Сталкеры сплошной зоны

              Конец Света – это последнее,
              что может сделать для нас Бог.

    «Посланец  дьявола»,  как обозвали небесное тело святые отцы, приготавливая прихожан к неизбежному  вознесению,   предварил свое появление множеством пугающих примет.   Расцветил небо  пляской ярких  гирлянд  и  переплетающихся  сгустков    всех радужных  цветов.  Налетал сшибающими    с ног  ветряными шквалами, то опаляюще  горячими,  то в миг замораживающими.  Непрерывно рокотал-перекатывал-взрывал  громом,    и,  вытряхивая  из тяжелых облаков,    разбрасывал над сушей  кривые огненные  стрелы молний.

    Умная, но меньшая часть человечества, скрылась в бункерах и захоронках. Остальные вышли встречать конец света лицом к лицу, "с открытым забралом" и жадным, жаждущим зрелищ взглядом.  Фаталисты наливались хотением ярких впечатлений, острых ощущений, развлечений на грани фола.

-- Да, разве таких идиотов уничтожит Апокалипсис?
-- Армагеддоны-апокалипсисы -- трагедия для умных и думающих, но их процентное содержание в общей массе так невелико, что просто не в силах спровоцировать Страшный суд...
-- ...и, тем не менее,  он... -- состоялся.

   Скорость  и масса астероида  оказались  не по зубам земному притяжению.    Космический камень  прошел по касательной.  Ярко горел,  наполняя  безлунную ночь   магниево-слепящим, но не освещающим  заревом.  Разрывал барабанные перепонки,  раздирал ушные раковины,  дербанил дрожащие в ужасе мозги непрекращающейся какофонией грохота, свиста,  скрежета. 

     Успевшие в ожидание конца налиться спиртным, просыпались, трезвели и умирали от вопиющей несовместимости происходящего с жизнью.   Катаклизм стал катализатором,   и сердца   «ширнувшихся»  нариков   «словили» двойной кайф и взорвались,  превратились в жалкие рваные тряпочки.  Фаталисты и дураки-трезвенники поначалу отрицательно крутили  носами и брезгливо"дистанцировались":

-- Пьющий человек, будь он хоть трижды духовно аристократичен, прежде всего теряет совесть.
-- Завтра совесть не будет нужна,... в ней не было необходимости и вчера,... -- атавизм. Глотнешь?
-- Не хочу умирать алкашом.
-- Природой заложена склонность к порокам, а курение и пьянство среди них не главные.

    Не пожелавшие затуманиться в виду наступающей катастрофы,   оказались в некотором преимуществе  –  смогли увидеть,  а некоторым  "повезло" снять на телефоны  и осознать собственную смерть.

-- Апокалипсис от Бога, а астероид назвали "Посланцем Дьявола"?
-- Не поминай всуе...
-- Не богохульствую, а прозреваю.
-- Мне показалось, -- материшься.

     Трясся в беспорядочном неритме воздух;   гудела Земля,  перетирая    друг о друга  внутри себя геологические пласты.    В   череде разрушений и обвалов   здания и башни складывались и осыпались естественным порядком, будто  слепленные из песка.     Грохот и свист  еще возросли  и разом опали,  когда  брызжущая огнем глыба прошла над планетой и, как нашкодивший мальчишка,  суетливо пробивалась через атмосферу к холодному мертвому вакууму космоса.

     Внезапная тишина и неподвижность длилась почти минуту.   Воздух раскалился.  Не знала преград  принесенная  из космоса радиация.  Успела вспыхнуть одежда, загорелись деревья, крыши домов,   шипели, разгораясь,   как  спичечные головки,     искореженные автомобили, а потом землю догнала отставшая от астероида звуковая волна.

     Звук апокалипсиса,  мчавшийся далеко позади астероида-убийцы, обрушился и накрыл землю  запредельно громким валом  всего  звучащего   спектра.  Неслышимые человеческим ухом  инфра- и ультра-волны  так же активно и целенаправленно убивали  и сжигали клетки мозга.  Уже ослепшие   --  оглохли,   и все оставшиеся -- сошли с ума.  Ударная волна из воды, ветра и песка дважды обошла Землю по кругу,   доразрушая случайно  устоявшее.
 
     Конец света на отдельно взятой планете состоялся,   убив    три четверти землян и разочаровав и обидев  уцелевших:
-- Почему не всех: взялся быть отцом, изволь поддерживать  справедливость; в противном случае, мне легче согласиться, что Бога нет.
-- И тебя нет, но Бог без претензий...

   Быстро и легко   умершие,  --   очевидно,  праведники  -- гнили в развалинах, наполняя воздух сладковатым смрадом тления.    Не получившим смертельной привилегии волей-неволей приходилось начинать новый виток земного бытия. Тысячелетиями наработанная генетическая память,  вздернутая экстремальной ситуацией, активно работала на выживание человечества.
 
     Раненые, контуженые жертвы глобальной катастрофы, не в силах осознать случившееся,  пытались на животном уровне поддержать свои изорванные тела.    Неразборчиво мычащие мужчины,   и  скулящие,  взлаивающие,   всхлипывающие женщины, отлежавшись,    выползали из  развалин и  находили друг друга,  чтобы отобрать еду, убить ближнего на мясо или спариться.  Утолив голод, поднимались на ноги, осматривались и, напрягая мыслью лбы,  пытались  членораздельно говорить, общаться,   встраивать себя  в окружающий хаос, в новое качество жизни, с новым Богом, или его сыном, или Духом Святым.

-- Слабые люди создавали локальные зоны невыживания...
-- ...астероид устроил сплошную...
-- ...и сделал нас ее сталкерами.
-- Первая шутка на пространстве постапокалипсиса.
-- Значит, есть шанс возродиться.

     Пролетевший астероид здорово разредил, но не унес   следом за собой земную атмосферу. Солнечные лучи легче добирались до поверхности планеты,  активно испаряли воду  из океанов.   Облака, быстро тяжелея, складывались в тучи и обрушивали  накопленное бремя воды на вдвое уменьшившиеся материки. Смерть от жажды выжившим не грозила.
 
    Движимые голодом  полуслепые, полуглухие  полулюди бродили и копались в обломках цивилизации.  «Сталкеры  сплошной  зоны»   пробовали найденное на зуб, нюхали, рассматривали на свет, пытались растянуть, расколоть, отбрасывали в сторону и тянулись к следующему предмету.  Поврежденное сознание, опираясь на артефакты мгновенно исчезнувшего быта, восстанавливалось быстрее. Ущербные все чаще отрывали взгляд  от насущного, подняв глаза к небу, пытались думать и складывать мысли в слова

-- Мы и есть хаос, из которого Богу еще только предстоит создать мир.
-- И мы не откажемся  помочь и расчистить площадку.
-- Новый мир должен создаваться из достойного материала.
-- Это не будет убийством, просто закончим работу отца.
-- Достойная задача для Стражей Апокалипсиса.
    Освещенный мягким матовым светом  встроенных в стены ламп  ресторанный зал показался бы обычным увеселительным заведением для сверх богатых  землян, если бы не располагался в ста метрах под поверхностью земли.

--  Господа, -- Главный Положительный Герой внимательно обвел взглядом аудиторию и торжественно провозгласил.  --  Близок момент избавления планеты Земля от черни.  Небольшое усилие и останется  только золотой миллион незаурядных умов,  искрометных талантов  и баснословных денежных состояний.

-- Обещали Золотой миллиард,  -- проблеял робкий, но Противный голос из-за дальнего столика.

-- Хотели, но астероид  сильно скорректировал планы, --  вальяжным баритоном пояснил  Просто Положительный Герой, -- зато на каждого уцелевшего теперь приходится больше жизненного пространства и пищи.

-- Бог помог,  пошел навстречу, -- попыхивая толстой сигарой,  поддержал Главный Спонсор Положительных Героев. --  Осталось  завершить начатую им работу: отстрелять уцелевших в катаклизме плебеев  и пресекать  их появление в дальнейшем.

-- Золотые слова, -- радостно подпел  Главный Положительный Герой, --  на Земле должны остаться только люди высшей касты.

-- А вы правильно расслышали его волю? --  не хотел униматься Противный голос...


Сталкеры сплошной зоны-2

               


               Она вошла и сказала "Здравствуйте",
               и все присутствующие сразу поняли,
               что именно этой женщины и ее радостной
               открытой улыбки не хватало в комнате.


     Никита Философ, Женек Кучерявый, Гришка  Косой, Толян Длинный и его пятнадцатилетняя сестра Светка Рыжая  отыскали  и разграбили подвал охотничьего магазина. Вооружились карабинами «Сайга» и помповыми ружьями.  Радуясь удаче,  расстреливали все, попадающее в поле зрения: камни, бутылки, собак, ворон.

     Немногочисленные группки  «сталкеров», рывшихся в камнях неподалеку, прятались за обломками, недовольно ворчали, кривили негодующе немытые лица,  но торопливо отступали с территории почувствовавших свою значимость и силу юнцов.

     Удача не ходит одна, и уже к вечеру Женек нашел и начал раскапывать серого перламутра железную дверь, ведущую в подвал.
-- Дверь -- вывеска, почти никогда не отражающая содержания, -- Никита энергично передернул помпу обреза, щелкнул предохранителем  и отложил оружие в сторону, -- но иногда дуракам кажется, что это не о нас.

     Попытки открыть и выломать успехом не увенчались, не помогла и стрельба в район замка. Решили взорвать, благо пороху, бездымного и дымного, в магазинчике оказалось не мало. Гришка Косой, большой любитель фейерверков, взялся устроить бомбу.  Наполнил порохом трехлитровую пластиковую канистру, привалил под дверью тяжелыми камнями, насыпал десятиметровую пороховую дорожку.
-- Ну, разбегайтесь, -- подождал, высматривая пути отступления, чиркнул зажигалкой и бросился прятаться за каменными глыбами.

    Взрыв занавесил развалины пылью, осыпал обломками камней,  оглушил и напугал всю округу. Собаки, истерично подвывая, стремительно разбегались. Дверь выломалась вместе с дверной коробкой и куском стены, рухнула плашмя поперек и открыла широкий проход между складскими стеллажами. Оказалось, подвал бывшего супермаркета, набитый продуктами, разнообразной выпивкой и множеством необходимых в быту мелочей.

-- Жизнь повернулась лицом, -- прокомментировал  Никита. – Объявляется режим процветания  банды.  Жрем и следим, чтоб чужие не совались.
-- И у двери ночью дежурить, -- незаметно оглядываясь, подсказал Женек, -- чтоб стражи спящих не порезали.
-- Сами друг друга режут, -- сплюнул Гришка, -- отмазу придумали.

    В разрушенном городе выживали только сумевшие и успевшие объединиться в стаю себе подобных. В поисках, еды, воды,  ночлега и развлечений бродили, регулярно задираясь на стыках интересов -- битвах за территорию, самок и жратву -- стайки людей, собак, крыс.  Бывшие домашние и уличные коты -- прирожденные единоличники -- превратились в добычу первыми; их уже доедали.
 
    Одиночка выжить не мог ни теоретически, ни практически, природа требовала свое: рано или поздно  засыпал даже самый сильный, ловкий и умный, и моментально становился обедом для ближайшей стаи.
 
    Собаки набрасывались и разрывали на части; крысы подкрадывались к спящим, облепляли серо-рыжим ковром  и зачастую обгладывали кости, когда жертва еще шевелилась.  Люди – насиловали, убивали, съедали; причем, первые два пункта иногда меняли последовательность. 

    Молодежь, вооружаясь в развалинах бывшей цивилизации,  старательно приканчивали друг друга в бесконечных спорах за еду, территорию и самок,  будто торопились довести до конца спектакль, мощно начатый Богом.

   Среди существования в режиме "каждый сам за себя" банды  все-таки контактировали и новостями делились. Самая неприятная, о "ночных ножах". Будто бы ночами неизвестные пробирались по городу и убивали спящих, просто убивали и бросали. Слова Стражи Апокалипсиса передавались от банды к банде и наполняли сердца выживших ужасом неотвратимости. 

     Город-миллионик, на берегу  великой реки, за пару часов обратился в протянувшуюся вдоль глубокого грязного русла  груду развалин.   Далеко от обломков набережной  на фарватере оставались озерца, и струился неширокий, не более трех метров мутный зеленоватый ручей.  Черной полосой пересекал пустое русло  трехкилометровый ряд бетонных опор, с чудом удержавшимся в центре длинным "пролетом".

    Томимые жаждой обитатели вязли в глубоком иле, вымазывались с ног до головы липкой грязью,  но упрямо пробирались, натаптывали все новые тропы к воде. Странным образом, водопой оказался самым безопасным местом, очевидно,  шли утолять жажду уже насытившиеся плотью ближнего.
 
     Лица  уцелевших в апокалипсисе вовсе не отмечались печатью унылости и безнадеги, скорее наоборот, читалась  в них туповатая напористость и энергия, стремление выжить любым путем.  Рвущиеся   к воде напоминали снующие по всему разрушенному городу стаи крыс: быстро взглядывающие, торопливо набрасывающиеся, безжалостно убивающие, жадно жующие.

     Астероид сработал избирательно, уничтожил возрастные группы. Всевышний просто  распределил и наказал за грехи в соответствии с возрастом и выбил из жизни все старшие поколения. В снующих по городу подростковых бандах-стаях полулюдей-полукрыс  редко встречались даже двадцатилетние.

    Странно смотрелся высокий широкоплечий старик.  Звери и люди не нападали на мужчину. Добыча не представлялась ни желанной, ни легкой. Уверенный, спокойный, насмешливый взгляд  излучал силу и  останавливал всякого на дальних подступах. Старик наполнил три пятилитровых пластиковых баллона; один, выбравшись на чистое,  истратил, чтобы отмыться от грязи. Неторопливо зашагал к центру бывшего города.
 
     Старик  долгими часами сидел на лестничной площадке третьего этажа разрушенного Крытого рынка. Чудом устоявший кусок стены, худо-бедно, защищал от ветра и ненадолго появляющегося среди дня жаркого солнца. С площадки просматривался почти весь город, но, главное, трупные запахи, неостановимо истекающие из развалин, подхватывались ветром и уносились, не достигая убежища. 

   Старик перебирал листы бумаги и, шевеля губами, перечитывал отпечатанный текст. Блаженная улыбка, растягивающая губы, делала старика похожим на сумасшедшего,  но суетящиеся внизу смотрели вверх как на неведомое божество, и сами  приостанавливали суматошный бег, а на лицах проявлялись следы мыслительного процесса.

   Небесный камень отбросил людей в пещерно-собирательный период развития, но разрушенное  сознание выживших уже  искало, пусть и независимо от носителей, пути к выходу из звероподобного состояния и диктовало индивидам установку, не трогать сутуловатую неподвижную фигуру,   заметную издалека на фоне серого неба.

    Сознание уцелевших искало «точку отсчета», начало пути к возрождению, и фигура старика на площадке лестничного пролета  в какой-то степени олицетворяла стабильность, постоянство и надежность.

     Два дня непрерывной «жрачки» утомили банду  и заставили скучать:
-- Пошли в гости к деду, -- скомандовал  Никита. --  Посмотрим, что он там читает. Длинный, дежуришь. Сначала стреляешь, потом спрашиваешь, зачем приходили.
-- Я и второй ствол возьму, -- разом нахмурился ответственный Толян, -- вдруг перезаряжать некогда будет.
-- Мы услышим, прибежим, -- обнадежил Женек
   
    Ближайшие банды-стаи частенько поднимались на площадку. Приносили кое-какую еду, иногда выпивку. Старик не гнал никого. Глядя в листочки, выговаривал ровным глубоким баритоном простые понятные слова, и  грязные чудища, изъясняющиеся только жестами, междометиями да мало отчетливыми матюгами заворожено слушали, впитывали человеческую речь:

-- Она вошла, приостановилась, оглядывая собрание; улыбнулась и сказала: «Здравствуйте»,  --  Старик  заблестевшими от слез глазами оглянулся на ребят, отмечая  мечтательные улыбки, оживившие давно не мытые  лица.  Старик перевел взгляд вверх и закончил фразу наизусть. – Все поняли, что этой женщины и ее радостной улыбки не хватало в комнате для полного, безудержного, срывающего плотины и крыши веселья.

-- Она внесла счастье? – переспросила Светка-рыжая,  и закраснела, застеснялась своего вопроса. Торопливо прикрыла грязной оранжевой майкой разорванную на бедре штанину истертых истрепанных джинсов. -- А вдруг встретитесь?

-- Нового не жду, пытаюсь быть счастливым в старом, --  серьезно и тихо ответил девочке Старик. --  Когда мир не устраивает, нужно создавать вокруг себя свой, просто, чтобы не сойти с ума.
-- Круто! – одобрил Никита и протянул Старику пластиковую бутыль–полторашку с пивом. – Такой вопрос: сколько было в комнате народу и кто конкретно почувствовал себя счастливым?

--  Многолюдно было, – Старик весело рассмеялся, и ребята засмеялись, легко и беспричинно, просто, от переполняющей радости. – В большой комнате почувствовал себя счастливым я.


Сталкеры сплошной зоны - 3


  "Добрый вечер, Варвара. Пришел почтальон(ка) и принесла книжку. Вскрыл, посмотрел, но пока не читал: бегаю по дому  и радостно волнуюсь. Вы говорите, почта плохо работает, -- замечательно работает. Вот закончу дела, сяду и начну читать.
 
   Краем глаза углядел про Муза.   Трезвым умом понимаю, что у Вас талантливой не один вдохновитель, и  образ собирательный, но греет душу мысль, что пара-тройка черточек собраны с меня, --  тщеславен оказывается. Выдаю неконтролируемый поток от нечаянной радости.

   Книга -- это Ваш безусловный актив и золотой фонд.  Сборник оцениваю как оптимальный --  разносторонний и в меру глубокий. Точно, не "первый блин", то есть,  не "ком", ну а шедеврами сборники и не бывают.

   Вы "поймали волну" так вперед, не останавливаясь и не оглядываясь. Счастлив быть Вашим Музом.  За меня не беспокойтесь: я не отстану и не потеряюсь, --  чуть подштопаю крылья.
      
   День прошел под знаком Вашей  посылки. Пусть такого знака и нет в гороскопе, но бетон для фундамента замешивался сам,  пока я бродил вокруг в мечтательной припляске. 

   Увы, здравомыслие, свойственное не только поэтам, а отчасти и прозаикам, подло опрокинуло на голову ведро холодной воды;  мокрыми руками вытряхнуло из пачки сигарету и прикурило с третьего раза - руки мокрые.

-- Послушай и подумай, - сказало оно. - Вы с Варварой друг для друга виртуальные персонажи, на большую половину дорисованные воображением,  и в жизни почти наверняка не встретитесь. Девушка влюбилась в твоих героев-красавцев, как-то упустив из виду, что ЛГ и автор далеко, а в твоем случае, очень далеко, не похожи…."

   Старик  погладил лист ладонью и бережно уложил в пластиковую папку. Поднял на ребят блестящие от слез глаза.

-- Моряки дальнего плавания,  тем более,   моряки парусных судов на берегу чувствуют себя крайне не уютно. Большая часть жизни проходит на открытой всем ветрам палубе,  до блеска промытой прокатывающимися от бака до юта штормовыми волнами.   Небо,  почти закрытое от глаз нагромождением до звона натянутых белоснежных парусов,  взглядывает на рулевого только во время поворота и крена и морщит в хитроватой улыбке серые кучевые облака.
   
    По мере рассказа  плечи старика расправились и спина выпрямилась, ровный голос завораживал.
-- Заливаешь ты,  дед, -- строптиво тряхнул грязно черными кудряшками Женька Кучерявый. -- Мой батя на атомной подлодке служит... служил. Парусов давно нет.
-- Все есть, -- ленивым развальцем растягивая слова возразил Гришка Косой. -- точнее, было до этого. "Крузенштерн" барк. Три мачты, прямые паруса... .

-- Откуда что берется, -- захохотал Никита.
-- Интересовался, -- небрежно пояснил Гришка.
-- Бригантина "Янтарь", -- ответил Старик.
-- Несёт прямые паруса на фок-мачте и косые на грот-мачте, --  обычно серые глаза Гришки заголубели, заискрились азартом. -- Команда вооружена пистолетами, ножами и абордажными саблями... . Добыча -- торговые  суда  и яхты богатых бездельников.

-- Не совсем так, -- улыбнулся в ответ старик. -- Мы сами возили туристов, любителей экзотики, романтики и красивых ландшафтов, -- за это и получали деньги, а богатые бездельники бродили по палубе и мешали работать.
-- Скукатища, -- насмешливо протянул Никита. -- Уж лучше дома, где все знакомо и привычно.
-- А мне очень интересно, -- подала голос до сих пор молчавшая Светка; потянула,   потеребила рукав  черной хлопчато-бумажной куртки Старика. -- Всегда разные люди и страны... .

-- и бесконечная водная гладь, и ежевечерне опускающееся в океан большое багровое солнце, -- в тон продолжил Старик. --  Моряки не лукавят, говоря о долгожданной встрече с землей и домом, но радость оказывается короткой.  Снова зовет дорога к морю, и предчувствие горячего соленого ветра южных морей сушит губы и распахивает в жадном вдохе ноздри, --   Старик с всхлипом вздохнул, огляделся поверх голов заворожено слушающих парней и продолжил. --  До конца отпуска оставалось две недели.  Я бродил по городу, не зная, чем себя занять.  Прокатился  на "американских горках",  посетил выставку картин местного художника и    забрел на  творческий вечер литераторов.

   Сразу не ушел. Заинтриговало, что может связывать разновозрастную и разношерстную публику. В комнате были и прыщавые юнцы, и девочки-школьницы-отличницы; и бабульки, с благородной сединой редких волос;  и дедки-старые пеньки, с  фанатичным блеском  в глазах и юношеским задором в движениях.
 
   На невысоком подиуме толпились полтора десятка  активных разнокалиберных спин, а лицом к ним придушенным голосом взлаивал, завывал растрепанный патлатый парняга.  Дергался, кривлялся, говорил в микрофон то сверху вниз, то снизу вверх, то порывался укусить или заглотать розовую резиновую грушу.

   Слушатели жадно смотрели, шевелили губами  и невольно подавались вперед, совершая руками хватающие и отбрасывающие движения. Чувствовалось неистовое желание каждого вцепиться в микрофон и, брызжа слюной, выплеснуть на головы собравшихся бережно выпестованный бессонными ночами рифмованный бред.

-- Поэты,  -- презрительно усмехнувшись,  развеял мое удивленное недоумение пожилой худоватый мужчинка, -- а у микрофона самый крутой и  всех премий лауреат. Посторонитесь.
 
    Напористо ерзая левым плечиком, дядечка ловко отодвинул меня от двухметрового плаката-афиши  с надписью золотистыми буквами «Народный писатель», задрал хрящеватый багровый нос-шнобель  и кивнул фотографу «Снимай».  Повернулся другим боком, вздернул правую руку и похожий на подошву  растоптанного сапога подбородок. Колоритный персонаж, как я потом узнал,  космический фантаст и приключенец.
 
    Правду сказать, мне моряку дальнего плавания,  несколько раз обогнувшему земной шар  на самых разных парусных кораблях, собрание казалось странным и непонятным, мало того, на языке навязчиво крутились слова «дурдом» и «уроды».  Море и ветер приучили делать выводы быстро, не углубляясь в тонкости;  говорить кратко и прямо.
 
    Я повернул к выходу,  и тут вошла она.  Легкое расклешенное платье  в голубеньких цветочках, на длинном ремешке через плечо  кожаная  мягкая сумка.  Остановилась,  осмотрелась,  улыбнулась.  С нежным румянцем  зеленоглазый  задорный «рыжик».   «Здравствуйте, -- сказала всем, подошла к фантасту и добавила, -- я  Варя».
   
    Желание уйти исчезло напрочь, к женщине тянуло,  будто магнитом.

--  Я Варя, -- повторила  и  посмотрела на мужчинку-приключенца,   как на волшебного принца из сказки; типа, соскочил с коня, отставил в сторону меч, сбросил железные перчатки и прямо сейчас прижмет к сверкающим латам.

-- Вижу, -- хладнокровно ответил фантаст.  Взял ее ладони узловатыми длинными пальцами, ловко  и неторопливо провел-погладил-поласкал  до плеч,  притянул и замерли оба,  впитывая и дыша друг другом. -- Схватил, прижимаю и не отпускаю нахальный. -- На выдохе как-то растерянно пошутил фантаст, оглянулся на меня и  прижал Рыжика к себе нежно и бережно.
-- Это я нахальная, -- прошелестела в ответ Рыжик, зарываясь лицом в лацканах темного пиджака приключенца. -- Я сама прижимаюсь, и даже не пытайся меня оттолкнуть.   

-- И вы не грохнули  писателишку на месте?  -- вскинулся Никита.

-- Нет,   – просто ответил Старик.  –  Эти люди были счастливы. Их счастье разливалось по комнате. Литераторы в комнате оборачивались и начинали мечтательно улыбаться.  У неистового поэта нарисовалась глупейшая от уха до уха улыбка; кривляка замер на полуслове, и, следуя за его блаженным взглядом обернулись и сменились подобревшими человеческими лицами устремленные спины поэтической тусовки.  Патлатый стихотворец   еще держался некоторое время, как ущербный, за розовый микрофон, но о стихах забыл начисто, а в глазах его появился лучик добродушного снисхождения.  Счастливые не могут сотворить зло,  только позавидовать  с теплой светлой грустью.   Красавица приехала к мужчинке за тысячу километров, и это было их первой встречей.

-- И сразу обниматься, -- ревниво надула губки Светка --  Между прочим, я тоже «рыжик».
-- Рыжик, Рыжик, конопатый, -- подразнил Никита, -- убил дедушку лопатой...


Сталкеры сплошной зоны - 4
Анатолий Шинкин-2
                -- Улыбнись
                -- Не умею совершать действий,
                не соответствующих внутреннему состоянию.
                -- Лицо как зеркало души -- вот засада!




     Старик оглянулся на развалины.   Жаркое солнце и влажный воздух   способствовали росту травы. Зеленый ковер сравнял, облагородил местность, но осложнил жизнь сталкеров, создав множество естественных засад и укрытий для желающих поохотиться на ближнего.

-- Скоро придется отдавать швартовы, -- раздумчиво сказал Старик. – Продовольствие почти выбрали, жить негде, зима не за горами, а еще ночные ножи.
-- Никто путем не знает,  -- презрительно «цвиркнул» слюной сквозь зубы Гришка Косой. --  Живых не оставляют, мясо не берут.

-- Слышал краем уха, ножи называют себя «Стражи Апокалипсиса»,  --  внимательно присматриваясь к развалинам, сказал Никита. --  Помогают Богу завершить начатое.
-- Добить уцелевших? -- спросил и торопливо прикрыл рот ладонью впечатлительный Женька Кучерявый.
Вставка/
- Велика вероятность выживания подводных атомоходов, находившихся на момент катаклизма в автономном плаванье на больших глубинах. Трехсот метровый слой воды – хорошая защита. Возможно, подлодки ощутили только легкое волнение в глубинах океана.
- Батя, как раз на полгода ушел в автономку без всплытия.  Дежурство близ материка вероятного противника.
- Какая-никакая надежда, --отозвался, - а вот у нас полная задница.
- Уходить надо. Здесь все едино прикончат. Либо голодные отморозки, либо «ножи».
- Нас не прикончат, благо,  патронов в достатке.
- Дело ваше, но уверен, голодные охотники не оставят в покое. Лучше раздать. Вроде гуманитарной помощи пострадавшим. Наверное, сами заметили, как восстанавливается жизнь. Народ  жилье приспосабливает, восстанавливает, некоторые уже огородики наладили. К людям сознание возвращается, начали вперед заглядывать. Планы надежды на дальнейшее выживание строить./

- Серьезное заявление, - старик задумался. - На наших кораблях прожигала жизнь и отрывалась в извращениях  не бедная публика. Разговоры  вокруг  избавлении Земли от тупых и нищих  велись постоянно: наворовавшие бабла стараются отстрелять свое прошлое. Скажем так, разговоры носили характер навязчивой идеи.

-- Идея фикс, -- поддержал Никита.
-- Она самая, а пару-тройку бывших пассажиров я встретил и на литературной вечеринке. Правда, -- это случилось в конце вечера после драки и знакомства с Варей.
-- Обожаю драки, -- привстал с места Женька Кучерявый. – не томи, Дед.

-- Они не были яркими: Фантаст-приключенец в не первой молодости костюме, Варя Рыжик -- в голубеньких цветочках, -- старик отхлебнул пива. – Стояли, трогали и притягивали руками; всматривались в глаза и непрерывно тихо говорили, улыбались, смеялись, будто купались друг в друге. Совершеннейшее единение в интимном пространстве. --   Старик заметил краснеющие от «стыдного» слова Светкины щеки и виновато поправился.  -- Будто стеной отгородились от посторонних.

-- Разве некрасивых любят, -- маскируя смущение, поторопилась спросить Светка, и Старик, благодарно  тронув девочку за руку, достал из стопки листок с печатным текстом.

-- Вот ее письмо.
«Встретимся или нет? Кто знает? Меня наша встреча не пугает, а скорее, волнует.  И еще. Вы меня слегка напрягли (прошу прощения за мой французский) своим представлением обо мне же. Андрей, я давно - не девушка, и даже не юная леди (Смеюсь).  И со всяческими иллюзиями распрощалась еще в юношескую пору. Ну откуда Вы знаете, как я выгляжу в действительности? Может, фото на моей страничке – фикция? Мало того, смею Вас уверить, что я совсем не подхожу под воспеваемый Вами женский образ с пышными формами. Увы.

Не пугайтесь! Я ничего не жду и не требую. Мне радостно думать о своем Музе и, знаете, как-то абсолютно не волнует, как он выглядит и на кого похож. Он такой, какой есть. Уверена, мне хватит чутья разглядеть моего его в любом обличьи. Неужели Вы не обратили внимания: даже своих героев и героинь описываю широкими мазками, ибо для меня это не так уж и важно. Почему бы Вам просто не порадоваться случившемуся? Представьте, что я - из другой Вселенной, и поверьте, с Вами моя жизнь не становится мрачнее. А вот без Вас… а Ваша жизнь становится?
Дабы Вам было легче нести этот «крест», обещаю, что претендовать на Вас буду только в качестве Муза… Чувствую, что наша переписка начинает Вас смущать. Если это так, то освобождаю Вас от сей напасти. Прощайте, мой славный пугливый Муз. Встретимся в других мирах…
Постскриптум: Вашим пылким поклонницам волосья выдирать не буду, помня о том, что Муз мне достался всеядный и с хорошим аппетитом, но пару хмурых взглядов в их сторону я уже подготовила, будьте уверены!
Постскриптум-2: Напишите мне что-нибудь в ответном письме такое, чтобы я в Ваше отсутствие могла читать и носить улыбку весь день».
 Некрасивых  любят,  хотя да, литераторы скептически посматривали на нос-шнобель Фантаста-Приключенца и, отворачиваясь, откровенно  насмешничали.  – закончил Старик.

-- И только просоленный океанскими ветрами  моряк не отвел прямого взгляда, --  хитро прищурился Никита. Мальчишки смущенно захихикали.
-- Точно, -- Старик добродушно усмехнулся, -- не вспомню и не скажу, какие мысли роились в голове. Восторженно пялился на чужое счастье, а рядом не отводил глаз  и беззвучно  шевелил в возвышенной прострации губами главный поэт.
-- Который у микрофона? – уточнил Никита.

-- Кривляка и ломака мужского пола. Бедолага даже не обратил внимания,  что поэтическая тусовка, теснясь и беснуясь вокруг подиума, приветствует другого кумира: голопупую девицу с пирсингом в носу и наколотым выше задницы орлом. Деваха визгливо рифмовала матерные фразы и пальцами в черном маникюре крепко обхватывала розовый микрофон. – Старик усмехнулся, глядя на обломок стены  перед собой. – Я  сопереживал и сочувствовал  влюбленным, их встрече и общению; а поэт нервно дергался, завистливо хмурился  и   раздражал меня.

-- А сколько лет им было? – неожиданно  спросила Светка  и вновь смутилась.
-- Около сорока, наверное,  -- старик переложил-перебрал несколько листочков. – Пока не все прочитал. Наверняка, там есть намеки на возраст…
-- Старперов, -- «прикололся»  Гришка Косой. – Сорок, столько не живут.  Пора на покой.

-- А мне,  по-твоему, сколько?  -- снисходительно покосился Старик.
-- Лет сорок пять, -- осторожно предположила Светка.
-- Тридцать девять, а в семнадцать мне этот возраст казался пенсионным.
-- А разве нет? – переспросил Никита.  Как прирожденный лидер он не уставал оглядываться и прислушиваться, замечая всякое движение в развалинах вокруг убежища старика. – В сорок уже ничего не нужно и не интересно. Если доживу до сорока, застрелюсь.

-- Я напомню, а то забудешь вдруг, --  отвечая легким смехом на улыбки мальчишек, ответил Старик и продолжил. – Поэт корчился, как нечистая сила,   в потоке исходящего от парочки тепла, уюта и счастья.
-- Надо было въехать  поэту по носу, -- поторопил рассказчика Женька.

-- Взял за плечо, развернул на сто восемьдесят градусов и посмотрел в его черные быстрые глазки взглядом просоленного морского волка. Взглядом, от которого до безумия смелые и до зубов вооруженные  Сомалийские пираты выпадали из бронированных каноэ и, торопливо взмахивая руками, пытались добраться до берега вплавь. --   Старик помолчал, припоминая   барахтающихся среди белых акул корыстолюбивых туземцев.  – Поэт оказался не робок и задирист. Целил правым прямым в челюсть, я нырнул, и кулак скользнул по лбу. Схватив за бока,  швырнул Поэта вперед. Поэт,  падая,раскинул руки и задел Варю Рыжика.

-- Нормально, --  оживился начинавший зевать Женька Кучерявый. – Рассказывай,  дед, не тормози.

-- Приключенец-Фантаст бросился спасать даму, Поэт бился, как герой, а я и не понял, зачем машу руками и ногами в бестолковой свалке. По сути, мы втроем спасали даму друг от друга. Досталось всем, потому что единственным внятным  бойцом оказалась Варя-Рыжик. Локтем зарядила в грудину Поэту, левым остреньким кулачком слегка поправила мой рашпиль, -- старик приподнял  нос, и мальчишки ясно увидели зигзаг от неправильно сросшегося перелома. --  А Фантаст-Приключенец получил ногой в висок и брыкнулся на спину, когда от мастерски закрученной девушкой «вертушки» нырком увернулся Поэт.

-- Класс! – потрясенно выговорил Женька, -- я бы Рыжика тоже полюбил.
-- И ходил каждый день битым, --  «подковырнул» Гришка Косой.
-- А я бы не злил, -- с необычной тихой лаской выговорил Женька, -- просто стоял бы рядом.

-- Так все и случилось, -- поддержал старик. – Рыжик хлопотала  и кудахтала вокруг Фантаста-Приключенца, а мы с Поэтом  толклись рядом.