Естественный отбор

               
                Как мы не знаем нашего будущего,
                Так мы не знаем нашего прошлого.
                Из размышлений автора

За несколько дней до войны отец сломал ногу в шахте. Повезло. Иначе его сразу  отправили бы на фронт и пропал  бы  он без вести в первые самые страшные недели хаоса отступления, как три его брата.
Немцы появились в Донбассе на четвертом месяце войны. Как-то отец кивнул на ближний косогор и сказал:
— Вот там увидел в первый раз немецких мотоциклистов. У меня даже слезы появились.
Я уточнил почему:
— Немцы на нашей земле?
— Что немец...?!  Семья! Двое маленьких детей. Их кормить надо. Я на костылях и ничего не могу. А время какое …

Опасаясь окружения, наши войска оставили Донбасс без боев. Вместе с ними бежала советская власть, а через несколько дней  оставленные города и поселки занимали немцы.  В этом междувластном зазоре люди как могли готовились к худшему. Народ в Донбассе в большинстве пришлый с непростой историей: кто бежал от голода из деревни, у кого нужда имелась затеряться от властей на шахтах — для каторжной работы под землей рекомендации не требовались  и документы не проверялись.  За несколько дней анархии этот народец показал все свое непатриотичное нутро:  мародёрстововал в оставленных госучреждениях,  грабил магазины, запасаясь  продуктами на трудные времена. А жёны подбивали мужей уклоняться от участия во взрывах и затоплении шахт, чем занимались органы власти перед приходом немцев. Ведь шахты — это единственный источник заработка. Власть имущие убегут, а народ-то останется, и ему надо потом где-то работать, чтобы кормиться.

А пока действовал принцип — кто смел, тот и съел. Наш сосед по улице Семеныч, коренастый мужичок уже в изрядных годах,  добыл целый  бочонок селедки,  катил его перед собой и встречным знакомым радостно сообщал:
— Советская власть  раскулачила меня, а теперь я её.
Знакомые завистливо кивали. Но, видимо, под несчастливой звездой родился Семеныч:  пришлось ему пережить еще одно раскулачивание.  Уже недалеко от его дома налетели бабы, рыскавшие по посёлку в поисках съестного: закружили  Семёныча, отсекая от  добычи, подняли и грохнули бочонок ребром о землю, а потом расхватали селедку. Как сказали бы они сейчас:
— Ничего личного,  Семеныч,  детей кормить надо.

Немцы пробыли в Донбассе два года. Как жили отец и семья в оккупации, он не рассказывал. Зачем ребенку чужое - пусть и отцовское - тяжелое и плохое?  У него будет своя и другая жизнь, а значит, будет своё тяжелое и плохое. К тому же, поскобли нас немного и сразу проявится наша языческая сущность, а там табу — нельзя упоминать плохое, чтобы вновь не накликать его.

После освобождения Донбасса отца не призвали в армию, а направили в шахту: стране нужен уголь. Тогда там работали случайно оставшиеся мужики и молодые ребята призывного возраста, которых  вместо фронта тоже послали в шахту. Это было сверхтяжелое время. Работали по двенадцать часов без выходных. Отец вспоминал,
— Бывало, поднимешься на поверхность после двенадцати часов работы, а тебе говорят:
— На новую смену не хватает людей, надо отработать еще одну.
Ему  было тогда под сорок и на его плечах семья: приходилось терпеть и опять спускаться в шахту. А молодые ребята худосочные, росшие впроголодь на харчах военного времени, не выдерживали и  отказывались:
— Устали, не пойдем. На фронте легче.

Жили по законам военного времени:  невыполнение приказа – это  саботаж, и всех отказников отправляли на фронт.  Не знаю, в штрафные части или нет (не хочу лить воду на мельницу тех, кто говорит, что победили мы благодаря штрафникам и заградительным отрядам), но правда в том, что, по утверждению отца, никто из этих ребят не возвратился на шахты после войны. Ни один.

Теперь для понимания сути дальнейшего рассказа должен привести некоторые сведения об устройстве шахты. Уголь в земле залегает пластами. Горная выработка одного пласта называется горизонтом. Шахта – это набор горизонтов, и каждый следующий располагается ниже предшествующих. Ну, как слоеный торт. Тоннель, по которому транспортируются уголь и порода на верхние горизонты и в итоге на поверхность, называется уклоном. Упрощенно, это дырка под углом в торте.  По уклону прокладываются рельсы и «ходят» вагонетки с углем и породой.  Уклон, как правило, проходит по породе и потому узкий, рассчитанный на ширину вагонетки плюс небольшие зазоры с обеих сторон, чтобы человек мог прижаться спиной к стенке тоннеля и пропустить вагонетку.  Тогда вагонетки перемещались с помощью троса лебедки, которую вращал электромотор, а раньше,  в начале двадцатого века ее вращали лошади.

Отбирали молодых и сильных лошадей, спускали в шахту и уже больше не поднимали. В  полной темноте они слепли, а работая тяжело каждый день, быстро изнашивались. Когда лошадь уже не могла крутить лебедку, ее поднимали на поверхность и отпускали в степь. Там никому не нужная слепая лошадь продолжала ходить по кругу пока не умирала от истощения. Пример с лошадью — это модель жизни нынешнего офисного планктона, для которых  работа состоит в бездумном повторении стандартных операций, а выход на пенсию лишает последнего малого смысла их, вообще говоря, бессмысленную жизнь.

В военное время главное в тылу — это выполнение плана любой ценой, а все остальное, в том числе жизнь человека,  вторично: крепили кровлю кое-как, прокладывали рельсы в уклонах на «живую нитку».  И вот как-то стык рельсов разошелся, вагонетка зацепила рельс и сдвинула уже несколько прогонов дороги.  Ближе всех к месту аварии работал отец с напарником, и им поручили восстановить путь. Разгрузили вагонетку с углем, с помощью рычагов поставили на исправную часть дороги, нагрузили уголь и отправили наверх. Это потребовало предельных усилий двух полуголодных людей, и они сели отдохнуть, выключив для экономии ручные аккумуляторы, которые давали  хоть какой-то свет.  Кто не был в шахте, тот не представляет, что такое  настоящая темнота. Там ведь нет никаких источников света: ни звездного неба, ни светящихся окон домов, нет ничего. Сидишь и не видишь ни рук, ни ног — только темнота вокруг и все! В условиях абсолютной темноты в первую очередь обостряется слух.

Некоторое время они сидели в оцепенении, когда организм,   экономя силы, переводит все системы на низший энергетический уровень.  Но все равно их слух сканировал поступающие звуки. Все было как всегда: где-то капала вода с кровли, вентиляция создавала ровный шумовой фон. И вот в этом самом обычном окружении появился звук, которого  не должно быть – стук на стыках идущей по рельсам вагонетки. Первым услышал его напарник отца —  молодой парень. Прошли секунда-две пока его  мозг, получив информацию о звуке, обработал  её и выдал сигнал:

— В н и м а н и е!
 
 Там наверху ведь знали, что пути разобраны и не могли спускать вагонетку. После ремонта они должны были сообщить тем наверху о починке дороги и только потом …. Парень встрепенулся, его состояние передалось отцу, который тоже вышел из оцепенения и спросил:
— Что случилось?
— Слышишь, вагонетка стучит?
Отец встревоженно прислушался: да, он услышал этот звук, который  не пропал и стал даже более четким. Потом к обоим вместе пришло одно простое, но страшное своими последствиями слово:

— Н е у ж е л и ? ? ?

Мозг каждого  выдал уже сигнал:

— Т р е в о г а!

Неужели там,  на одном из верхних горизонтов  сорвалась вагонетка, которая набрала и продолжает набирать скорость, и через десять-двадцать секунд будет здесь.  На разобранных путях она «забурится» (был такой специальный термин у шахтеров), ее развернет,  и она, всё ломая и круша, полетит вниз по уклону.  Они не раз видели результаты такой аварии. Если под вагонетку попадал человек, то его разрывало  на куски или размазывало по стенкам уклона.  Когда как. Еще не веря, что стучит именно такая потерянная вагонетка, они напряженно слушали — на кону были их жизни — звук становился все более четким и промежуток времени между соседними стуками, очевидно, уже меньше, чем для вагонетки, которую спускают на тросе. Значит уже высокая скорость, а будет еще выше. Всё, сомнений больше нет! Мозг обоих выдал сигнал смертельной опасности:

— С п а с а й с я !!!

Молодой напарник что-то пискнул и, судя по звукам,  бросился вниз.  В кромешной темноте ведь не видно, а только слышно, куда побежал человек. Хотя выражение «побежал» тоже неверно. Попробуйте крепко зажмурившись побежать. В полной темноте бежать невозможно, нужно держаться за стенку уклона и  двигаться, как цапля, высоко поднимая ноги или семенить боком, стараясь не зацепиться за рельсы, куски породы, угля … А страшный стук сзади ещё подталкивает …

Малое время отец боролся сразу с двумя инстинктами: первый — бежать прочь от опасности и второй, стадный – бежать вместе со всеми в одну сторону.  Он дернулся вниз и ужасный звук толкал его туда же,  но мозг не  поддался панике и выдал единственно верную команду:

— Н е т.  В в е р х.  Н а в с т р е ч у !!!

Если вверх, то можно спастись: прижаться к стенке и пропустить вагонетку. Только надо успеть выйти на исправную часть пути. Отец прижал руки к стенке уклона и боком начал быстро, как только мог, перебирать ногами, спеша навстречу судьбе:  смерти или спасению. Внутри был лишь страх и чувство смертельной опасности, а сверху они перекрывались новой командой:

- У с п е т ь, у с п е т ь, у с п е т ь, ...

которая пульсировала в такт стуку, кажется, уже не вагонетки, а топора палача, отсекающего последние укороченные секундочки его жизни.

Когда стук заполнил все пространство и стал уже невыносимым, он перевернулся и спиной вжался в стенку. И сразу же, что-то быстрое и страшное подлетело к нему, раздался мощный удар, воздух вздрогнул, безумный стук наконец исчез, а вместо него слышался только дикий скрежет да слепили глаза пучки искр  от  ударов углов вагонетки о стенки, пол и потолок уклона. Отцу послышался, а может быть показалось, человеческий вскрик.

Потом воцарилась обычная, но  для него оглушительная  тишина. Некоторое время отец стоял, приходя в себя и ещё не веря в свое спасение. Позвал напарника:  ответа не было. Постоял тихо. Прислушался,  может быть услышит стон, но всё было так как будто  ничего не было. Ничего не было... Также капала вода, шумела вентиляция.

Отец ещё немного постоял, собираясь с силами, и медленно пошёл вверх на следующий горизонт  — к людям. В голове, опустошенной пережитой смертельной опасностью, потянулись бесцветные, не окрашенные эмоциями, и вялые мысли:

— Приду,  обрадуются: один живой, значит, меньше кусков им надо будет собирать …
— Зачем так, просто обрадуются живому …
— У меня ни одной царапины, а парня убило …
— Жалко парня, совсем молодой …  Его матери дадут хоть немного денег? …
— На похороны выпишут, а могли выписать на мои, пронесло …
— Отпустят с работы? Раньше отпускали, когда вот так  …
— Подняться бы на поверхность и выпить …
— На что выпить? Денег нет. Жена справила девочкам платьица ….

При воспоминании о дочках внутри помягчало и посветлело, но мысли продолжали плестись:

— Жене сказать?  Зачем? Лишний раз переживать ...
— Все равно узнает. Скажет кто-нибудь — опять твоему повезло …
— Завтра снова сюда на работу …
— Пути сделают в следующую смену. Уголь нужен. Соберут, что осталось от напарника …
— Все не соберут. Темно …
— В шахте тепло … Сразу гнить начнет … Вентиляция разнесёт запахи по всей шахте …
— Ничего. Крысы бегают, быстро подчистят … Их работа …
— Как в шахте без крыс … Божьи твари …
— Лошадей вывели из шахты. Остались только люди и крысы. Этих не выведешь …
— Хорошо бы дожить до конца войны, наверное,  легче будет …

Наконец  впереди показался тусклый желтый свет. Люди.

Это был один день из тридцати лет работы отца под землей.

В конце его земных дней божественные силы, которые определяют судьбы людей, видимо, спохватились - уж слишком тяжелая жизнь получилась  у  человека - и начали  оказывать ему маленькие, но постоянные знаки внимания.  С каждой пенсии отец покупал на рубль три лотерейных билета и всегда выигрывал разную мелочевку: полотенца, фонарики … Он искренне радовался, и гордился своей последней удачей и берег ее — никогда не покупал больше трех билетиков.

P.S. Название рассказа вполне обосновано. После описанного случая родились мы с братом и, таким образом, Природа закрепила положительные качества отца: не паниковать и принимать правильные решения. А молодой парень, как носитель противоположных качеств, исключен из эволюции.  Иногда посещает мысль: доживи парень до возраста моего отца, то, возможно, в подобной ситуации он принял бы правильное решение. Однако Творец не предусмотрел в своем законе поправку на возраст. Значит так тому и быть!