Вино, пахнущее Победой

Анатолий  Михайлович  никогда не слыл пьяницей.  Соседи считали его солидным  обходительным мужчиной, при хорошей должности, приятной внешности. Сильно навеселе Николаева мало кто видел, поэтому большинство считало начальника финансовой группы электросетей еще и трезвенником. Что, конечно, было не так. Свое кредо отец двоих сыновей и муж красивой женщины Ларисы Борисовны не афишировал, но застолья любил: прежде всего праздничные, мотивированные юбилейными датами.
 
В подготовке пирушек принимал самое непосредственное участие – выдерживал в огромных бутылях вишневые наливки, перекручивал мясо, жарил котлеты, жене доверял печь пироги с разной начинкой. Всей семьей готовили одно из главных русских блюд – холодец, даже дети занимались отделением костей от мяса и любили при этом обсасывать после варки косточки. Потом, по заведенной традиции, сдвигали столы, уставляли их бутылками, закусками и фирменными николаевскими блюдами – тушеным гусем с капустой и голубцами. Нарядные встречали гостей: сослуживцев, соседей, родню, друзей. У хозяина семьи это были чаще фронтовые товарищи, с которыми он любил вспомнить «пехоту и родную роту», петь известные песни давней грозовой поры.

-Ну что, Михалыч, рванем нашу, морскую, - растягивал меха аккордеона  давний дружок, прораб Матвей Семенович Копылов, прикативший в городок на реке Ливенке из ближайшего села Успенское.

- А как же без нее родимой, - отзывался со своего самого «центрального» места тамада и главный виночерпий.

Почти все за столом, уже изучившие слова постоянно исполняемой песни, дружно затянули: «Прощайте скалистые горы, На подвиг Отчизна зовет!..» В хоре разномастных голосов выделялся николаевский баритон, красивый и сильный. Любил хозяин наполнять праздник и материально, и духовно – пел, реже читал стихи, рассказывал всякие интересные истории из фронтовой жизни, плясал вприсядку. Особенно пользовался успехом эпизод про венгерские винные подвалы, когда приходилось  освобождать от фашистов мадьярские города.  Выходец из архангельско-вологодских лесов, он очень красочно передавал изумление северянина от виноградников, огромных бочек вина, этого прекрасного запаха, который стоит везде, где оно делается.
 
- Входим мы с боями в город Секешфехервар, на площадях одни скульптуры стоят, народ весь попрятался, недобитые эсэсовцы иногда стреляют одиночными, но их песенка спета — это понимают все,  даже птицы, пристроившиеся на лепнине местных особняков, - говорит с каким-то особенным придыханием  Анатолий Михайлович. - Перестрелки вдруг разом стихли и я, как и мои товарищи, вдруг ощутили нестерпимую жажду. Глоток из фляжки с водой ее почему-то не утолял. Самый шустрый из нас, сержант  В.Шаботай из Брянска, успел уже исследовать квартал и махал нам рукой из соседнего здания готической постройки. Пробрались через кучу битого кирпича и стекла к нему. Валентин повел нас дальше через огромную, окованную железом дверь вглубь  огромного погреба. Высокие ступеньки во мраке давались нелегко, спасибо у ребят нашелся фонарь. На всякий случай держали наготове автоматы. На дне этого подземного сооружения разглядели длинную галерею, уставленную высокими дубовыми бочками. До всех разом дошло: «Ведь это же вино!» Оно оказалось отменным: терпким, живым, с особенным ароматом. Значительно позже узнал, что это было знаменитое «Токайское». Какое счастье испытали мы тогда после утоления жажды словами не передашь... Ведь запахло не только вином, но и миром, солнечной лозой, счастливой работой.

Рассказ этот при очередном воспроизведении обрастал новыми подробностями и нюансами и слушался с незатухающим вниманием. Даже дети испытывали к нему интерес, будто пересказывалась интересная книжка. Общеизвестно, что послевоенные дети зачитывалась повестями «про войну», были в курсе больших сражений и операций. В них, сейчас уже поседевших и полысевших, она живет благодаря литературе и  рассказам старших, праздников 9 мая, когда ветераны из незаметных людей превращались в героев с орденами и медалями на лацканах пиджаков. Верно подметил поэт Левитанский: «Я не участвую в войне, война участвует во мне».
В повседневной жизни война  в поведении бывших фронтовиков проявлялась редко. На работе Николаев в нарукавниках и галстуке, щелкающий на счетах, больше напоминал далекого от всяких бурь счетовода. Может, только взгляд выдавал бывалого морского пехотинца, да и поступал он, порой, решительно,  наперекор начальству. Большинству женщин этот импозантный мужчина нравился. А если бы они увидели пожелтевшую фронтовую фотокарточку, да узнали его щедрую душу, то бы сразу влюбились в широкоплечего, с открытым прямым взглядом голубых глаз бывшего военного.
 
Сам же он в альковные ситуации не попадал, а больше хлопотал по общественной части — деятельная натура искала выхода энергии.  То занимался посадкой деревьев около построенных новых домов, к чему призывал и других, то зарыбливал местные пруды, вместе с мальчишками строил небольшой стадион. Неожиданно для всех и первым в округе организовал садовое товарищество и принялся распахивать припойменную целину. В одночасье инженеры, рабочие, служащие вдруг превратились в садоводов и земледельцев, а также строителей маленьких домиков. Жить стало веселей и где-то даже сытней.
 
Друг его, директор соседней средней школы, Олег Дмитриевич, очень долго разгадывал загадку эпикурейства товарища, ведь тот знал толк в приготовлении редких блюд, солений, копчении сала и рыбы.  Как очень опытного специалиста по финансам Михалыча часто привлекали к проверкам в больших городах очень солидных учреждений. Привозил из командировок он не сувениры, а апельсины, мясные и рыбные деликатесы, водку «Посольскую», бывшие в провинции редкостью. Причем, охотно делился гостинцами со знакомыми, но особенно любил это выставлять на праздничном столе.
 
Постепенно Олег Дмитриевич узнал, что родители друга придавали большое значение питанию, забивали подвал на зиму разными вкусностями собственного производства. Но еще больше внимания хлебу насущному их сын стал уделять после второй мировой войны, в которой участвовал в разных местах и в разном качестве. Чего стоила блокада города на Неве, его защита, о чем и напоминала боевая награда — медаль «За оборону Ленинграда».
 
В отличие от гражданских лиц военнослужащие получали паек, который не давал им умереть с голоду, но и только... Очень недоедали, о чем не раз писал Даниил Гранин, и солдаты СА. И вот как-то, на очень «теплой» дружеской пирушке, педагог услышал николаевский рассказ о драгоценных граммах «черняшки», не менее драгоценной  вобле, которая только снилась штатским. Тем приходилось есть даже почтовый клей. Ценой огромных потерь город на Неве выстоял, выдюжил и 21-летний защитник его Анатолий, но при снятии блокады чуть не погиб.
-Получилось как у альпинистов, ведь для них подъем на вершину менее рискован чем спуск, когда кажется, что трудности позади, - объяснял другу свой поступок на войне Николаев.- Вот и мы незамедлительно, после прорыва кольца блокады, начали бурно радоваться и ...есть.  Хорошо помню, что нам выдали много банок консервов...  Мне стало плохо, после чего попал в медсанбат. Спасли, слава Богу и военным врачам! А ведь были  случаи и похуже.
 
Выйдя из блокадной передряги, он стал еще больше ценить жизнь, любить простые ее радости, но сны, по-прежнему снились фронтовые: то атакует на торпедном катере германский эсминец, то истекает кровью в боях на горной тверди Кавказа. Когда дети повзрослели и разлетелись кто-куда, отправился в первую гостевую поездку к старшему сыну на Кубань, от которой рукой подать до Моздока. Именно в составе  батальона морской пехоты, переброшенный туда с Балтики , принял первый  бой.
Противник превосходил наших в численности в три раза, но никак не мог одолеть в небольшом ущелье «черную смерть», как величали немцы морских пехотинцев. Мало того, парни в черных бушлатах и тельняшках много раз переходили в контратаку и сбрасывали захватчиков с господствующих высоток. До подхода основных сил батальон все же продержался, но погибло много. Тяжело раненного бойца Николаева вовремя вынесли с поля боя и отправили в тыл на лечение. Позже его наградили медалью «За отвагу». В мирное время в общественную баню он не ходил, чтобы люди не переживали после увиденных шрамов на спине и руке.

 ...Поехал с сыном в то ущелье, постоял задумчиво на перевале, поклонился небольшим памятникам защитникам Кавказа, которые установили в горах туристы и альпинисты, достал водку и помянул погибших молодых парней с Балтики.
Своих родителей у бывшего морпеха уже не было (умерли сразу после войны), их ему заменили тесть и теща, живущие за 110 километров в липецкой деревушке. Обе стороны души друг в друге не чаяли, всегда ждали новых встреч, а старики уставляли стол блюдами из русской печки. Николаев ежегодно привозил для них уголь. После первой и второй дед  начинал вспоминать вражеский плен, перемежал русские и немецкие слова, крутил «козью ножку» и закуривал, а после третьей и четвертой начинал плакать. Гость, дымивший неизменным «Беломором», утешал родню трогательными морскими песнями, особенно западала в душу пронзительная история про девушку «Лёлю».

 Компанию обоим обязательно составлял старший зять Андрей Савельевич Ампилов, бывший гвардии старшина разведки, обладатель большой коллекции боевых наград. Его темы были не менее интересны — ночные рейды в тыл противника, добыча «языков». Только между собой ветераны рассчитывали на понимание и поэтому были откровенны, с другими чаще хранили молчание и ограничивались общими фразами. Может быть поэтому в газетах про участников войны частенько печатались не живые рассказы , а какие-то схематичные зарисовки.
 
Высокие профессиональные и человеческие  качества Анатолия Михайловича ни у кого не вызывали сомнений, его частенько награждали почетными грамотами, вручали премии, давали путевки в санатории, а однажды предложили работу за границей в Ливии. Ни минуты не раздумывая, житель среднерусских степей засобирался на север Африки в ливийскую пустыню строить (в качестве главного экономиста) военный аэродром. Страна эта являлась стратегическим партнером СССР, сюда заходили наши корабли и подводные лодки для пополнения запасов воды и продовольствия. Ветерану понравилась идея участия, пусть и скромного,  в повышении обороноспособности страны и ее союзников. Строители со всех концов огромной страны под палящим африканским солнцем, в условиях экстремальных песочных бурь, за три года возвели в пустыне современный взлетно-посадочный комплекс. Главный экономический спец стройки ни разу  никого не подвел, несмотря на шестидесятилетний возраст быстро приспособился к необычным южным условиям, готовил себе в модульном домике еду, пек пироги, варил борщи, хотя там предлагался и неплохой общепит.
- Продуктов много, они красивые и свежие, но почти не имеют запаха, что помидор, что арбуз, - писал в письме Ларисе Борисовне супруг.

Между строк она прочитала и другое: муж , во- первых , скучает по ней, во-вторых, болезненно испытывает дефицит традиционных русских продуктов и напитков, чего не бывало даже в войну. Женщина догадалась и еще об одной пикантной подробности. Человек с молодости привык за обеденным столом выпивать чарку водки, а на фронте ритуал имел почти обязательный характер.  В мусульманской стране, как известно, под запретом находился не только алкоголь, но и сало, также любимое Михалычем. Оказалось, что испытание климатом не самое трудное испытание для русского человека. А все вместе заставило его через два года работы за рубежом просить у начальства отпуск. Руководство не возражало, и   ветеран стал собирать чемоданы.
 В советские времена много чего не хватало в стране, особенно модной одежды, джинсов, кроссовок ( но народ от нехваток грустил не очень). Таможенными правилами Ливии разрешалось провозить через границу две пары брюк и столько же обуви. Родственников у главного экономиста стройки было много, каждому хотелось   привезти редкую вещь. Светлая голова, он придумал интересный трюк при досмотре в аэропорту Триполи. Купил за очень приличные деньги красивый плакат с портретом лидера страны и арабского мира М.Каддафи, наклеил на самый большой чемодан, в который вошло много пар джинсов и кроссовок. Расчет был сделан на огромный авторитет Муаммара, ему мусульмане поклонялись как Богу.  И замысел сработал! Как только пограничники увидели на чемодане портрет, то сразу изменились в лице, что-то тихо зашептали и махнули рукой, мол раскрывать не надо, проходите на посадку.
Так заморские вещи полетели в Союз на радость  бывшему фронтовику и его родни в Липецкой и Орловской областях. Там его ждали и встречали как героя «ливийских карьеров»: столы ломились от еды, тосты и здравицы звучали патетично и вдохновенно,  следом шла торжественная раздача арабских гостинцев. Наступил «вечный» праздник, чего и всегда желал виновник торжества, вереницей пошли застолья, гости, встречи. Людям не терпелось узнать, как живет ливийский народ, что означает «Джамахирия», и как на песке можно растить овощи и фрукты. И они получали исчерпывающие ответы.

 Однако однообразие подобного общения вскоре отпускнику надоело. Жажда на алкоголь, накопившаяся в пустыне, распиравшая грудь в первые дни прилета, требовали иных действий, более грандиозных, как это случилось, например, в винных подвалах Венгрии. Всегда быстрый на подъем Анатолий Михайлович позвонил старшему сыну , который жил на Тамани и еще в письмах писал о прекрасных местных винах, и сообщил о ближайшем приезде в район Новороссийска. Родня было расстроилась, но хозяин барин, и он полетел на юг.
- В средней полосе, сам знаешь какие напитки, а мне нужно настоящее вино и все, что ему сопутствует, - сказал отец на благословенной земле Тамани при встрече.
Да сын Александр и сам знал что надо бате — большие бочки, подземные галереи, дегустация, интересный разговор о виноградной лозе, стихи, песни. Сам он, как член бюро горкома, курировал ряд крупных винсовхозов, поэтому организовать мероприятие не составило труда. Прямо на следующий день они отправились в соседний совхоз «Холодное ущелье». Здесь хорошо знали Александра Анатольевича, он часто сопровождал высокие делегации из Москвы, так как читал наизусть стихи Хайяма, Мирзы Шафи и других поэтов Востока, что превращало знакомство с производством вина в интересное мероприятие.
 
На сей раз, так совпало, попробовать таманского вина прибыла делегация министерства обороны. Одеты генералы были в штатское, поэтому старший Николаев, не потерявший стати, прекрасно смотрелся на общем фоне, а главный винодел совхоза даже обратился к нему как к заместителю министра.  Гости сначала спустились на лифте на глубину 25 метров и заглянули в винотеку, где на стеллажах лежали темные бутылки, запечатанные сургучом. Потом прошлись по главному подземному туннелю.  В небольших ответвлениях его стояли огромные бочки с кранами у самого дна. Ветеран попросил разрешения у винодела попробовать напитка  в одной из них, благо что под краном стояла большая деревянная кружка. Тот удивился (так как всех ожидала большая дегустация и банкет), но дал «добро». На поверхность «заместитель министра» поднимался уже навеселе, энергично общаясь с виноделом и генералами.
Дегустация проходила на красивой веранде, откуда открывался великолепный вид на Маркхотский хребет, в дымке тонули леса, придававшие небольшим горам швейцарский вид. За большим дубовым столом места хватило всем, посредине его располагались необычно широкие и высокие стаканы. В них, как пояснили хозяева, можно было сливать вино после дегустации. Этот технический ритуал очень не понравился ветерану.

- Чтобы я сливал такое прекрасное вино, да никогда в жизни, - сказал он ближайшему соседу, отвечающего в министерстве за авиацию. И тот также согласился солидарно выпивать каждую 50-граммовую пробу из 45, ведь вино напоминало поэзию. Почти как на войне, в Венгрии, когда оно пахло еще и Победой.

Вся процедура дегустации проходило по-праздничному, чему способствовали красивые, как на подбор, девушки в русской национальной одежде, разливающие «Рислинг», «Каберне», «Мускат», «Алиготе» из бутылок с длинными горлышками. Винодел торжественно объявлял год производства вина, его название и перечислял достоинства. Когда он после глотка говорил, что оно пахнет ароматом луговых трав, народ  действительно улавливал запах клевера, мяты или душицы. А мускатные тона в букете вообще приводили в восторг отпускника из Ливии. Не удержавшись, он  воскликнул: «Ин вина веритас!» То есть, истина в вине. Не сговариваясь, военные руководители дружно зааплодировали.
 
Через час, когда дегустация закончилась бокалом понравившегося вина ( чаще выбирали«Жемчужину России»), раскрасневшиеся гости вышли на свежий воздух, чтобы набраться кислороду перед банкетом. Теперь уже над столами витали другие запахи всевозможных закусок, а из выпивки предлагалась водка собственно производства по старинным рецептам. Да... Это только русские могут после многочисленных проб вина плавно перейти на водку. Правда, национальный напиток очень отличался от бутылочного в хорошую сторону и также пился легко. Но градусы он имел законные — 40, о чем и свидетельствовал все возрастающий шум застолья. Стихи чередовались с тостами, потом зазвучали песни, в которых  выделялся красивый голос бывшего фронтовика. А за  стеклом веранды уже разлился духмяный аромат южного лета, виноградники набирали силу, а виноградари прикидывали урожай кубанского вина. Как и должно происходить в мирную пору.

Утром, несмотря на продолжительное посещение подвалов, Анатолий Михайлович выглядел как огурчик. Таманское вино пошло на пользу, и он душевно благодарил Сашу за праздник виноградной лозы. С отличным солнечным настроением старший Николаев отбыл в Африку дорабатывать контракт уже вместе со своей, как говорится, половинкой. После продегустированного вина, увиденного, спетого, вновь пережитого фронтового воспоминания ветерану работалось в стране исламского социализма значительного легче. Об этом свидетельствовало его загорелое веселое лицо в аэропорту Шереметьево, когда лайнер из Триполи через год доставил бывшего морпеха в родную страну, которую он всегда любил и сражался за ее независимость.