01 - Байрон

(Постапокалиптическая фантазия)


Часть первая


   1

   Уже совсем рассвело, когда Байрону стало окончательно ясно - он давно миновал тропинку, ведущую к Ущелью, что было и не удивительно: в темноте, да при таком-то тумане. Туман, на границе с Гнилыми Топями, по ночам всегда бывал вязким и серым, будто кисель из гнилой брюквы: в пяти шагах от себя, не то что тропинку - Дорогу Предков, и ту не разглядишь. Фонарь погас почти сразу же, как на болото вышел: села батарея. Так что, теперь, надо было возвращаться и терять ещё полдня, или идти через Перевал и надеяться на лучшее.

   А вот вышел бы он на заре – и туман бы уже поредел, и фонарь бы до конца зарядился, и Горгона, глядишь, с охоты бы уже вернулась. И ведь, главное, ежели бы он в первый раз тут топал или даже, скажем, в четвёртый – так ведь нет, не одну пару болотных сапог в этой трясине оставил, да о коряги поизодрал. Сам же других учил: до зари на болота не суйся, дураками тех звал, кто в предгорья пёрся утра не дождавшись. Да, видно, и на старуху проруха бывает. Едва этот голубь весточку от Пижмы принёс – тут же мешок заплечный собрал, дальнобой за спину закинул, дверью - хлоп, и вперёд под ясные звёздочки.

   Утра дожидаться? Какое там! К утру чаял уже в Ущелье войти, а к завтрашнему вечеру - на Хуторе с медведем Пижмой обниматься, бимбер* хлестать, да картой Великих Развалин шелестеть. Молодец всё-таки Пижма: сдержал слово. Пижма – это вам не Митрош Картавый и не Давишка Изгиб. Пижма – это, братцы, человек! Человечище! Пижма, если сказал: будет тебе карта Великих Развалин – непременно сыщет. Пижма бы ночью на болото ни за что не пошёл, фонарь как следует не зарядив, да Горгоны с охоты не дождавшись.

   А ведь Горгона тропинку бы мигом нашла, с Горгоной на болотах и ночью можно - не заплутаешь. С ней ни шипуны не страшны, ни брюхорезы, ни брат-копун, который и не брат тебе вовсе, если пустым с Развалин возвращается, и даже не товарищ, а самый настоящий волк, готовый, за мешок пустяшного хабара, утопить тебя в первой же бочажине с тухлой болотной водой. А Горгона – она, между прочим, тебя и из трясины, в случае чего, выволочить сможет; хотя случаи эти лучше всего свести к минимуму. Да оно-то, впрочем, и не трудно: нужно только вешек держаться, которые с фонарём - и в тумане завсегда различить можно. Ну это, конечно, ежели фонарь заранее «динамой» зарядить.

   Так что это повезло ещё, что к Перевалу вынесло. Могло ведь, и к Рудникам, и к Железному Камню, и к Красному Утёсу, и даже (не приведи Юпитер) к Серной Расщелине.

   Дорогу через Перевал Байрон знал почти так же хорошо, как и через Ущелье, но в это время года только самоубийца рискнул бы форсировать там Коровье Седло – угрюмую бурую каменюгу с раздвоенной вершиной – сердце Поющих Гор. Апрельское солнце подтопило ледники и снежные шапки, селевые потоки сходили чуть ли не ежечасно, редкий день не грохотали обвалы.

   «Тут вроде бы и решать-то нечего, - думал Байрон. – Надо поворачивать оглобли да дуть обратно. Переночую в Ущелье (есть там одна пещерка – как раз к ночи доберусь) и послезавтра, ещё до полудня, буду на Хуторе. Пижма, всё равно, раньше чем через неделю не отвалит».

   Но уж больно хотелось поскорее взглянуть на карту Великих Развалин, оценить, так сказать, масштаб величия Предков. А если он сейчас через Перевал рванёт, то уже завтра увидит её, родимую, собственными гляделками, ещё и солнышко сесть не успеет.

   «Да что я, никогда весной через Перевал не хаживал? – спрашивал он себя. - Чай, не молокосос какой, чтобы сгинуть на хоженой дорожке. А ущельем пусть дураки идут: там сейчас сыро и воды, наверное, по самые яйца».

   Байрон достал из кармана плоскую склянь с рябиновой настойкой, в которой плавала сморщенная оранжевая ягодка, приложился, мотнул головой и, жуя на ходу длинную молодую травинку, двинулся в сторону обветренной двугорбой вершины, одиноко торчащей на фоне чистого апрельского неба.


   *Бимбер (польск., зап. укр.) - крепкий спиртной напиток, изготавливаемый в домашних условиях путём перегонки, самогон.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/25/1034