Глава 6

Глава 6.

Августа Елена или новая встреча с собой


В этой главе наш Герой встречается с Далай-ламой, перелетает почти на 1700 лет назад в Никомедия. Страсти в древнеримском государстве. О том, как Мария полюбила Герберта. Писатель пытается разгадать настоящее имя Героя, ясновидение Странника


Герберт фон Шлиссен. Каса до Сол, Агонда Бич, Гоа, Индия, январь 1979 года


Утром, проводив Марию, мы как обычно отправились на прогулку вдоль берега океана. Очаровательная медсестра, индианка Ананда, любившая поговорить, медленно катила по песку мою коляску, колёса которой для такого случая были обуты в широкие шины. Мне казалось, что своими разговорами она старалась отвлечь меня от боли в спине, которая усиливалась, как только коляска сталкивалась с попадающими на пути камешками. Сейчас Ананда своим певучим голоском щебетала про свадебный ритуал Махарашты, откуда была родом. Дойдя до границы нашего участка пляжа, мы повернули обратно, и я увидел спешащего к нам радостного Странника.
– Доброе утро, мои дорогие друзья! Герберт, прекращайте симулировать! Вам пора уже самому носить девушек на руках, а не прибегать к их помощи!
– Вы правда так считаете? – я вопросительно посмотрел на Странника.
– Скажем так, это был комплимент! Я вижу, что позвоночник продолжает вас беспокоить. Прошло слишком мало времени после такой серьёзной травмы, но ещё четыре – пять недель, и вы сможете не только ходить с прежней лёгкостью, но и бегать и, разумеется, танцевать! – улыбнувшись, Джон продолжил:
– Я приехал, чтобы сообщить вам приятное и неожиданное известие! Великий мудрец, духовный лидер тибетского буддизма, Далай-лама XIV Тэнцзин Гьямцо захотел лично навестить вас, Герберт! Он приезжает на Гоа по делам, и, пользуясь случаем, решил засвидетельствовать вам своё почтение. Я взял на себя смелость рассказать ему о ваших видениях, и Его Святейшество очень этим заинтересовался!
– Даже не знаю, что сказать! – известие Странника было не просто неожиданным. Трудно было даже представить, что духовная персона такого масштаба настолько заинтересуется «обычным» немецким промышленником, что решит нанести ему визит. Видимо, Далай-лама действительно посчитал мои видения чем-то исключительным.
– О, мне можете ничего не говорить, а вот Его Святейшеству постарайтесь задать все волнующие вас вопросы! Надеюсь, вы успели их подготовить, так как встреча состоится через несколько часов!
Мне показалось, что благоухание цветов и деревьев усилилось, когда вечером Далай-лама и я спустились вечером в сад. Я не знал, как следует себя вести, и рассчитывал на помощь Странника.
Невысокий худощавый человек в саронге персикового цвета излучал какую-то неземную доброту и спокойствие. Благожелательно наклонив голову, он приготовился слушать.
Постаравшись расслабиться, я глубоко вздохнул и задал вопрос, волновавший меня больше всего: почему я остался жить после катастрофы и означает ли это, что на Небесах есть на меня какие-то особые виды?
Его Святейшество поинтересовался, как я жил до катастрофы – отдавал ли предпочтение какой-либо религии, интересовали ли меня вопросы веры и много ли времени я уделял духовному развитию.
Не скрывая правды, я рассказал, что всегда считал себя атеистом, и поэтому произошедшее потрясло меня до глубины души. Я никогда не стремился к вере и до недавнего времени считал работу главным делом своей жизни.
– Ну что же, теперь вы, наверное, так не считаете? – улыбаясь, Далай-лама посмотрел на меня таким пронзительным взглядом, что казалось, он видит меня изнутри. – Я думаю, что вам действительно предстоит выполнить какую-то важную миссию. Ничто в мире не происходит просто так, события прошлого, настоящего и будущего связаны воедино. Видения посланы вам потому, что существует некая конечная цель, к которой вам нужно стремиться. Это дорога, пройти по которой суждено только вам, ваш личный путь, и информация о нём скрыта даже от меня. В своё время вы получите от Высших сил ответы на все свои вопросы. Позволю предположить, что кое-что необыкновенное вы увидите вскоре после нашей встречи. Я чувствую, как сильно вы жаждете получить недостающие знания, и знаю, что ваша жажда будет удовлетворена. Уважаемый Джон рассказал мне, что вы знакомы с пранаямой . Я бы посоветовал вам аккуратно и постепенно приступить к занятиям йогой, чтобы ускорить процесс излечения. Следующим после выздоровления этапом может стать медитация, которая поможет сосредоточить все мысли на том, что является для вас самым главным. Но пока что занимайтесь тем, что позволяет состояние вашего позвоночника, – Далай-лама снова улыбнулся, давая понять, что прекрасно осведомлён о моём физическом здоровье. – Я возьму на себя смелость рекомендовать опытного учителя йоги, который сможет навещать вас и контролировать ваши успехи.
 Встреча с Далай-ламой оставила о себе неизгладимое впечатление. Сказано было мало, но сама атмосфера разговора, казалось, до предела обострила мои чувства. Теперь я знал: всё, что со мной произошло, происходит и будет происходить, отнюдь не случайно. Мне нужно было привыкнуть к мысли, что отныне я являюсь неким инструментом в руках Высших сил.
Странник отправился провожать нашего гостя, а я поднялся в спальню и прилёг на кровать. День выдался не из лёгких, однако я абсолютно не чувствовал усталости. В голове крутились исторические факты, персонажи и события, о которых я так много читал в последнее время. Мне почти удалось отбросить навязчивые мысли, и в этот момент я услышал монотонный мужской голос, произносящий фразы на кажущемся знакомым языке…


Герберт фон Шлиссен: Августа Елена. Дворец Диоклетиана, Никомедия, декабрь 326 года


Господи, какой монотонный и нудный голос у этого Максимуса. Я начала зевать, хотя был всего лишь полдень.
Один лишь Спаситель знает, каких усилий мне стоит сохранять спокойствие и заниматься делами. Ничего уже не исправить, но я не могу заставить себя не думать о Криспе . Несчастный мальчик, которому пришлось смертью расплатиться за чужие грехи! Господи, дай мне силу довести правду до Константина, помоги восстановить справедливость!
Максимус перевернул четвертую табличку полиптиха и продолжил:
– Зеркало бронзовое малое в золотой оправе со слонами и птицами – значится под номером 107. Это последнее зеркало, императрица!
Я стояла, опершись рукой на мертвенно холодную, абсолютно гладкую поверхность мраморной столешницы и чувствовала тяжесть серебряной фибулы, которой были скреплены на левом плече складки белой далматики.
– Хорошо, зеркала можно убрать, и не забудьте выстелить ящики овчиной! Новые вазы вписаны?
– Да, госпожа! – писец перевернул верхнюю восковую табличку и стал пересчитывать строки на следующей. – Последней в списке записана чернофигурная амфора-билингва с картинами, изображающими подвиги Геракла!
Встав с ложа в семь утра, я уже шесть часов находилась на ногах. Правая лодыжка онемела, слишком туго перевитая ремешком домашней сандалии. Годы давали о себе знать – 76 лет, весьма почтенный возраст. Два года назад сын увенчал меня царским титулом и доверил распоряжаться казной по своему усмотрению.
Я должна сохранять бодрость духа и твёрдый рассудок, особенно сейчас! Нужно гнать прочь все печали, не позволять унынию овладеть собой. Необходимо рассказать Константину о своих подозрениях, убедить его в невиновности Криспа. Мой самый любимый внук, мой дорогой мальчик… прочь, горе, прочь!
Сегодня нужно закончить опись и отправить в Византию, в новый императорский дворец, произведения искусства и бесценные письменные сокровища из собрания Александрийской библиотеки. Возможно, в этих эти египетских папирусах, иудейских пергаментах, вавилонских свитках и архивах восковых табличек хранятся знания о нашем Спасителе и его святой любви. Они способны послужить на пользу христианской вере, донести до людей великое откровение, предостеречь от непоправимых ошибок…
Крисп, мой внук! За что ты послал мне это испытание, Господи?
Я только что вернулась из паломнического путешествия в Иерусалим. Оно оказалось поистине чудесным. В результате раскопок на Голгофе нами был обретён Животворящий Крест Господень, а под разрушенным языческим храмом Афродиты обнаружена пещера, в которую когда-то было помещено снятое с распятия тело Иисуса Христа.
Возвратившись в Никомедию, я чувствовала великое счастье и благодарность Всевышнему за то, что он избрал меня для этой великий миссии, но известие о смерти Криспа буквально сбросило меня с небес на землю.
– Максимус, можешь вызвать рабов, пусть сложат коллекцию в ящики и отправляют.
 Оглядев заставленные сокровищами покои, я обратила внимание на незамеченный прежде продолговатый ящичек из полированных палисандровых дощечек, стоящий на краю стола. Я сдвинула закрепленную в пазах крышку, и содержимое ящичка, освещенное лучами вечернего солнца, вспыхнуло ярким зеленоватым сиянием. Лежавший на дне предмет представлял собой Свиток в золотом цилиндрическом футляре, по концам которого располагались украшенные изумрудами рукояти. Взяв его в руки, я почувствовала, как в моё сердце вернулась заглушаемая сознанием боль, и перед глазами замелькали картины прошлого.


Флавия Юлия Елена, Никомедия, провинция Вифиния, май 293 года


Перед глазами мелькали яркие солнечные блики. Светило нещадно заливало своими лучами дворик, вымощенный белым камнем. Листья на ветвях сикоморы, посаженной прямо у ворот двадцать лет назад, слабо трепетали от дуновения ветра. К вечеру он усилится и принёсет с моря долгожданную прохладу.
– Ты не хочешь дождаться Константина? Он должен вернуться из казарм вечером, а послезавтра отправляется с войском Диоклетиана в Персию!
Муж сидел на скамье, стоящей рядом с распахнутой дверью, и я вынуждена была смотреть на него, щурясь от солнца. Приехав из Рима, Констанций Хлор буквально с порога заявил, что к вечеру отправится обратно, так как он нужен Максимиану Геркулию для важного дела.
– Елена, я ведь сказал, у меня очень мало времени. Присядь, нам нужно поговорить, – муж указал на скамью.
– Тебе известно, что 7 лет назад была утверждена новая система правления империей, тетрархия, согласно которой Римом управляют два старших императора-Августа и два младших – Цезаря. Вчера Август Максимиан выбрал меня в качестве своего преемника. Он поставил условие – я должен взять в жёны его дочь, Феодору, – Констанций произнёс всё это, не отрывая взгляда от моего лица.
– Ты так хочешь стать Цезарем, что ради этого готов перечеркнуть двадцать лет нашей совместной жизни? – эти слова первыми пришли мне в голову. Сердце охватили обида, боль, гнев – я поняла, что говорить о нашей любви Констанцию бесполезно.
– Елена, это всего лишь политика! Ты сохранишь своё положение при дворе императора, а перед нашим сыном Константином откроется перспектива стать императором!
– Сколько ей лет? – я старалась не смотреть на мужа.
– Какая разница? Восемнадцать или двадцать.
– Она красива?
– Елена, я не знаю, может быть…
Я встала и молча направилась в свои покои. В глазах закипали слёзы.
Обернувшись у самой двери, я тихо сказала мужу: – Ты сделал свой выбор, Констанций. Я не держу тебя, можешь быть свободен…
Так в сорок лет я осталась одна. Отныне моя жизнь сосредоточилась на Константине, который не слишком баловал мать своим вниманием. Воинская карьера отнимала у него слишком много времени, но я всегда старалась находиться к нему поближе, разве что не сопровождала его в походах на Персию и Египет.
Констанций вспомнил о сыне спустя 12 лет, перед самой своей смертью. К тому времени Константин уже успел жениться, и Минервина произвела на свет прекрасного мальчика, моего первого и самого любимого внука, Криспа.
Став Цезарем, Константин был вынужден заниматься большой политикой, которая вершилась на полях кровопролитных сражений. Мой сын вступал в союзы, раскрывал коварные планы врагов и бывших союзников и затем снова воевал с ними. Он оказался достойным наследником полководческого гения своего отца и даже превзошел Констанция Хлора. Он, наконец, победил врагов и взял власть над Римской империей своей могучей рукой, но, управляя огромной державой, по-прежнему был слишком занят, чтобы уделять достаточно внимания своим близким.
Воспитание Криспа я взяла на себя. Я помню и бессонные ночи, когда он болел, и счастливые дни, когда он радовал меня своими успехами. Мой внук вырос честным и отважным юношей. Его любили друзья, солдаты, и даже самые уважаемые сенаторы считались с его мнением. В 18 лет он стал консулом, и после того, как одержал победу над флотом Лициния, никто в Риме не сомневался, что именно Крисп унаследует императорский трон.
Я гордилась Криспом и любила его, может быть, даже больше, чем сына. Гибель внука стала для меня настоящей трагедией.

 
Ульрих Шмидт. Вадуц. Лихтенштейн. 25 февраля 1980 года.


Я дописал фразу «…стала для меня настоящей трагедией» и смачно затянулся длинной и пряной сигариллой «Зино Давидофф».
Когда я работаю, то обычно отключаю телефон от телефонной розетки и отсоединяю клеммы дверного звонка. Моя добрая жена, видя, что наступает очередной приступ моего писательского трудоголизма, тоже старается досаждать как можно меньше. Детей у нас нет, так что в таких случаях она обычно, прихватив с собой ирландского сеттера Герцога, навещает свою матушку в Бад Рагаце, либо едет к младшей сестре на чудесное озеро Бодензее. Приносит продукты и делает уборку в квартире молодая кареглазая словацкая горничная Агнешка – у нее есть свой ключ. Я с трудом сдерживаюсь от соблазна закрутить с ней интрижку, глядя на ее вызывающе торчащие и крепкие, как половинки яблока, грудки и вертлявую пышную задницу. Однако, приблизившись к сорокалетию, я остепенился и холодным умом понимаю, что это только добавит мне ворох ненужных проблем. И вообще сорить в своем доме – это моветон. Поэтому-то все мои сексуальные притязания выражаются лишь изредка в звонких шлепках по крутой пятой точке Агнешки, которую та, смеясь, соблазнительно выгибает в ответ.
Я предпочитаю крепкое курево, когда пишу, и сто грамм хорошего коньяку – это приводит мозг в состояние легкого дурманного тонуса, помогая погружаться в неведомые миры моих дорогих героев. В обыденной жизни я пью в основном красное вино или виски и курю «Мальборо». Сделав две затяжки, я хотел вернуться к Елене Августе, но тут раздался настойчивый раздраженный стук в дверь, наверное, моему незваному гостю уже надоело давить кнопку немого звонка.
На пороге стоял Джон Смит, и смотрел на меня с плохо скрываемым негодованием. Я впервые видел, чтобы этот молодой человек, можно сказать, почти юноша так явно выражал свои эмоции.
– Здравствуйте, герр Шмидт, я могу войти, – этот был скорее не вопрос, а утверждение.
– Да, конечно, – я отстранился от двери, пропуская его.
Мой гость порывисто вошел внутрь. Я достаточно хорошо изучил Странника за десять дней нашего совместного с Гербертом общения в замке Альтес Шлосс. У него есть довольно редкая черта, которая бы ему очень пригодилась, будь он разведчиком, заброшенным глубоко в тыл противника. Дело в том, что он, довольно привлекательный молодой мужчина и, естественно, видный, но, когда ему нужно, становится совершенно незаметным – и твой взгляд скользит через него и насквозь. Он может быть очень харизматичным и ярким, но, когда того хочет, как будто растворяется на месте. Джон Смит почти всегда скрытен и себе на уме, но при необходимости очень убедителен в разговоре и хороший рассказчик. Он бывает, вставляет в диалог весьма уместные и точные замечания, но никогда не перебивает собеседника. Временами глубоко посаженные глаза выдают сосредоточенную работу ума, но лицо его при этом может казаться простоватым и расслабленным. Однако таким возбужденным я его еще никогда не видел!
 – Извините за бестактное вторжение, – начал он, – но вы не оставили мне другого выхода. Зачем вы искали Герберта, и как вам удалось найти замок? Что вы еще узнали о нас? Разве в нашем контракте не оговорены условия строжайшей конфиденциальности? Предлагая вам эту важную для нас работу, мы принимали во внимание не только ваше портфолио и очевидный литературный талант.
До нашей встречи мы внимательно изучили ваше досье. К вашим детям от предыдущих жён вы не испытываете никаких отеческих чувств и практически не видитесь с ними. Вы живете со своей третьей женой и вашим любимцем Герцогом, и вас, по-видимому, это устраивает. По линии жены у вас тоже нет близких родственников, и вы считаете двух ее племянников неучами и лоботрясами. Наконец у вас пошаливает сердце, и по этому поводу вы раз в год проходите курс лечения на водах в Баден-Бадене. Мы полагали, и видимо ошибочно, что вы не станете излишне любопытствовать!
В ответ на это я вкратце рассказал историю моих дедуктивных опытов. По глазам моего молодого посетителя я увидел, что он заметно успокоился.
– Поймите же, уважаемый господин Ульрих, наши шпионские страсти – это не просто детская игра. Оглашая родственникам свое завещание о передаче им контрольного пакета акций и, соответственно, руководства своим крупным промышленным концерном, Герберт взял с них письменные заверения, что они ничего не будут требовать сверх того, что там написано. Но мы не можем взять подобные обязательства у всех их потомков, которые еще не родились или не являются совершеннолетними. Если всему миру станет известно о том, кто есть на самом деле Герберт фон Шлиссен, как на самом деле называется трастовый фонд, который мы называем «Фонд Небесного Принца» и где он расположен, то наша игра сразу прекратится. Даже одного только точного названия концерна «Шлиссен» будет достаточно для того, чтобы все тайное стало явным. Начнутся долгие судебные тяжбы, и любой прямой наследник нашего героя даже через тридцать лет отсудит деньги фонда в свою пользу.
Взглянув на меня, гость сделал многозначительную паузу, а затем продолжил разговор.
– Господин Шмидт, я вас убедительно прошу, если вы не хотите проблем, в том числе судебных, а желаете, чтобы вам был выплачен полностью ваш гонорар – прекратите бессмысленное детективное расследование и сосредоточьтесь на своей работе! Поверьте, мне очень неловко это вам говорить, вы гораздо старше меня, но я вынужден повторить – не пытайтесь узнать то, что не нужно вам и может действительно сильно навредить нам!
Я невольно краснел, чувствуя себя школяром, которого застукали на списывании контрольной у соседа по парте, и заверил своего внезапного гостя, что с этого момента обуздаю свое ненужное любопытство. Джон Смит попрощался и вышел, а я, выпив небольшими глотками грамм семьдесят тридцатилетнего «Леро», наконец облегченно выдохнул плотное кольцо табачного дыма.
Пожалуй, работа на сегодня закончена, продолжу завтра с утра!


Герберт фон Шлиссен: Августа Елена. Дворец Диоклетиана, Никомедия, декабрь 326 года


Звук приближающихся шагов прервал мои воспоминания, и я положила Свиток на место. В залу стремительно вошёл мой сын Константин.
– Пожалуй, работа на сегодня закончена, продолжим завтра с утра! – жестом руки я отправила Максимуса прочь. Заметив свободную скамью, сын присел на неё и расправив складки белой императорской тоги.
– Константин, мне нужно серьёзно с тобой поговорить!
– Снова о Криспе? Мне казалось, что мы уже всё обсудили. Я не хочу возвращаться к этому болезненному вопросу!
– Ты называешь смерть своего первенца, убийство законного наследника «болезненным вопросом»? Ты не хочешь затруднять себя расследованием причин произошедшего? – я еле сдержалась, чтобы не перейти на крик.
– Причина известна и мне, и тебе! Мой сын и твой внук посягнул на своего императора и на честь благороднейшей женщины, которой является его супруга!
– Флавия Максима Фауста! Это её ты называешь благороднейшей? Она предала своего отца, раскрыв тебе его заговор, с легкостью приняла смерть своего брата, Максенция, и всё это для того, чтобы стать Августой! Она родила тебе трёх сыновей и ради их будущего благополучия решила устранить конкурента в лице моего любимого внука Криспа! Как ты мог поверить её клевете, ведь всё так очевидно! Крисп мешал ей, он был твоим преемником, и если бы стал императором, ей пришлось остаток жизни провести в тени, без привычной неограниченной власти раболепного поклонения бесчисленных подданных!
– Но мама, Фауста никогда не давала мне повода для подозрений!
– Она заботится только о себе, неужели ты до сих пор этого не понял? Ради личного благополучия она погубила опору и надежду империи, ради собственной выгоды расчистила своим сыновьям путь к престолу! Я слишком хорошо знаю эту интриганку, поэтому она меня боится! Вспомни о том, как меня пытались отравить, подсунув мне сдобренные аконитом сочные персики, зная, как я их люблю. Мне повезло, что я к ним почти не притронулась, в отличие от моей несчастной Валерии! Неужели трудно было догадаться, чьих это рук дело? Как ты мог с такой легкостью поверить такой чудовищной клевете?
– Она сказала, что Крисп давно домогался её благосклонности, пользуясь моим отсутствием. В последний раз её рабыня стала свидетельницей того, как он набросился на Фаусту, желая овладеть ею, и лишь неожиданное появление служанки спасло её от бесчестия!
– Ложь! Служанка подкуплена! Мне удалось добиться от неё правды – в отличие от тебя, я никогда не сомневалась в добропорядочности своего внука!
– Но я не виноват в его смерти! Я всего лишь приказал арестовать его, сослать в Пулу и поместить там в крепость, где и произошёл несчастный случай.
– Ты допросил Марка Лициния? Выведал у него все обстоятельства трагедии?
– Нет, ведь всё и так очевидно…
– Не более очевидно, чем коварство твоей супруги! Константин, поверь мне, она опасная женщина! Я могла бы тебе многое рассказать…
Внезапно за дверями послышались торопливые шаги, и в залу стремительно вошла тридцатишестилетняя супруга императора, Флавия Максима Фауста. По выражению её лица я поняла, что невестка не ожидала меня здесь увидеть.
– Мой сын, мы ещё продолжим наш разговор! – не в силах более сдерживаться я с ненавистью посмотрела на Фаусту и получила в ответ злобный, презрительный взгляд. Чувствуя резкую боль в отёкшей, перетянутой ремешком сандалии ноге, я развернулась и, стараясь не прихрамывать, с гордо выпрямленной спиной направилась к себе…


Герберт фон Шлиссен. Каса до Сол, Агонда Бич, Гоа, Индия, январь 1979 года


Я очнулся от резкой боли в правой ноге – голень и лодыжку свело судорогой. Вспомнив услышанный в детстве совет, я быстро сел на кровати и опустил ногу на холодный пол. Внезапно меня охватила дрожь, но не от холода, а от осознания того, что только что меня посетило ещё одно мистическое видение!
С некоторым опасением я ощупал своё тело – ведь несколько мгновений назад я ощущал себя женщиной! В голове крутились имена – Крисп, Константин, Констанций, Фауста…
Фауста! Она точь-в-точь походила на повзрослевшую Марию Нагую – те же черты лица, завистливо-восхищенный взгляд светло-карих глаз, русые, с пепельным отливом волосы, убранные в простую прическу с тяжелым узлом на затылке! Как понять это потрясающее сходство двух цариц, разделенных расстоянием в две с лишним тысячи километров и тысячей с лишним лет времени между собой. Начинало светать. Пребывая в состоянии крайнего возбуждения, я накинул халат и спустился в библиотеку. Где-то здесь была книга по истории Римской империи. Раскрыв тяжёлый том на первой странице, я неожиданно вспомнил, что место погребения Иисуса Христа и другие реликвии Страстей Господних были найдены Еленой Равноапостольной. Значит, в своём сне мне пришлось побывать матерью римского императора Константина I Великого! Быстро пролистав содержание книги, я нашел нужную главу и погрузился в изучение исторического материала. Никомедия, Константинополь, раннее христианство и закат величайшей Римской империи…
Перед моими глазами вставали картины гладиаторских боёв, чеканных профилей императоров, вымощенной камнями Аппиевой дороги, по сторонам которой возвышались монументы и гробницы патрициев. Переворачивая страницы, я слышал звон подков закованной в доспехи римской конницы, звуки фанфар, под которые триумфально встречали в Риме полководцев, возвращавшихся с победой, чёткую латынь, будто бы созданную для того, чтобы отдавать приказы. Я будто бы оставлял холодные снега суровой Московии, о которой думал последние месяцы, и погружался в тёплые и ласковые воды Средиземного моря.
Через несколько часов в библиотеку спустилась Ананда, обеспокоенная моим отсутствием. За это время мне удалось прочитать про отца императора, Констанция Хлора, его мать Флавию Юлию Елену, про его жену Флавию Максиму Фаусту и старшего сына Криспа. Я даже нашёл упоминание о писце Максимусе Септиме, составившем каталог Константинопольской библиотеки. Моё второе видение, как и первое, полностью соответствовало исторической правде! Оставались некоторые неясные моменты, разъяснение которых следовало поискать в других литературных источниках – в этом я рассчитывал на помощь Странника.
Его Святейшество предсказал совершенно точно – вскоре после нашей встречи со мной произошло еще одно необыкновенное событие. Второй астральный полет оставил после себя ещё больше вопросов и загадок. Я был сильно взволнован и возбуждён.
Почему в обоих «снах» присутствовал один и тот же таинственный Свиток и каждый раз перед его появлением в моем сне у меня настолько обостряются все чувства? Что же в нем записано такого важного для человечества, из-за чего мне его так настойчиво показывают? И ведь это никакая не шизофрения и не навязчивая идея, поскольку все остальные факты из моих видений соответствуют сегодняшним научным воззрениям о прошлом нашей цивилизации. Мне кажется, за этими погружениями в прошлые эпохи скрыто какое-то сакральное древнее знание, забытое и потерянное впоследствии в веках, которое мне теперь предстоит вновь обрести.
Почему и во втором видении я снова был великим персонажем, равноапостольной Еленой, римской императрицей? Неужели она также является моим предыдущим воплощением, а я являюсь наследником ее души, которая впоследствии через череду жизней вселилась в русского царя Ивана IV? Ведь тогда получается, что я являюсь реинкарнацией Августы Елены и Ивана Грозного! Совершенно невероятный и потрясающий вывод. Эти выдающиеся личности делали историю нашего мира! Видимо, теперь именно мне предстоит выполнить нечто важное, какую-то Миссию, и для этого Господь сохранил мне жизнь в страшной катастрофе.
Наконец еще одна загадка. Флавия Максима Фауста и Мария Нагая – что общего между двумя этими женщинами? Почему они так похожи друг на друга? Не является ли их облик каким-то указанием или знаком, который должен послужить мне определенной подсказкой? Вероятно, в этом скрывается глубокий смысл, который я не могу постичь.
Казалось бы, у меня есть любимая и любящая меня красивая, нежная и страстная женщина, прекрасный дом, меня окружает волшебная природа, всё в порядке с бизнесом и никаких опасных осложнений после серьёзной операции – живи и наслаждайся! Однако меня очень сильно волнуют мысли о моих Полетах Души, так не похожих на обычные сновидения. Хотя почему я сравниваю их со сновидениями?
Во-первых, в тот момент, когда меня посещали мои видения, я совершенно не спал. Сначала я уходил мысленно в себя, и мое сознание больше не фокусировалось на окружающей действительности. Затем происходило необъяснимое переключение, как будто кто-то схватился за рубильник, щелчок – и я оказывался другим человеком! Я смотрю на свои руки и тело или на свое отражение в зеркале и вижу – это уже не я! Причём мне далеко не сразу становилось понятно, кем я теперь стал.
Во-вторых, в обычном сне я мог быть кем-либо, каким-то другим персонажем, но при этом я точно знал, что на самом деле это я. Однако в тех моих видениях, которые я называю вещими, я не просто чувствовал себя другим индивидуумом – я действительно им был! Я думал мыслями моего героя, вместе с ним пролистывал страницы его жизни, ощущал его боль, как свою, осязал предметы, обонял окружающие запахи – и все мои чувства при этом были гораздо более яркими, чем в реальности. Да, что там говорить! Я прекрасно понимал древние языки, на которых говорили персонажи моих видений. И если латынь я все же немного изучал в университете, то откуда бы я мог знать старославянский язык? Ведь даже сейчас, вернувшись из своих исторических «воспоминаний», я могу повторить некоторые обрывки «приснившихся» диалогов почти без акцента!
Объяснение этому феномену может быть только одно – это мои прошлые жизни. Выходит, мне удается перемещаться в прошлое, как в параллельный мир. Жаль только, что эти свои «путешествия» я не могу контролировать и отправляться в них по своему желанию. Так как у меня с моими инкарнациями одна душа, то таким способом я могу попасть только в прошлого себя, в своё предыдущее воплощение. Вот такая необычная машина времени!
Поразмыслив несколько об этом, я придумал название для данного способа перемещения во времени в одну из своих прошлых инкарнаций – ретровидение. Это значит – «видеть прошлого себя».
Итак, я решил пока не рассказывать Марии о своем втором ретровидении. Она – ортодоксальная христианка, и будет снова утверждать, что я попал под власть темных сил, что я очарован этими бесовскими наваждениями, и мое эго ликует! Посоветует мне почаще прогуливаться по берегу океана, читать Библию и молиться.
Вскоре должен был вернуться Странник, и я с нетерпением ждал нашей встречи, чтобы поговорить с ним о Елене Августе. Сославшись на усталость, я отказался от обычной утренней прогулки и продолжил изучать историю древнего Рима. Как выяснилось, историки не пришли к единому мнению ни об обстоятельствах гибели старшего сына императора, ни о последующей вскоре смерти Фаусты. В качестве основной предлагалась версия, что в обоих случаях виновен лично император Константин Великий.
Однако я не мог представить, что этот блистательный полководец и реформатор, один из самых выдающихся защитников веры, прекративший гонения на христианство и сделавший его господствующей религией римской империи, сознательно совершил подобные преступления. Вероятно, таким образом языческие римские историки пытались опорочить первого христианского императора.
Вечером я во всех подробностях описал Страннику о своем новом астральном путешествии и рассказал, что как, и в первом случае, увиденное мною подтверждается историческими данными. Проснувшись, я не знал, кем мне пришлось быть на этот раз. Лишь некоторое время спустя полученный в юности багаж исторических знаний позволил мне идентифицировать себя как римскую императрицу Елену.
– Джон, я тебе очень признателен за то, что ты для меня делаешь! Ты фактически спас мне жизнь, оказавшись на месте аварии. Но что я чувствую сейчас – это торнадо эмоций и океан впечатлений! До вчерашнего дня я всё же сомневался в истинной природе своих мистических полетов, но встреча с Далай-ламой и второе видение говорят мне о том, что я действительно избран Высшими силами для особой важной миссии. В своих путешествиях я становлюсь участником событий, в истинности которых не мне уже приходится сомневаться.
– Дорогой друг, я тоже чересчур взволнован! Мне кажется, ты переживаешь поворотный момент в своей судьбе, – со вчерашнего дня мы с Джоном перешли на «ты», отказавшись от лишних условностей, – возможно, ты стоишь на пороге самых замечательных и важных событий в своей жизни.
– Мой разум буквально кипит от всего увиденного! Ты ведь знаешь, я привык подходить к проблемам с рациональной точки зрения, но теперь этот приём не срабатывает. Волнующие меня вопросы можно разделить на два вида – духовного плана и, скажем так, технические.
Если ответ на вопрос «почему это происходит, и что мне хотят этим сказать» я надеюсь получить от Высших сил, то для ответа на вопрос «как это происходит» мне просто не хватает информации! Меня волнует, каким образом видения проникают в мой мозг, ведь для этого должны существовать научные объяснения!
– Это действительно серьёзная задача для тебя, еще недавно закоренелого материалиста. Но и любой другой человек на твоем месте не в состоянии был бы сразу вместить в себя столько всего нового и неожиданного! Однако я еще слишком молод и не дока в разных научных теориях, поэтому не смогу тебя просветить. Могу только дать один добрый совет: не торопись делать выводы из происходящего, пока оно туманно, не пытайся разгадывать знаки, смысл которых тебе не вполне ясен, дождись того момента, когда на все вопросы тебе будут даны четкие и ясные ответы!
Что же касается аспектов духовного плана, то я разыщу учителя, о котором говорил Далай-лама, и привезу его к тебе. Надеюсь, со временем он поможет твоему сознанию сосредоточиться на истинном понимании этих мистических астральных полетов!
Я вдруг вспомнил, что Далай-лама так и не назвал имя этого человека. Неужели мне готовят ещё один сюрприз?


Мария Валленстайн. Каса до Сол, Агонда Бич, Гоа, Индия, январь 1979 года


Я вдруг вспомнила, как охнула и прикрыла ладошкой рот, когда на конце лески заблестела отливающая бронзой рыбка.
– Герберт, Герберт! Сними его поскорей! Это же принц, смотри, какая у него корона!
Разумеется, никакой короны на голове рыбы не было, но ведь в шесть лет весь мир вокруг кажется одной большой сказкой. Путаясь в словах, я стала рассказывать своему другу – единственному другу! – историю про принца, который отправился в опасное плавание по реке, чтобы встретить свою принцессу. И тогда Герберт осторожно снял рыбку с крючка и опустил в воду. Радостная, я бросилась его обнимать, а он подхватил меня на руки и закружил! До сих пор помню это ощущение легкого холодка, когда мои волосы заструились на свежем утреннем ветерке, и вокруг замелькали картинки речки, леса, облаков…
Став взрослой, я часто представляла себе руки Герберта, крепко и в то же время осторожно держащие меня и это непередаваемое ощущение полёта. Я пыталась вспомнить детские ощущения, когда каждый новый день абсолютно не похож на предыдущий, и ты ждешь от него чего-то прекрасного, чуда, волшебной сказки…
Как же я плакала, когда Герберт уехал от нас! Мама рассказывала, что я долго отказывалась от еды. Им с отцом удалось убедить меня, что Герберт обязательно приедет, как только окончит очередной курс. Разумеется, я тогда не знала, что затем последует защита магистерской степени, практика, работа…
В следующий раз мы встретились, когда я уже заканчивала школу, и отец меня с собой в гости к фон Шлиссенам. Герберт провел с нами всего полчаса и показался мне абсолютно чужим взрослым мужчиной. При встрече он поцеловал меня в щеку, от смущения я не знала, куда себя девать, и кажется, даже разбила вазочку с джемом.
Вернувшись домой, я расплакалась от того, что моей мечте о сильном и верном друге не суждено было сбыться. Маленькие дети не так ощущают разницу в возрасте, как подростки – теперь мне казалось, что между мною и Гербертом пролегла огромная пропасть в сотни и тысячи лет! Слишком большая разница была между тем, двадцатилетним, и сегодняшним Гербертом. Я рассказала обо всём своей няне, и Ольга Федоровна посоветовала мне не отчаиваться.
– Ты, Машенька (она с детства звала меня этим русским именем), не переживай! У тебя своя жизнь, у него своя, тебе ещё учиться, а Герберт человек занятой. Если любовь твоя не каприз детский, если он тебе нравится, что же, на всё воля Божья! А если и забудешь его, то невелика беда, значит, не суждено вам быть вместе.
Как мне несказанно повезло с моей няней. Отцу удалось убедить ее тогда в 1942 году, что при любом исходе войны в Смоленске у нее нет будущего. Пользуясь своими связями, он решил вывезти русскую учительницу с собой, как будущую домработницу – так Ольга Федоровна Светлова оказалась в Мюнхене в нашей семье.
Сначала она воспитывала мою старшую сестру Эльзу. Девочка родилась болезненной и умерла, немного не дожив до своего девятого дня рождения. Через два года после её смерти, в мае 1951-го, родилась я. Мою бедную маму я почти не помню, и Ольга Федоровна воспитала меня как свою собственную дочь.
Постепенно я стала забывать Герберта, поступила в колледж, и у меня появился друг, мой ровесник. С Робертом было легко и весело, он был душой всех студенческих компаний, и мне понадобился почти год близких отношений, чтобы убедиться в их бесперспективности. «Ты слишком серьёзно смотришь на жизнь. Мы просто хорошие друзья, ничего более!» – после этих слов Роберта я решила с ним расстаться. Однажды ночью я проснулась вся в слезах – мне приснилось что-то ужасное, отчего всё тело сотрясала дрожь. Вечером отец сообщил мне, что несколько часов назад случилась трагедия – родители Герберта погибли в Альпах, погребённые под снежной лавиной.
Мы встретились с Гербертом на похоронах, и, увидев его, я не смогла сдержать слёз. Передо мной стоял одинокий, испуганный и беспомощный маленький мальчик. Мы провели вместе двенадцать дней, которые запомнятся мне на всю жизнь. Я снова была со своим другом, я могла заботиться о нём, дарить ему свою любовь и ласку. Ни о каких интимных отношениях не было и речи – мы провели это время, как настоящие брат и сестра.
Однако учёба не позволяла мне дольше оставаться с Гербертом. Мы вновь расстались, но я, как могла, следила за его жизнью. Я знала, что последние три года он периодически ездил в Индию на строительство филиала компании, что с недавних пор его часто видели в компании эффектной, высокой черноволосой девушки, с которой он отправился в свою последнюю поездку. Глупо было мучить себя ревностью – мы оба были взрослыми людьми и не давали друг другу никаких обещаний.
Узнав об авиакатастрофе, в которой чудом удалось выжить моему Герберту, я решила немедленно лететь в Индию. Отец связался с госпиталем, и, узнав, что фон Шлиссену необходима сложная операция на позвоночнике, подключил к этому выдающегося немецкого нейрохирурга. Вскоре я вместе с доктором Лубинусом и его ассистентами летела в Нью-Дели…
Первые несколько недель после операции были для меня самыми тяжёлыми. Герберт мужественно боролся с болезнью, и видимо, чтобы отвлечься, неоднократно возвращался к своим видениям, каждый раз вспоминая новые подробности. Он говорил о необыкновенном обострении всех чувств, чрезвычайно детальной и цветной картинке, о том, которая была намного ярче той, что нас окружает в действительности. Он в подробностях описывал мистический золотой свиток, который держал в своих руках русский царь Иван в его сне. Наверное, он каким-то особенным образом запечатлелся в его воспаленном мозгу. Я полагала, что такой сильный акцент на подобные глупости не приведёт ни к чему хорошему, поскольку сознание Герберта соблазняется потусторонними наваждениями и не может им противостоять. Своими опасениями я поделилась с доктором Виджаем. Однако он настойчиво порекомендовал не перечить больному и ни в коем случае не спорить с ним по поводу природы его психоделических снов.
«У него сильнейшие головные боли, просто невероятные, и всё это последствия ужасной травмы! Герберт-сахиб очень мужественный человек, он никогда не жалуется, однако для облегчения страданий мы каждый день даём ему мощные обезболивающие. Прошу вас, госпожа Валленстайн, не надо его сильно напрягать, поскольку господину Герберту и так приходится несладко!».
Доктор объяснил, что психика Герберта и без того находится сейчас под большой нагрузкой: здесь и боязнь неизвестности, и неуверенность в благополучном результате операции, и страх навечно остаться инвалидом. Его мучают мысли о множестве проблем, которые придётся срочно решать после выздоровления. Если он хочет рассказывать о своих видениях – на здоровье, пусть рассказывает, возможно, именно в этом его мозг черпает силы.
Разумеется, я послушалась мнения лечащего врача, тем более, что Герберт хоть и медленно, но заметно шёл на поправку. Нужно всего лишь немного подождать.
Крепость города Пула, полуостров Истрия, август 326 года
– Ты не мог немного подождать, идиот?! Сын осла и свиньи! О, небеса, кто назначил эту тупую скотину на должность начальника тюрьмы?!
Центурион Марк Лициний наотмашь ударил кулаком по шее коленопреклоненного Руфуса Страбона.
Тот упал наземь, и, прикрывая лицо руками, сквозь разжатые пальцы посмотрел в глаза центуриона взглядом побитой собаки.
– Почему ты не снял с головы узника мешок? Разве тебе сказали вести его в верхнюю камеру? Зачем нужно было опускать помост башни?
– Но господин, сегодня я остался в тюрьме один! Все стражники с утра отправились на праздник в деревню, и принять узника было некому! Марцелл сказал, что это очень важная особа, поэтому я не мог ждать их возвращения и решил сам поместить его в самый надежный каземат!
– Как это случилось, животное? – Марк пнул ногой распростертое тело.
– Я приказал ему стоять на месте! Опустил помост и пошел отпереть камеру. Я хотел снять с него мешок потом, чтобы он не увидел, где находится опускной рычаг!
Центурион и начальник тюрьмы находились на верхней площадке северной башни крепости. Посередине нее зияло прямоугольное отверстие, по трем сторонам которого располагался узкий карниз. На противоположной стороне находилась камера, попасть в которую можно было, только опустив деревянный помост длиной в 15 локтей.
– Продолжай! – Марк Лициний вступил на помост и посмотрел вниз. На нижней площадке башни, среди обрушившихся досок деревянной крыши, лежало окровавленное тело Флавия Валерия Криспа. Падение с высоты десяти пассов не оставило ему никаких шансов.
– Услышав, что я распахнул дверь камеры, узник со связанными руками ступил на край помоста, сделал всего один шаг и упал вниз. Я не успел даже крикнуть! – сидя в углу площадки, Руфус горестно замотал головой, разбрызгивая вокруг капли крови со своего лица, разбитого увесистым кулаком центуриона.
– Молись, негодяй, чтобы Цезарь приказал умертвить тебя быстро и безболезненно! Где предписание императора?
Дрожащей рукой начальник тюрьмы развязал шнурок на поясе и протянул табличку центуриону.
– Здесь написано «Поместить в крепость до особого распоряжения, которое будет сообщено в ближайшие дни». Я не собираюсь провести их в ожидании собственной смерти! Сейчас же отправлюсь в Никомедию и доложу цезарю о том, что произошло. Если мы разминемся с гонцом, и ты получишь это самое распоряжение, садись на коня и скачи с ним в императорский дворец. Готовься либо доложить об исполнении, либо сложить свою голову! И чтоб до вечера узника похоронили! Вставай, негодяй!
Марк вцепился в ремешок на плече Руфуса и дернул его вверх. Старая амуниция не выдержала рывка, и ремень разорвался. Поднявшийся с земли Руфус инстинктивно попытался удержать расстегнувшийся пояс, из-за подкладки которого со звоном посыпались золотые монеты.
Лицо центуриона превратилось в маску бога смерти Плутона. Держа Руфуса за горло левой рукой, он выдернул из ножен короткий меч и всадил его по рукоять в грудь начальника тюрьмы. Отбросив труп ногой, Марк склонился над ним и снял тяжёлый пояс.
«Плата за убийство сына Императора! Что ж, этого следовало ожидать. Деньги солидные, и если я расскажу Августу о подкупе, мне придётся их отдать».
Марк Лициний собрал рассыпавшиеся монеты и ссыпал их в свой кожаный кисет вместе с вытащенными из пояса убитого. Затем он подошёл к трупу, и встав сбоку, чтобы не забрызгаться хлынувшей из раны кровью, с усилием выдернул меч из груди Руфуса
«Я передам Императору только то, что рассказал мне этот мерзавец. Скажу, что, он, испугавшись, в отчаянье поднял на меня свой меч. А я, не сдержав гнева, убил его из самозащиты и за нарушение приказа. А эти золотые монеты скрасят мне старость».
Прицепив меч обратно к поясу, Марк Лициний побежал по крутой лестнице вниз, щелкая по каменным ступеням кожаными подошвами сандалий...


Герберт фон Шлиссен. Каса до Сол, Агонда Бич, Гоа, Индия, март 1979 года


Сегодня я смог сам спуститься вниз по довольно крутой лестнице, чтобы встретить долгожданных гостей. Вместе со Странником ко мне приехал худощавый импозантный мужчина в европейском костюме, выглядевший, на мой взгляд, немного старше меня. Седина только слегка тронула его черные блестящие волосы, а глаза светились доброй заботой.
Как оказалось, это был Бхарат Догра, основатель известной тантрической школы, и ему недавно исполнилось шестьдесят пять лет! Утверждают, что он – ученик легендарного гуру Риши Йогираджа Девраха Бабы, которому якобы уже более двух тысяч лет, и его почтительно называют «Вечным йогом». Все это мне рассказала на следующий день словоохотливая Ананда, счастливая от встречи с таким почитаемым в западной части Индии человеком.
Поинтересовавшись моим здоровьем, учитель сказал, чтобы я пока что не ожидал многого. По его мнению, я всё ещё слишком слаб, чтобы активно приступить к урокам, и несколько староват, как улыбаясь, заметил гуру, ведь обычно его ученики начинают заниматься йогой с детства. Он вкратце ознакомил меня с четырьмя основными направлениями йоги и сказал, что мне следует начать с подготовительного этапа – знакомства с хатха-йогой, системой подготовки тела к следующим более сложным этапам. Освоив эту систему, я смогу в дальнейшем перейти к одному из основных направлений – раджа-йоге.
Учитель объяснил, что его обязанность – следить за тем, как ученик справляется с поставленными задачами, ведь человек сам, без посторонней помощи, должен осваивать предложенный комплекс. Он переоделся для занятий, и я поразился легкости и отточенности его движений. «Ты будешь ловким, как пантера, Герберт, и могучим, как бенгальский тигр!» – сказал он с теплой улыбкой, – «главное уметь терпеть и никуда не спешить!».
Мы не спеша провели первый урок, состоящий из довольно простых упражнений, которые, по мнению моего гуру, должны были способствовать укреплению поврежденной спины. Учитель подарил мне богато иллюстрированный атлас на английском языке, посвященный йоге, и пообещал навещать раз-два в неделю, чтобы делать очередные занятия и наблюдать, насколько успешно продвигается мое выздоровление.
Провожая знаменитого йога, я попросил Странника задержаться, чтобы получить ответ на один вопрос, который давно не давал мне покоя.
– Скажи мне, Джон, каким образом ты оказался на месте катастрофы, так сказать, в нужном месте и в нужное время? Я не могу поверить, что ты, безмятежно прогуливаясь у подножья Гималаев, неожиданно с удивлением заметил падающий с неба самолёт!
– Да, Герберт, это не было случайностью, и я уже говорил, что специально приехал туда заранее. Счастье, что я бывал в этих местах несколько лет назад, и поэтому довольно легко смог их узнать. Падение старого транспортного самолёта мне привиделось за три дня до того, как само событие произошло на самом деле. Нечто подобное случалось со мной и ранее. Осенний пейзаж подсказал мне, что это должно случиться в самое ближайшее время. Я, не мешкая, отправился в путь, захватив с собой палатку, припасы на неделю, ружьё и приготовился ждать.
Тебе очень хотелось подтвердить правдивость своих видений прошлого, чтобы поверить в свои вещие сны. Так и мне необходимо было убедиться в том, что картина ужасной аварии является очевидным свидетельством моего дара ясновидения, а не плодом больного воображения. Как видишь, я не ошибся!
– Чем ближе я узнаю тебя, тем больше удивляюсь. Ты, в сущности, еще такой молодой человек, а в своей мудрости, дашь фору и многим моим сверстникам. Я уверен, что тебя мне послало само Небо. Спасибо тебе за мое счастливое спасение!
– Мне кажется, дорогой Герберт – ты преувеличиваешь, но все равно мне приятно! – и Джон, сложив традиционным жестом руки, медленно склонился в почтительном поклоне.

Продолжение следует...