Колхоз имени Восьмого марта

    Поле со свеклой тянулось до горизонта, туда, где оно сливалось с серым , цвета мокрой половой тряпки, небом.  Холодрыга и сырость, казалось, насквозь пропитали нас.  Перчатки, спортивные штаны и сапоги давно промокли, а свеклу ещё драть и драть – конца-края не видно. Ну почему по телевизору показывают овощеуборочные комбайны, а нас заставляют убирать морковь и свеклу вручную? Тоска. Вроде пора уже привыкнуть .  Всё-таки не маленькая, пятнадцать лет.   

   Еще с седьмого класса нас в сентябре вместо уроков возили на автобусах из города  на морковные поля. И мы радовались, что не надо учиться, кидались на поле морковкой, набирали полные вёдра моркови домой, а по дороге назад пели песни в автобусе.

   После восьмого класса я поступила в техникум -  учить азы экономики, чтоб стать специалистом по организации и планированию производства на предприятиях лесной и лесозаготовительной  промышленности.
  Но  путь к учености и тут лежал через колхоз. Нас отправили аж на два месяца – сентябрь и октябрь, жить в каком-то летнем трудовом лагере. Лагерь напоминал места не столь отдалённые, только без колючей проволоки по периметру. Впрочем, было одно отличие от зоны - никто из нас точно не знал, когда нас повезут обратно в город. Ходили слухи, что будем жить в колхозе, пока не уберем все отведенные для нас поля.

  Спали мы в каких-то помещениях, похожих на казармы, по двадцать человек. Утром после использования  уличных умывальников, где вода за ночь превращалась в лёд, все строились  на линейку. Пар шёл изо ртов, мы тряслись от холода, но слушали про важность исполнения продовольственной программы, принятой советским правительством. После этого в бараке-столовке нас кормили манной или рисовой кашей (гречка тогда была большим дефицитом), и отправляли на поля, где мы и работали до ужина с часовым перерывом на обед.

  Вечером, устало плетясь с поля в мокрой одежде, я мечтала только о горячем ужине и сне.  До сих пор для меня остается загадкой, откуда у нас через час после работы бралось желание  красить ресницы тушью «Ленинградская», предварительно поплевав на неё для размягчения, одевать джинсы,  купленные втридорога у фарцовщиков,  и идти на дискотеку. Красивых вещей тогда в магазинах не было, в магазинах вообще нормальную одежду нельзя было купить, её можно было только «достать» по великому блату или купить  втридорога у фарцовщиков на "барахолке". Поэтому мы с девчонками частенько менялись одеждой, просили друг у друга на вечер юбку или джинсы.
  Дискотека была в бараке-столовой с тусклой лампочкой посередине. На время дискотеки все столы и лавки сдвигались к стенам, включался чей-то благоразумно привезенный из дома магнитофон, и мы танцевали посередине этого импровизированного ночного клуба. Куда только усталость девалась. Молодость! Жгучее желание самовыражения! Некоторые парни здорово танцевали нижний брейк , что не могло не отразиться на их успехе у девчонок. Иногда  в лагере отключали электричество. Прикол, конечно, потому что лагерь был под  Саяногорском,  это как раз там, где располагалась на тот момент самая крупная в мире гидроэлектростанция. И тогда вместо танцев устраивали посиделки с гитарами.
  Студентами техникума были в основном парни. Они учились на механиков по обслуживанию и ремонту всевозможных машин и механизмов.  А в нашей группе учились почти одни девчонки – экономисты.  У нас в группе был только один парень – Вовка . Чего он только от нас не натерпелся, каких только девчачьих секретов не наслушался. Сейчас он важный отец семейства, судя по фоткам в «Одноклассниках».
  Но танцы танцами, а с утра нужно было опять вставать ни свет ни заря. Кроме всех бытовых бед, свалившихся на наши хрупкие девчачьи плечи, у нас ещё была и норма , которую нужно было ежедневно выполнять. Не помню уже, сколько мешков того или другого овоща, в зависимости от поля, на котором мы работали, должны были мы собрать. Но спрашивали с нас строго. Мало того, что труд наш в колхозе был практически бесплатным, за невыполнение нормы выработки нам грозило лишение стипендии. Некоторые девчонки заболели в этом колхозе циститом, но никому не рассказывали, стеснялись.  И не удивительно, жили то в холодных бараках без душа  и теплого туалета.
  Мне норма никогда не давалась.  Девчонки, приехавшие учиться в техникум из сёл, ловко и быстро выдирали свеклу и складывали ее в овощные мешки-сетки. Я  отставала от них, хотя старалась изо всех сил. Как я тогда завидовала Маринке, мама которой преподавала у нас в техникуме .  Конечно, Маринка «откосила» от колхоза, оставшись в  техникуме  перебирать какие-то бумажки вместо уборочной.
Не я одна, конечно, не справлялась с нормой. Вика, самая красивая девчонка из нашей группы, тоже была далека от выполнения нормы.  Собранных ею овощей было даже меньше, чем у меня. Но наш   наставник, молодой преподаватель из техникума, только что окончивший институт, почему-то не замечал этого.  Изредка с улыбкой поглядывая в сторону  Вики, он никогда никаких замечаний ей не делал. Зато на меня орал за двоих. Конечно, и у меня характер был не сахар. Я огрызалась с ним и доводила его своим сарказмом до белого каления.
  В один из дней   в лагерь приехало несколько преподавателей и какое-то начальство из техникума. Только приплетясь  домой после работы, я услышала, что меня вызывают срочно в столовую. Придя в столовую, я увидела накрытый красной плюшевой скатертью стол, за которым сидело трое сотрудников техникума, которые  с помощью этой нехитрой красной декорации стали типа комиссией, этакой расстрельной "тройкой" из тридцать седьмого года.  На мой недоуменный взгляд мне сказали, что  это заседание  комиссии, собранной по жалобе нашего наставника на то, что некоторые плохо работают в колхозе. Меня попросили объяснить причины невыполнения мной нормы сбора овощей.  Я ошарашенно пролепетала : «Просто не успеваю. Я не училась на сельхозпроизводителя!»
«Ну надо же, лентяйка , ещё и дерзить тут будет!»- возмущенно  крикнула председатель комиссии, полная сорокалетняя брюнетка с губами морковного цвета. Она была заведующей экономического отделения и вела у нас спецкурс по анализу хозяйственной деятельности. –«Если вы лентяйка , вы не можете быть комсомолкой!» - она с явным удовольствием повторила слово "лентяйка".
«Да  пожалуйста, можете исключить меня» - всё еще не отойдя от изумления, промямлила я.
«Да нет, для первого раза, думаю, будет достаточно на один семестр лишить нерадивую студентку стипендии. Кто за? Единогласно. Можете идти, позовите следующего!» - резко отчеканила председательша.
  Я вылетела из столовой, как из бани. Лицо моё горело , сердце колотилось. Ну всё . Это уже слишком. Мало того, что несовершеннолетние девчонки загибаются тут  в холодных бараках  и работают в  колхозе бесплатно, так еще и стипендии лишили на полгода. Стипендию вообще-то за учёбу назначают, а училась я отлично и стипендия у меня была повышенной. В нашей семье, состоявшей из меня и мамы, эта стипендия была очень серьёзным подспорьем. Но даже не это резануло сильнее всего, а унижение от того, что надо было оправдываться непонятно в чем. И эта манипуляция комсомольским билетом (нафиг он вообще мне сдался), и оскорбления. Слёзы лились по моему лицу непроизвольно, идти в барак не хотелось, я не знала, в какую щель мне забиться, чтобы никто не видел моих красных глаз и распухшего носа. Но идти больше было некуда.
  А в бараке атмосфера была, мягко говоря, нездоровой. В  адских условиях трудового лагеря она была накалена до предела. Мы все давно переругались. Сейчас не вспомню, из-за чего Наташка Вэй, тоненькая китаянка подралась с Иркой Дружининой, деревенской стокилограммовой девахой с толстой косой и , мягко говоря, слабым чувством  юмора. Только из комнаты я услышала, как пробежала по коридору Наташка, и в следующий момент затряслись тонкие барачные стены и раздался громкий топот, как будто бежал не человек, а  какая-то Годзилла. Выглянув в коридор, я увидела, как Ирка, весившая под центнер, матерясь и тяжело дыша , бежит  за Наташкой. Наташка заскочила в какую-то комнату , но , не успев закрыться, просто держала дверь рукой. Ирка, несколько раз дёрнув дверь, ворвалась в комнату. Мы с девчонками помчались следом. А там  уже вовсю шла драка. Чем все кончилось, честно говоря, не помню.
 У меня тоже дошло до "махача" со Светкой Манякиной.  Придя после заседания комиссии, где меня лишили стипендии, я взяла какую-то книгу и начала листать. Манякина закричала, чтоб я не трогала ее книгу. Я со злостью кинула книгу в Светку и попала ей в голову.  Она подлетела ко мне и ударила по лицу. После драки оказалось, что у меня фингал под глазом, а у Манякиной всего лишь поцарапаны руки.
   Это было последней каплей. У меня всё клокотало внутри.  Пусть выгоняют из техникума, что хотят делают, а я больше оставаться в этом колхозе не намерена. Пусть сами свою свеклу собирают . Я не пошла на обед. Стараясь остаться незамеченной, пока все были в столовой, я собрала свою сумку, добралась до трассы и без денег автостопом доехала до Абакана.
  Мама, придя с работы, удивилась, что я лежу на диване в темноте. Включив свет, она увидела огромный фиолетово-желтый фингал у меня под глазом. Я думала, она будет ругать меня за стипендию и за побег из колхоза. Обычно мама никогда за меня не заступалась. Я   очень устала и на ходу засыпала, поэтому рассказала все коротко, без лишних эмоций. Выслушав мою историю, мама на следующий день пошла в техникум и устроила там такой скандал, что  стипендию мне вернули -  более того, выплатили сразу всю сумму за целый семестр. Я домой принесла огромную сумму - около трёхсот рублей. Потом мне рассказали, что мама поставила все начальство техникума на уши, пригрозив заявить в прокуратуру о коррупции и  взятках, которые брали заведующие отделениями с родителей абитуриентов в качестве "благодарности" за зачисление в техникум. Кстати, из нас тоже пытались вытянуть взятку при поступлении, на голубом глазу утверждая, что я не одна такая отличница, что все абитуриенты отличники и их больше, чем мест в группе. С мамы конечно выцыганить деньги им не удалось, а когда я все-таки поступила , то увидела, какие там "отличники". Большинство троечников, родители которых, как тогда говорили, "дали на лапу" администрации техникума.
-На что барыши потратим? - спросила я у мамы, когда она пришла домой . Я не надеялась, что мне перепадет что-то из этих денег. Во- первых, я бы все равно не получила бы этой стипендии, не устрой мама скандал в техникуме. Во-вторых, нам надо было  делать ремонт квартиры и вообще наш скромный семейный бюджет трещал по швам .
  Она на секунду задумалась, а потом  удивила меня весёлой беспечной щедростью:
- Это надо отметить! Давай купим тебе джинсы у фарцовщиков !