Requiem Fran ais

 

Я должна умереть и я знаю, что умру за правое дело. Я ни о чём не жалею, кроме того, что не успела сделать больше. Мне страшно, конечно страшно. Кому бы не было страшно, узнай она или он, что жизнь заканчивается, при этом ты знаешь, когда и как именно. Завтра ровно в полдень меня обезглавят. Но мой страх не имеет никакого значения, то, что я сделала уже не исчезнет. Это моё последнее письмо, в которое я вплела строки из моего дневника, никто никогда не прочтёт, разве что мой палач, поэтому я могу быть откровенной до конца, рассказывая мою столь обычную и столь неординарную судьбу.
Беззаботное детство и нежную юность описывать бессмысленно, это бесконечное бирюзовое небо и лазурное море. Школа, университет. Друзья,  подруги, первая любовь, первые разочарования. Я изучала политические науки и юриспруденцию и собиралась начать карьеру в политике, однако, посмотрев на всю грязь и лицемерие, связанные с ней, решила уйти в журналистику. Далее были участие в движении антиглобалистов, какой-то бесконечный карнавал с анархистами. А потом осознание, что всё это тоже далеко от серьёзных насущных проблем. Я стала ездить корреспондентом в горячие точки по всему миру, делая репортажи о настоящих, а не надуманных бедах, настоящих, а не опереточных героях. Мне пришлось уйти из газеты, потому что не все мои статьи подпадали под её буржуазный формат. Статус фрилансера давал полную свободу, а найти издание, готовое купить мои материалы было не сложно, я всегда была в гуще событий, будь то борьба палестинцев за своё государство или же латиноамериканских крестьян против продажного правительства. В конце концов судьба неизбежно вела меня к тому, чтобы попасть в Ирдун. Наверняка вы смотрите новости и знаете, что там происходит, хотя бы в общих чертах. Эта страна стала символом. Для одних символом кровавого диктата религиозных фанатиков, для других - символом борьбы людей за право жить по своим законам, даже если эти законы кому-то кажутся отсталыми, мракобесными и средневековыми. Эта поездка была самой сложной из всех, которые мне довелось совершить. И дело не в том, что туда было очень сложно попасть и ещё сложнее выжить. Дело в том, что мне пришлось ломать даже те стереотипы, которые ещё у меня оставались, а это даётся тяжело...

***
Я прибыла на границу в сопровождении Мустафы, человека, который занимался тем, что перевозил добровольцев в Ирдун. Я не знаю, чего в этом человеке было больше, желания заработать или же искренней веры в то, что он помогает установлению истины на этой земле. В человеке всегда намешано всякого, поэтому я не обратила внимания на то, что он потребовал 500 долларов за свою работу.

***
Я знала, что переходя на ту сторону границы я совершаю с точки зрения моджахедов преступление. Ни один кафир не может переступить черты, за которой начинается священная земля исламского государства Ирдун. Шариат позволяет неверным жить с мусульманских странах, но впускать к себе иноверцев, к тому же явно враждебно настроенных (а кто к ним настроен не враждебно?) ирдунцы не обязаны.

***
Меня задержали в трех километрах от границы. Местный эмир сделал допрос на английском,  мы оба, как оказалось, знаем этот язык недостаточно хорошо, но главное я смогла ему втолковать. Да, я не мусульманка, я журналистка. Но я всей душой на стороне восставшего народа, желающего построить общество на своих собственных понятиях о добре и зле, без разлагающего влияния западных стандартов. И я уверена, что им нужен грамотный пиар, нужно, чтобы западный журналист давал непредвзятую информацию из первых рук, потому что сегодняшние войны - это войны информационные, им нужно уметь побеждать и на этом фронте тоже. Эмир рассмеялся и сказал, что если я действительно сочувствую им, я должна принять ислам и жить жизнью правоверной мусульманки. Или умереть.

***
Уже месяц я живу среди мусульман как мусульманка. Меня зовут Фарида, это имя сменило оставленное позади Фиона. Я работаю в местном бюро информации, читаю западные СМИ, чтобы сделать справки для эмира, выхожу в Интернет, чтобы беседовать с девушками и ребятами, которые ещё не решились оставить свой мирок и выйти в большой мир, сражаться за великую идею, стать героями, о которых потомки будут слагать легенды. Мне часто приходится выезжать с отрядом моджахедов, чтобы видеть своими глазами подвиг этих людей.

***
Сегодня наш отряд захватил христианскую деревню. В Ирдуне много таких небольших селений, заселённых кафирами. Шариат позволяет людям Книги, христианам и иудеям, жить под покровительством ислама при условии уплаты налога. Но это только в том случае, если они не выходили против мусульман с оружием в руках. Эта деревня оказала сопротивление. Поэтому всех мужчин здесь казнят. Женщин и детей разделят между воинами, проигравшие станут  рабами победителей. Одну девушку, видимо она была девственница, братья стали дарить друг другу, предварительно взяв с неё дань, которую может дать женщина, даже если у неё нет ничего. После десятого моджахеда она уже потеряла человеческий облик. Чтобы не видеть её в таком виде, последний из овладевших ею вогнал ей в грудь нож. Воины очень чувствительны к тому, как ведёт себя человек, опустившихся здесь не жалуют и не щадят. Я понимаю, что это правильно, но никогда не смогу рассказать об этом, потому что предрассудки заставят людей думать плохо о повстанцах. Мне самой очень сложно вытравить из себя преступную жалость, но я стараюсь. Я смогу.

***
Сегодня снимала бомбёжки. Нельзя было выпускать женщин и детей из города, как того хотели западные варвары, тогда им ничего не стоило бы уничтожить целый отряд моджахедов. Но ничего, эти дети погибли не напрасно. Я сегодня наводню Интернет фотографиями их разорваных тел, мир ужаснётся жестокости Союзной авиации и налёты прекратятся.

***
Я конечно не должна этого делать. Нельзя сохранять мои дневники, пересылая их с одной своей электронной почты на другую. Это запрещено. Если кто-то узнает, мне конец. Есть чёткий приказ эмира: всё, что выходит в Всемирную Сеть,  должно сначала подвергаться духовной цензуре. Но, это последнее, что я оставила себе от Фионы. Фарида заставила исчезнуть всё остальное. Эта малость ведь не повредит?

***
Повредила. Меня заметил Саид Ходжа. Состоялся суд. Я приговорена к смерти. А потом меня бросили обратно в тюрьму. Ночью приходил эмир. Он меня изнасиловал, сказав, что теперь уже мне должно быть всё равно. Мне и вправду было всё равно, я не сопротивлялась. Потом он объяснил мне, что у меня ещё есть возможность заслужить рай, поскольку мою казнь будут снимать на видео, а затем распространят по Интернету. Объявят, что я занималась шпионажем в пользу Франции. Это послужит назиданием одним и воодушевлением другим. Если я буду вести себя перед камерой так, как надо, я непременно попаду в рай. Я согласилась.

***
Бога нет, но если бы он был, Ему следовало бы быть Аллахом.
Я не верю в рай и ад, но верю в то, что моя смерть будет не напрасной. И я рада умереть за свободу этого народа, за его право жить своей, а не чужой жизнью, по своим, а не чужим законам. Я должна умереть. Мне страшно. Но я умираю за правое дело.