Крутой штопор СМИ

Игорь и сам не мог понять, что с ним приключилось. Да, случалось раньше: критиковал всякое начальство, писал едкие статейки, ехидничал. А кто из журналистов этим не грешил? Тут же появилась одержимость негативом, страсть к расследованиям. Его разоблачительные статьи уже давно будоражили северный город. Сначала появилась «сказка» про остров Борнео с чудачествами местного правителя. В нем, конечно,  все узнали губернатора вверенной северной территории Виктора Хазарова, да и  челядь его  тоже. Смеялись.

   -Не потонем?- поинтересовался автор перед публикацией «сказки» у редактора Симакова.

   -Отобьемся, - оптимистично заверил тот. - Не впервой!
  Михаил Андреевич Симаков производил впечатление человека сильного, решительного, умеющего держать удар. Остальные качества Игоря Горского не интересовали, для уважения хватало и этих. Вот он и продолжал рыть дальше. Накопал компромат на «Северприроду». Это, оказывается, из этой организации финансировали гостей, приглашаемых руководством окружной администрации. А попросту слали премии чиновникам за несуществующие статьи на тему экологии. Приезжали министры, мэр столицы Стожков, большие генералы и деятели. Всех встречали, как родных, хлебом-солью, банкетами, банями и охотами. Отдохнувших и просветлевших москвичей провожали с помпой, одаривали икрой, рыбой, поделками из моржовой кости. В общем все, как на острове Борнео в стародавние времена. И это стерпел Хазаров, только при встрече пристальнее стал смотреть на Горского. А однажды удивил так удивил: предложил журналисту пойти к нему на работу в администрацию пресс-секретарем. Игорь знал, что дело это прибыльное, дадут квартиру на «материке», да и заплату у чиновников не сравнить со спецкоровской. Думал недолго — отказался: деньщиковских замашек он за собой не замечал. И зачем душу рвать несвойственным делом? Жена , молодец, даже ухом не повела при таком решении, а ведь как хотела иметь жилье в городе с комфортным климатом!

   Почти все коллеги по окружной газете не разделяли его заряженности на негатив. Корреспондентка Эдита  тонко славила добродетели главного начальника округа, Владимир Багров  и вовсе показывал высший класс принародного холуйства. Этим двоим что-то нужно было от властей несмотря на принципы журнализма. Другие писали индифферентные вещи, ни туда, ни сюда. В окружном центре многие считали, что за спиной правдоруба таится большая сила, мол, без поддержки сие невозможно. Игорь поначалу пытался разубедить земляков, но замечая их неверие, оставил пустую затею. Ну не верят, их дело. Фокус заключался в другом: сколько же лет можно замалчивать растущие горы проблем?!С редактором было проще, он считал, что острота газеты  - вещь полезная: растет авторитет издания, его статус. Среди сторожил смелых парней не находилось, и вот два года назад появился Горский, а вместе с ним смелая критика. 
   Ситуация в отдаленном субъекте федерации была не хуже чем у других. Обычное дело, народ жил сам по себе, власть сама по себе, между ними иногда возникал здравый смысл, обусловленный особенным климатом. А так — как везде: казенное отношение к человеку, казнокрадство, блат. Все это было и раньше, но сосуд терпения уже наполнился до краев. Во всяком случае у Игоря. Чередой пошли разоблачения не целевого использования денег в коммунальной сфере и в «Севернефтепродукте»,   вольного расходовании  государственных средств высокопоставленными чиновниками. Обстановка в столице округа наэлектризовалась, а искры долетели и до редакции. Правда, Симаков эти флюиды почувствовал не сразу, выглядел именинником: в кои века газета «Северное сияние» подписывалась, читалась, обсуждалась так рьяно. Потом постепенно затих в тишине своего кабинета. Сам автор скандальных статей героем себя не ощущал и видел - народ от него шарахается как от чумного.
 
  -Вот и старайся ради людей, бросайся на амбразуры, а они тебе в ответ презрение,-  недоумевал журналист.

   Потом понял, что для большинства окружающих поиск несовершенств начальства это добровольный поиск своей погибели. А аргументы типа «свободная пресса» во все времена вызывали  кривую улыбку на просторах страны. Но страха он не испытывал. Как и желания «лечь на дно». Однако угрозы сыпались со всех сторон. Особенно не понравилась последняя. Заместитель Хазарова по рыболовству, вальяжный Коршунов, отстраненный губернатором после разоблачительного фельетона Горского, позвонил сразу же после выхода газеты в свет.

- Ты что думаешь, мы тебя не достанем? - прямо заявил Коршунов.- Заблуждаешься, ведь у нас в белокаменной сплошь друзья. Подумай о семье, парень.

  Лишили его должности  чтобы потрафить общественному мнению, дали другую, не хуже прежней. Обычный принцип круговой поруки. В высоких сферах, журналист знал, отношения устанавливались прочные. Туда шли дары северного края, оттуда — лояльность и поддержка. Один, два или три провинциальных писаки для столицы — это просто высокоширотные комарики. Прихлопнул, и дело с концом! Поэтому Горский активно сотрудничал с высокотиражными газетами Москвы и даже имел удостоверение  очень авторитетного издания. Тут уже хлопком не обойдешься. Он видел, как менялись лица партийных функционеров когда они рассматривали небольшой кусочек картона, на котором красовались магические для них слова - «орган ЦК КПСС». Одним словом, прав Владимир Высоцкий о главенстве в российской жизни ксивы. И для северного писаки она являлась подобием бронежилета.

   Жизнь на краю земли нравилась многим людям, попавшим сюда по воле судьбы. И дело было не только в редких красотах, хороших зарплатах, «мягком» отношением к человеку. Именно здесь, почти на «макушке» земли, каждый невольно ощущал себя крохотной, но необходимой, частицей общепланетарной системы.  Лунный ландшафт, вселенская тишина как бы объясняли разницу световых и обычных лет, сам собой исчезал страх смерти, а также суета, свойственная «материку». Сближала людей и суровость климата. «Космический» характер бытия делал многих, топтавших вечную мерзлоту, немного философами. Это новоприобретенное качество сразу же обнаруживалось в отпусках и при переезде в регионы с комфортным климатом.  В силу перечисленных причин многие события в лихие 90-е годы в высоких широтах проходили по-другому. Подобная история с «зарвавшимся» журналистом и местными авторитетами заканчивалась обычно печально-банально для первого, что и подтверждал журнал «Журналист», ежемесячно печатавший фамилии убитых, покалеченных, притесняемых работников СМИ. В одном только Тольятти в городской газете лишили жизни трех редакторов за короткий отрезок времени. Подобные факты на Севере почти не встречались. Вот и в нашей истории все закончилось лишь увольнением. Многое простил выскочке Хазаров, но небольшая заметка «Благие намерения — и дорога в арктический рай», приуроченная к собранию местной ассоциации коренных народов Севера, переполнила его терпение. И как не старался редактор все спустить на тормозах, губернатор был неумолим.

- Плоховатые наши дела, думал что он после приятных московских встреч не вспомнит про твою критику, но увы, грозит убрать и меня, если не послушаюсь, - в несвойственной извинительной манере сказал после летучки Симаков. - Что же нам делать?

  Странное дело, но Горский знал, что когда-нибудь с ним нечто подобное произойдет. Покопавшись в себе, не обнаружил ни отчаяния, ни сожаления. Попадал в передряги и покруче.  Случалось, в Благовещенске представители наркомафии звонили домой ежедневно и предлагала сделать репортаж с погоста. Ничего, выстоял. Посему ответ дал сразу: «Не переживай, Андреич, уволь по сокращению штатов, как никак, компенсацию получу и три месяца на раздумья.» Так, в разгар зимы, получив расчет, Игорь стал свободен как чукотский ветер, наметавшие в тундре белые барханы.  А всего-то написал в заметке, что коренным жителям все это добываемое золото по барабану, их волнует экология, а также развитие оленеводства и морского промысла. Задело!

   Чтобы как-то пережить стресс, новоявленный безработный расчехлил лыжи и приступил к освоению окружающих сопок. Руки, десятки лет писавшие и стучавшие по клавишам машинки, взялись за лыжные палки, а кой-кто надеялся, что они потянутся к стакану. «Не дождутся!» Потекли дни «пережевывания» случившегося и «зализывания» ран. Редакционные мало интересовались судьбой бывшего коллеги, их отчасти раздражала популярность его. Зато друзья из МЧС, правоохранительных органов предлагали всякие должности, чтобы не остаться без средств. Но очень приличная компенсация позволяла прожить безбедно до весны. Неравнодушие проявили к опальному журналисту активисты окружной ассоциации коренных народов Севера, даже звонил из Москвы председатель фонда гласности Симонов. От помощи Горский упорно отказывался, так как знал, что никто и ничто не защитит репортера, если он окажется в прицеле интересов сильных мира сего. Он просто отошел от дел.
 
   Однажды к нему нагрянула группа столичных журналистов из «Известий», их привел хороший товарищ ученый-биолог Николай Железнов. Коллеги предложили помощь в устройстве в центральной газете «Версты» собкором.  Однако успешного дебюта не получилось. Работники государственных и других учреждений, по устному приказу губернатора, держали при встречах с журналистом рты на замке и отказывались давать всякую информацию. Так сказать, блокада. Помыкался изгой, помыкался без серьезных статей и оставил это бесперспективное дело.
 
- Нету мне здесь жизни, жена, надо двигать в Европу, - как-то в сердцах заметил он.

- Да ничего, Игорек, продержимся до лета, хватит моей зарплаты, много ли нам надо, - успокаивала супруга.

  Как говорится и поется, женщина всегда права. Отбушевали метелями февраль и март, пронзительно засветилось голубое арктическое небо в апреле, насупился рыхлым снегом май. В июне, во время вскрытия льда на лимане, в их дом пришла хорошая весть. Хазаров оказался мужиком отходчивым: позвонил редактору и предложил вернуть опального сотрудника в лоно окружной газеты и возобновить «писать летопись округа». Ощущавший свою вину за увольнение  Симаков известил об этом радостным звонком по телефону. Но всем сторонам стало понятно, условия труда журналиста изменились, как, впрочем и по всей стране. Власть решила: «Погарцевали в 90-е, хватит, пора в стойло, ребята.»

   Присмиревший Горский ( в глубине души осознавший, что хорошо отделался) фактом согласия на работу признал новую расстановку сил. Сладенькие статейки он писать не мог по определению и сосредоточился на оформлении издания, то бишь секретарской работе. Однако жизнь российская продолжала меняться и дальше. На выборах губернатора победил невесть откуда взявшийся олигарх Шестакович. Хазаров пытался соревноваться с выдвиженцем Кремля, но вовремя понял, с кем имеет дело. Сдавшись, отбыл в Москву на должность аудитора Счетной палаты РФ.  Новый лидер стремительно улучшил материальную сторону северного бытия, на месте старых развалюх построил новые поселки, благоустроил города. Но с независимой жизнью и свободой творчества было покончено. При встрече с журналистами «Северного сияния» молодой человек в джинсах и свитерке (форму одежды чиновников олигарх не признавал) намекнул: «Где большие деньги, там должно быть тихо». А если конкретно, то писать о нем не надо ни хорошего, ни плохого. В жизни он как бы есть, а в прессе как бы нет. Эти заветы стали претворять в действительность новые люди, преданные ему лично.  Симакова быстренько «ушли» и отправили пенсионерить на любимый Дальний Восток. Многие «акулы пера» оказались не у дел, собрали чемоданы и двинули на «материк», где быстро и умерли: старые организмы уже не могли адаптироваться в другом климате. Горского оставили, чуя в нем  творческий потенциал. Но перспективы его  были туманны. На дворе занималась эра не журналистики, а чего-то другого. Чего же? Наверное, преклонения перед благодетелями, деньгами. Свобода, как таковая, простому народу не требовалась.

   Чтобы глубже осознать сию метаморфозу, наш герой периодически доставал толстую папку с газетными вырезками разных времен и вспоминал редакции, в которых приходилось работать. За советский период ему стало стыдновато: кондовые партийные агитки, пространные репортажи с юбилеев и торжеств, слащавые зарисовки о людях. Хватало и критики, чаще одобренной райкомом. Тогда «просветы» можно было найти лишь в центральных газетах. В провинциальных, за редким исключением, царила серость. Гром грянул в горбачевскую перестройку. Ее он встретил в газете «Заря коммунизма» на Чукотке. Пресс цензуры вдруг ослаб, и на страницы многих изданий хлынула волна разнообразной критики. Тогда многие писаки впервые ощутили себя на коне: сами определяли темы, подачи, адреса. Резко повысилась и цена напечатанного слова, кто это не понял, пошел в суд. Люди, заглядывавшие в редакцию, часто повторяли, что пишущая братия идет в лидерах перемен. Да, такое время забыть трудно. Общество бурлило как молодое вино, многие верили в «свет в конце туннеля» и что в жизни появится гармония. Игоря, «разбудившего» северян своими статьями и радиопередачами, приглашали в трудовые коллективы, предлагали  избрать в новый районный совет. Особенно народу понравилась его смелая позиция в дни ГКЧП, когда журналист с другом Борисом совершили пиратский выход в  телеэфир. Местный кегэбэшник пообещал смелым парням серьезное наказание, но сам, по чьему-то письму в столицу, быстро исчез из района. Вскоре и сам наш герой отбыл в Магадан, где создавалась смелая, ироничная, содержательная газета «Восток России». На пике профессионального подъема и возрождения четвертой власти в стране жизнь пошла как во сне: отсутствие цензуры, пикировки с властями, прежде запрещенные темы, дальние командировки, бурный всплеск предпринимательства, упоенность демократическими преобразованиями. И следом — разгул преступности, хаос экономической жизни, горькое разочарование в лидерах. Пресса, как спортивный самолет, совершила много сложных фигур пилотажа, вошла в штопор, из которого не может выйти и по сей день.

   Когда косяком пошли заказные статьи, когда на негласном кодексе пишущей братии появилась новая запись «чего изволите», Игорь решил поступить как в песне: «Бери шинель, пошли домой». Дважды уезжал на материк, где ситуация была «вообще», возвращался. Что на востоке, что на западе четвертая власть потеряла всякую власть.  Одним словом, бобик сдох. Почти исчезли из газет как таковая публицистика, жанр фельетона, сдали в утиль сарказм и иронию.  В ходу остались панегирики и оды. Зато в интернете чернухи и желтухи хоть отбавляй, как и дешевой сенсационности. Но это уже другая история.