Случай на озере

На въезде в деревню справа от дороги  находится старое кладбище. Место очень хорошее: возвышенность, песочек, валуны и лес. А за возвышенностью, с другой стороны,  – озерцо, или по местному  ламбдочка, так ласково называют там маленькие озера. Памятники на кладбище есть, но их немного. У каждого места упокоения  имеется свой природный валун с именем и датами усопшего — воистину нерукотворный памятник. Тогда зачем тащить туда новые  камни?  Первый карел, кто завещал похоронить его в этом месте, несомненно, в душе был поэт, тонко чувствующий гармонию. С его легкой руки началась традиция: органично вписывать места упокоения в природу.

Лес, вода и камень – это все из чего состоит природа Карелии и все это есть на кладбище.  И ещё тишина,  особенно зимой, а больше ничего не надо, чтобы упокоиться с миром в этом месте хорошему карелу.

Алексей, когда приезжает домой в деревню на машине, всегда  на въезде сигналит отцу. Если раскодировать сигнал, то главное в нем:

— Мы здесь. Мы тебя помним, Евгений Павлович.

С Евгением Павловичем я познакомился случайно в те далекие времена,  когда был «молодым и красивым».  Тогда получил, наконец, постоянную прописку (с пропиской по общаге нельзя в то время получить разрешение на приобретение ружья), сразу же вступил в охотобщество, купил ружьё, накрутил патроны и, оставив  далеко небезутешную молодую жену,  без промедления рванул – другого более точного слова не подберу – на охоту в Карелию.

До Петрозаводска поездом, а дальше автобусом к намеченному месту охоты. В середине сентября в тех местах темнеет уже рано, в автобусе работала печка, и после беспокойной ночи в поезде я угрелся и уснул,  да так, что очнулся уже  в конечном пункте его маршрута. Более того, назад автобус отправлялся только утром. Когда все это выяснилось, единственное, что я успел сделать – это спросить последнего уходящего аборигена:

— Постой, где здесь живет самый большой охотник?

— А вот, —  абориген показал на расположенный рядом нарядный дом и добавил:

— И по рыбе он тоже.

Приютили меня на ночлег без лишних слов. Так я познакомился с Евгением Павловичем и его семьей.  Помню любопытные мордашки его детей, которых разбудил мой приезд, старшего Алексея, учившегося тогда в третьем классе, и младшей дочки. Утром почувствовал себя так легко и естественно – для меня это редкость в гостях – что  предложение Евгения Павловича:

— Оставайся, здесь охота не хуже,

принял с большим удовольствием.

В то время Евгению Павловичу было тридцать шесть лет. По виду типичный карел, но рост выше среднего с крупной  конституцией.  Если выделить основное в его характере, то, пожалуй, это большая жизненная энергия и жизнелюбие.  Любитель посмеяться и пошутить. До сих пор помню его совет соседу, который пьяненький жаловался на жизнь:

— Купи белые тапочки и разнашивай.

Работал он инспектором рыбохраны.  Свою работу исполнял по уму. Тогда, если память мне не изменяет, на рыбалке можно было ставить сорок метров сеток на одного человека, а превышение нормы считалось уже браконьерством. Наказание — штраф и конфискация сетей. С местными рыбаками, если они не наглели и не ставили сеток намного больше положенного, Евгений  Павлович занимался больше профилактической работой. Местные знали, что они под контролем, и не зарывались.  К залетным браконьерам, которые считали, что здесь им никто не указ, он применял закон сполна.

Рано утром мы всегда пили чай вдвоем с Евгением Павловичем: потом он уезжал на служебном мотоцикле в свой объезд по озерам, а я шел в утренний темный лес искать охотничье счастье. Охота в те времена изобиловала боровой дичью: рябчик, глухарь, тетерев – все это попадалось в изрядном количестве.  К этому  надо добавить обширные клюквенные болота (столько клюквы я больше нигде не видел), богатые брусничники на вырубках и  грибы, которых там просто немерено.

Много позже, когда я взял с собой маленького сына, он все спрашивал меня:

— Папа, почему, когда я сажусь какать, вокруг меня столько грибов собирается?

Понятно, почему я ездил к Евгению Павловичу несколько лет  подряд. Однако вскоре Бог стал посылать мне детей с небольшим временным интервалом: их надо было поднимать, возить «на юга» и вновь поехать на охоту в Карелию я смог лишь через пять лет.

Вначале все повторялось – поезд, автобус, радостное ожидание скорой встречи с бесконечной и неповторяющейся карельской природой. Вот уж не зря в детстве у меня самой любимой игрушкой был калейдоскоп, где каждый раз при встряхивании  появляется новый узор из цветных стекляшек.  Также в Карелии – лес, озера, сопки, болота в каждом месте  предстают в новой и неповторимой композиции. Сейчас пришло осознание, что тянула меня туда не столько охота, сколько желание идти и любоваться изысканными узорами  карельской природы.

Однако  на одной из остановок автобуса  это радостное ожидание предстоящей встречи перешло в тревожное. Я услышал визгливый голос какого-то забулдыги:

— Пристрелили  одного инспектора …  Не даете ловить рыбу – всех постреляем.

В голове проскочила мысль:

— Не дай бог, случилось, что с Евгением Павловичем.

Потом начал успокаивать себя:

— Инспекторов много. Евгений Павлович не из тех, кого легко подстрелить.

Но уже вспомнились его слова, сказанные  один раз, когда мы вдвоем пили утром чай, готовясь каждый к своему делу:

— Жена не провожает. Привыкла…  А ведь опасная у меня работа.

Расспрашивать в автобусе, что и как, я не стал и остаток пути провел в тревожном состоянии, надеясь, все-таки, на лучшее. Когда вошел в дом, ставшим для меня вторым, в нем было тихо и пусто. Я понял, что худшее случилось.

Евгения Павловича похоронили  две недели назад. Алексей, уже студент первого курса института, рассказал, как все получилось. Обычный утренний объезд. На одном озере Евгений Павлович заметил машину Жигули и трех рыбаков.  Рассмотрел в бинокль – браконьерили они  по серьезному… Когда он сел на пенек заполнять протокол, один из браконьеров незаметно вытащил из машины ружье, подошел сзади и в упор снес ему полголовы.  Дальше стали прятать следы преступления. Из коляски мотоцикла Евгения Павловича извлекли и надули его резиновую лодку, перетащили в неё тело, затем отбуксировали на глубину, порезали лодку и концы в воду.

Евгения Павловича долго искали. Как-то удалось определиться с озером, потом нашли его мотоцикл, который не удалось глубоко утопить, а дальше подняли и тело. Преступников вычислили быстро.  В кармане куртки Евгения Павловича нашлась бумага с номерами их машины. Он давно принял за правило —  прежде чем вступить в контакт с браконьерами, записать номера транспорта.

Забегая вперед, скажу, что суд приговорил стрелявшего к высшей мере наказания – расстрелу (и это совершенно справедливо!), а двое его подельников, свалив всю вину на стрелявшего, отделались условными сроками.

Возвратимся к живым. В доме, помимо скорби, царила растерянность – как дальше жить? Когда такой крупный человек как Евгений Павлович внезапно исчезает из потока жизни, то в нем образуется большая брешь. Помимо зарплаты, он добытчик мяса и рыбы, транспорт, баня и другие хозяйственные заботы – все было на его плечах. Теперь это все потребуется устраивать как-то по-другому. Алексею надо учиться в институте, а младшей в школе – нужны деньги. Натуральным хозяйством здесь не проживешь. Пришлось жене поработать и лесником, и продавщицей в сельпо.

Алексей, когда приезжал на выходные, занимался рыбой и охотой. Вот и в тот мой приезд мы отправились на рыбное озеро. Как раз по времени пошла рыба ряпушка. Алексей хотел наловить ряпушки на зиму, а я поохотиться в окрестностях. Замечу, что на озерах, вкуснее ряпушки ничего нет: белое нежное почти без костей мясо, вкусная в любом виде и жареная, и вареная, а копченую свежую ряпушку ни с чем не сравнить. Остановились мы в маленькой избушке. На рыбных озерах Карелии всегда есть такие избушки, которые строят для себя рыбаки.

Когда к вечеру я пришел с охоты, Алексей уже поставил сети и готовил ужин. В лесу ведь одноразовое питание: утром чай, в обед тоже чай с перекусом и только в ужин основательно набиваешь себе брюхо.  Вечером на озере особенно тонко чувствуется  тот неуловимый переход от дня к ночи, когда озеро замирает и становится тихо-тихо. Дневная живность уже спряталась и отходит ко сну, а ночная еще не включилась в жизнь. Кто думает, что ночной живности меньше дневной, тот глубоко не прав: сверлят воздух летучие мыши, ухает филин, из своей хатки выплывает бобер и оповещает об этом, громко хлопая хвостом по воде, сопят на своих ночных тропах барсуки и еноты. А ещё очень страшно ночью  на озере одному, когда слышишь в первый раз, как кричит гагара:  громкие стонущие, иногда  напоминающие хохот, звуки, которые очень близки к человеческому голосу. Вначале думаешь, что погибают сумасшедшие люди на озере, потом понимаешь, что это нечто другое, заряжаешь ружье и выходишь на берег, а там ничего не видно и только с середины озера продолжают  нестись  дикие стоны вперемежку с безумным хохотом.

Но когда мы приступили к трапезе, вокруг царила такая тишина и благодать, что поневоле не хотелось громко говорить и  шуметь, а только  слушать и впитывать в себя вечернюю тишину. И, как бы, в русле этого настроения,  справа из-за мыска бесшумно на веслах появилась лодка. Мотор на ней был, но его звук убил бы всю тишину. Там находилось два человека. Я подумал, что это рыбаки и придется делить избушку с ними. Однако,  когда они подплыли ближе, Алексей как-то напрягся и мне стало понятно, что дальше будет не все так просто.

Прибывшие оказались мелкими мужиками, возрастом между тридцатью и сорока. Они поздоровались с Алексеем по имени и спросили:

— Как ловится ряпушка?

— Не знаю, я еще не поднимал сетки, – ответил Алексей.

От них исходил запах свежей водки и, видимо, торопясь продолжить  возлияние, они не стали тянуть, а безотлагательно приступили к  делу:

— Алексей, у тебя поставлена лишняя сетка. Мы все сети конфискуем.

Вот так дела. Значит эти люди —  рыбинспектора, которые были дома у Евгения Павловича — раз знают Алексея — сидели  за его столом, делили с ним хлеб и соль, очевидно,  знают о трагедии, а так поступают.

Все, что сказал в свое оправдание Алексей:

— Хотел заготовить ряпушки на зиму. Я учусь и не могу каждый день ловить рыбу.

Но сказанное  не изменило  решение инспекторов. Сетки были подняты, перенесены в их лодку и они, уже на моторе, ушли с ними. Идиллия единства с природой,  понятия о справедливости и добре  — все оказалось разбитым вдребезги.

Я спросил Алексея:

— А где они будут ночевать?

— Здесь недалеко есть еще одна избушка, — ответил он.

В подавленном состоянии отправились спать. Дальше, как мне помнится сейчас, я проснулся ночью и увидел в проеме двери одетого Алексея. Возможно, это плод моего воображения. А вот явь оказалась круче воображаемого.

Второй раз я проснулся от шума. За окошком чуть светало. В дверях стояли инспектора с нашими сетками на плечах. Сказанная ими фраза, меня весьма озадачила:

— Алексей, вот твои сетки, возьми их — с этими словами инспектора бросили сетки в угол — отдай нам лодку и мотор.

Спросонья я тупо соображал: значит, взамен сеток они хотят взять нашу лодку, а мотор тогда откуда, у нас его нет. Однако из дальнейшего разговора стало ясно, что у них проблема — пропала лодка с мотором. Скорее всего, в той избушке они вечером еще крепко поддали и в нарушение инструкции оставили лодку и мотор на озере, а утром ах! – Обнаружили, что ни того и  ни другого нет!

— Вот это поворот!  Ай да, Алексей!!! Парню только восемнадцать лет! Сын своего отца!

На просьбу инспекторов Алексей отвечал, что ничего не знает и, естественно, ему нечего возвращать. Дальше разговор продолжался в том же ключе:  инспектора просили, Алексей стоял на своем – ничего не знаю, ничем не могу помочь.

Меня, уже проснувшегося, больше всего удивляло, что инспектора, можно сказать, совершенно переродились. После вчерашних нагловатых и обличенных должностными правами, они выглядели яко кроткие овечки. Будто за ночь кто-то вразумил их неразумных.  Инспектора униженно просили, а не пытались как-то припугнуть или надавить, если не физически, то хотя бы с позиции своей должности и факта браконьерства. Ведь по букве закона, вчера  формально они были правы.  Но никакого давления не было, только просьбы и ничего более…

Через полчаса бесплодных переговоров, они ушли, сказав, что будут ждать Алексея у себя. По их уходу, мы с ним быстро собрались и отправились в деревню. Алексей сразу уехал в Петрозаводск и в тот сезон я его уже не видел.

При встрече с ним  в следующем году,  первый мой вопрос  о последствиях того случая на озере.

— У меня не было неприятностей, —  коротко ответил Алексей.

— А что с инспекторами? – продолжал спрашивать я.

—  Их обоих уволили. Один пропал где-то, а второй пьянствует, — сказал он.

Больше об этом не говорили.

Лет через десять мы вновь попали с Алексеем на тоже озеро. Избушка сохранились: дикие туристы ее пощадили и не сожгли. Находясь под влиянием пришедших воспоминаний,  я спросил:

— Слушай, Алексей, тогда на озере никого не было, кроме инспекторов и нас. Ты ведь утопил их лодку с мотором?

— Нет.

Нет …, так нет. Вообще говоря, вопрос пустой. Любой ответ — да или нет — ничего не добавил бы к разгадке чудесного преображения инспекторов из алчущих в смиренных. Может быть, Евгений Павлович явился им во сне, кто знает?

А  памятник Евгению Павловичу  со временем все таки поставят на кладбище — большую черную мраморную плиту. На ней он молодой в армейской форме веселый и жизнерадостный. С валуном здесь не получилось. Близкие хотели оставить память о том, что составляло сущность  Евгения Павловича — его жизнелюбие. Такого валуна, искрящегося жизнью, просто не нашлось. Забыли карелы язык их вечных камней.