Гибрид

                Рассказ


          Солнце пылало почти в зените. Щедрые посылы его лучей будоражили  просыпающуюся природу, одуряюще пахло молодой травкой, легкий ветерок ласково трепал почти невесомые сережки на березах, крохотные клейкие листочки которых только-только начали распускаться.
        - Ци-винь, ци-ви-винь! - заливалась неподалеку неведомая птаха. Майский жук копошился, заваливаясь набок в сухой траве, впервые пытаясь раскрыть хитиновые щитки над тончайшими крылышками. Синие брызги фиалок, ярко-желтые огоньки стародубок украшали слежавшийся бурый ковер прошлогодней  растительности, радовали вблизи тропы редких прохожих.
          Никому бы в голову не пришло, что эта вешняя идиллия будет прервана  внезапным и грубейшим образом. Извилистая пешеходная тропа, соединявшая Озерное отделение с центральной усадьбой небезызвестного совхоза “Заветы Ильича”, выходила тут из березняка на открытое место -  песчаную низину, сворачивала на косогор, краем оврага взбегала на  гребень.
          Расстояние между двумя поселками невелико - около трех километров, знакомый путь казался неутомительной легкой прогулкой для Саши и Любаши - молодых людей той степени влюбленности, когда мир розов, души переполнены избытком чувств, а жизнь кажется доброй и бесконечной.
          Они шли, беспечно болтая, держа ладонь в ладони, поглядывая друг на друга, и изредка - по сторонам. Сашка Ульяшин одет не по-деревенски модно: ярко-вишневого цвета импортное, нараспашку, демисезонное пальто, алый броский шарф, новенькие цвета “беж” югославские туфли, которые страшно боится измарать в грязи. Любаша на ходу поглядывает в зеркальце, трогает мизинчиком припухшие от поцелуев губки - обиженно вскидывает подведенные тушью выщипанные бровки.
          Её налитая фигурка привлекательна и подвижна - Санька говорит, “как в море лодочка…” Наряд Любаши менее ярок, но выдержан и со вкусом - мужчины таких хотя не поедают глазами, но и взоров не отводят. Голубой газовый шарфик колышется в такт шагам, точеные ножки в роскошных модных сапожках на высоком каблуке ступают уверенно и грациозно.
          И тут… Как раз перед ложком Сашка затылком, спиной ощутил неприятный, враждебный холодок стороннего взора. Ещё не осознав до конца, что сие означает, внутренне собрался, мышцы тела напряглись, и боковым зрением, вполоборота головы, увидел эту мерзость. Позади, на тропе (и надо же было так тихо подобраться!) оказался мутант, “гибрид”, ужасающая помесь (!) свиньи с овцой. Пришло в голову первое сравнение - гиена. Довелось их видеть однажды в зоопарке. Б-рр-р! Существо было настолько гадким и жалким в своей уродливости, что он внутренне содрогнулся…
          Окружающий мир вмиг утратил краски, скукожился и стал распадаться на отдельные фрагменты. Тварь стояла недвижимо, опустив клиновидное рыло к земле, запавшие глазки глядели недобро: их немигающий злобный огонек не сулил ничего хорошего. Спина выходца из геенны была искривлена “буквой Зю” - как говорят на селе. Грязно-бурая щетина и бока “гибрида” перемежались бурыми клочьями овечьей свалявшейся шерсти… Определенно, популярный телеведущий клуба “В мире животных” Николай Дроздов, окажись он здесь, пришел бы в неописуемый восторг при виде подобного редчайшего экземпляра.
          Из пасти исчадия ада свисала, пузырясь, отвратительная пена. “Оборотень!” - мелькнула в мозгу страшная мысль. Волосы на голове парня произвольно шевельнулись. Все россказни и слухи, ходившие по деревне о подобных существах, разом обрели жуткую реальность. Тем не менее, Сашка Ульяшин, подавляя усилием воли страх, бравируя, решил пока не подавать виду, дабы не испугать Любашку обликом свалившегося на них среди бела дня кошмара, повременить - пусть побудет хоть какое-то время в неведении.
        - О-ой! - вскрикнула спутница, тоже почувствовав неладное и оглянувшись. Вот тут-то и дрогнуло по-настоящему сердце первого задаваки и драчуна!
        - Любка, не с вашей фермы увязался за нами Пятачок? - больше для успокоения спросил Ульяшин, и в тот же миг кривобокий урод с явным ускорением двинулся прямо на них, причем алгоритм движения выказывал решительность его намерений. Оставалось одно - спешно ретироваться, спасаться бегством. Сашка решил припугнуть Любашу, резко сорвавшись с места. Юмор был не понят: тотчас последовал дикий визг Любы и крик:
        - О-ой-ой! - не бросай меня!.. Парень схватил подругу за руку, и  они  ускорили, насколько могли, перемещение по тропе. Любашины сапожки на высоких каблуках не выдерживали спринтерской гонки, подворачивались на бегу - она спотыкалась и отчаянно визжала. “Только бы не подвернула ногу, только бы!..”- взывал к небу незадачливый кавалер.
          И тут судьба милостиво дала передышку беглецам: навстречу показалась   группа людей. Народ шел с “обеденного” автобуса - мужчины, женщины; несколько ребятишек носились с визгом и веселым гомоном  поблизости. Преследуемые тактично перешли на шаг, наскоро приведя физиономии и одежду в порядок. Сашка, отступив в сторонку, приосанился, сунул в угол рта папиросу, прикурил и с облегчением, нарочито небрежно задал вопрос первому встречному: - Мужик, это не ваша  свиноферма за нами увязалась? Может, прихватите своего порося?..   
        - Боря, Борька, где ты, хрюша-копилка ходячая? - дурашливо пропел он, вертя головой, выпустив из поля зрения преследовавшую по пятам тварь, похоже, заслоненную пока людьми. Прохожий с недоумением глянул по сторонам, ничего не заметил примечательного и поспешил присоединиться к уходящей компании. Никто из его попутчиков даже не обернулся, проявив полное равнодушие. Никто НИЧЕГО не увидел! Отвод глаз и весь сказ! Любаша рядом нездорово хихикала и пыталась дрожащими руками открыть дамскую сумочку. 
          Санькиной папиросы хватило на три затяжки… Последовал новый душераздирающий вопль: - Са-а-шка-а, гляди - снова она!.. Я сейчас в обморок упаду-у!.. Монстр с удвоенной прытью и упрямством рыцарского немецкого клина “свиньей”, опробованного в достопамятное время на Чудском озере, вновь  ударился в преследование молодой пары!
          Дальнейшее отступление заметно осложнял рельеф местности: тропа кромкой зияющего оврага взбегала наверх, на гребень косогора. Внизу была выемка, где местные жители брали глину. С горем пополам беглецы одолели  подъем, остановились, переводя дух… Овце-свино-гиено гибрида вблизи пока не наблюдалось. Да и куда ему, на верхотуру, косопузому - шиш с маслом!..
          Сашке и в страшном сне не могло прийти в голову, что произойдет через долю секунды. На самый крутяк, наперерез, раздались дробный топот и треск сучьев. Ненавистное чудо-юдо напрямки, непостижимо опередив вымахнуло наверх и бросилось на молодых людей уже с противоположной стороны.
        - Любка, влезай быстрее на дерево! - крикнул вне себя парень, сдергивая дорогое пальто, обрывая с “мясом” пуговицы. Как на беду, у него не оказалось никакого оружия, даже плохонького перочинного ножа… И сейчас в пылу, в горячке, отмахиваясь сорванным пальто от наседавшего “гибрида”, в запале что-то крича и вытанцовывая дикарский танец, обрадовался, увидев, что Любашке удалось кое-как  взобраться на березку. (Отсюда березняк по гриве косогора тянулся до самого поселка.) Доставшееся деревце, было хлипким и медленно, неуклонно сгибалось под её тяжестью.
        - Ой, мамочки, упаду, не удержу-усь! - тонко запричитала она. Отбиваясь, парень осыпал тварь чудовищными ругательствами, которым позавидовал бы любой портовый грузчик. Сашкиной хилой обороны хватило на воробьиный скок. Рыкающее “аки лев и лаяй” чудище будто магнитом тянуло к человеку, оно даже пыталось вставать “на дыбки” несообразно  короткопалым конечностям, разевая гнусную пасть, обнажало грязно-желтые клыки с понятным желанием испробовать на вкус двуногого. 
        - Не сдержу - закатает насмерть! - пронеслась мысль и, совершив прыжок через канаву недавний армеец угнездился на соседней с Любашей березе. Среди белого-то дня!.. Обозленный неудачей “гибрид” ходил кругами, выписывал замысловатые пируэты, задрав рыло, свирепо поглядывал на ускользнувшую добычу.
        - Любка, ты держись давай, не падай, а я что-нибудь придумаю, - утешал снявший полгода назад форму солдат плачущую подругу, лихорадочно соображая, что теперь предпринять. Он выглядел жалким как никогда - всклокоченные волосы топорщились, пальто в которое умудрился облачиться, выбелено словно известью, берестой; в таком глупейшем и плачевном состоянии ранее бывать не доводилось. Любка рядом жалобно, совсем по-бабьи всхлипывала:
        - Да за что наказание, да за какие такие грехи-и!..
          Покружив, “гибрид” улегся наконец в канаву, рылом к дороге - уши торчком - настороже. Сашка решился на отчаянное: стараясь производить как можно меньше шума, ужом соскользнул с дерева. Примеченный пенек был неподалеку. Поглядывая на торчащие уши оборотня, он принялся раскачивать-выдирать его маятниковыми движениями обеих рук. Внутри, поглубже, коряга была не трухлявой и это радовало. Наконец, корень издал сухой треск, и парень возликовал, обретя пусть примитивное, но увесистое оружие.
        - Ну держись, шашлык лешачий, щас я тебя буду править!..
          Цель, залегшая в канаве, была желаннее невесты в первую брачную ночь. Сашка выложился в броске: снаряд, описав глиссаду угодил точно в башку неприятелю. Мишень дернулась, выдала утробно-воющие душераздирающие звуки, завертелась волчком, а наш Аника-воин вторично приобнял подружку-березу. Совсем по-есенински!..
          Оглоушенная тварь, покружив и оклемавшись, подковыляла к подножью Сашкиной березы и, подрывая дерн у основания, произвела несколько экскаваторных манипуляций… Эти вполне осмысленные действия впечатлили парня настолько, что напрочь отпали сомнения в способности существа взбираться на деревья! 
          Поддержка к ним пришла со стороны. Когда травмированный “гибрид” вновь улегся в канаву (при этом бока его, то вздымались, то опадали) Сашка с Любашей увидели приближающегося к ним по тропе фигуру человека. Мужик был в новехонькой шляпе, которая шла ему как корове седло.
        - Эй, соловьи, куда залетели?.. Веники что ли заготавливаете?..   
        - Вы чего это, а?..
          Ответ молниеносно выкатился ему из канавы. Тридцатипятилетний Колька Курнаков, в мгновение ока вознесся на первое попавшееся дерево, ласково прижимаясь впалой грудью к стану сразу ставшей ему такой родной березки. До “родимчика”, правда, не дошло, но заикаться он начал по первое число:
        - Эт-та шт-то, эт-та отку-да жа такое?!
        - А это Хрюша-копилка ожила и берет плату со всех проходящих, вот и ты к нам припарковался - с издевкой выдал Санёк, теперь уже соседу по несчастью. Курнаков был знаком ему шапочно: так, мужик - ни рыба, ни мясо - ни в драках, ни в выпивках не блистал, жил неприметно - коптил белый свет…
          Тем не менее, коробок спичек, утяжелив его сухой веточкой, ему все-таки перебросил, когда тот попросил огоньку. Любашка совсем ослабевала, держалась за  ветви из последних сил, у нее кружилась голова - надо  было срочно что-то предпринимать!
        - Николай, по любому раскладу ты тут третий лишний, а из уважения к твоей шляпе, можешь не опасаться - не тронет. Потому - пробуй, чапай малым ходом - с тайной надеждой, что Курнаков отведет “гибрида” от них, от изнемогавшей Любаши,  предложил ему без обиняков Ульяшин.
        - Сейчас из школы ребятня повалит на ваше отделение - на всю деревню  ведь ославят… Этот железный аргумент возымел действие: Курнаков аккуратно поправил шляпу, набрал побольше воздуха в грудь и довольно ловко слез с  приютившего его дерева. Уши в канаве слегка постригли воздух, но успокоились. Не попрощавшись, развинченной походкой циркового клоуна, как никогда не ходил в былой жизни, Николай Курнаков стал удаляться с места инцидента.
          И тут, рюхнув и выбросив из-под кривых копыт фонтанчики земли, “гибрид” ударился в погоню за обнаглевшим двуногим. “Шляпа” на извилистой тропинке замелькала с ускорением, как в немом фильме с участием Чарли Чаплина…
        - Все, Любаша, слезай, ссылка Меньшикова в Березове закончилась, - удачно скаламбурил Сашка, помогая Любаше покинуть обжитое деревце. Но радость общения с твердой почвой под ногами оказалась сиюминутной: едва Сашка ступил за канаву, на тропу, как увидел… “гибрида”, созревшего для новой корриды: он летел на них со скоростью бешеного поросенка, высоко подкидывая и заваливая на левую сторону зад. Пришлось спешно подсаживать подругу и лезть на дерево самому…
          Снова наши мученики оказались отброшенными на исходные позиции под сенью спасительных берез. Разогретый кроссом мутант, задрав рыло, с шумом втягивал воздух и, казалось, примирительно поглядывал на молодых людей, таких желанных, но недосягаемых… Затем, почесав (вот наглец!) безобразную спину о ствол Сашкиной березы, побрел к облюбованной лежке в канаве. Любка не выдержала первой:
        - Всё! Я ухожу, будь что будет. Одна!
          Тон был убийственным. Сашка не посмел перечить. Ситуация сложилась патовая: Любаша, спустившись с дерева, уходила. Не оглядываясь. "Гибрида" это никоим образом не насторожило - он терпеливо поджидал своего тореро в “красном плаще”. Сашкиного сидения хватило минут на двадцать: висеть на березе, как “одной волосинке на лысине”, стало невмоготу. Озарением мелькнула мысль: выходит, он “живец”, и атака шла избирательно.
        - Ну, держись, жертва клонирования! Готовя себя к схватке, парень собрался с духом и решительно ступил на землю. Стянув пальто он втянул кисть правой руки в рукав: сукно, собранное в гармошку хоть как-то могло защитить сжатый кулак от возможных повреждений. Идея была очень проста: сунуть как можно глубже руку в пасть “гибрида” и наглухо перекрыть ему кислород!
          С каким наслаждением он вогнал бы в погань содержимое рожка-магазина из РПК, который достался ему по штату полгода назад в мотострелковой роте! Где он, тот пулемет?.. А ведь и обкатка танком тогда, в одиночном окопе, далась ему  без особых переживаний!
          Теперь оружием был он сам: незащищенные хрупкие конечности, кровь и плоть безоружного тела. Клокочущая ярость от перенесенного унижения багровой пеленой застила глаза, настоятельно требовала выхода. Он сейчас был готов на все. Тугие комки мышц сжались в пружину, готовую распрямиться для броска!
        …С трижды проклятого места Сашка Ульяшин уходил, не оглядываясь, ступал твердо - был уверен: нападения не последует. Он выиграл у “гибрида“ дорогой момент истины: победив страх, победил и врага. Эйфория быстро прошла. Ульяшин на ходу прокручивал в голове недавнее: как подначивал и “ссадил” несчастного Курнакова, жертвенно-смелый уход с “театра боевых действий” Любки, а теперь вот и ему “поздно пить Боржоми…”
          Из четырех тузов выпавшей колоды козырь достался “гибриду”, и этого отныне не переиначить. Вдобавок саднили потери материального плана: выбеленное берестой шикарное пальто хоть выбрасывай, мятые брюки теперь не достирать, свитер вымок от пота - если выжимать, ручьем, наверное, побежит.
          Дойдя до подворья Жуковых, Санька прежде направился к колодцу, выкрутил воротом бадью воды, расплескивая, долго и жадно пил через край - чистую, ледяную… Напившись, вытер лицо рукавом, и решительно направился к калитке. Собака за изгородью подняла лай, на который вскоре и спустился с крыльца сам глава семейства, мужик лет пятидесяти.
        - Дядь Степа, здравствуйте! - как можно приветливее поздоровался Ульяшин с хозяином усадьбы.
        - И ты будь здрав, коли не шутишь… - отозвался, разглядывая неожиданного гостя, Жуков.
        - Я к вам вот по какому делу - угодливо начал было Сашка, но поменял тон и рубанул напрямую:
        - Ружье мне надо и пару-тройку патронов с пулей либо картечью.
        - Там, это, - соврал он, указав направление, у глиняного карьера, собака бешеная чуть было не погрызла народ - надо бы хлопнуть заразу!..
        - Что ж, дело-то нужное, Ляксандр, а не дам - на тебе же лица нет! Ружье ему - ты же белый весь, муку что ли где разгружал?..
        - Ага, муку, дядь Степ, муку, которую на боку с хреном толку, - выдал на прощание замысловатую тираду Санька, сокрушенно махнул рукой и направился к роще: “лица нет, лица нет…” - навязло в ушах. А ведь, пожалуй, и правда - час назад оно еще было, лицо-то… Где-то он слышал нечто подобное… А-а, вспомнил - попадала в руки книжонка: “Человек, потерявший свое лицо”, жаль, автора имя позабыл. Надо бы зайти, спросить в библиотеке…
          По центру рощи огромным зеленым ковром простиралось футбольное поле. Лавочки под набиравшими цвет черемухами по краям круговой гаревой дорожки пустовали - Любки нигде не было видно. Сашка картинно вскинул руки и присел на скамью:
               
                Прости меня, но я не виновата,
                Что я любить и ждать тебя уста-ла-а…” -

намеренно перевирая мотив, дурашливо пропел он и полез в боковой карман за папиросами. Достав бесформенную пачку “Беломора”, не обнаружил ни единой целой - одно перемолотое табачное крошево. Выругался в сердцах…
          Тут же подозвал удачно подвернувшихся и выехавших из боковой аллейки двух пацанов на подростковых велосипедах.
        - Дядь Саш! - назвал его по имени белобрысый мальчуган, в большой футболке не по размеру, кепке, повернутой козырьком назад.
        - Вам  тут записку передали, - и протянул свернутый квадратик бумаги.
        - Тетенька оставила, сказала - для Вас.
          Сашка, не разглядывая, сунул послание в карман.
        - Вы вот что, щеглы, дуйте-ка… Ульяшин коротко обрисовал пацанам суть. Понятливые ребятишки согласно закивали - путь им был знаком.
        - На мороженое выделю по возвращении, и помните - будьте поаккуратнее там… Пацаны гикнули, дурачась, вздыбили своих “коней” и укатили. Сашка вытащил записку, скомкал, стиснул в кулаке и, помедлив, не разворачивая, кинул в кусты. “Лица, лица на тебе нет…” - снова вернулась к нему постылая, привязчивая фраза Жукова. Немного погодя прикатили и его верные посыльные. Поведали они терпеливо поджидавшему Сашке следующее.
          На том самом злополучном месте парнишки увидели пасущуюся, самую что ни на есть обыкновенную хрюшку-свинью, она на них не бросалась и вполне миролюбиво позволила себя сопроводить в нужном направлении. Они же, выломив прутики, гнали  безобидную хавронью до самого Заречного отделения, где чушка, т.е. свинья, резво наддав, нырнула почему-то в открытый загон для крупно-рогатого скота и оттуда прямиком юркнула в распахнутые двери пустого коровника. Больше они там ничего не увидели и повернули обратно.
          Озадаченно хмыкнув, Ульяшин одарил обрадованных ребятишек рублем -кругляшом с профилем Ленина и отправился домой. Коррида с гибридом  завершилась. Он вспомнил имя писателя: Беляев, Александр Беляев. Книга так и называлась  “Человек, потерявший свое лицо”. Француз Виктор Гюго отпадал - ему принадлежал роман “Человек, который смеется”. Эта версия никуда не годилась. Сашке было не до смеха.