Бабушкина книга

     Это был её день. Они все собрались вокруг нее -  дети, внуки. Больше двадцати человек.  И она, привыкшая заботиться о других, до сих пор смущавшаяся, если что-то  делалось для нее, сегодня и волновалась, и гордилась. Потом все сели за стол.  И Леня, самый старший предложил:

     - Первый тост за маму и бабушку, за родоначальницу  нашей большой семьи Матрену Никаноровну Караванову, за ее  восемьдесят лет. Спасибо, мама, за все, что ты для нас сделала и делаешь…

     Он низко поклонился матери, все за столом встали и хрустальные рюмки, соприкоснувшись,  зазвенели  тонко и нежно. Потом на стуле возле нее выросла целая горка подарков. Она только всплескивала руками: зачем так потратились, самим-то  надо…

     И легкие, светлые слезы набежали на глаза. Она даже как-то  не уловила, чей это звонкий голос проговорил:

     - А теперь давайте-ка почитаем бабушкину книгу…
И пошла по рукам  толстая тетрадь  в сиреневом переплете. Племянница Валя дальше от себя тетрадь не отпустила, открыла на первой странице. Тихо стало вокруг.

     - Вот, детоньки, вам моя биография. Я вам опишу всю свою жизнь, как прошли мои восемьдесят лет…

     Голос молодой женщины звучал сочно и тепло. И со стороны это сначала показалось Матрене Никаноровне даже смешно: тут старухе бы надо читать. Да и зачем вся эта затея: писать книгу о ее жизни. Это все выдумки Лени.  Сам уж дедом стал, а старую мать на такое дело толкнул.

     - Напиши, мама,  о своей жизни, пусть останется на память потомкам…

     Признаться, в ней давно жило это желание – написать о минувших событиях, пока они так ярки и живы в памяти.  Она даже пробовала кое-что записывать огромными корявыми буквами, которые без нее  все равно никто бы не разобрал. Была она почти неграмотна: в детстве  ни одного года не пришлось учиться,  лишь позднее уже многодетной  матерью, урывками бегала на занятия ликбеза.  А тут – книгу?

     И все-таки она начала писать. Перо не слушалось старческой руки, воспоминания затуманивали глаза. Что и говорить, это был нелегкий труд. Правда, свободного времени у старой женщины было много, да и помощники  нашлись. Приходили внучки и под диктовку  ровным  ученическим почерком переписывали в толстую сиреневую тетрадь рассказ о  такой далекой и непонятной жизни. А для Матрены Никаноровны – это вроде бы и совсем недавно.

     И вот теперь читали ее книгу! А ей уже кажется, что и не Валя, а сама она читает, да и не читает, а живет снова…
 
     «… Родилась я в большой крестьянской семье – было нас восемь человек. Я не попала ни в какую школу, а попала только на работу. В одиннадцать лет пошла, как взрослая работница, на сенокос. Трава - не ниже меня, а мне надо поспевать за взрослыми. Была я здоровая, работала от зари и до зари.

     Жили мы у Волги. С весны начинали плавать на воде с тятенькой – сначала дрова запасали, потом капусту на островах сажали. Вот внучата часто меня спрашивают:

     - Бабушка, почему ты гриппом никогда не болеешь?

     - А потому, - отвечаю я, - что вы хлеб-то  сливочным маслом мажете, а я водяным маслом  в ваши годы мазала.

     - Каким водяным? – удивляются внуки.

     - Едем, бывало,  поутру с отцом в лодке, с собой только по черствой горбушке. Макнешь ее в Волгу – и ешь.

     Начнется «капустная посадка», так и спать некогда. Копаешь и поливаешь. Не так, как у Лени сейчас в саду. Вода по трубам идет. У нас на острове вода, матушка, где в ямах останется, где в озерке. Залезешь с двумя ведрами и вязнешь, еле вылезешь.

     На первое нарядное платье заработала, когда грузила тес на баржи.

     Отдали меня замуж. Завезли далекоохонько,  оставили меня одинешеньку.  Муженька со мной не было, он уехал на свою службицу.  Дело дают мне потяжелее, а отказываться нельзя. Мне родные заветное слово положили, когда к венцу собирали, пальто надевали:

     - Ну, доченька, носи шубу  -  не скидывай, терпи горе – не сказывай.
Все-таки отпросилась я домой, заплакала:

     - Не пойду больше туда.

     А мама тоже в слезы:

     Милая моя, ведь ты не одна у нас. Еще две. Мы опозоримся, если оставим тебя.

     Притихли внуки, с удивлением рассматривают такое знакомое, испещренное морщинками лицо. То-то придется им еще больше удивляться! Да и кто бы не удивился, как из неграмотной, забитой девчонки вырастает человек необыкновенной нравственной красоты, стойкий в невзгодах,  гордый характером.

     Началась гражданская война. Муж ушел на фронт. «А я опять рискнуть захотела, узнать, что такое война. Оставила дома  с надежным человеком троих детей и  корову и поехала по адресу на письме. Трое суток добиралась через Москву, Смоленск, Витебск. Надо было через Двину перебираться, а по мосту только обозы военные идут. Пришлось задуматься мне, как попасть к мужу. Солдаты говорят:

     - Давай мы тебя под брезент спрячем и перевезем чем мост.

     Вот так я попала к коменданту, извинилась, объяснила, что к мужу приехала. Комендант только ахнул:

     - Да как ты осмелилась ехать?

     Вот так побывала я на войне».

     С войны муж вернулся домой больной, нервный… Однажды уехал он на лесную делянку. Матрена за ткацким станком работала. Случайно вышла на улицу, на дом глянула, а над крышей столб огня – возле трубы загорелось. Схватила ведро с водой, ковш, кинулась на чердак. Плещет, плещет водой, вот и платок на голове задымился… Когда соседи прибежали, она уже спасла дом.

     Материнская доля ей выпала  тяжелая. Десятерых детей родила она. Троих потеряла в раннем детстве.

     Перед Отечественной войной жизнь Каравановых по-настоящему наладилась. Старшие дети подросли, поженились, вышли замуж. Жили вначале все вместе, на четырнадцать человек временами приходилось готовить обеды. Да разве это тяжелая работа для Матрены Никаноровны, которая и на жнитве от зари до зари, бывало, работала, и на стройку избы рядом с мужиками вставала! А потом  и вовсе легко стало. Леня и Нина начали жить своими семьями. Средние на работу устроились. Остались у матери самые младшие – Володя и Поля. Перебрались Каравановы в Ярославль. Дети в музыкальную школу поступили – Володя по классу баяна, Поля на виолончели играла. Никогда еще так  легко не жила  мать. Даже и у отца характер вроде стал легче.

     И вдруг, война. Ушли на фронт сыновья Леонид, Анатолий, Александр и зять – муж Нины, а потом и Владимир. Все сполна испытала мать на этой войне.

     Погиб муж Нины. А Нина, не выдержав горя, заболела и умерла, оставив старикам маленькую дочку  Алю. Пришла похоронка на Александра. Вернулся домой  обожженный, потерявший руку Анатолий…

     И  трудно сказать, как бы все это выдержала  Матрена Никаноровна, если бы  не новая эта ноша – Аля, больная девочка. И так важно было ей  сберечь  этот слабый росток жизни, как будто от этого зависела вся судьба Каравановых.

     С тех пор прошло  четверть века. Выросла Аля, сама растит малышей – правнуков  Матрены Никаноровны. Их трое - правнуков у старой женщины, да шестнадцать внуков. И живет она теперь на новом месте  - в солнечной просторной комнате вместе с внучкой Наташей, чьим почерком заполнена сиреневая тетрадь.
Но говорят, сердце матери - в детях. И не забывает оно ни одной черточки. Поэтому  по-прежнему живет в нем комсомолец Шура, как сейчас помнит его мать молодым, широкоплечим, в футболке со шнуровкой на груди. Тогда любили парни носить такие. Она долго искала  место его гибели, узнала - под Каунасом. А вот поехать туда не удалось – возраст и болезни не пускали.

     Когда на моторном заводе открывали памятник погибшим на Великой Отечественной войне моторостроителям, пригласили и ее на митинг, по этому случаю. Леня показал ей строчку, где выбито золотом Шурино имя на мраморе – он  был когда-то комсомольцем в прессовом цехе.

     Матрена Никаноровна гладила сухой морщинистой рукой прохладный камень и шептала:

     - Вот и пришел ты, Шура, на свой завод. Хорошо это – мы с тобой будем встречаться.

     А рядом другие седые матери тоже гладили мраморные плиты, плакали и шептали  какие-то слова, тоже разговаривали со своими вечно юными сыновьями.

     Другая тяжелая ее дорога – госпиталь инвалидов войны. Там частенько лежит  второй сын – Анатолий. Все упорнее дают знать о себе старые раны и надолго  приковывают бывшего солдата к постели. Тогда сидит возле него старая мать, и так ласков ее заботливый голос, что боль отступает.

     И все они – электрик и слесарь, учительница и кулинар, - как кажется матери, и сейчас слабы без ее помощи, без ее хлопот. Но мудрая и проницательная в свои преклонные годы, она никогда не позволяла себе категорически судить о их жизни; никогда не вмешивалась в уклад этих семей, что, как новые побеги, поднялись от старого корня. Врожденная деликатность и большое уважение к личности каждого из детей и внуков окружают ее нежным ореолом старческой мудрости и ласковой благожелательности.

     Сиреневую тетрадь передала нам доктор медицинских наук Тамара Матвеевна Голикова, восхищенная жизнелюбием старой женщины, ее живым умом, наблюдательностью, любовью к людям. И мы рассказали здесь об этой русской женщине, русской матери, столько пережившей и сохранившей светлый взгляд на мир.

     Северный рабочий, 03 сентября  1970

     Гравюра "Детям, внукам и правнукам пишет Февронья Яковлевна", С.А. Глушков
     (С разрешения вдовы художника О.С. Глушковой)