Вездеходчик

               Саня курит на скамейке за домом. Облюбовал местечко. Панорамный вид отсюда, действительно, сногсшибательный.  Дом стоит на горке, внизу речушка с древним названием Парабель, и необъятные заливные луга с кромкой  синего леса на горизонте. В старину бы сказали: «по окоёму».

Из  Лохнесского озера выныривает Несси –  голова  на тонкой длинной шее, с узкими припухшими глазами показывается из густых зарослей соседского малинника:
             - Сань, ты картошку уже окучил? – интересуется  голова.
             - Нет, жду, когда ты протрезвеешь, помогать придешь. -  Серьезно отвечает Саня, бросив быстрый взгляд на  ровно окученные  картофельные ряды.
             - А, это на днях, может, спадет. – Голова ныряет в глубину малинника.

Подсаживаюсь рядом. 

Саня – мой   двоюродный брат. Работает вездеходчиком в нефтяной компании.  Непосредственно на трубе. Двадцать три года на вездеходе.     Когда он возвращается с вахты домой, первое время разговаривает очень громко,  по  привычке, пытаясь перекричать шум мотора. Через день – другой, успокаивается и начинает говорить, как сейчас, ровным, хрипловатым  голосом:
                - Трудная вахта была.   Еще начальство из главка возил на участок.
                - На вездеходе? Думала, они на вертолетах летают.
                - Вот, не захотели, решили по трассе прокатиться, пороху понюхать. – Саня улыбается краями губ. - Вездеход  у меня  военный,  еще с чеченской, списанный,  со следами от пуль. Мне нравится,  надежный. В нашей стране списанной техники не бывает, подшаманил чуть и вперед.  Когда в него сажусь, говорю -  вывозил ты наших ребят, вывезешь и меня.  Еще не подводил.
О чем я начал? А, про начальство. Вышли они в костюмчиках, туфли начищены, как щеглы весенние.  Уж не знаю, куда  собрались.   Ну, мое дело маленькое, я за баранку сел, да повез.  Сидят, хохочут, о своем болтают. Такого наслушался, иной работяга  себе не позволит.   Хорошо, половины не слышно, мотор ревет, а то бы  лютики завядшие вместо ушей сейчас болтались.
Километров   пятьдесят  от поселка отъехали,   болота начались, вездеход как нырнул, как грязью по окнам обдало! Присмирели. Потом еще, километров сто  ныряли.  Жара, их уже и мутить, смотрю, начало. И тут  так хорошо тряхануло.  Встали, застряли под верхушку.
Я вылез. Говорю, помогайте, мол, одному не справиться. Бревно под гусеницы подложить, чтобы выползти. Они в топь, по самые «вам по пояс», в  своих штиблетах.    Запасные бродни были, дал кому поздоровее, молодой парнишка, лет  тридцати. Первый раз, поди, их в глаза - то видел, бродни.   Солнце печет, самый гнус,  слепни, мошкара.  Сетку москитную достал.   А дышать – то в ней невозможно. Пот ручьем под ней.  Я говорю – вы нам такое барахло присылаете, все по науке.  Взвыли они, что ты!

Саня замолкает, хлопает себя по карманам.
                - Сигареты, на кухню схожу. – По   мальчишески подпрыгивая, скрывается за углом.

         
           Обширные болота в  самой глубине тайги всегда считались непролазными. Сама природа охраняла их.
Словно  там зарождалось что-то важное для планеты, особая,  кедровая фитонцидность воздуха.
И не надо бы туда соваться совсем человеку, еще так грубо и грязно, с нефтедобычей.

Саня приносит горсть смородины. Сорвал  на ходу.
К вечеру смородина, впитав в себя жар летнего дня, особенно пряно – душистая.

Делюсь с ним своими размышлениями.
                - По хорошему, конечно не надо, но начальству видней. Вернее, им все равно   - откуда качать.
                - Чем эпопея-то закончилась? Довез до вахты?
                - Какой! Все в грязи извазюкались пока помогали. Галстуки на спине болтаются, к подбородку пиявки присосались. Слепни их  заели. Мою –  то кожу уже не прокусишь, да и надоел я слепням за  двадцать три года. А тут, такой десерт!      Спрашивают:
- Сколько еще ехать?    
- Ну, сто пятьдесят проехали, говорю,  осталось еще  триста пятьдесят, считать умеете?   
- Мы, пожалуй, вернемся, на вертолете долетим.
    
Обратно ехали, так по имени – отчеству меня, Сан Саныч, а то никак, будто меня и нет.

Улыбаюсь:
                - Поняли,  Сань, что если ты  не вывезешь, то никто их больше  с собаками не найдет, в тех болотах. В кабинетах все по другому видится.
                - Не знаю, может и поняли. Только все мы одинаковые, -  произносит Саня отрешенно, - и начальники, и работяги.  На одной земле живем.

Летняя ночь спешит, хоть на пару часов напомнить о себе. Медленно загораются Стожары. Им в ответ  начинают мигать  голубоватые крохотные светильники  на  клумбе с пионами.
                - Люблю, когда красиво. – Саня наклоняется поправить светильник.
Мы еще долго сидим в темноте, сна ни в одном глазу. Хочется просто молчать, наблюдая ночь.