Проходная. Только на флот!

    На завод идти было не нужно. Это уже счастье! Правда не совсем полновесное.  Вместо завода нужно было идти в военкомат. На столе лежала повестка, которая предписывала гражданину Барсукову прибыть к 9 часам во двор военкомата в зимней спортивной форме одежды и с лыжами.

   Летом Лешка сдал нормативы по бегу на один километр, по подтягиванию на перекладине, по плаванию и вот теперь, после успешного прохождения на лыжах десятикилометровой дистанции,  он будет готов к службе в рядах Советской армии, на которую его призовут уже этой весной.

       Лешка был не прочь послужить Родине, но немного попозднее. Этой весной, заканчивая обучение в вечерней школе рабочей молодежи, ему было необходимо сдать выпускные экзамены на аттестат зрелости.
 
       По поводу отсрочки от призыва он еще в январе обратился с заявлением к военкому. Ответ был положительным но с условием: гражданин Барсуков должен дать обязательство, что  после окончания средней школы он подаст документы на поступление в какое-либо военное училище.

      Лешка такое обязательство дал.  А почему бы и не дать?  Быть офицером же хорошо.  Работать не надо. Сиди себе да командуй. И зарплата приличная. Вон женщины все еще ходят в потертых довоенных пальтухах с шерстяными платками на голове. А офицерские жены все в чернобурках. В шикарных меховых шапочках. В белых фетровых ботах. Одно загляденье!

      Не только Лешка, но и все гражданское население Союза имело об офицерах очень превратное представление. Считалось, что они бездельники, незнамо за что получающие большие деньги. Такое представление в корне было неверным. А проистекало оно от отсутствия информации о жизни офицеров. Это в наше время вопрос немного прояснился благодаря литературе и фильмам о военной жизни. В этой связи не могу не привести отрывок из блестящего эссе подводника Александра Покровского «Офицера можно»:

    «…Офицера  можно  лишить очередного воинского звания  или должности,  или обещанной награды, чтоб он лучше служил.

     Или можно не лишать  его этого звания, а просто задержать его на время, на какой-то срок - лучше на неопределенный, - чтоб он все время чувствовал.

     Или можно дать ему квартиру - "Берите,  видите, как о вас заботятся",-
но  не сразу, а лет  через пять - восемь, пятнадцать - восемнадцать, - пусть немного еще послужит, проявит себя.

     А еще можно объявить ему,  мерзавцу, взыскание - выговор,  или  строгий выговор,  или  там  "предупреждение  о  неполном  служебном соответствии" объявить и посмотреть, как он реагирует.
.
     Можно   лишить  его   премии,  "четырнадцатого  оклада"  полностью  или частично.

     Можно не отпускать  его в отпуск - или отпустить, но тогда, когда никто из  нормальных в отпуск  не ходит.  И в  конце-то концов, можно посадить его, сукина сына, на цепь! То есть я хотел сказать, на гауптвахту - и с  нее отпускать только в  море! только в море!...»

    На дворе военкомата собрались около 30 призывников с лыжами. Лыжи по сравнению с нынешними пластиковыми красавцами были типичными коричневыми досками, снабженными мягкими крепленьями  (ратофеллы были лишь у классных лыжников) с бамбуковыми палками в придачу. Ребят погрузили в автобус и повезли в ЦПКО им. С.М.Кирова.

     Лыжня была вдрызг разбита и, в добавок, засорена детишками и тетями, которых нужно было обходить. Лыжи скользили очень плохо.

    Лешка сделал положенные два круга. Он пришел к финишу измотанный и весь мокрый, полагая, что не уложился в норматив. Но оказалось, что все в порядке, он еще молодец. Некоторые прошли намного хуже.

     После завершения мероприятия и объявления результатов лыжной гонки призывную братию распустили по домам.  Лешка влез в промерзшее пальто и устало побрел к остановке трамвая.

     Постепенно гоночный разогрев убывал и наступил момент когда холодрыга охватила все его тело. И тут очень кстати подвернулся  небольшой чепок. Лешка немедленно вошел в него.

      В заведении было тепло и аппетитно пахло какой-то снедью.  В зало стояло четыре столика. За одним сидел подвыпивший мужчина. Три остальных были пусты. Лешка подошел к прилавку, где красиво смотрелись бутерброды с красной  икрой, ветчиной, сыром, кильками, декорированными кружочками яйца.

      Из горячего, а замерзшему лыжнику именно горячее и было нужно, буфетчица предложила ему пирожки с капустой, сардельки и чай.

     Лешка взял всего по два: два пирожка, две сардельки, два стакана чая и сто пятьдесят граммов водки после чего уселся за свободный столик.

      Он еще не успел начать трапезу, а к его столику уже подсел подвыпивший мужчина со своим графинчиком с недопитой водкой и с закуской.

     -- Извини, парень. Одному скучно. Не возражаешь?

     -- Садись. Не жалко.

     -- Тебя как звать?

     -- Лешка.

     -- А меня – Николай.

     Он поднял свой стакан:

     -- Будем знакомы. Ты чего это с ранья за водяру-то засел?

     Лешка рассказал.

     -- Ну-ну. Иди. Послужи матери-Родине. Побегай с винтовкой. Я-то свое отслужил. Выперли меня из армии.

     -- За что?

     -- Малограмотный. Всего четыре класса. В войну был нужен. Выслужился из сержанта до старшего лейтенанта.  А сейчас сказали либо учись в вечерней школе, либо демобилизуем. Я сказал: «Увольняйте». Какой из меня школьник?

     -- А теперь чем занимаешься?

     -- Работаю шорником на фабрике им. Халтурина.

     Когда Николай узнал, что Лешка собирается поступать в военное училище, он неодобрительно покачал головой:

     -- Это ты зря, Леха. Не ходи в офицеры. Мутное это дело.

     -- А, что так?

     -- Никакой жизни. Все служба, да служба. Начальство помыкает, солдаты ненавидят, гражданские косо смотрят. Это ж надо было какому-то мудаку навесить на плечи командиров Красной Армии  золотые погоны. И это в стране, где народу с детства прививалась ненависть к золотопогонникам, к белым офицерам.

    Лешка объяснил, что у него положение пиковое: нужно десятилетку заканчивать.

     --  Ну, смотри. Ели уж так приперло, то подавайся лучше на флот. Там еще осталось кое-что от чести и достоинства.  А армия – дерьмо.

      Лешка расправился с едой и собрался покинуть чепок. Николай предложил:

     -- Давай еще по сотке. Я угощаю.

     -- Спасибо, Николай. Мне и столько-то многовато.

     -- Ну, как знаешь. А я еще немного посижу. Успехов тебе.

     -- Счастливо!

     Сидя на теплой трамвайной скамье, Лешка прокручивал в уме недавний разговор:

«Наверное, мужик прав. Попробую-ка я поступить в военно-морское училище».

  И поступил. И пять лет казармы. И выпуск. И на двадцать лет на железо. Хорошо хоть на ЧФ. И пенсия с правом ношения формы. И память о мужике из чепка с его советом: "подавайся лучше на флот.

  Мужик оказался прав. Флот -- суровая штука, но и правильная. Как рззвёртка, снимая лишние сотки, доводит диаметр отверстия до нужных пределов, так и флот снимая с личности офицера всё лишнее и ненужное, делает его порядочным человеком.. 


       -