У медиума

       Я сидела в комнате с медиумом. Свет был выключен. Я только помнила пустоту передо мною. Комната была небольшая, но не тесная, совсем без окон. И когда медиум не  вставая задул обе свечи, которые маленькими факелами горели в канделябрах на стенах - стало не по себе. Свечи задулись будто от ветра. Одна качнулась, почти сразу вторая... И свет померк. В глазах прыгали пятна темноты, зрачки привыкали к реальности, пытаясь дорисовать, додумать что вокруг есть.
       Я будто увидела как куски нарезанного тумана спиралью кружились, неспешно каждый ускорялся будто на гонке и
возвращался в прежний темп. Они поднимались так по кругу выше, где тонули в воронке, засасывавшей их по центру
и опускающей вниз, резко. Было понятно что огонь был потушен этими сгустками... Сгустками души ?
       Я наколонилась чуть вперед. Тут же весь этот смерч оказался за прозрачной тонкой стеной. Как будто бы был накрыт
стаканом в человеческий рост. И будто в рассветной мгле куски обагрялись нежно-розовым, как будто свежей кровью и
метались все мучительнее, все непредсказуемей. Все это мелькало бликами на зеркальной, очень ровной поверхностью.
       Будто куски нежного мяса в мясорубке. Но вот оно закружилось еще быстрее. И вдруг будто исчезло. В стакане появилась только жидкость. Тоже прозрачная. Но чувствовалась как она тяжело давит на стенки, какую нелегкую работу выдерживают эти тончайшие просвечивающие фибры стекла. Вода также волновалась, двигалась по кругу неспешно и плескалась сверху. Но это я больше догадывалась, чем видела. Постепенно стала замечать какую сетку. Сетку кристаллов на стекле.
Она витиевато раскинулась равномерно вокруг и будто наростала коростой. Причем поверхность была такой будто под водой эти кораллы провели уже тысячи лет, успели обрасти тиной и морскими солями. Грани местами были резкими, а где то смягченные мхом. Вода успокоилась, замерла. Сетка выделялась особым свечением. Оно нарастало, становилось все теплее. Вот уже даже комната озарилась светом... Все ярче, изредка блистая мелкими искрами она разгоралась и в итоге это была паутинка, раскаленная как нить в лампе. Свет даже стал жечь глаза. И тут стакан лопнул.
      Он пошел трещинами от раскаленного среди ледяной воды и рассыпался тут же осколками, брызгами холода. Немного брызнуло на колготки, тут же превратившиь в прохладный пар. Сеть же парила в воздухе, вздымая концы все выше, к высокому потолку. Немного остужаясь и тускнея она подлетела к медиуму и стала подворачиваться. И рраз. Опустилась.
 Он был опутан ею и неподвижен. Глаза его были закрыты и он очевидно не мог видеть что творилось здесь. Но он не мог не чувствовать. Сеть была холоднее, светилась красным не так ярко, но видно было как она выжгла свой паучий след, как тонкий дымок от опаленного мяса иногда вырывался вверх. Она въедалась как кислотная проволока - неглубоко, но неотступно. Все тело было разгранено на куски. Душа въелась в тело, стала с ним одним целым. Прямо понималось как это безумно больно быть одним целым с душой, как любое прикосновение может ранить, как все тело ноет, требует
помощи, ласки, чтобы закрыть эти раны. Но даже если чуть не так ласкать то тело будет извиваться и бежать прочь.
Хотя бежать некуда.
       Сквозь раны, в которых сеть уже была словно отхолодевшая лава после извержения, виднелись расщелинки. Они стали
зарастать чем-то зеленым... Мхом. И даже больше, трава потянулись оттуда, короткие лианы выпустили свои нити,
изящные миниатюрные деревья. Все это было небольшим и все же прекрасным. Медиум был как планета облепленный жизнью.
       Но вот сеть снова затрепетала... И стала подниматься обратно. Она потянула за собой всю эту поросль, корешки которой отрывались, оставляя рытвинки и заветрившиеся впадины пустыми. Свет теперь шел от листвы. Сеть перевернулась и над нами распласталось изумрудное колышашееся небо, которое обдувало теплым ветром, и чувствовалось как хорошо, как свободно в этих застенках. Хотелось чтобы это длилось и длилось, всегда, дольше. Этот свет проникал внутрь и вызывал невысказываемые желания, заглядывал в уголки куда страшно даже было дойти. Но это было нормально с ним.
       Это было естественно. Любые подвиги и свершения были с ним обыденностью. Высота мысли озаряла и заставляла обеспокоенно отзываться свою душу... Да, у меня есть душа. И вот она трепещет в такт этому мерцанью. Она будто истощенная, слепая,
обретает мягкий свет, чувсвтует легкие пошлепывания мягких лап, как пылинки застарелые сдуваются свежим ветром.
       Вдруг в комнате замигал свет. При каждом его включении вся картинка исчезала, будто никогда ее не было. И тут же возрождалась. Вспышки света были неярки, но поскольку это был настоящий свет, электрический - он будил тело и обыденную натуру, рефлексы животные просыпались, инстинкты получали обратно свои права и вот я уже чувствовала самоиронию и не верила, а было ли это со мной.