Чудная

   Приехала она на Северный Кавказ откуда-то из российской глубинки - богатой лесами и с бытовыми условиями "медвежьего угла" - в поисках лучшей доли. Рассказывали, будто жила там вместе с сыном в избе, главной достопримечательностью которой являлся её почтенный возраст да ещё большая, занимавшая полгорницы русская печь. И якобы до отъезда работала в детском саду.
   Отличительными чертами семьи, состоявшей собственно из Галины и пятиклассника Юрия, были бросавшаяся в глаза нужда и неприспособленность к жизни. Купленная ими крохотная хатка задолго до того скособочилась и годилась разве что на слом. Правда, век свой она начинала и доживала на большом земельном участке, выгодно расположенном на просторном перекрёстке улиц, и заключавшем в себе фруктовый сад, огород и удобную площадку под строительство, заменявшую отсутствовавший двор.
   Одевалась Галина до неприличия безвкусно. Но это исходило тоже во многом от бедности. Худая как палка, в затрапезном платье, бывало сделает из своих длинных, вьющихся волос пышную причёску, а на макушке в качестве украшения примостит нелепый капроновый бант. И в таком виде, шлёпая старыми стоптанными туфлями, а то и галошами не по размеру, купленными, чтобы носить с Юркой на двоих, идёт по улице канаву для полива огорода перегородить, а то и прямиком в центр не постесняется податься.
   - Какая-то она чудная, переглядывались между собой соседки. - Вроде нормальная, но не как все люди.
   Поначалу работящие, остроязыкие и сноровистые станичницы поражались и другому -  насколько "не оттуда, откуда следует, руки у неё росли". Ни к скотинке, ни к огородничеству нет привязанности. За что ни возьмётся, всё через пень-колоду в итоге получается. Постепенно возобладало присущее женщинам сердоболие. Наставили неумеху как выжить самой и прокормить сына.
   - Ты, Галина, не теряйся. Поблизости курортные города, там отдыхающие всё с прилавка сметают. И цены повыше будут, чем у нас. Вези клубничку, малинку, кизил и заживёшь - кум королю. А если не за что ягоды купить, бери у нас под реализацию. Деньги позже отдашь.
И продавали ей дешевле, чем на базаре.
   С ведёрок да корзиночек начинала переселенка торговлю. Через некоторое время развернулась, машину нанимала для перевозки нежного товара, плотно забивала сиденья и багажник аккуратными ящичками. Дела её пошли в гору. Задумала строить дом. Не так уж очень большой, но кирпичный, на фундаменте, со светлыми комнатами и высокими потолками.
   Давался он не сразу. К строительным материалам требовались мастеровые руки и за них тоже нужно было платить. Не раз случалось - проложат строители сколько-то рядов кирпичной кладки и на некоторое время дело заглохнет. Потом снова появятся люди в робах. А рядом с ними, глядишь, и сама хозяйка, тощая, словно иссушенная непривычным южным солнцем, приноравливается к стене с мастерком и раствором.
   Хоть за дело отнюдь не женское бралась, но работящих в станице уважают. Посматривают с лёгкой усмешкой, однако без ехидства и издёвки. А вечером, глядишь, ещё и позовут уставшую Галину вместе с сыном к себе на ужин. Что ни говори, человек не худой. Но на все видимые старания, так и не появилась в ней хозяйственная жилка, которую зовут домовитостью. Ни борща наваристого, ни вареника сытного, ни котлет из натурального мяса в доме по-прежнему не водилось. Привезёт Галина себе и Юрке городской варёной колбасы, ещё пирожков в масле жареных, тем и довольствуются. В огороде картошки уродилось немерено. Чем не еда?
   Переубедить её в том, что ей самой и растущему организму мальчика требовалось полноценное питание, было никоим образом невозможно. Делать это пытались не однажды. Женщины приглашали её к себе домой. Учили делать домашнюю колбасу, печь пироги, готовить из коровьего молока домашний сыр. Угощали всеми вкусностями, дабы соблазнить неумеху последовать в хозяйственных делах за ними. Да не тут-то было! Галина с Юркой охотно съедали угощение и снова питались картошкой и городской колбасой.
   Дело дошло до того, что казачки сами стали приходить к соседке домой, помочь нашинковать и заквасить капусту, законсервировать овощи, сделать компоты из фруктов. Всё в срок и с удовольствием съедалось, а наука впрок не шла. При следующем созревании урожая, опустошённые банки валялись в углу сарайчика запылённые и невостребованные.
   - Вот чудная! В огороде всего полно, а они с мальчишкой сухой картошкой давятся, - беззлобно недоумевали сноровистые сельчанки.
   И тогда они придумали "добровольно-принудительный" способ наверняка приобщить свою подшефною к простым сельским радостям. Подарили ей по случаю дня рождения симпатичного беленького поросёнка, только что отлучённого от матери. И это стало настоящей эпопеей и завершением добровольного шефства над неподдающейся Галиной.
   По каждому малейшему пустяку, связанному с поросёнком, она бежала к своим дарительницам за советом. Они учили её варить, точнее запаривать ему корм, давать нужную для хорошего роста траву, подкармливать витаминами и делились иными тонкостями по выращиванию свиней. Откровенно говоря, за год она их, что называется, "достала." Тем не менее они на всё откликались, всем делились и можно сказать большую, гладкую свинью вырастили вместе.
   - Галина, ради Бога, как только забьёшь свинью, сразу зови нас. Мы поможем переработать мясо. Вам с Юркой на весь год харчей хватит, - зная о её непрактичности, настойчиво, по очереди просили женщины не забыть о них и в самый ответственный момент, связанный со  свинкой.
   Однако, Галина к этому времени была уже не просто бедной переселенкой, но и сельской бизнес вумен. В процессе работы общалась с большим количеством рыночных торгашей, покупателей и всякого рода необязательным народцем. И ей, в простоте своей, очень хотелось показать себя способной, хозяйственной и хваткой.
   - На днях буду свинью резать, - с достоинством и гордостью делилась она с кем ни попадя. - Такая вымахала, - дальше держать, зря только корм переводить!
  При этих словах чувство достоинства и самоуважения так и распирало незадачливую хозяйку.
   Никто не знает когда и как она познакомилась "с профессиональными мясниками", 
однако прошёл слух, что под выходной собирается Галина колоть свинью и всю её хочет продать с утра пораньше на рынке.
   Хозяин - барин. В конце концов животное принадлежало Галине и она могла распорядиться им по своему усмотрению.
   В субботу после обеда к ней пришли какие-то люди. Весь оставшийся день она была занята. А на следующее утро, возвращавшаяся с базара шустрая многодетная мать Антонина, застала Галину сидящей возле двора на лавочке с печальным и недоумевающим выражением лица.
   - Соседка, чего голову повесила? - не сдержалась от просившегося на язык вопроса.
   - Да вот представляешь, вчера закололи свинью и подвесили на ночь на крючьях, чтобы мясо не запарилось. Утром встаю пораньше, Николай Петрович обещал заехать и меня со свиньёй на рынок доставить, а свиньи-то и нет.
   - Как это нет? - недоверчиво усомнилась Антонина. - Всей туши, что ли, не стало?
   - Ну да, всей разом, - горестно подтвердила Галина. - Два маленьких кусочка, видно, Юрке на разок пожарить оставили.
   - А ты где в это время была?
   - Где, где, в постели своей спала!
   - Значит, ничего не видела?
   - Не видела и не слышала. Собаку в сараюшке закрыла, да и забыла на ночь выпустить.
   - А кто тебе поросёнка резал? - не успокаивалась в дознании Тоня.
   - Они профессиональные мясники, так ловко разделывали! - забыв на секунду о своём горе, с долей самоуважения в голосе похвалилась Галина.
   - Звали-то как твоих мясников? - продолжала допытываться, уже начинавшая догадываться о чём-то неладном с заезжими "профессионалами" соседка.
   - Да почём я знаю? Один другого вроде Аликом или Валиком называл.
   - Так-так... И, конечно же они вчера мясца пожарили и винца ты им к жаркому подала, - скорее утвердительно, чем вопросительно продолжила многоопытная женщина добровольное следствие.
   - Ну, поставила. А ты откуда знаешь? - удивилась Галина.
   - И сама вместе с ними употребила... И денежек им за труды дала... И тушу по их совету на дворе подвесили... И собаку по их просьбе в сараюшку спровадила...
   - Так всё и было, - не увиливала от чистосердечного признания жертва криминального произвола.
   - Вот и радуйся, что Юрка отсутствовал, да сама крепко спала. А то ведь такие "профессионалы" в случае чего и порешить запросто могли!
   - Что ты говоришь?! - по-настоящему испугалась женщина. - А ведь, наверное,
и взаправду могли бы. Глаза у них того... бегали. Голоса вроде весёлые, а глаза так и бегали!
   На том и закончилось неблагодарное дело вовлечения приезжей Галины в привычный сельчанам жизненный уклад.
   Однако, в чём-то она всё же не только адаптировалась, но и преуспела. А именно в торговле и строительстве дома. Летом торговала свежими ягодами. Зимой грецкими орехами, чесноком и сухофруктами. Продуктами дорогостоящими, прибыльными. И строила, строила, строила задуманный вначале не особо великим, но  разросшийся постепенно в огромный дом, напоминавший планировкой сельский детский сад с залами на два крыла. Двор походил на весёлую детскую площадку. Там тебе и ярко разрисованные  шины от автомобильных колёс под цветочки и дармовое украшение - гуси-лебеди из них же. Деревянная беседка олицетворяла собой игральный павильон. Здесь хозяйка любила отдыхать в жаркий полдень и прятаться от дождя. Забор из штакетника Галина раскрасила во все цвета радуги. Казалось, она ностальгировала по прежней жизни и в чём могла старалась её приблизить, реализуя наяву воспоминания молодости.
   Юра рос толковым парнем. Хорошо учился, помогал матери в домашних делах и по строительству, был не по годам ответственным и серьёзным. Как-то раз в девятом классе он привёл в дом несколько ребят-одноклассников. Послушали музыку, угостил чаем с магазинными плюшками. Галина, не обращая внимания на юношей, занималась
какими-то своими делами. На улице, когда Юрий провожал товарищей, один из них
неожиданно произнёс:
   - Братан, странная у тебя матушка. Моя бы сразу подорвалась угощать  пацанов. А тёте Гале всё байдюжи, - ей на тебя и на наше мнение будто начихать.
   Юрий подспудно почувствовал недоговорённость в словах товарища. В них сквозил намёк не просто на негостеприимность, а именно незрелость родного ему человека в личностном плане, некую её примитивность или даже не ярко выраженную глуповатость. Он сильно побледнел и, пристально глядя в глаза говорившего, тихо и отчётливо заступился:
   - Я  же тебя не упрекаю за то, что твой отец "забивает" на всех, когда в Кизилке под мостиком дрыхнет по выходным.
   Это был откровенный вызов. Все знали - отец одноклассника ни с того, ни с сего запил в зрелые годы. А по теплу, возвращаясь с попойки, уже у родного дома мог позволить себе  разлечься одетым в канавке с водой - отдохнуть и охладиться. При этом он предусмотрительно клал буйную головушку на мостик или бережок, чтобы уснув, ненароком не захлебнуться.
  Ребята поняли: номер не прошёл. Юра свою маму в обиду не даст!
   А вскоре и школа была позади, и техникум. Парня призвали в армию.
   С ещё большим усердием Галина наводила в обустройстве дома последние штрихи. Уже и газ, и вода были подведены, и модной мебелью заставлены все комнаты. Женщина мечтала лишь о том времени, когда её дорогой мальчик отслужит, женится и звонкоголосая детвора станет весело бегать и играть в просторных залах, выстроенных ею, родной бабушкой, для своих внучат. А, побывав у сына в армии, и совсем воспряла духом:
   - Вот Юра демобилизуется, женю его и буду внуков нянчить, - горделиво сообщила соседкам по приезде.
   Однако сына манила его малая Родина. Климат средней полосы России, её природа и первая школьная любовь, с которой продолжали видеться на каникулах и во время отпусков. Детская привязанность оказалась гораздо сильнее привязанности юношеской.
   У Галины действительно довольно скоро появились внуки. Но жили они далеко и виделась бабушка с ними только в редкие взаимные посещения. Её уже не радовали, как прежде, стабильные заработки и тёплый, просторный дом. Чтобы занять себя, она по инерции продолжала "жить по-людски". Закупала, торговала, спала, что-то ела, с кем-то общалась, изредка смотрела телевизор. Однако голова её стремительно седела. Уже давно не носила она в пышных волосах больших, детских бантов, да и сама причёска со временем становилась всё менее высокой и необычной. Порой подолгу задерживалась на одном месте с отсутствующим взглядом на худом лице, казавшемся от грустных дум измождённым.
   - Хочу перебраться к сыну, - всё чаще говаривала Галина знакомым. - К чему мне этот пустой дом, если перемолвиться не с кем? Мне много не нужно. Буду детям помогать, ребятишкам радоваться.
   - Вот чудная! Люди тебя знают, поддерживают. Кому ты там нужна? Если б дети хотели, давно бы тебя позвали. Живи тут, пока живётся, - с сочувствием и неодобрением к затее отзывались слушатели.
   Меж тем у матери с сыном велась долгая и, по-видимому, непростая переписка. Наконец он, судя по её собственному признанию, без особой радости и энтузиазма, на переезд согласился. Впопыхах и недорого продала Галина большой свой дом, похожий на детский сад, погрузила мебель на "КамАЗ", стоимость перегонки которого  за расстояние в пол-России забрала немалую долю от продажи дома, - результата трудов и экономии многих лет. И отправилась. Бедной женщине было ничего не жаль. Впереди её ждала счастливая жизнь и осуществление большой мечты - воссоединение с детьми и любимыми внуками...
   Позже в станицу от бывшей её жительницы пришло несколько писем. Из них стало известно, что сноха в приёме свекрови наотрез отказала. Какое-то время Галина перебивалась в деревне у дальних родственников. Им же во двор сгрузили её мебель и домашнюю утварь. Там они под снегом и зимовали. Деньги от продажи дома быстро съедали безработица и инфляция. А ещё беззастенчиво просили у Галины в долг те, от кого она временно зависела. На оставшиеся, в конце концов, удалось приобрести лишь жалкий деревянный домишко в глуши.
   В добротном кирпичном доме, выстроенном Галиной, разместились две большие семьи. Теперь там два отдельных входа. Яркая масляная краска на кирпичах стен подвыгорела и частично осыпалась. А вокруг дома, вместо весёлой сквозной ограды из штакетника, стоит глухой, серый бетонный забор с тяжёлыми металлическими воротами.