Трудные пути российского патриотизма. Ч. 1

Трудные пути российского патриотизма
Часть 1. От Древней Руси до СССР

Автор - Владимир Немыченков

Комментарии - Александр Шуринов

Часть1.

Два чувства дивно близки нам –
В них обретает сердце пищу –
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.

На них основано от века
По воле Бога Самого
Самостоянье человека,
Залог величия его.

Животворящие святыни!
Земля была б без них мертва,
Без них наш тесный мир – пустыня,
Душа – алтарь без Божества.

А.С. Пушкин

В октябре 2012 года Президент Российской Федерации подписал Указ «О совершенствовании государственной политики в области патриотического воспитания», в соответствии с которым в структуре Администрации Президента было образовано Управление по общественным проектам. А в декабре того же года в ежегодном Послании к Федеральному Собранию президент сказал, что гражданская ответственность и патриотизм являются консолидирующей базой российской политики, а патриот – это тот, кто не только с уважением и любовью относится к своей истории, но и служит обществу и стране.


 
Фото: В. Ходаков
      

Для того чтобы лучше понять, какой патриотизм мы собираемся воспитывать в новой России, вспомним, как его понимали в прошлые эпохи русской истории.

В начале

Отмеченные в Послании президента,  любовь и уважение к истории своей родины архетипически восходят к понятию и чувству священного, потому что изначально патриотизм был связан с религией.

А.Шуринов
    Прошу прощения у автора, но я, напоминая эти строки А.С. Пушкина, обычно отмечаю, что родное пепелище – это не головёшки сгоревшего отчего дома, а место которое выделяли крестьянину или помещику для строительства усадьбы и где приходилось его освобождать от леса организованным пожарищем. Во времена Пушкина это место изначальной постройки дома называлось пепелищем.      
     Именно поэтому я бы уточнил: изначально патриотизм был связан с 1) любовью к родному дому (краю) и 2) любовью к своим предкам и их памяти (гробам). Что касается религии, то она появилась в любой из форм позже, чем вышеуказанные духовные качества человека (эти и далее примечания Александра  Шуринова).

Как пишет И.А. Ильин, религиозная основа патриотизма культивировалась уже у древних языческих народов.

А.Шуринов
    Сегодня удобно и правильно говорить о духовной основе патриотизма! Поскольку раньше духовная основа патриотизма  (и всей общественной жизни) заключалась в религии, то основной упор делался на защиту религии (её канонов, обрядов и т.д.). Сегодня понятие духовности определяется не только религией, но и другими разнообразными духовными проявлениями культуры: литературой, живописью, музыкой и т.д. 

«Для них гражданственный патриотизм был, прежде всего, делом поклонения богам родного города. Клятва юноши, вступающего в кадр граждан, гласила: “Буду оборонять святилища и священные обряды и почитать святыни моей родины” (Поллукс); согласно этому “быть гражданином” было равносильно “соучастию в жертвоприношениях” (Демосфен)»[1]. В понятие патриотизма входила, конечно, и ответственность за свою семью, род, племя, землю и служение им[2].

А.Шуринов
    Напоминаю процитированные выше слова Пушкина: «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», что означает любовь к своему родному дому (селу, району и только потом ко всему отечеству в целом!) и любовь к своим предкам. Это есть – изначальное духовное. Духовное религиозное «вышло» из этого, стало великим и предельно влиятельным, но нельзя его ставить выше. Выше материнства и отцовства, любви к предкам и отчему дому нет ничего! Духовность личности вырастает из духовности матери и формируется задолго до рождения ребёнка ещё в её чреве.
 
 «В древности начало религиозного единения и начало патриотического единения просто совпадали: единый народ творил единую духовную культуру и имел единую веру», – писал Ильин[3].

 А.Шуринов
    Религия как «удобный»  механизм государственного строительства стала использоваться в прикладных целях и формировать собственные приоритеты издревле. Сегодня это нужно показывать, чтобы выйти на защиту ценностей традиционной семьи как источника духовности каждой личности всем вместе: традиционным религиям,  духовным институтам, всем носителям духовности – всем народам. Сегодня врагами активно разрушаются ценности семьи. Общество должно найти силы их защитить и оградить от извращения. 

Таким был патриотизм и у языческих славянских племен Древней Руси. Великий князь Киевский Владимир I (960–1015) для единения подвластных ему племен и предупреждения сепаратизма, который мог быть спровоцирован местными племенными культами, создал общегосударственный пантеон богов во главе с Перуном – объединил все «святыни», чтобы родина стала для всех общей (980). Эксперимент этот был признан неудачным. После Крещения Руси (988) религиозной основой патриотизма для славянских племен становится восточное христианство, в котором славяне, русь и другие народы обретают библейскую генеалогию и называются в древнерусских летописях потомками Иафета (одного из трех сыновей Ноя, ставших прародителями всего человечества после Великого потопа).

А.Шуринов
Гениальность решения князя Владимира  состоит в том, что он принял за основу духовного развития общества и государства того времени религиозное учение, наиболее точно отвечающее ценностям семьи и родного края. Недаром в русской культуре особо почитаемым является образ Богородицы!

Процесс постепенного становления христианского мировоззрения и мироощущения в Киевской Руси отразился в гениальном патриотическом эпосе «Слово о полку Игореве» (кон. XII в.). Созданное в эпоху двоеверия на Руси[4] «Слово» явило переплетение языческих и христианских реалий того времени.

   А.Шуринов
Следует отметить, что духовность народа является прекрасным и надёжным фундаментом государственности (или ещё есть прекрасное определение – державности!). Она сплачивает общество, выделяет и прославляет героев, формирует духовные качества новых поколений в семье. Князь Владимир это хорошо понимал.
 
Фото: В. Ходаков
      
В описании трагедии дружины князя Игоря, самонадеянно ушедшего в Дикое половецкое поле практически без союзников и потерпевшего поражение, исследователи находят не только политический мотив осуждения княжеских распрей, но и глубокий религиозный смысл. По мысли автора «Слова», русичи из греховной гордыни вопреки Божественному предзнаменованию вступили в нехристианские земли половцев и потому оказались к ним приравнены как потомки языческого бога («Дажьбожьи внуки»). Тем самым русичи из христиан вновь стали одним из языческих народов, за грех гордыни лишившись библейской генеалогии и Божией помощи[5]. Потому, бежав из плена, князь Игорь, не обращавшийся и в мыслях к христианскому Богу перед походом, по прибытии в Киев «едет по Боричеву к святой Богородице Пирогощей». В образе князя автор показывает процесс христианского «взросления» всего народа и заканчивает поэму словами, указывающими на новый принцип формирования идентичности: «Пусть пребудут здравы князья и дружина, сражающаяся за христиан против воинства неверных!»

А.Шуринов
    Обращение «к святой Богородице Пирогощей» князя Игоря указывает на приоритет его духовного состояния, его духовной культуры над культурой противника. Напитавшись этой культурой и духовностью, воины были непобедимы. Они могли защищать свою державность,  понимая, что защищают свою духовную основу: свою семью, свои обычаи и традиции, свою культуру труда, культуру отдыха, свою землю.   

Однако автор «Слова», искренний патриот Киевской Руси, так и «не убедил» князей прекратить споры о первенстве и собственности ради спасения их общей родины. Несмотря на объединяющий универсализм христианства, патриотизм в период феодальной раздробленности остался преимущественно местным – в пределах своего княжества. Тем самым земное, а с ним и прежнее языческое, до конца так и не подчинилось надмирному духовному началу. Славянским племенам еще предстояло стать единым народом, прийти «в единство веры… в меру полного возраста Христова» (Еф. 4: 13).

А.Шуринов
      Между тем христианство набирало силу в славянской среде и постепенно становилось той религией, которая определяла жизнь народа, включая жизнь семейную, могла вести и направлять его к защите отечества.

Замедление взросления стоило дорого. Вскоре последовали печальные события. Сокрушительное поражение объединенных дружин русских княжеств и союзного половецкого войска на реке Калке (1223). Покорение одного за другим всех собственно русских княжеств, гибель и многократное сожжение дотла родных городов, включая тогдашнюю мировую столицу – златоглавый Киев, «мать городов русских»… Всеобщее ордынское иго на 250 лет.

Таким образом, следствием «местного патриотизма» (назовем его так) стало полное поражение тогдашней элиты – княжеской династии Рюриковичей, переход ее в вассальное состояние по отношению к ордынским ханам – с выплатой дани, с обязательством участия русских дружин в военных походах ордынцев, с постоянным страхом перед их набегами на родные города и веси, с унизительными поездками прежде гордых и независимых князей в Орду за ярлыком на княжение… Начинается период упадка Киева и постепенного возвеличивания Северо-Западной Руси, а с нею и первоначально неприметного городка Москвы.

А.Шуринов
   Этот период нужно бы определять как период духовного христианского роста. Это состояние было ещё достаточно слабо, чтобы противостоять духовному и военному состоянию сильного геополитического противника.

Ответом на вызов феодальной вольности и усобиц Киевского периода, приведших к иностранному порабощению, стало создание нового централизованного государства – Московской Руси, вначале как вассала и данника Орды, а потом и независимого Великого княжества Московского (1480). Как писал А.С. Панарин, в Московском государстве был достигнут специфический тип равенства «в виде консенсуса служивого государства», в котором каждое сословие по-своему служило стране: крестьяне кормили, знать осуществляла государственное управление и защищала от внешних врагов, а православное духовенство поддерживало во всех «живое присутствие высокого ценностного начала».

А.Шуринов
   Тут следует точнее говорить о государственном строительстве, которое основывалось на «живом присутствии высокого ценностного начала» во всех слоях населения. Безусловно, этого следовало долго добиваться: строить  и обустраивать храмы, совершенствовать обряды, связывать церковную жизнь с традиционной семейной жизнью населения, её трудом на земле и воинским служением.   

Обретение независимости ознаменовало победу земледельческой цивилизации над кочевничеством. Именно в Московской Руси произошло отождествление смерда-землепашца и христианина, ставшего «крестьянином». В это время «возникает единая идентичность народа как народа христианско-крестьянского – при осознании неразрывной внутренней связи этих терминов». Московский период (в отличие от петербургского) характеризуется и «субстанциальным единством»: элита и народ принадлежат к одной культуре[6].

А.Шуринов
    Автор справедливо это подчёркивает. И с этим нужно согласиться. Именно в этом, на наш взгляд, основная победа церкви того времени.

В этот период любовь к отечеству приобрела новые черты общерусского патриотизма. По мнению Льва Гумилева, это произошло еще в 1380 году на Куликовом поле: «Этническое значение происшедшего в 1380 году на Куликовом поле оказалось колоссальным. Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликово поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И потому в этнической истории нашей страны Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность – Московская Русь – стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения»[7].

А.Шуринов
    Результат  непрерывающегося духовного роста населения и государственного строительства - победа на Куликовом поле. Это событие – стало точкой отсчёта как для утвердившей себя страны так и для окружающих Московскую Русь геополитических противников. 

Со временем Московское княжество стало Русским царством (с 1547), а потом Российской империей (с 1721). Всё это время русский народ трудился в поте лица и вел бесчисленные войны: отражал нападения врагов, возвращал прежде утраченные земли, постоянно расширял сферу своего политического, хозяйственного и культурного влияния на запад, север, восток и юг,  пока не достиг отведенных ему историей пределов.

А.Шуринов
     Автор необоснованно исключил из рассмотрения несколько важнейших периодов  правления в Московии, которые свидетельствовали о различных процессах в развитии духовности населения и развитии государственности. А они очень симптоматичны и поучительны. Но возможно он к ним вернётся позже в других частях своего труда.
    Например, можно было бы рассмотреть конфликт между государем Иваном IV Грозным и протопопом Сильвестром, закончившимся ссылкой последнего и последующей гибелью в безвестности. Между тем, данный конфликт возник на основании непонимания важности семейно-бытового уклада населения страны на его духовное состояние и соответствующее влияние на государственность и защиту Отечества. Иван VI полагал, что приоритет во всём должен отдаваться государственности и государственным институтам духовности, которые он сам и возглавлял как помазанник Божий. Сильвестр же относил основы государственности к духовному состоянию общества, его семейно-бытовому укладу и традициям преемственности поколений. Кто из них был прав,  показывает и ещё более убедительно покажет время. 
     Особенно важно понимать, что никакие учреждения, где проводится  патриотическое воспитание новых поколений, не будут эффективны без воспитания и наставления в семье. Во всяком случае, воспитание в семье (или в учебном заведении в безусловном уважении традиционным ценностям семьи) должно быть приоритетным. Особое значение в воспитании должно занимать также местное краеведение.
    В данном ключе необходимо более основательно развивать направление подготовки  новых поколений  к материнству и отцовству, развивать понимание  у населения традиционной семейно-родовой культуры русского общества, которое имело место быть несколько столетий назад.
    В результате недооценки духовного состояния и развития населения произошли многие конфликты в стране, которых можно было избежать. Кроме того, население резко разошлось и разграничилось по элитарным группам, которые видели свои интересы во властных полномочиях и требовали участия в управлении государством. 
    Именно эти противоречия элиты привели к  периоду Смутного времени и к фактическому разрушению государственности Московии. Только путём обращения к духовности всего общества, к поруганным основам семейно-родовой культуры, к основам православия (в том числе и к пониманию роли Святейшего патриарха Гермогена,  доведённого поляками до голодной смерти в подвале Чудова монастыря) удалось сформировать 1-е и 2-е ополчения и изгнать чужеземцев. Однако, и тут приходится наблюдать вредное своекорыстное влияние боярской элиты, включая и клан будущих венценосных Романовых.
     Так или иначе, но Земским собором в феврале 1613 года на Московское царство был избран Михаил Фёдорович Романов. Государственность была восстановлена и многие годы укреплялась, насыщаясь духовным содержанием жизни всего населения страны. К сожалению, элитарные слои общества представляли себе свои культурные основы совсем по-другому. Они уже не видели духовного равенства крестьян и дворян перед Богом. Очевидно, что это духовное расслоение началось задолго до правления Петра I. Можно сказать, ещё до Смутного времени. Оно, впрочем, присутствовало в идеологии элиты всегда, но в дозах не опасных для государственности. Исключение, эпоха Смуты, которая была преодолена, но духовные противоречия рядового крестьянства и служилой элиты не устранила. В результате, они продолжали развиваться и накапливаться.      

Однако в результате реформ Петра Великого культурное единство элиты и народа было нарушено: дворянство в качестве «родных» усвоило французский язык, западноевропейское платье и чужую культуру. Консенсус служивого государства был также нарушен: по Манифесту Петра III от 1762 года, дворяне были освобождены от обязательной 25-летней военной и гражданской службы (могли уходить в отставку). Элита из служивого сословия стала постепенно превращаться в «лишних людей», что поставило под вопрос службу крестьян («зачем кормить дармоедов?»).

А.Шуринов
     Отмеченный автором период очень интересен, но характеризуется раздельным развитием крестьянства как духовного оплота России, и дворянской элиты, которая преследовала свои вненациональные интересы. Спасение было в немногочисленности последней, хотя влияние на государственные решения было значительно выше и не соответствовало её численности. Надежды были только на самодержавные ограничения монархов, которые не всегда соответствовали необходимости государства и общества и не всегда имели место. 

Тем не менее, знать, будучи преимущественно земельной аристократией, оставалась по понятным причинам национальной (землю в эмиграцию не увезешь). Поэтому с патриотизмом всё было более-менее понятно до конца ХIХ века, пока душами людей, формированием их сознания (смысложизненных ценностей) занималась в основном религия – православная вера и Русская Православная Церковь как ее общественный институт.
 
Патриарх Гермоген в темнице отказывается подписать грамоту поляков. Художник: Павел Чистяков, 1860
 
В самые драматические моменты русской истории именно Церковь, ее проповедь, живое слово ее иерархов и рядовых пастырей, их личный жертвенный подвиг возрождали ослабевшие чувства народного единства, любви к своей земле, ответственности за ее судьбу. Так было в период Ордынского ига (святитель Алексий Московский был регентом-наставником малолетнего князя Дмитрия Донского; преподобный Сергий Радонежский благословил князя на Куликовскую битву), в решающий момент противостояния хану Ахмату и обретения независимости от Орды («Послание на Угру» епископа Вассиана, 1480). Примеры этого находим мы и в Смутном времени начала XVII века (вспомним патриотические письма Троице-Сергиевой лавры, благословение на второе общерусское ополчение Минина и Пожарского и мученическую кончину патриарха Гермогена), и в Отечественную войну 1812 года (когда священники с одним крестом в руках водили в атаку оставшиеся без офицеров батальоны, организовывали партизанские отряды в тылу французов), в русско-турецкие войны, в Крымскую кампанию и т.д. и т.п.

А.Шуринов
   Отношение автора к Русской Православной Церкви очень симпатично. Но нужно отметить, что её влияние проводилось и крепилось столетиями. Оно было связано всеми духовными обрядами с жизнью многих поколений в каждой семье и напитывалось взаимообразно ими. В результате, общее духовное состояние общества было очень высоким. Оно позволяло решать высокодержавные государственные  задачи.
    В последующем это духовное состояние стало снижаться. Причины этому кроятся и в предательском поведении элиты, и в экспансии революционных идей Запада, и в экономической  политике России, которая не справилась с собственным экономическим прогрессом, несшим духовное обнищание и раздор.

Интернационализм и социал-патриотизм

Карл Маркс

 Однако в конце ХIХ века в дело формирования любви к «отеческим гробам» вмешалась идеология Маркса-Энгельса, имевшая своей основой новую экономическую теорию, «классовое сознание» и борьбу классов до всемирной победы пролетариата. Наступила эра «пролетарского интернационализма», мечты о мировой революции – с упразднением всяческих патриотизмов. Новый «избранный народ» мировой истории, пролетариат, которому было «нечего терять, кроме своих цепей», обязывался быть классово сознательным, одинаково враждебным только к своему классовому врагу буржуазии, а потому безнациональным и по сути отказавшимся от Родины. Для того чтобы не впасть в ложь «буржуазного патриотизма», любить можно было лишь «мировую революцию», персонификацией которой для многих стала такая же далекая и загадочная Роза Люксембург (по Андрею Платонову).

А.Шуринов
   Заметим, что автор возвращается к семейным ценностям, но не развивает этот тезис до полного представления противоречия классового подхода к многоукладной общественной жизни и традиционной семейно-родовой культуры. Результат: приоритет классового над духовным семейно-родовым, традиционным, духовно-церковным. В рассмотрении этого вопроса у автора сказывается общий концептуальный недостаток методического плана.

Первая мировая война (1914–1918) стала суровым испытанием для пролетарского интернационализма и особенного пролетарского патриотизма, который, по мысли Владимира Ульянова (Ленина), требовал от рабочих и их вождей продолжения классовой борьбы даже в условиях войны, а потому и политического лозунга о поражении собственного национального правительства. Но не все с ним согласились. «Оппортунисты», «социал-шовинисты» и их «прислужники» из II Интернационала (зарубежные и российские, например Каутский, Плеханов) вопреки ранее принятым резолюциям предпочли лозунг «Ни победы, ни поражения!» Последовательного революционера это взбесило, и в ноябре 1914 года он разразился статьей, в которой диагностировал смерть II Интернационала и необходимость создания нового[8].

А.Шуринов
      Классовая идеология противоречит не только семейно-родовой культуре общества, но и православной духовности, и православной державности. Она ущербна, поскольку основывается на понимании и признании только социального равенства или социальной несправедливости. Между тем, тысячелетия развития человеческой культуры показали, что этого совсем не достаточно для целостного понимания общественных взаимодействий и правильного выбора направления их развития.

В этой статье ошибку своих оппонентов Ульянов объяснял неверным прочтением «Коммунистического манифеста». Для многих это будет откровением, но, оказывается, по Марксу (и Ленину), Родина – это не святилища и святыни, не место (земля), где человек родился и вырос и которое он любит, то есть религиозно-территориально-культурно-психологический феномен, – а классовое, социально-экономическое понятие. Поэтому Родина может быть «буржуазной» – преходящей – и по отношению к ней «сознательный рабочий» должен испытывать «пролетарские» чувства. Ленин объясняет: Маркс в «Манифесте» действительно писал, что «рабочий класс должен сначала “устроиться в пределах нации”». При этом Маркс указывал «границы и условия нашего признания национальности и отечества как необходимых форм буржуазного строя, а следовательно, и буржуазного отечества». Но это «верно по отношению к эпохе возникновения капитализма», – добавляет Ленин. Нынешняя же империалистическая война – это «война… эпохи конца капитализма». А об этой эпохе, о задачах пролетариата в борьбе за разрушение не феодализма, а капитализма ясно и определенно говорит «Коммунистический Манифест»: «рабочие не имеют отечества»[9].

В следующем месяце (декабрь 1914 года) в статье «О национальной гордости великороссов» Ленин объясняет, что, по его мнению, есть подлинная любовь к Родине. «Мы, великорусские социал-демократы, – пишет он, – любим свой язык и свою родину», мы «полны чувства национальной гордости, ибо великорусская нация тоже создала революционный класс» (догнала, значит, передовую Европу, а больше, по Ленину, русскому народу и гордиться-то нечем!). «Мы говорим: нельзя в XX веке, в Европе… великороссам “защищать отечество” иначе, как желая поражения во всякой войне царизму как наименьшего зла для 9/10 населения Великороссии, ибо царизм не только угнетает эти 9/10 населения экономически и политически, но и деморализирует… приучая к угнетению чужих народов, приучая прикрывать свой позор лицемерными, якобы патриотическими фразами». При этом «мы вовсе не сторонники непременно маленьких наций; мы безусловно… за централизацию и против мещанского идеала федеративных отношений». Поэтому Бисмарк в Германии сделал «прогрессивное историческое дело», «помогал экономическому развитию, объединяя раздробленных немцев, которых угнетали другие народы. А экономическое процветание и быстрое развитие Великороссии требует освобождения страны от насилия великороссов над другими народами…»[10].

Такая вот извращенная логика, очень похожая на логику нынешних либералов: объединение Европы – способствует экономике, а для России полезен развал СССР, да и ее самой и недопустимы никакие формы экономической интеграции на постсоветском пространстве.

А.Шуринов
    Ленин не сразу понял, что другие страны и народы не пользуются классовой «логикой», потому что она не работает в мире так, как нужно коммунистическим лидерам и их идеологии.  Оказалось, что в тех странах есть такие силы, которые заботятся о геополитических и державных интересах своих стран, о семейной культуре (мы не будем здесь выделять интересы их элит и простого народа – это особая тема). А, когда понял, ужаснулся, поскольку увидел, что Россия уже стоит «обнажённая» и беззащитная перед алчными позывами многочисленных противников. 
 
Лев Троцкий (Лейба Давидович Бронштейн)

 Однако даже «свой» Троцкий заявил, что желание поражения России есть «ничем не вызываемая и ничем не оправдываемая уступка политической методологии социал-патриотизма, который революционную борьбу против войны и условий, ее породивших, подменяет крайне произвольной в данных условиях ориентацией по линии наименьшего зла». По выражению Ленина, Троцкий увидел «методологию социал-патриотизма» в том, что «желать поражения России – значит желать победы Германии» (и в конечном счете оказался прав, как мы знаем). На самом же деле по Ленину «революция во время войны есть гражданская война»[11], и от этого никуда не деться.

Троцкому и прочим оппортунистам Ленин ответил в своей программной статье «О поражении своего правительства в империалистской войне» (26 июля 1915 г.), что война возбуждает «в массах» троякие чувства: 1) ужас и отчаяние; 2) ненависть к «врагу», разжигаемую «не столько попами», сколько буржуазией и выгодную только ей; 3) «ненависть к своему правительству и к своей буржуазии». А ведь «нельзя возбуждать ненависть к своему правительству и буржуазии, не желая им поражения», – резонно замечает он. Сам Ленин был категорически против «гражданского (классового) мира» и отказа от классовой борьбы, а последняя «невозможна без нанесения ударов “своей” буржуазии и “своему” правительству, – пишет он, – а нанесение во время войны удара своему правительству есть государственная измена… есть содействие поражению своей страны»[12].

А.Шуринов
   Развернуть Россию по классовому пути было очень сложно: мешали тысячелетние духовные основы, традиции семьи и общества. Это удалось сделать только на небольшой по историческим  меркам период путём введения тоталитарного, антинародного режима.  Сегодня он рухнул, но м видим последствия очень неблагоприятные. Они гораздо значительнее, чем можно было предполагать. Они ещё более снижают и духовность, и державность, и то, что считалось до сего времени необязательным, соборность. Народ никто не спрашивает, его не слушают, его мнением манипулируют под прикрытием заявлений о свободе слова и свободного распространения информации.

Определяемую этой тактикой программу действий Ленин успешно осуществил. Результат известен: Россия потерпела поражение в войне с Германией и Австро-Венгрией, разразилась братоубийственная («классовая», по классику) гражданская война с последующей интервенцией (1918–1922) со стороны и врагов, и бывших союзников – «пролетариев-оппортунистов», оставшихся верными «буржуазному патриотизму». В дополнение к этому «красный террор», массовые репрессии новой власти против русского крестьянства, дворянства, духовенства, купечества, интеллигенции, офицерства; разорение страны («разруха»); массовый голод в Поволожье, на Украине, крестьянские восстания… Гигантская убыль населения – фактически геноцид русского и других народов Российской империи…

После развенчания «троцкистской» идеи «мировой революции», для разжигания которой Россия должна была послужить «горящей головней», Сталин и «сталинцы» начали формировать в массах взамен «пролетарского интернационализма» новый «советский патриотизм», тоже классовый. Защита «социалистического отечества» стала долгом пролетариата, колхозного крестьянства и советской интеллигенции. Советский патриотизм подвергся испытанию в Великую Отечественную войну. За партию Ленина-Сталина, не прекращавшую гражданскую войну со своим народом вплоть до 1941 года, за пролетарский интернационализм и солидарность трудящихся народ умирать не хотел. Поэтому наносная шелуха советской идеологии быстро слетела. Компартии пришлось вернуться к старому «русскому патриотизму»: вернуть в армию офицерство, погоны, вспомнить о Суворове, Кутузове, Нахимове и даже о святом благоверном князе Александре Невском (хотя и без первых двух «титулов», а просто как о патриоте, разбившем «псов-рыцарей» «крестоносцев»). Русская Церковь раньше партии и правительства (еще до официального выступления Сталина) обратилась к народу с патриотическим воззванием, которое написал местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский)[13].

А.Шуринов
   Характерный для истории страны возврат к прошлому, к прошлой культуре, к традициям спасения державности, спасения института семьи и возрождения православной культуры  в критический момент опасности для государственности России.

Иосиф Сталин (Джугашвили)

 Показательной стала знаменитая здравица Сталина «За русский народ!» в победном мае 1945 года. Тогда на приеме в честь командующих войсками Красной армии в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца (24 мая) Сталин выступил с небольшой застольной речью, в которой провозгласил тост: «За здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа… Потому что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза… Потому что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны… Потому что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах… Иной народ мог бы сказать правительству: …уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ… пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом… Спасибо ему великое! За здоровье русского народа!»

Обратим внимание на два обстоятельства. Первое: вследствие политики, заложенной в послереволюционные годы Троцким и его соратниками, мечтавшими о всемирном интернационале, все послереволюционные годы русское самосознание («национальная гордость великорусов») считалось шовинистическим, националистическим и потому всячески угнеталось. Русский народ, несший основную тяжесть построения социалистического государства, был в ущемленном положении. Так, в отличие от национальных республик, в РСФСР не было ни своей Академии наук, ни даже своей коммунистической партии. Второе: в речи Сталина характеристика русского народа как руководящей силы в Советском Союзе ранее применялась исключительно к партии и рабочему классу, но не к этносу. Вероятно, тем самым Сталин не только отдавал должное подвигу, но и стимулировал национальные чувства русского народа, а также подчеркивал преемственность СССР с исторической Россией. Как пишет Председатель Союза писателей России В.Н. Ганичев, на этой волне в 1957–1958 годах был создан Союз писателей РСФСР, ставший единственной легально действующей организацией, стоящей на защите русских в Советском Союзе.

А.Шуринов
    Тут нужно увидеть, что кроме Русской Православной Церкви в обществе стала заметной другая духовная составляющая общества – писательская культура. Она самостийно возникла и укрепилась ещё в XIX веке. В Советской России она тоже была, но ей не давали возможности свободного самовыражения. Во многом она была политизирована и управляема. Но сам факт выделения её в направление культуры государством - факт примечательный.

Худо-бедно «советский патриотизм», паразитируя на русском патриотизме и жертвенности, воспитанных в народе Православной Церковью в предыдущие века, просуществовал почти до конца XX века, помогая на энтузиазме строить «развитой социализм», выполнять «интернациональный долг» в разных горячих точках планеты и противостоять «мировому империализму» в «холодной войне». Возможно, что мог бы и дольше, но патриотизма не хватило элите. Партноменклатура сдала страну идеологическому и геополитическому врагу, проведя операцию по ленинской методике, но в обратную сторону – перейдя с «пролетарской» точки зрения на «буржуазную».

А.Шуринов
    В заключение автор не показывает прогрессивного и духовного значения традиционной семейной культуры, основанной на героизме и жертвенности материнства и отцовства, уважения к памяти предков и любви к родному краю. А ведь с  этого он собственно начал повествование  в данном материале. Эти ценности, отмеченные ещё Пушкиным, стали уже сегодня и будут в дальнейшем ещё более ярким животворящим источником наших успехов в возрождении России. Если, конечно, мы их спасём от уничтожения врагами Отечества!


(Продолжение следует)

Владимир Немыченков


4 ноября 2013 года

[1] И.А. Ильин ссылается на книгу историка Н.-Д. Фюстеля де Куланжа «Древняя гражданская община» («La cite antigue»), гл. 3–7.

[2] «Здесь моя вера, здесь мой род, здесь след моих отцов; я не могу выговорить, какой восторг охватывает мое сердце и мое чувство…» (Цицерон). Цит. по: Ильин И.А. Путь духовного обновления. Гл. 6: О Родине // Грядущая Россия. Минск, 2009. С. 498.

[3] Ильин И.А. Путь духовного обновления. С. 497–498.

[4] Например, в Юго-Западной Руси (на реке Збруч в Прикарпатье) человеческие жертвы (в т.ч. детей) славяне приносили до второй половины XIII в. (См.: Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних славян. М., 1993. С. 90).

[5] Петрухин В.Я. Были ли «русичи» Дажьбожьими внуками? // Категория родства в языке и культуре. М., 2009. С. 23–35.

[6] Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. С. 224–228.

[7] Гумилев Л.Н. От Руси до России.

[8] Ленин В.И. Положение и задачи Социалистического Интернационала // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 37–42.

[9] Там же. С. 40.

[10] Ленин В.И. О национальной гордости великороссов // Там же. Т. 26. С. 107–109.

[11] Ленин В.И. О поражении своего правительства в империалистской войне // Там же. Т. 26. С. 286–287.

[12] Там же. С. 289–291.

[13] Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. М., 1995. С. 183–184. И. Сталин решился обратиться к народу только через десять дней после начала войны, начав свою речь словами: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» Это было не партийно-классовое, а «церковно-приходское» обращение к братьям во Христе, которое генсеку было известно из обихода и его незаконченного семинарского образования.