4. О том, что случилось с рыцарем в лесу

 «Тому  неделя,  я  приехал
В  имперский  город  на  турнир.
Была  весёлая  потеха...
Немало  вмятин,  рваных  дыр
Шеломам  рыцарей  оставил
Мой  ратный  меч. 
                Моё  копьё
Сразило  многих.
                Громко  славил
Удар  мой  каждый  чей-то  глас...

Я  через  прорези  для  глаз
Увидел  даму,  что  сидела
Близ  герцога,  едва  дыша.
Она  лицом  и  формой  тела
Была  чертовски  хороша.

Ещё  я  боле  утвердился
Неробким  сердцем  и  рукой,
И  так  с  противниками  бился,
Что  благосклонности  добился
У  дамы  царственной  такой.

Бертольда  звать  её...
                От  роду -
Дочь  герцога. 
                На  торжествах,
Я — неразумный  вертопрах,
Капризам  девичьим  в  угоду,
По  доброй  воле,  не  за  страх,
Служил  ей,  подавая  воду, 
Вино  и  фрукты, 
                танцевал,
Читал  ей  стансы.  флиртовал,
Теряя  милую  свободу».

Тут  рыцарь  охнул,  по  неволе,
От  острой  и  внезапной  боли... 
(Ундина,  тихая  дотоле,
В  запястье   зубками  впилась).
       
Рассказа  нить  оборвалась...

ДевИца,  хмурясь  недовольно,
И  отвернувшись  от  него,
Сказала: 
           «Вам  немного  больно?
Так  знайте,  мне  больней  того».

И  тут  же,  с  нежностью  во  взоре,
Коснулась  губ  его   щекой,
Смиряя  гнев,  с  собой  в  раздоре,
Внезапной  ласкою  такой.

Поймав  моленье  синих  глаз,
Фон  Гульбранд  справился  с  досадой
И, укрощённый  ретирадой,
Продолжил  прерванный  рассказ:

«Бертольда,  коль  сказать  по  чести,
Была  надменна  и  дерзка,
Привыкшая  к  придворной  лести,
Близка  и, вместе,  далека.

На  день  второй   влекла  поменьше,
На  третий — вовсе  не  влекла...
Сердца  поклонников  рвала,
Пленяя  их  красою  внешней.

Меня  средь  прочих  выделяла,

И  я,  по  мере  юных  сил,
Ту,  что  была  от  идеала
Столь  далека,  превозносил,
И,  шутки  ради,  для  начала,
Перчатку  дамы  попросил.

«Ну  что  ж...я  дам  её,  пожалуй,-
Бертольда  молвила, -  коль  Вы,
Не  пожалея  головы,
Готовы  подвиг  для  скрижалей,
Рискуя  жизнью,  может  быть,
Во  славу  дамы  совершить.

Ступайте  в  лес, 
                что  Сатане
Своими  призраками  служит,
Деяньем  доблестного  мужа
Прославьте  страсть  свою  ко  мне.

Здесь  все  твердят  о  тайнах  леса.
Вы,  рыцарь,  выявить  должны:
Понугам  Ангела,  иль  беса
Мы  близ  него  обречены.»

Смертельна  жёсткая  ухватка
Её  прелестных  коготков.
Расклад  единственно  таков:
Там — гибель,  здесь — её  перчатка,
Что  мне  не  так  уж  и  нужна...

Но  кто  из  рыцарей  посмеет
Небречь  задачей,  оробеет,
Когда  поставлена  она,-
Тот  вовсе  чести  не  имеет.

Как  искус  ни  лукав,  ни  сложен,
Отказ  от  риска  невозможен».

«Ты,  рыцарь,  полюбился  ей,
Не  так  ли»? - молвила  Ундина.
«Возможно»...
«Но  тогда  глупей
Её — лишь  полный  дурачина!

Чтобы  потешить  свой  каприз,
Она,  сумняшеся  ничтоже,
Свою  любовь - бесценный  приз -
На  гибель  шлёт...
               
Помилуй,  Боже!
Уж  я,  поверьте,  никогда 
Избранника  бы  не  просила
Идти  неведомо  куда,
Где  гибель  ждёт  или  беда,
Где  петли  вьёт  дурная  сила».

Фон  Гульбранд  пыл  её  сдержал
И  улыбнувшись,  продолжал:

«Под  утро  я,  взнуздав  коня,
Поехал  росною  порою
По  лесу...
               Птичья  щебетня
Будила солнце   и,  не  скрою,
Была  отрадой  для  меня.

На  руки, плечи,  конский  круп
Летели  блики  светотеней
Деревьев,  вьющихся  растений...
Я  думал:
             «Сколь,  однако,  глуп
О  лесе  суд  толпы  трусливой,
Досужей  и   несправедливой.

Здесь  только  зелень, 
                только  свет,
А  нечисти  в  помине  нет.
Хоть  прямо,  хоть  наискосок -
Лес чист,  и  светел,  и  высок.

Но  не  успел  я  оглянуться,
Как  темнота  сгустилась  вдруг,
Деревья,  сгрудившись  вокруг,
Грозят,  ухмылисто  смеются.

Похоже,  лес  и  впрямь  не  прост,
Гляди  случится  заблудиться!
Стволов  кресты, 
                что  твой  погост,
Заставили  остановиться.

Глазами  солнце  в  вышине
Я  поискал,  на  небо  глядя,
И  вдруг  увидел,  что  в засаде
Таится  зверь,  грозящий  мне.

Медведь  ли,  призрак  ли  летучий...

Я  обнажил  двуручный  меч.
Но  человеческую  речь
Услышал.   
                Голосом  скрипучим
И  злобным  кто-то  просипел:
«Попался!   
           Благо,  я   успел
Набрать  сучков  из  сушняка,
Чтоб  дурочка  наверняка
Изжарить  в  полночь  на  костре
Среди  могил  на  пустыре».

Ко  мне  когтисто  потянулся 
И  кровожадно  ухмыльнулся.

Рванулся  конь  мой
                и  ретиво
Опережая  сердца  стук,
Помчал...   
        Его  за  хвост  и  гриву
Хватали  плети  жадных  рук.

По буеракам  и  лощинам
Неслась  лесная  чертовщина».

Лоб  осенив  крестным  знаменьем,
Чтоб  отогнать  нечистый  дух,
Рыбак,  исполненный  смиренья, 
Просил  не  делать  прегрешенья,
Рогатых  поминая  вслух.

Ундина  же,  взглянув  лукаво,
Прервала  взохов  череду:

«Всего  прекрасней,  ей  же  право,
Что  к  бесам  на  сковороду
Ты  не  попал,  мой  друг,  прорвался
Сквозь  зубы,  когти,  вертела,
Что  конь,  не  вырвав  удила,
Как  белогривая  стрела
От  злобной  нечисти  умчался.

Что  ж  было  дальше?  Не  томи,
Завесу  тайны   подними»...

«Я  удержать  коня  не  мог.
Он,  не  жалея  резвых  ног,
Сквозь  ветви,  сучья  и  кусты,
Стволы,  могильные  кресты
Понёс,  не  слушаясь  узды
Вдоль  гребня  каменной  гряды
К  обрыву  ужасом  гоним,
Что  неотступно  вслед  за  ним
Летел...То  вдруг  опережал,
И  выл,  и  смертью  угрожал. 

Но  тут,  коню  наперерез,
Перехлестнул  лешачий лес
Весь  в  белом,  длинный  человек,
Прервав  его  безумный  бег.

Конь  замер,  но  увидел  я,
Что  это — шалости  ручья.
Каскадом  пенистой  воды
Бурлящим  на  краю  гряды.

Тот  старец  с  длинной  бородой,
Лохматогривый  и  седой,
Прервавший  наш  безумный  скок -
Ручья  серебряный  поток.

Ундина,  счастья  не  тая,
Забавы  странного  ручья
Почтила  ласкою  очей:
«Спасибо,  милый  мой  ручей».

Рыбак  задумчиво  смолчал, 
Лишь  головою  покачал.
               
«Едва  в  седле  я  утвердился,-
Продолжил  рыцарь  свой  рассказ,-
Как  из-за  ели,  сей  же  час
Престранный  карлик  появился.

Он  желтоглаз  и  криворот,
Горбат, - ну подлинный  урод;

Нос  так  велик,  что  землю  рыл...
Тролль  идиотски  улыбался, 
Кивал,  любезничать  пытался,
Гримасы  гнусные  кривил.

Кивнув  ему, 
            себе  удачи
                желая,
Я  поворотил
Коня,
Чтоб  ехать  далее,
                тем  паче
Закат  листву озолотил.

Но  карлик,  думая  инАче,
Тропинку  снова  заступил.

«Дорогу! - крикнул  я  с  досадой, -
Прочь  с  глаз  моих...не  ровен  час...
Горяч  мой  конь!    Тебе  бы  надо
Держаться  далее  от  нас»

«Э-ээ  нет,- гнусавил  коротышка,-
Где  денежка  в  уплату  мне?
Не  будь  меня, 
                вам  тут  же  крышка.
Вдвоём  лежали  бы  на  дне
Глубокой  пропасти...
                Заслуга
Моя  пред  вами  велика.
Тебя  и  резвого  конька
Я  спас  от  смертного  недуга».

«Прочь  с  глаз!   Немедля  прекрати
Паясничать  и  корчить  рожи!
С  такими  струпьями  на  коже
Паяцы  нынче  не  в  чести!

Да  ты  и  лжец  ещё  к  тому  же!
Не  ты — ручей  из  серебра
Нас  спас. 
            Уйди  с  дороги,  ну  же!
Прощай!    Мне  в  путь  давно  пора.

Будь  чёрт  с  тобой,  возьми  монету-
Дублон  старинный  золотой,
Чтобы  отметить  встречу  эту.
Лови  и  на  пути  не  стой!»

Швырнув   дублон  в  его  шапчонку,
Я  тронул  шпорами  коня.
Не  тут - то  было...
                Он  меня
Не  отпускал,  бежал  вдогонку.

Кряхтя  и  высунув  язык,
Он  верещал,  срываясь  в  крик:

«Взгляните  на  монету  эту!
Он  дал  фальшивую  монету!»

Я  придержал  коня: 
                «Не  лги!
Плачу  исправно  я  долги.
Возьми  ещё  дублон...нет — два...
Но,  если  враки  не  оставишь,
То — слово  рыцаря — заставишь
В  твой  рот  забить  твои   слова!»

«Ну  нет,  сударик  мой,  не  злато...
Его  без  вас  у  нас  богато.
Взгляни!»   
           Тут  стали  мне  видны
Сквозь  дёрн  прозрачной  пелены
Три  сотни  гномов,  что  несли
Из  недр  сокровища  земли.
               
Переливаясь  и  сверкая,               
Сквозь  пальцы  тролей  протекая,
Рубины,  злато,  изумруд
Моим  глазам  открылись  тут.

Гном  бросил  тролям  мой  дублон...
Раздался  смех  со  всех  сторон,
И  улюлюканье,  и  клики:
«Фальшивка!  Он  фальшивку  дал»...

Уродливей,  чем  эти  лики,
Я  в  жизни  тварей  не  видал.

С  ужимками,  голодным  воем
Они  кружили  плотным  строем,
Карабкаясь  из-под  корней,
И  когти  грязные  ко  мне
Тянули.
         Конь,  взбесившись  снова,
Не  слушая   узды  и  слова,
Понёс  сквозь  марь  и  буерак...

Так  лань  от  ярости  собак
По  бездорожью,  напролом
Несётся  через  бурелом.

Лес  незаметно  поредел,
И  я  во  мраке  углядел 
Просветы  просеки  вдали,
Что,  мнилось,  к  городу  вели.

Проехать  к  ним,  как  ни  старался,
Я  не  умел... 
                То  появлялся, 
То  исчезал  белёсый  лик -
Всё  тот  же  всклоченный  старик
Опять  кружил  передо  мной
Шипящей  пенистой  волной:

То  звал,  то,  будто,  угрожал,
Туманной  дымкой  окружал,
В  ногах  петлял,  подобьем  пут...

Куда  ни  глянь - он  снова  тут.
Вспять  оттесняя  от  тропы,
Влекли  нас  щупальцы-шипы
Назад  в  чащобу.
                Я  в  упор,
Пустив  коня  во  весь  опор,
Хотел  прорваться  сквозь  него...
Не  вышло  проку  из  того.
Слепящей  пены  белый  вал
Нам  все  пути  перекрывал.

Пришлось  мне,  рад  я,  иль  не  рад,
Изведать   горечь  ретирад
И  поле  боя  уступить,
Назад  коня  поворотить.

Виденье,  белое  пятно,
Как  рок,  неведомая  сила,
Нас  оступало  и  теснило
В  дремучий  лес, 
                туда,  где  было
Уныло,  жутко  и  темно.

Со  страхом  пятясь,  озираясь,
Я  убеждался  всякий  раз,
Что  рожа  пенноводяная
Скорее властная,  чем  злая...
Седыми  космами  кивая,
Скорей  хранит,  чем  губит  нас.

Так  постепенно,  понемногу
Мы  одолели  путь-дорогу,
Точней — тропу в  глухом  лесу,
Ступив  на  твёрдую  косу
У  вашей  хижины с  рекою 
Непостоянною  такою.

А  призрачное  существо,
Что  нам  в  лесу  глухом  примнилось,
Исчезло,  как  и  появилось,
Как  будто  не  было  его.»
               
«Ну  вот  и  славно,  что  исчез,-
Сказал  рыбак, -
                но  Вам  пора  бы
Опять  скакать  через  ухабы
И  колдовской  лешачий  лес».

Ундина  громко  рассмеялась,
Внимая  слову  старика,
Держась  от  смеха  за  бока,
Хоть  быть  серьёзною  старалась.

«О  чём  смеёшься - не  таишься?-
Спросил,  обиды  не  тая,
Ундину  рыцарь,-  думал  я,
Что  мы  с  тобой  навек  друзья,
А  ты — гляди,  как веселишься!»

«Тебе  неведомое  знаю, -
Она  в  ответ,- не  сможешь  ты
Переступить  моей  черты,
Которой  нет  конца  и  краю,
Пока  сама  не  захочу
Задуть  свидания  свечу.

Знай  рыцарь,  свет  моих  очей,
Через  разлившийся  ручей.
Что  стал  преградой  на  пути,
Тебе  вовек  не  перейти.

И  море,-  выгляни  в  окно,-
Со  мной,  похоже,  заодно.
Ладье  ли,  утлому  челну
Не  одолеть  его  волну».

Фон  Гульбранду  и  старцу  с  ним
Предстала  жуткая  картина:
Поток  ревел  неудержимо.

От  ветра  ражего  пьяна
Глотала  молнии  волна,
Туман,  как  рваный  серый  дым,
Клубился  облаком  седым...

О,  сколь  права  была  Ундина
С  чудесным  вИденьем  своим!

Как  не  стремился  рыцарь  смелый
Сыскать  врагов  и  покарать,
Всё   ж  ураган  и  некто  Белый
Смогли  его  переиграть,
Оставив  в  доме  рыбака
До  той  поры,  пока  река,
Вернув  косе  её  луга,
Не  возвратится  в  берега,
Оборотившись  ручейком...

Ундине  нАушко,  тайком
Фон Гульбранд  тихо  прошептал:

«Я  задержаться  здесь  мечтал
По  доброй  воле  иль  невольно...
Но  ты,  как  будто,  недовольна?»

«Ах,  брось! 
            Добро,  что  разозлясь,
В  твой  палец  зубками  впилась...
Когда  б  не  это -  видит  Бог -
Ты  рассказать  бы  много  мог
О  счастье,  посланном  судьбой -
Про  власть  Бертольды  над  тобой».


Рецензии