Месть

- Добро пожаловать домой, - сказал офицер на паспортном контроле. Я кивнул, буркнув в ответ "спасибо" и оглянулся, не задержался ли сзади брат. Нет, всё в порядке, он идет следом.
***

 Мы не были в Штатах уже 15 лет, с тех пор как совершили восхождение в Израиль. Отец наш всегда был сионистом, вот и сорвал нас с братом с обжитого места, когда нам только-только исполнилось тринадцать. Бар Мицву справляли у Стены Плача. Помешанный на идее, папа привёз семейство в поселение, где за холмом находилась арабская деревня. И Б-же упаси при нём было назвать наш посёлок поселением. Только общиной и никак иначе.
***
  - А где синий чемодан? - обернулся я к брату, когда весь остальной багаж он снял уже с ленты.
  - Подожди, ещё не было.
 Ладно, подождём. Всё равно нас никто не встречает, так что ждать никого не заставляем. Я прислонился к колонне и стал проверять электронную почту на телефоне. Когда выйдем, надо будет непременно купить СИМ-карту, иначе весь запас денег уйдет на оплату смартфона.
***
Свои первые смартфоны мы с братом получили, когда вернулись из армии. Папа наверное потратил всю зарплату на то, чтобы поздравить нас с окончанием службы. Он всегда нас баловал, даже когда мы уже выросли. Причём из каждого, даже самого маленького подарка, он умел сделать праздник. И мы, два близнеца, два его сына, всегда чувствовали с ним себя детьми.
***
  - Шимон, возьми его, вот он поехал, - крикнул мне Леви, указывая на чемодан. Я схватил его и мы побрели на выход.
Надо взять машину напрокат. Ездить нам придется много. А пока надо где-то устроиться. Можно было бы, конечно, поехать к тете Рейчел, но если это сделать, то вся поездка будет насмарку. От неё потом будет не вырваться. Придётся провести всё время с ней, во встречах с родственниками, в рассматривании фотографий ("А помнишь, как вы с Дейвом упали в лужу на Мейн Стрит?"), в походах во все местные синагоги ("Помните наших Саймона и Леви? Так это они приехали из Святой Страны"). Да, я хорошо помню тётю Рейчел, она в Израиль она к нам приезжала часто.
***
  - Джейк, я понимаю, ты захотел сделать восходжение, но помилуй, зачем ты потащил детей на границу с арабами? - Это был первый приезд тётушки в Израиль. Она постоянно поглядывала в сторону арабской деревни, не крадутся ли оттуда террористы. А мы всегда посмеивались над её страхами.
  - Успокойся, сестрёнка. Мы в своей стране, здесь всё наше, это ты живёшь заграницей, - посмеивался в ответ папа.
Тётя немного успокаивалась и выходила в сад, чтобы тут же начать восхищаться тем, что мы умудрились на камнях посадить гранатовые и апельсиновые деревья. Казалось, что это единственное, ради чего она приехала нас навестить, так часто она выплёскивала свои восторги по этому поводу.
***
Мы поселились в мотеле. Достаточно дешевом с одной стороны, с другой, достаточно уединённом, чтобы не сталкиваться постоянно с назойливыми соседями. Делами займёмся завтра, а сегодня - спать. Всё-таки такой долгий перелёт выматывает. Леви в этом отношении гораздо выносливей, наверное поэтому он и летал в Америку почти каждый год с тех пор, как мы отсюда переселились за океан. А для меня даже до Европы долететь всегда было проблемой. Только после армии я побывал в Италии, чтобы не стыдно было разговаривать с друзьями, которые, как только закончат службу, отправлялись в путешествия, чтобы потом было чем похвастать на посиделках.
***
  - Шимон, ну хоть с в Италию то ты можешь слетать? - папа уже всё продумал, сколько стоит билет, гостиница, сколько мне нужно на карманные расходы. Он был так счастлив отправляя меня туристом в Европу, будто это он будет смотреть Колизей и этрусские гробницы, а не я.
  - Хорошо, пап, но я бы лучше отправился в тур на теплоходе. Ты же знаешь, я не люблю эти самолёты.
Лучше бы я этого не говорил. Я увидел, как  отец расстроился от того, что не смог  угодить сыну, и мне стало стыдно. Я тут же принялся убеждать его, что на самом деле повидать Италию - это мечта всей моей жизни. Провожая нас в аэропорту, он всё повторял:
  - Не забудьте посмотреть Гетто, это самое главное, Гетто!
***
  - Представляешь себе, здесь нет бесплатного вай-фая, - сказал Леви, - пришлось отдать им десятку за доступ.
  - Ничего, не обеднеешь. Ну, выяснил куда нам теперь?
  - Да, тут недалеко.
  - Лучше давай подальше, где-нибудь в Бронксе, а ещё лучше в Нью-Джерси.
  - Мы так сутки потеряем.
  - Плевать, времени достаточно.
  Через час мы с братом ехали через весь город в громадный хозяйственный магазин. Дороги и мосты. Я их помню. Наша маленькая машинка шаталась от ветра на  мосту Трайборо. Я поглядел в окно и увидел Харлем Ривер, а за ней с одной стороны Манхэттан, с его небоскребами напоминавший подушечку, утыканную иголками и булавками, с другой Бронкс, выглядевший хмурым со своими коричневыми домами и серыми дорогами в тусклом свете под небом, затянутым шторами облаков. Я всем своим существом ощутил детство. Оказывается, я никогда не переставал тебя любить, Нью-Йорк.
***
Иврит дался мне легко, я будто не учил его, а вспоминал давно забытое. Может быть сказались годы проведенные в еврейской школе, хотя как раз по ивриту у меня всегда были плохие оценки.  Арабский давался сложнее, но мне очень хотелось выучить и этот язык. Рядом с нами жили две семьи, одна сирийских евреев, другая йеменских. Вот у них то я и нахватался арабского. Через год у меня пропал акцент в иврите, через два в арабском. Так что, когда лез воровать фрукты в соседней арабской деревне, то прекрасно понимал, как хозяева меня ругают, так и не сумев поймать. И, в свою очередь, обкладывал отборной бранью арабских мальчишек, забиравшихся в наш сад воровать фрукты. Ругань с обеих сторон была беззлобная, ну много ли апельсинов может стырить подросток? А ещё приятнее было видеть уважение на лицах арабских продавцов, когда я начинал торговаться с ними на их же языке. Папа всегда меня брал с собой в город за покупками. Его главной любовью был магазин инструментов. Папа был мастер на все руки, поэтому мог часами рассматривать каждый молоток.

***
Этот магазин - мечта папы. Точнее мечта, от которой он отказался ради мечты об Израиле. Размером в целый квартал, инструментов здесь больше, чем нормальный человек вообще в состоянии указать, для чего они служат. Мы прошли между рядами и продвинулись отделу, где продавались молотки, ледорубы, топоры и ножи. более крупные инструменты стояли в ящиках на полу, а те, что можно повесить на стену, были выставлены на стенде. Нам нужен нож. Эти инструменты висят в торце между отделами. Самые разные, от тех, которыми режут картон, до больших плотницких, от сапожных до мачете. Нам нужен вот такой, нож выживания, как его называют. Есть черный, есть серебристый, нам нужен черный. Он достаточно большой, с зазубринами на тупой стороне для пиления. Восемь с половиной дюймов в длину. С таким можно высадиться хоть в джунглях, хоть в на Северном полюсе. Везде поможет выжить, нигде не даст пропасть. Да, именно он нам и нужен. Мы взяли его и пошли на кассу. Леви вытащил двадцатку и расплатился.
***
Когда мы с Леви вернулись из Италии. Папа устроил грандиозное застолье, будто его сыновья совершили кругосветное плавание. Пришли все соседи, от мала до велика. Иногда я думал, хорошо, что мы всё же живём в этом маленьком посёлке, а не в Тель-Авиве или Хайфе, представляю себе, где бы мы размещали весь город, вздумай папа устроить такое же праздненство. Все разошлись уже после одиннадцати вечера. Леви пошёл проводить Натэллу, нашу ровесницу, дочь репатриантов из России. Симпатичная девочка, чьи родители такие же чокнутые сионисты, как наш папа. Я остался один с отцом. Ещё с четверть часа мы поболтали наедине и он пошёл спать, а я вышел покурить. Вредная привычка, папа всё никак не мог свыкнуться с тем что его сын дымит. Сам он бросил задолго до моего рождения. Леви долго не было, я же раздумывал, выйти ему навстречу или завалиться спать. Наконец я решил всё же не портить ему вечер с Натэллой, развернулся и собирался открыть дверь в дом. В этот момент что-то ожгло мне спину и я почувствовал как закружилась голова. Я обернулся и увидел его. Он стоял с ножом в руках, видимо только вынул его из меня. Он зажал мне рот и воткнул нож еще и в живот. Я стал опускаться и потерял сознание. Очнулся я от истошного крика. Кричал Леви. Потом приехала скорая и солдаты. Я выжил, а папа нет. Он умер сразу, ему перерезали горло. Как барану на бойне. Тем же ножом, что воткнули в меня . Чёрным ножом выживания, восьми с половиной дюймов в длину.
***
Пока всё идет по плану. Теперь надо поехать и в другом конце города купить медицинскую униформу. Мой близнец отучился на медбрата, но не тащить же с собой эту "пижаму", как называл её папа, из Израиля. Леви немного заплутал на дорогах и вместо Чайна Тауна мы сначала попали к зданию Верховного Суда.
***
Полицейские нашли убийцу по моему описанию. Абу Валид работал в администрации, он не жил в соседней деревне, но имел там родственников. По фотографии я его опознал моментально. Взяли его тоже достаточно быстро. Он не сопротивлялся, прекрасно осознавая, что ребята, которые его будут брать только и ждут повода, чтобы всадить ему пулю в лоб при задержании. Он такого повода не дал. Я был этому рад. Я хотел справедливого возмездия по суду. К тому времени меня уже выходили, я смог передвигаться в коляске. До полного восстановления ещё было далеко. Сколько ему дадут? Я ждал максимума. Не дали нисколько. Абу Валид нанял хороших адвокатов, которые доказали, что я могу ошибаться, а вот родственники обвиняемого ошибаться не могут, он был в это время в совершенно другом месте, делал шиш-кебаб со своей роднёй. Никаких других доказательств, кроме моих показаний не было. Но я то знал, что не ошибаюсь. Его глаза, когда он с улыбкой всаживал мне в живот нож, я запомню на всю оставшуюся жизнь. Они снятся мне каждую ночь.
***
Пропуск в больницу. Никто просто так в больницу не пустит, тем более не просто в палату, а в палату интенсивной терапии. Внешний вид больничной ID-карты найти было просто. Для этого существуют социальные сети, где врачи с удовольствием демонстрируют свои фотографии с рабочего места. Изготовить подобное не проблема. Контор, которые изготавливают разные карточки в Бруклине полно. Среди них попадаются и такие, которые с удовольствием закроют глаза на то, что по сути это подделка документов, если ты платишь не обычную цену в двадцать долларов, а сотню. На получение заветных кусочков пластика у нас ушло два дня, которые тоже не были потрачены впустую. Мы изучили все входы и выходы в больнице, все переходы внутри неё. Сначала нашли всё это в интернете, а потом прошлись непосредственно на месте. Пройти по корридорам не сложно, достаточно сказать, что ищешь кабинет ультразвука. и немного заплутал. Сложно попасть в отделение интенсивной терапии.
***
После освобождения Абу Валид скрылся. Поговаривали, что он живёт то ли в Катаре, то ли в Саудовской Аравии. Официально он был оправдан за недостатком улик, так что никто его не искал. Никто, кроме нас с братом. Но что мы можем? Ничего, разве что смотреть палестинское телевидение и ворошить арабский интернет. Несколько лет таких поисков не давали никакого результата. И вот, наконец, удача. Два сообщения с разрывом в три недели. Первое, что Абу Валид назначен представителем Автономии в культурных организациях и второе, что представитель Автономии попал в больницу в Нью-Йорке с диагнозом рак. Остальное решили звонки в больницу от имени родственников больного. Подделать в английском арабский акцент ничего не стоит. Мы его нашли. И он не должен ни умереть от рака, ни излечиться от него. Ему уготовлена другая смерть. От такого же ножа, каким он перерезал глотку папе.
***
Лучшее время для посещения больного это восемь вечера. В пересменку. Ходит толпа народа, и никто не знает кто есть кто. К тому же, эпидемия гриппа помогла нам решить проблему камер наблюдения. Сейчас все носят маски, пусть потом ищут людей в масках и медицинской униформе. Всё пройдет гладко. Попасть в отделение оказалось проще, чем мы думали. Леви остался в коридоре, а я пошёл в палату. Я это заслужил, это у меня два шрама, один на спине, другой на животе. Я вошёл и поздоровался по-английски. Абу Валид ответить не смог, я увидел у него интубационную трубку во рту, видимо сам он дышать не мог. Что ж, не понадобится закрывать ему рот перед тем как пройтись ножом по глотке. Я перешёл на арабский:
  - Помнишь меня? - спросил я и поднял рубашку, обнажая свой шрам.
Потом я снял маску и показал ему своё лицо. Потом вытащил нож, который был спрятан под униформой сбоку. Он меня узнал, разумеется, как он мог меня не узнать? Он попытался что-то прохрипеть, но вряд ли даже сам расслышал звуки, которые издал. Я подошёл ближе и заглянул в его глаза. В них был ужас. Животный страх за свою, насколько я понимаю, уже заканчивающуюся жизнь. Да, он хотел жить. Я отстранился, желая продлить этот момент и увидел, что тонкое больничное одеяло над ним увлажнилось ниже того места, где должен был находиться пояс. Я поднёс нож к его горлу и увидел, как огромная слеза скатилась с его левого глаза. И я не смог. Я долго шёл к этому моменту, но я не смог его зарезать. Я развернулся и ушёл, показывая брату, чтобы он следовал за мной. Мы вышли из больницы и быстро пошли в сторону машины, которую мы оставили в трех кварталах отсюда.
  - Он жив. Я не смог.
  - Что не смог? - спросил Леви.
  - Я не смог его убить.
  Мы уселись в машину, Леви нажал на газ и мы рванули в сторону хайвея.
  - Ты его пожалел? - сухо спросил брат.
  - Нет. Я просто не смог.
 Мы ехали молча. Наконец он заговорил.
  - Правильно, ты правильно поступил, мы не должны уподобляться им.
  - Нет! - заорал я - Плевать я хотел на твои слюнявые рассуждения! Я просто не смог!
 Леви снова замолчал. Мы приехали в мотель и улеглись на кровати. Разговаривать не хотелось. На следующее утро я встал раньше, поцеловал брата в лоб и вышел. Я бродил по Квинсу, по местам, которые помнил с детства. Прошёлся по зоопарку, а потом отправился пешком на Марину. Мы с папой и Леви любилм здесь сидеть и смотреть на залив, на то, как проплывают яхты, как гребут байдарки, как наивные люди закидывают удочку в надежде поймать здесь рыбку. Я сел на скамейку и казалось, что здесь ничего не изменилось.
  - Молодой человек, у Вас развязан ботинок
 Я поднял глаза и увидел перед собой пожилого мужчину, с длинной бородой, одетого как раввин.
  - Спасибо, ребе - ответил я на иврите.
  - О, так Вы еврей? - улыбнулся раввин.
  - Я израильтянин, - сказал я.
  - Еврей, еврей, - продолжая улыбаться промолвил раввин. - А хотите пирожков? Их моя жена испекла, такие хорошие пирожки, по рецепту её прабабки из Литвы. Вы знаете что такое Литва? Вы не знаете, что такое Литва.
  - Я пойду, ребе.
  - Подождите, молодой человек. Мне кажется, Вы опечалены чем-то, ну съешьте пирожок, вот у меня ещё есть бутылка с персиковым чаем. Вы любите персиковый чай? Ну вот, а теперь может быть Вы расскажете что произошло и мы постараемся разрешить Вашу печаль.
Не знаю, что со мной случилось, но я уселся и стал рассказывать этому человеку свою историю, перемежёвывая английские слова с ивритом и идиш, который я уже почти не помнил, ведь говорил на нём только с бабушкой в детстве.
  - Э-эх, - вздохнул раввин после того, как я закончил. - Всё правильно Вы сделали, юноша.
  - Милосердие? - хмыкнул я.
  - Нет, строгий суд. Я бы сказал, что Вы очень жестоко отомстили.
  - Это как? Он заплатил мокрыми штанами за кровь моего отца?
  - Нет, конечно. Ну смотрите сами, он ведь скоро умрёт, судя по Вашим словам, а значит никому больше не сделает вреда. Ведь так? Но раньше он повредил многим людям, а значит, наказание на том свете ему гарантировано. Однако, мы знаем, что преждевременной или насильственной смертью человек может искупить многие свои грехи и прийти на Суд положив свои страдания на ту чашу, которая на противоположной стороне от чаши грехов. Вот и получается, что Вы чуть было не облегчили посмертную участь этому негодяю, а теперь всё нормально, он будет наказан в полной мере. А сейчас езжайте к брату и сходите с ним в кино или в ресторан, а лучше и туда и сюда вместе.
Мы попрощались и пошёл прочь. Потом обернулся, чтобы сказать "спасибо" милому старику, но он уже скрылся за поворотом.