17. Сон рыцаря

Случилось  раз,
           в  час  пред  рассветом,
Бессонным  мОроком  томясь,
Меж  сном  и  бдением  при  этом
Теряя  явственную  связь,
Фон  Гульбранд,  дрёмой  одолён,
Провидел  странный  вещий  сон:

Неясной  тенью  силуэт,
Окутанный  в  туманный  плед,
Его  сознанье  обволок
Дурманом  сонным
                и  увлёк
Туда,  где  небо  и  вода,
И  одинокая  звезда.

Во  сне   он  духом  воспарил,
Заслышав  звон  лебяжьих  крыл
И,  будто,  лебединый  стон,
И  будто  плач  со  всех  сторон.

Предвестник  смерти  этот  стон,
Звучит  всё  явственнее  он,
И  крылья  рыцаря  несут
Туда,  где  скальный  берег  крут,
Где море галькой  шелестит,
Где  в  глубине  звездой  блестит
Дворец  Ундины...
                Вот  она
В  чертоге  сказочном  видна
Хрустальном...
             Бедная, в  тоске,
Слезах...И  Струй  невдалеке
В  венце  коралловом  сидит
И  недоволен  и  сердит
Корит  её  за  горечь  слёз,
Не  принимая  их  всерьёз.

Фон  Гульбранд  видит,  как  она
Приподнялась,  возмущена
Укором  дяди
             и  ему
Так  отвечает:  «Никому
Моей  печали  не  унять,
Души  бессмертной  не  понять.
Мне  твой  укор — бездушней  грома,
Вам  сладость  горя  незнакома.

Хоть  боль  моя  и  глубока,
Блаженны  слёзы  и  тоска.
Вы  этой  доли  лишены
И  мне  покорствовать  должны.»

Но  Струй  в  ответ  ей:
                «Можешь  ты
Сколь  хочешь  пестовать  мечты
О  вечной  жизни — сказке  грёз
Живой  души...
               Но  есть  вопрос
Подвластный  нам — стихий  закон!
И  он  тебе  не  подчинён.

Ему  согласно,  ты  должна,
Лишь  рухнет  верности  стена,
Над  Гульбрандом  свершить  наш  суд
За  двоежёнство — смертный  блуд!»

«Да.  Но,  покуда,  он  вдовец
И  сердцем  горестным,  как  прежде,
Со  мною...
              Любящих  сердец
Тебе — бездушному  невежде
Не  оценить  и  не  понять!..
Не  смей  виной  ему  пенять!»

«Вдовец,  не  спорю, -
                Струй  со  смехом
Ответствовал,-  его  утеха
Покуда - дева,  не  жена...
Но  скоро  станет  ей  она.
               
И  тут,  уж  ты  не  прогневись,
Пред  очи  Гульбранда  явись
Посланцем  нашим  в  смертной  тоге,
Убив  изменника  в  чертоге
Порока»...
                «Ты  забыл  одно:
В  Рингштеттен  мне  не  суждено
Войти,  пока  плита  лежит
Над  родником,   и    сторожит
Покой  живущих  там  от  злобы
Твоей  влиятельной  особы».

«Очнись,  племянница   родная,
Его  сознанием   иная 
Владеет  мысль...
                Любовный  пыл
Былую  память  оскопил.

Он  камень  тот,  в  угоду  даме,
Отбросит  далее  от  глаз,
А  ты,  посланницей  от  нас,
Поставишь  точку  в  этой   драме».

«Вот  для  того,- скрывая  слёзы
В  ответ  Ундина,-  он сейчас
Витает здесь  и  видит  нас
И  слышит  все  твои  угрозы,
Как  бы  во  сне...
               Моим  стараньем
О  каре  духов  упреждён,
Избегнет  этой  кары  он,
Удела  жертвы  избежит,
Коль  мной  и  жизнью  дорожит».

Приметив  рыцаря  над  морем,
Парящего  на  крыльях  сна,
Взбесился  Струй,
               и  в  белой  своре
Растаял... 
         а  над  миром  вскоре,
Огнём  зари  истреблена,
Погасла  жёлтая  луна.

И  снова  лебеди  со  стоном
Печали 
         вспенились  вдали,
И  вновь  над  миром  повлекли
Фон  Гульбранда  к  зелёным  склонам
Тому  покинутой  земли.

Тут  рыцарь  вздрогнул  и  проснулся,
Из  грёзы  вырвался  ночной,
Страшась,  чтоб  мОрок  водяной
В  Рингштеттен  явью  не  вернулся.

Вдруг  в  двери — стук!
                Из  утра  пьян,
В  покои  рыцаря,  с  тревогой
Вошёл  прислужник — костелян,
И  возвестил,  что  за  дорогой,
В  лесу, 
            под  кровом  шалаша
Лаврентий-патер   объявился,
Который  в  скит  ушёл,  спеша,
Но  снова  рядом  поселился.

«На  мой  вопрос:   Зачем  ты  тут,
Коль  отказался  от  венчанья?»
Он  отвечал: "Монаший  труд
Порою  там,  где  петли  вьют
Печаль  и  смертное  отчаянье".

Де — от  восторгов,  до  тоски
Короче  путь,  чем  мах  руки.

И  сон,  и  патера  слова
Жених  осмысливал  в  тревоге...
Но  страсть, 
                вращая  жернова,
Перемолола  страх  в  итоге.

Пришед  к  невесте,  он  забыл
И  клятвы,  и  предупрежденья...
Огонь  влеченья,  вожделенья
Сомнения  доистребил.