Прошло уже тридцать пят лет

ПРОШЛО ТРИДЦАТЬ ПЯТ ЛЕТ

     Этот год запомнился мне совсем не Олимпиадой. То есть, конечно, если вспоминать, то и спортивный праздник придёт на ум и ещё, как минимум, два события, одно из которых затмевает второе с Олимпиадой вместе. Но то, что я хочу рассказать оставило след в моём сердце навсегда. И не только в моём.

     Жизнь наполнялась их музыкой, их песнями,  дисками, фотографиями, любыми упоминаниями,  сведениями, даже отголосками сведений о них. Если бы не Битлы, не знаю, что за радость бы у нас в жизни была, начиная класса с седьмого. Это было не просто увлечение, это был огромный кусок жизни, не побоюсь сказать - сама жизнь моя, моего брата и нашего друга на протяжении многих лет. Действительно, большой кусок жизни!
     Не открою Америки, если скажу, что битломания - явление общемирового порядка. Странно, как она охватила и СССР при, практически, полном запрете на всю западную культуру и на рок-музыку в первую очередь. Тогда не издавалось, не передавалось, не показывалось и не упоминалось ничего о Битлах и обо  всех остальных рок-группах или солистах. Хотя, пожалуй, я соврал. Упоминалось! Изредка появлялись статейки про их убожество и даже вред, который такая музыка наносит молодому крепкому организму советского общества. Я бы даже сказал: кондовому организму.
     Некие умники во главе с незабвенным Никитой Богословским поливали дерьмецом из своих уст тех, кому сами в подмётки не годились. Но история с этим уже разобралась, мне не надо выступать адвокатом. Не нуждаются в моей защите Джон, Поль, Джорж и Ринго. Факт же состоит в том, что битломания в нашей стране была!! И была она очень даже основательная!

     Один из наших одногруппников, некто Валера Николаев, встретил нас с Осей перед первой парой у  аудитории, где должен был начаться семинар. Не могу забыть этот момент. Даже номер аудитории помню, помню где она находилась и буквально вижу перед собой гадкую усмешечку Валеры. Я и так-то не слишком любил этого хлыща, а с того момента, просто, возненавидел.
     - А вы чего пришли в институт? Разве не знаете, что случилось? Я думал, у вас сегодня траур, - кривил свою физиономию наглый сынок богатенького папы, ничего не ценящий в жизни, поскольку привык получать всё легко по первому капризу с самого малолетства. - Убили вашего Леннона. Застрелили бедненького Джона...
     Поверить в это было невозможно, но ведь этот гад  такое придумать бы сам не мог, поэтому мы с Осей что-то почувствовали и, превозмогая брезгливость, стали выяснять подробнее, что он знает и откуда. Николаев продолжал дразниться, распевая свою идиотскую присказку ''Вексельманы - битломаны'', но всё же кое-что рассказал. Источником оказался ''вражий голос'', что само по себе было вполне серьёзно. А за Валерочкой водился такой грешок: голоса он слушал, поскольку аппаратурой располагал и всегда имел фору, преподнося информацию одним из первых. Потому Валере мы почти поверили, и настроение в момент сделалось ужасным.
     На пары мы не пошли, а пошли к метро искать на газетных стендах хоть какое-то упоминание. Ещё в коридорах института мы пробовали узнать у ребят (имелись в достатке свои, которым было не наплевать), слышал ли кто,.. правда ли,.. не соврал ли Николаев? Никто ничего не знал, но шокировала эта новость многих. Один из приятелей тоже решил пропустить занятия и пошёл с нами. 
     В газетах было полным-полно новостей. Очень даже серьёзных. И, в основном, положительных. Но мы-то понимали, что передовица о таком не выйдет, искать надо на последней странице, или в рубриках о том, как там у них всё плохо. Но так плохо не было. Во всяком случае в главных советских газетах ничего об этом не упоминалось вообще. С получением информации в эти времена дело обстояло скверно. Нам оставалось ехать домой, включать радио, телевизор и ждать, а вдруг...
     Только через день в ''Московском комсомольце'' появился маленький некролог. Смутно припоминаю, что ещё одно малюсенькое сообщение было то ли в ''Московской правде'', то ли в ''Вечерней Москве''. И всё. Но к этому дню мы уже знали точно, что эта дикая новость - страшная правда. 
     Не помню от кого из друзей мы узнали, что в субботу на Ленинских горах будет митинг памяти Леннона. Вести передавались по воздуху, буквально, из уст в уста. Но эти сведения были несомненны. Как мы прожили эти несколько дней, да и очень не мало дней, недель и месяцев потом, я сейчас не могу себе представить. Но как-то прожили. Прожили в каком-то полузабытье. Земля под ногами качалась в самом буквальном смысле слова. Ничего абсолютно нас не волновало и не интересовало. Пустота образовалась колоссальная, и заполнить её было нечем! Она до конца не заполнена и по сей день.
     На смотровую площадку возле МГУ попасть нормальным способом было невозможно. Знали о предстоящем митинге не только мы, знала милиция. Оцепления поставили везде и не пропускали молодёжь, а, может, и не только молодёжь к назначенному месту. Только, разве могло это удержать сомнамбул, зомбированных на достижение своей цели, какими мы в тот момент являлись? По каким-то неведомым тропам, через сугробы напролом, по склонам совсем не шуточным мы пёрли к вершине и добрались до нужного пункта. И таких как мы добрались ещё десятки, даже сотни.
     Не понимаю, почему подступы милиция охраняла, а на самой смотровой площадке никаких нарядов не было. Поэтому митинг состоялся. Всё было спонтанно, но те, кто его организовал, всё же продумали некоторые детали. С парапета на землю спускался американский флаг, на его фоне была установлена картина маслом - портрет Джона, копия фотографии из ''Белого альбома'', перед которым была зажжена свеча. Магнитофон рядом проигрывал ''Имэджен'' и другое. Кто-то говорил какие-то слова, кто-то подпевал...
     Я не помню деталей, подробностей, почти ничего конкретного, кроме портрета и  глаз Леннона, смотрящих на меня. Смутно вижу хиповатую фигуру художника, автора портрета и всей инсталляции (как теперь говорят) - организатора всего этого действа.
     ...Разумеется, они спохватились. Автобусы с шинелями стали подъезжать минут через двадцать с момента начала нашего митинга. Некоторое время милиционеры ничего не предпринимали. Затем пара не самых высоких чинов приблизилась к толпе, стоящей полукругом, послушала, потопталась и удалилась в машину. Видимо, получали инструкции. Ещё через несколько минут какой-то из бдителей за законом начал вещать в матюгальник, что митинг окончен, и все должны разойтись. Никто, его не послушал: люди почувствовали единство, вдруг поняли, что они - конкретная сила, и их тронуть нельзя. Всё-таки, Леннон сплачивал молодёжь намного эффективнее своего однофамильца, ну, почти-однофамильца.
     Только нашей родной милиции было совершенно фиолетово, что митинг был сугубо мирным и вовсе не антисоветским. Они построились в шеренги и начали двигаться к толпе под вопли из мегафона о том, что тех, кто сейчас же не разойдётся, арестуют и заберут в застенки.  В сторону стройных рядов блюстителей порядка направилось три фигуры, видимо, чтобы договориться о чём-то. Их сразу скрутили. Тут стало ясно, что заберут всех, кто попадётся, а вовсе не только тех, кто останется стоять. Люди стали расходиться, двигаясь в сторону подалее от милиционеров. А те стали образовывать полукольцо, теснить нас к парапету, не давая возможности покинуть площадку. Тогда народ хлынул через парапет, снова по сугробам, только уже вниз, что оказалось легче, напоминая известную картину Сурикова. Я успел увидать, как милиционер стряхнул в снег портрет Джона, ухватившись за флаг, дёрнул ещё раз, другой, оторвал его от рейки, на которой тот был закреплён. Свеча упала и погасла...
     Мы двигались через кусты,подлезали под какими-то конструкциями, извозились в грязном снегу и оказались наконец у нижнего вестибюля станции ''Ленинские горы''. Пешком по длиннющей лестнице поднялись на верх, как-будто, случайные прохожие, не имеющие никакого отношения к происходящему на смотровой площадке и, заплатив по пять копеек, уехали восвояси. Разумеется, ревнивые взгляды милиционеров, в изобилии дежуривших у входа в метро и толпящихся внутри у турникетов, прекрасно распознали в нас участников недавнего происшествия, но, видимо, их целью был не поголовный арест, а лишь распугивание.
     По своим каналам позже мы узнали сколько народу было отловлено, посажено в автобусы и доставлено на допросы. Разумеется, предъявить ничего серьёзного большинству из задержанных было нельзя, поэтому, промурыжив, помотав нервы, людей отпустили. Как-то, не очень серьёзно, были наказаны лишь несколько основных организаторов митинга, которые и не пытались убегать, и которых наша доблестная милиция прекрасна знала в лицо уже давно...

     В то время мне лично не было и двадцати лет. Подавляющему количеству участвовавших в этом митинге, или желавшему принять в нём участие, было примерно столько же, как мне с братом и другом Мишкой. Какой урок мы все получили от власти, от страны, от Родины? Прошло ли это без последствий? А единственный ли это был урок за время нашей юности, молодости, взросления? Думаю, результаты всего этого - на лицо.
                08-10.12.2015. Хайфа.