Полигон Капустин Яр

    Поездка на полигон осуществляется железнодорожным эшелоном. Ведь вместе с перевозкой порядка сотни человек перевозится масса вещей и техники, в том числе продукты, вода, палатки, постели, легковые и грузовые машины и пр., обеспечивающие проживание этих ста человек в течение месяца в полевых условиях.

    Нам были выделены один плацкартный вагон для офицерского состава, несколько теплушек для личного состава, приготовления пищи, складирования вещей, и платформы для перевозки техники.

    Погрузка осуществлялась в Лиде. Закончив погрузку, в ожидании отправления эшелона, мы собрались в привокзальном ресторане. В те времена цены в ресторанах были демократичными. В них можно было отмечать не только свадьбы и другие торжества, а просто пообедать, при желании выпить. Это мы и делали, предвкушая нашу ответственную поездку, осознавая тот огромный объём работ, который нам предстоит выполнить.

    От Лиды до Капустина Яра при движении по оптимальному пути около 2000 км. Если двигаться с минимальной скоростью 40-50 км/час, то время в пути будет не более двух суток. Реально же эшелон преодолевает это расстояние в течение не менее 7-10 суток. Во-первых, он идёт не по оптимальному пути, а таким образом, чтобы осуществить оптимальную перевозку грузов по пути следования. Во-вторых, как правило, на узловых станциях он останавливается, где производится переформирование эшелона. Некоторые вагоны отцепляются, а некоторые подцепляются. Необязательно, что это будут концевые вагоны. В целом же, формирование железнодорожного состава – сложная наука и осуществляется в соответствии с действующими требованиями, с соблюдением заданных ограничений и норм по массе и длине состава и пр.

    Просидев в ресторане до ночи, мы отправились в свой вагон, который на неделю или более стал нашим домом. Выехали мы ночью. Первая наша остановка была рано утром в Молодечно, где должно было осуществиться первое переформирования нашего эшелона. С Женей Сосновским, у которого жена жила тоже в Минске, мы узнали, что наш эшелон в Молодечно задержится и что из Минска он отправиться только ночью. Мы решили обогнать наш эшелон, чтобы несколько часов побыть в семье, в Минске.

    Заметив под парами товарный эшелон, отправляющийся в направлении Минска, мы нелегально устроились на площадке одного из вагонов, и отправились в путь.

    Ехать в декабре на открытой всем ветрам площадке прохладно и не очень комфортно, но ожидание скорой, тёплой встречи с жёнами согревало нас. В час ночи жёны провожали нас до эшелона, который мы довольно быстро нашли на товарной станции Минска.

     Наше питание в эшелоне было централизованное, солдатское. Какая-нибудь каша с тушёнкой или рыбными консервами, какое-нибудь первое, естественно, чай. Единственное было плохо, что поставлялась нам еда не по времени, а только на достаточно длительных остановках. Кроме общего котлового довольствия, мы имели личный запас продуктов, в том числе горячительные напитки. Последние, для того, чтобы не было скучно в дороге. Расчёт был простой, 3 бутылки на купе (4 человека), соответственно на завтрак, обед и ужин. Но почему-то, всё получалось не так. После распития во время завтрака первой бутылки, возникало желание открыть вторую и даже третью бутылку. Слава Богу, это не повлияло на наше движение вперёд к Капустину Яру.

    Помню, что ехали через Гомель, долго стояли в Саратове, где я вышел и побродил по привокзальным улицам города. Поразил меня он своей патриархальностью, какими-то купеческими деревянными домами с высокими глухими заборами между ними. Это не удивительно, немец сюда не дошёл, ничего не было сожжено и разрушено. А у государства, выполняющего грандиозные послевоенные задачи, не было сил и средств на новое градостроительство. Запомнился длительный проезд по саратовскому мосту через Волгу, который по сведениям Интернета собираются реконструировать.

    В части партийно-политической работы, воплощая в жизнь лозунг «В бой иду коммунистом!», Володя Русаков, наш партийный секретарь, решил накануне выполнения ответственной боевой задачи принять в партию лучших комсомольцев. Выбор пал на меня и Женю Курочкина. Агитировать долго не пришлось. В партию нужно было вступать, так как без партбилета трудно было продвигаться по службе, получить высшее образование. Прямо в эшелоне нас приняли кандидатами в члены КПСС. Рекомендации нам дали Володя Русаков и начальник штаба, фронтовик майор Сергачёв.

     Наконец, спустя неделю или более мы прибыли на полигон Капустин Яр. Это был декабрь 1962 года.

    (Капустин Яр (часто сокращённо Кап. Яр) — ракетный военный полигон в северо-западной части Астраханской области. Официальное название: 4-й Государственный центральный межвидовой полигон Российской Федерации (4 ГЦМП).

    Полигон был создан 13 мая 1946 года для испытаний первых советских баллистических ракет. Площадь полигона около 650 км; (занимал площадь до 4000 км;), расположен большей частью в России, но занимает также земли в пределах Атырауской и Западно-Казахстанской областей Казахстана.

    Административно-жилой центр полигона — город Знаменск с численностью населения 32,1 тыс. чел. (2005). Именуется полигон по названию расположенного рядом старинного села Капустин Яр, примыкающего с юго-востока к городу Знаменск. Вблизи города Знаменск имеется военный аэродром Капустин Яр.

    В последующие годы на полигоне испытывалось и испытывается большое количество разнообразных ракет малой и средней дальности, крылатых ракет, комплексов и ракет ПВО).

    Кроме того, полигон Капустин Яр был стыковочным. На него, в частности, прибывала техника зенитно-ракетных комплексов С-75: кабина «П», кабина «А», кабина «У», дизель-электростанции, пусковые установки, транспортно-заряжающие машины (ТЗМ) и пр. с различных заводов Советского Союза. Мы, войска, получаем её от промышленности в комплекте по актам, стыкуем, т.е. соединяем кабины кабелями, подключаем к электросети и под наблюдением офицеров-инструкторов полигона проводим на технике положенные регламентные работы.

     Если что-то не в порядке, не удаётся установить какой-либо параметр, то вмешиваются представители промышленности. Одновременно инструктора от полигона оценивают наши знания по технике, по умению грамотно её настраивать и проводить регламентные работы. После настройки отдельных систем проводится контроль функционирования всего ЗРК, по которому делается вывод о его готовности к боевой работе.

    Полная готовность техники, слаженность боевого расчёта зрдн проверяется облётом реальными самолётами (целями). При этом осуществляется обнаружение целей, их сопровождение в различных режимах, условный обстрел целей электронными ракетами. Заключительным аккордом проверки техники и слаженности боевого расчёта является боевая стрельба ракетами.

    С целью экономии мишеней стрельба реальными ракетами осуществляется по электронному «кресту». То есть, на комплексе на определённых дальности, высоте и азимуту выставляются электронные метки, имитируемой цели. Как будто бы в этой точке находится неподвижная цель. В эту точку наводится ракета. По разности координат ракеты и «цели» в точке встречи определяется промах. Если он находится в заданных пределах, то всё нормально. Подписываются соответствующие документы о сдаче-приёме техники. 

    Далее техника расстыковывается и переводится в походное положение. При выполнении этой операции, мне не позавидуешь. С моей кабины «П» нужно снять пять антенн, две из них весом около тонны, расстыковать около 30 волноводов, имеющих самую замысловатую форму и длины до метра. Антенны укладываются в специальные три прицепа. Волноводы тоже самым замысловатым образом крепятся в специальные ящики, расположенные в тех же прицепах. Все эти операции осуществлялись на морозе, на ветру.

    Вся техника выстраивается в походную колонну и транспортируется к железной дороге, на станцию, имеющую рампу для погрузки и выгрузки техники. Здесь нас ожидает заранее заказанный железнодорожный состав. Мне нужно погрузить на платформы и закрепить кабину «П» и три прицепа с антеннами. В ходе движения эшелона, на остановках, следует бегать на свои платформы и проверять, не ослабло ли крепление техники.

    Климат в Кап. Яре суровый. По приезду было всё нормально, затем к вечеру пошёл дождь. Утром ударил мороз. Жили же мы в санитарной палатке на двадцать человек. Запомнилась первая ночь. Уставшие, под дождём, в спешке, на ночь глядя, мы установили свою санитарную палатку на 20 человек и в два яруса кровати в ней. Успели установить и печь. При этом, по незнанию, установили не обычную буржуйку, а огромную печь для 80-местных палаток.

    Вечером её слегка протопили и легли спать. Вдруг я проснулся от разговоров. Оказывается, все проснулись от холода. Всё стойко мёрзли, никто не хотел вставать, чтобы заново растопить печь. Правда, сделать это было не просто. На довольствие мы ещё не встали, поэтому не было у нас запасов дров и угля. Я с Женей Курочкиным, вновь испечённые коммунисты, не выдержали и пошли искать топливо. Где-то мы раздобыли немного дров и ведро угля. Печь мы разожгли и загрузили в неё весь уголь. Стало сразу тепло и уютно. Все уснули. Вдруг ночью я снова проснулся и увидел, что наш командир не спит, а сидит на кровати. Я дотронулся до своей кровати и чуть не обжег руки. Наша печь раскалилась докрасна. Командир сказал, что боится, как бы нам не сгореть. Слава Богу, всё обошлось. В дальнейшем мы установили нужную буржуйку, получили топливо, назначили круглосуточного истопника, жили и ночевали в приемлемых условиях.

    Самым неприятным было ходить по нужде. Сидел ты на помосте, прикрытый тремя камышинками, и тебя яростно обжигал морозный ветер. По молодости, все наши трудности казались романтикой.

    Принимал я свою кабину долго и тщательно, в соответствии с представленными описями, формулярами и собственным занудством. Сдавали нам её представители промышленности. О тщательности приёмки предупредил меня непосредственный начальник, Александр Павлович Воробьёв, имеющий большой опыт в этом. Дело дошло до подписания актов, а мне промышленники всё ещё не поставили недостачу, в том числе несколько гаечных ключей. Акты я отказался подписывать. Через время мне принесли и в сердцах отдали ключи со словами: «Зачем тебе ключи, всё равно все гайки будешь плоскогубцами отвинчивать». Нет, так я не делал.

    На полигон везли пять новеньких авиационных меховых костюмов: брюки и куртка на змейке, сверху плащевая ткань, а внутри натуральная овчина. Для нашего времени это был шик. Костюмы были положены командиру дивизиона, командиру стартовой батареи и трём взводным командирам стартовой батареи, так как они работают на улице, на морозе и ветру.

    Но у нас было только два взводных командира. Я тоже много работал на улице, обслуживая антенны, поэтому командир пожалел меня и выделил мне оставшийся костюм. Я, единственный в радиотехнической батарее, завладел таким богатством. Ложась спать, я клал меховые брюки рядом с собою, под одеяло. Если в палатке становилось прохладно, я залезал в них. Друзья мои, если им нужно было выйти из палатки на улицу, брали куртку на прокат. А Володя Русаков, поехавший самостоятельно через родную Москву, попросил её у меня, чтобы покрасоваться в столице.

    На полигоне было масса выпускников моего Даугавпилского училища. От них узнал, что здесь служат мои одноклассники Юра Королёв, Володя Коротков и Эдуард Гулько. Я разыскал их и переночевал с ними в их гостинице в Знаменске. Естественно, выпили за встречу. Много позже, в 1984 году, с полковником Эдуардом Гулько, по-прежнему служившим на Кап. Яре, я встретился на балхашском полигоне на учении «Горизонт-84».