Витюшка

   Сходил Витюшка с трапа пассажирского  АНа  почти как премьер-министр Черномырдин: степенно и даже вальяжно.

  - Виктор Викентьевич, теперь уже бывший сотрудник журнала «Комсомольская новь», прибыл в ваше распоряжение, - протянул он пухлую и потную ладонь. И тут же продолжил приятным баритоном: «Свежо тут у вас».

   Ну что  ответишь только что прибывшему на Север? «Свежо» - сказано мягко,   с залива дул апрельский «кинжальный» ветерок, а по белому утрамбованному снегу взлетной полосы села Лаврентия стелилась дымчатая поземка. Этот ветерок имел свойство шустро добираться до костей, если хозяин их не забывал «материковских» привычек в одежде. Наш новый сотрудник райгазеты сразу ощутил себя  в  легкой курточке почти раздетым на чукотском ветру.
 
  - Однако!- зябко поежился медвежьего склада человек и как бы с укоризной посмотрел на меня, уступавшему ему в росте и ширине. Отвечая односложно, я с трудом тащил нелегкий чемодан коллеги: «Сало что ли он захватил с собой на край земли, однако на украинца похож не очень».

  Небольшое расстояние от аэропорта, который своей взлетной полосой как бы разбивал село на две части, мы преодолели до редакции не сразу. Между домами везде встречались короба с коммуникациями. Гость несколько раз чуть было не упал, при этом отчаянно балансировал руками. Пришлось несколько раз хватать его за рукав, чтобы удержать на ногах.
 
   - Слалом прямо, - хорохорился  отдуваясь  коллега когда мы остановились около деревянного неказистого домика, похожего на барак. Это и была редакция газеты «Заря Арктики», где нам предстояло уже вместе выпускать небольшую газету.

   Через неделю, когда ветер с северного поменял на южное направление, в Магадан улетел наш редактор, молодой честолюбивый киевлянин Панченко – утверждаться в должности. Штат редакции только-только начал формироваться, поэтому нам предстояло с новым сотрудником вдвоем выпускать 9 номеров, по три в неделю. Мне, имевшего за плечами уже три газеты на «материке», такая перспектива страшила не очень.  «Ничего, перекантуемся, ведь не один же, такое мощное подкрепление прибыло», - рассуждал я, прикидывая скудные творческие силенки. А тут еще корректор заболел, в типографии линотип сломался. Но и такое случалось в далеком кубанском селе, где только-только возник район.  Это меня сильно не расстроило. В типографии трудился клан Ванюшиных, они ребята работящие, чего-нибудь придумают.

  Очень ошибаются те люди, которые считают жизнь на краешке северной земли неторопливой. У кого-то отчасти да, но не у газетчиков. Открылось «окно» в аэропорту, бежим туда, авария на ДЭС – тут как тут, пожар – вот они репортеры. Так и мы с Витюшкой, крутились как белки в колесе. Слава богу, писал он хорошо, работал в темпе. Брали быстро материал, садились за машинку, так же лихо вычитывали корректуру. Первый номер выпустили без срывов, а Ванюшины только языками цокали: «Ай да парни!»  Самая большая трудность для нас была…пурга. Мело так, что не видно не зги. Надо было хорошо постараться, чтобы добраться даже до соседних домов. Коченели руки, индевело от мороза и ветра лицо. Хуже было напарнику, который  еще не обзавелся шубейкой с капюшоном, торбазами, но он не ныл. «Неплохой мужик приехал, Панченко угадал с человеком»,- рассуждал я, когда подписывал и второй номер газеты. И вот ведь как в жизни бывает, сглазил новичка. Вечером следующего дня в моем промороженном кабинете заверещал  телефон. Звонили со скорой помощи. Врач ее сообщил о том, что Витюшка сломал ногу, ему наложили гипс и отправили домой, в общагу.
 
   - Ну и что,-  не выдержал я,- с кем не бывает при таких ледяных  отполированных ветром дорожках…

   - Да подождите, дайте договорить, - перебил травматолог, - дело в том, что ваш сотрудник был в хорошем подпитии, следовательно, оплачиваться бюллетень не будет…

   - Там  та-таа-а, - пропел у меня голос внутри, - отворяй ворота…

  Что там забурлило внутри, какие возникли слова пересказывать не стану, и так понятно. Да и славяне мы… Вечером, когда удалось подбить обычный  газетный баланс, поспешил в магазин. Из всей совокупности проблемы по сердцу словно током полоснуло: ведь Витюшке-то и есть нечего. Набив в магазине сетку продуктами, взял курс на западную оконечность села, так называемое в народе Корыткино, где почти на берегу залива Лаврентия стояло общежитие. Дойти до него было непросто. Особенно полоскал студеный ветер на взлетной полосе, которую не обойдешь. Как штопором пурга сверлила мне лицо, открытые части руки. Да еще тяжелая авоська тянула к земле, тут бы присесть, отдохнуть. Но это на Севере категорически запрещалось, и я героически боролся с жесткими струями ветра и завихрениями. Отряхнувшись в вестибюле от снега, зашел в комнату под номером 13.  Витюшка, весьма припухший, поднявшись в кровати на локтях, изобразил на виноватом лице гримасу гостеприимства.
 
  - Извини, старик, подвел я тебя, - кивнул он на костыли, прислоненные к спинке кровати.

  -Да ладно, что тут толковать,  будем понемногу выгребать самостоятельно, - миролюбиво ответил я.

   Викентьевич как-то сразу повеселел, начал радостно потирать руки, обещать работать на дому. И растрогался  чуть ли ни до слез, когда увидел сетку с провиантом.
 
  -Типографские ребята тоже принесут еды, так что с голода не помрешь.

  Не коснувшись главной темы, я засобирался в редакцию, где надеялся поработать и ночью. Коллега, не дождавшись упреков, смотрел на меня влажными от слез глазами и бормотал слова благодарности.  Видно, пробрало парня и без слов. Но вахтер, который открывал  всю в кристалликах льда дверь, успел сообщить, что вел себя вновь поселенный плохо, буянил во хмелю, грозил девушке, с которой выпивал, потом упал,  полетел по лестнице  с площадки второго этажа и сломал ногу. А может его кто и подтолкнул. Словом, почти детектив. «Пусть Панченко разбирается, а нам главное продержаться до его приезда»,- отметил я про себя, когда вновь погрузился в снежную взвесь.

   Три недели мне показались сплавом по бурной реке: от водоворота до порога, от резких бросков по сторонам до узкого прохода между скалистыми берегами. С утра бегал по селу как борзая, в обед строчил и шлепал на машинке как пулеметчик, вечером работал за целую бригаду выпускающих. Очень некстати приходилось тратить время на заседаловку в райкоме, но тем ребятам в те времена трудно было что-то доказать – надо и все. Вот если бы я не выпустил хоть бы одну газету, тут бы они переполошились. «Не дождетесь!» - решил за меня личный альпинистский опыт. В связке нет никого, я один. Ошибка – смерти подобна, а на гору забраться – кровь из носу. Здоровье не подвело, полиграфисты шли навстречу, даже Витюшка что-то накропал лежа на кровати. Через три недели, исхудалый и выжатый как лимон я встречал редактора в порту. На небе невесть откуда появилось солнце, снег искрился, настроение было радужное. Светлый день на Севере всегда как праздник, народ бодро выползал из своих занесенных снегом нор, щурился на солнце и просто улыбался. А тут еще прибыл «борт» с Анадыря, праздник вдвойне.  Поистине, прежде чему-то порадоваться, нужно  хорошо погоревать, пробыть в вынужденном  безделии. А у меня был еще один повод для мажора – верность себе, пресловутой спортивности, сидевшей в натуре с детства. Вся жизнь как бы состояла из стартов, «терпиловки» на дистанции, спуртов и финишей.  Пацанами мы до седьмого пота гоняли мяч, летом много плавали, зимой ходили на лыжах в лес, лазали по деревьям в моем славном городке Ливны. Такой образ жизни вошел в кровь и плоть.

 - Спасибо  огромное преогромное за надежность, - тряхнул руку при встрече Панченко.

   Он уже был в курсе редакционных дел, в уголках его веселых глаз читалась и собственная виноватость, ведь с приглашением москвича получился «прокол». Да и с кем такое не случалось. Люди вызывались в высокие широты по анкете, телефонным звонкам, реже – по рекомендациям, без очных встреч, посему цена ошибки возрастала. Опытным помогала интуиция, но наш ред  только-только начинал. Клюнул, видно, на солидную вывеску известного московского журнала. Ну и получил, судя по всему, хорошего виночерпия. Как показали события, Витюшка оказался довольно интересным человеком, но зацикленным на алкоголе. Начав передвигаться без костылей, он в редакции демонстрировал  трудовой героизм и гениальную покладистость. Начитанный, с приятными манерами бывший сотрудник «КЖ» обаял многих, в том числе и райкомовских  работников. Писал заметки Виктор Викентьевич  споро и складно, быстро заводил дружбу и был в общении просто душка. Частенько из его кабинетика  раздавалось :«ясно-понятно», «ух ты какая!» и просто слышался заразительный смех.  Этот период длился три месяца. После очередного сабантуя, кои проходили у нас по всем праздникам, Витюшка исчез на три дня. Одутловатый, он все-таки явился в ясны очи Панченко, бормотал  тысячу извинений и нес какую-то оправдательную ахинею. Стало понятно, что мы обречены наблюдать за этими циклами из года в год.  Даже крепких пьяниц увольняли на севере редко, кадров и так не хватало. Ругали, наказывали, но терпели.  Витюшка знал, что делал, когда брал билет на Чукотку.

   Понимая, что худой мир лучше войны,  я старался ладить с ним, хотя это было нелегко:  молчать о его слабостях, ненадежности, а иногда двуличии. Прекрасно разбираясь в людях, Викентьевич часто обращал это знание в свою пользу. Так вот тихой сапой он прочно встроил себя любимого в канву районной жизни. Большинство прощало ему страсть к спиртному: мол, дает иногда слабину… Зато какой журналист хороший, интересный человек. Коллеги не разрушали эту сказку позитивности и подыгрывали общественному мнению.  Через 3 года чукотского жилья наш герой даже получил повышение и стал ответственным секретарем редакции. Свои «художества» он стал скрывать еще более хитро: уходил на бюллетень, благо знакомые врачи появились, брал отпуск, просился в дальнюю командировку.  В крайних случаях прибегал к помощи медицины, уж тогда народ не мог нарадоваться  этому человечку. Под маской супер-приветливости, понятливости и отзывчивости  Витюшка  ненавязчиво искушал людей словно ласковый бесенок. Под его обаяния попадали девушки и женщины, крепкие на вид мужички. Как-то незаметно произошло сближение нашего искусителя с секретарем парторганизации Ломакиным, очень заслуженным человеком, ветераном севера. Мы просто диву давались, такой серьезный и основательный мужчина, надежный и правильный подружился с этим… Да ладно бы только киряли вместе, а то ведь с легкой руки парторга Викентьевича приняли кандидатом в партию .  Вот этого я пережить спокойно не мог. Когда на том партийном собрании ему  пели осанну рекомендующие, подал заявление о выходе из партии… И тут как началось…

  - Да как вы можете в пику вновь вступившему выходить из КПСС, - злился секретарь  райкома Полийчук. Ему вторили и другие. Узнал много интересного о себе. Ничего, пережил, тем более вскорости настали  лихие времена: исчезла сама партия, распалась огромная страна,  а наш Палийчук стал безработным. И все потому, что Витюшка захотел быть партийцем.

   Странное дело, жили мы в самом отдаленном  райцентре России, но не ощущали себя провинциалами. В отпуск северяне много ездили по стране и за рубеж, да и к нам частенько наведывались знаменитости – Синкевич, Растропович, Евтушенко, Шпаро, не говоря о корреспондентах центральных газет. А  мне грозилась задать жару и приехать отставленная на Кубани жена. Но в погранзону пускали только тех, кого вызывали.  В некотором смысле север был заповедником для разведенных.  Витюшка свою жену пытался вызвать сразу, но она долго не ехала. Однако красноречие сделало свое дело, молодая симпатичная женщина Таня решила поверить «в последний раз». Поначалу казалось, что все сладится и наладиться. Пара москвичей хорошо смотрелась, а коллега, как нам казалось, светился от радости. Увы, музыка играла не долго, а Тане пришлось скоро покупать платочки, чтобы утирать слезки. Попечалившись с годок, она набила контейнер дефицитной всякой всячиной и укатила в столицу нашей родины зализывать семейные раны.

  А еще один раз к В.В.Илларионову приезжал друг Михаил из еженедельника «Собеседник», весьма популярный в 80-е годы автор. Неделю они пили по-черному и не выходили за пределы общежития. Начальство из-за уважения к авторитету  терпело этот  «отлет в нирвану» и ждало финиша. К нему оба пришли, как после бани, очищенными от всяких негативных эмоций. Гость отправился из райцентра в дальнее село Решкан, где его ждал другой друг, на сей раз фельдшер. Там они продолжили эту крутую алкогольную эпопею. Витюша же, пытаясь унять дрожь в пальцах, что-то барабанил на машинке. Народ говорил, что родится очередная  «нетленка». Ничего, правда, интересного не вышло, чего не скажешь про очерк о фельдшере в «Собеседнике». Там все было красиво, интересно, романтично. Упиваясь стилем и восхищаясь сюжетом, мы все удивлялись, как же в череде пьяных дней родился такой шикарный материал. Метаморфоза творчества!

  - Это я помог настроиться Мишке на нужную волну, - хвалился на полном серьезе ответсек, но ему не поверила даже уборщица Люда Кирсанова, до которой не всегда все быстро доходило.
 Кто кого из собутыльников настраивал и на что, это останется тайной. Но больше Михаил Свердлюков на этот краешек земли не прилетал, наверное, сердце стало пошаливать.
   Когда грянули перестройка и прочие мутные времена  наш герой как-то потерялся, хотя народ метил его в лидеры.  В нужный момент выборов он запил, потом «вшивался», уходил из редакции в кочегары, менял спутниц жизни. Говорят, что даже планировал стать оленеводом.  Остановить его не смогла даже политика. Витюшку сжигала и съедала одна, но пламенная российская страсть к водке.  Однако эта стылая земля, как ни странно, согревала бедолагу и не дала опуститься на самое дно.

  - Вот моя родина, и отсюда я ни ногой, - заявлял он в очередной свой «арктический» запой. И ведь сдержал слово…