, не раз становился чемпионом среди юношей. А однажды увидел знакомого парня в морской форме, приехавшего с Невского берега в отпуск, и сразу решил связать себя с военным флотом. Эта искра в юношеском возрасте оказалась  посильнее той, что тлела у меня после прочтения книги о географических открытиях.  В училище также все шло у земляка как по нотам: успешная учеба и практика на морях, чемпионство по боксу Санкт-Петербурга, прекрасное начало службы на острове Русском. Эту свою разносторонность, любовь в жизни, выверенный расчет Вячеслав Матвеевич не хоронил в нелегкие годы офицерского становления, многочисленного командования кораблями Тихоокеанского флота.  Их фото украшают его персональную каюту на «Авроре»:  «МТ-53», МТ «Якорь», СКР «Приморский комсомолец» и СКР «Резкий». Экипажи их, как я понял из личных фото, не только выполняли свою боевую задачу, но и создавали свои ВИА, занимались спортом, читали исторические книги по личному примеру капитана.

  - Здесь мы, в районе Камышовой, не одни с тобой ливенцы, рядом  обосновался  после службы Михаил Добродеев, капитан первого ранга в отставке, мы с ним, саксофонистом, играли в одном ансамбле, потом окончили с интервалом в год Фрунзенское училище, - продолжил тему землячества бывший морской волк. - Правда, Миша отбыл после его окончания в противоположном направлении, в Таллин, а теперь вот соседи в Питере.

   Вместе поудивлялись, как это природные «степняки», никогда не видавшие моря, вдруг становятся капитанами больших кораблей и просто прибрежными жителями. То есть, удивились сами себе. Но потом вспомнили, что сей феномен далеко не единственный в этом мире. Вятский писатель Александр Грин, практически созерцая стихию с берега, написал такие пронзительные романы как «Алые паруса» и «Бегущая по волнам». В знаменитом музее в чукотском поселке Уэлен мне довелось увидеть шхуну, вырезанную мастером Гемауге из кости моржа. Моряком он тоже никогда не был, а работа очень талантливая. Просто у каждого срабатывают какие-то пружины. В нашем случае, предки  Славы оказались из Крыма, точнее из Феодосии. А ведь это место всегда притягивало упомянутого А.Грина, К.Паустовского - «певцов моря». У Михаила дед еще в царские времена служил на флоте. Мой отец...

   Неожиданный поворот моряцкой теме и географическим открытиям дал при встрече на его знаменитой даче в Грузино другой талантливый певец, но Севера и чукотского народа,  Рытхэу, которого уже нет с нами.  Юрий Сергеевич, обладая энциклопедическими познаниями, иной раз ставил в тупик собеседников парадоксальными выводами. Узнав про  историю с книгой «Под небом всех широт», он спросил меня: «А ты не задумывался, Юра, что до всех этих великих экспедиций на берегу Берингова пролива жили и продолжают жить ныне северные люди. Европейцы открывали все в мире сами для себя. Я не умаляю важности и смелости русских капитанов в трудных экспедициях на восток. Но ведь местными жителями сам факт существования острова, земли, пролива, моря известен издревле. Зачем же их лишают приоритета в так называемом открытии?»

   Спорить желания не было. Все так: аборигены не статисты на своей земле, а хозяева и первооткрыватели. Честь и хвала им, что живут да еще радуются жизни в столь суровых условиях. Люди, писавшие книги об освоении новых территорий, такой нюанс просто упустили. Как и я, наверное. Думы о море, восхищение русскими экспедиционерами столь захватывали воображение, что важные детали попросту не воспринимались. Мне и сейчас этот настрой помогает не скучно жить, а в мечтах по-прежнему одно — совершить кругосветное путешествие на  паруснике «Крузенштерн» или «Мир», которые иногда заходят в Неву. «Блажен кто верует...»