Старик

Который год слонялся по свету старик. На склоне жизни вдруг осознал  он свое одиночество. Дома у него нет, сына не вырастил, дерева не посадил. И так горько ему однажды стало, такая тоска неизбывная на сердце легла, что побросал в телегу скарб нехитрый, покормил лошадь на путь-дорогу и подался из родных краев «куда глаза глядят».
       Скрипит телега, картины «за бортом» сменяются, а он катит и катит, и  ни душой, ни сердцем, ни глазом - ни за что не зацепляется. А молва о нем впереди бежит. Чудак, мол, один объявился — то ли дело пытает, то ли от дела лытает. Въезжает в очередное селение, а там уж встречают его. Кто с радостью, кто с недоверием, кто настороженно и все - с любопытством. Всяк в гости зовет, а вдруг именно в его доме расскажет старик зачем по свету кружит. Откушает скромно старик молча, откланяется и, не замечая в глазах хозяев неудовлетворенного любопытства, покидает гостеприимный дом. И снова скрипит телега по дорогам, снова день сменяет ночь, а старик все на может понять, чего же его душе угодно.
       Однажды пришлось ему переночевать в открытом поле. Лежит подле телеги на рогожке, синий бархат неба над ним, цикады поют в траве, ветерок травами благоухает. И вспомнилось ему детство и юность. Как сидит он на лавке босоногий, вихрастый, ножками болтает. Мать — подле. И понимает, что не помнит лицо матери, но помнит ее руки. Вот приглаживают они его вихры, подают кружку, а в ней молоко холодное из погреба. Он берет краюху хлеба с раскрытой материнской ладони, отхлебывает сладковатое молоко. Не может дальше вспоминать старик, сердце охолонуло, как то молоко из погреба. Смахнул слезу и дальше вспоминает. Вот, он статный, сильный, задиристый насмешник. В каждой красавице изъян найдет, каждую за что-то  высмеет. А одна очами синими, бровями соболиными крепко за душу взяла. Ох и жарки ночки были. Как-то под утро особенно ластилась, обнимала крепко, шептала, муж, мол, ты теперь мне. А он руки разнял и ушел, навсегда ушел. Слышал после, что сына родила, что прогнал ее отец со двора от позора. Куда она подалась, в какие края, никто не ведал. Идет он как-то  по весне по саду цветущему, а она навстречу, да не одна. Мальчонку вихрастого ведет за руку.
  -   Мама, а почему дядя так смотрит на нас? Он кто?
  -   Идем-идем, сынок. Никто. Просто дядя.
Удалялись, а голосок мальчишки еще долго звенел:
  -   Мама, а после цветочков здесь яблоки будут?
  -   Вишенки, сын, здесь будут, вишенки.
  -   А мы придем сюда за вишенками, да, мам?
  -   Придем, сынок, обязательно придем.
Сделал вид тогда, что его это не касается, что не задело. Тогда сделал вид, сейчас не получилось. Замерла душа, задребезжала по-стариковски — с мутной слезой да с оханьем. А одиночество... вот оно, во весь рост рядом встало. Опять смахнул слезу, и неожиданно для себя совсем по-будничному, по-деловому подумал:»Интересно, приходили ли они за вишней той?»
       Катит старик дальше. Красота кругом, небо бездонное, травы ароматные, родники холодные. Вдруг резко гарью запахло, затем  клубы дыма над перелеском заклубились. Стеганул лошадь, припустила та трусцой, и встала, испуганно заржав, пред стеной густого черного дыма. Подстегнул опять своего Каурку - давай вперед, вдруг помощь кому нужна. И оказались они на выжженной поляне. Неба не видать, людей не видать, только головешки кругом, редкие уцелевшие деревца, да ворон прочь летящий из этого ада. Может гнездо у бедолаги на этой поляне было? Видит старик, что никому помощь не нужна, а самое главное, понимает, что почему-то не страшно ему посреди этого пепелища. Мысли в голове одна другую перебивает. Не знает старик на какой остановиться. А мысли хорошие, созидательные. Сердце екает, как перед чем-то важным, значимым в его жизни, и душа сладко замирает. Улыбка на лице появилась. Со стороны бы кто увидел, то подумал бы, что рехнулся умом старый от эдакого бедствия. А старик мысленно руки потирает — вот оно. Пришло его время. Искупить перед жизнью вину свою. Хоть чем-то. Уже достаточно покружил по свету. Сына, уж, не вырастишь, дом не построишь. Сад! Здесь будет вишневый сад! И не грустно совсем старику, что скорее всего не увидит его в зрелом цвету. Неважно это сейчас. Расправил плечи и крикнул в небо:»Эй, глупый ворон, куда ты улетел? Ты же триста лет живешь. Будет, будет у тебя снова здесь дом».
       Объезжает старик пепелище, улыбка не сходит с губ. Представляет, как сгребет головешки, обнажив почерневшую землю. Как перетрет всю до комочка собственными руками, смешивая с золой. Да так явственно все представил, что руки «зачесались».
А перед глазами уж сад буйно цветет. И небо не черное, а розовое от цвета вишневого. И ворон над ним радостно кружит, и чья-то красавица сына по саду ведет. И звенит, звенит его голосок в ароматной тишине.


 Написано на конкурс.
2. Картина Дариуша Климчака
В оригинальном размере - http://www.proza.ru/2015/07/15/746 .

Слова, присутствующие в тексте (опционально):
«густой», «одиночество», «достаточно/недостаточно», «дребезжать», «тоска»
Возможны склонения/спряжения.