Проходная. На Исаакий!

        Лешка Барсуков и его подружка Клава, револьверщица из восьмого цеха, направлялись в центр, чтобы взобраться на Исаакиевский собор и с его высоты полюбоваться панорамой города. Сначала ехали на трамвае, глазея на красивые дома  вдоль  Кировского проспекта (ныне Каменноостровский пр.), на синекупольную мечеть на проспекте Максима Горького (ныне Кронверкский пр.) , наслаждаясь великолепным видом стрелки Васильевского острова, который шикарно открывался с Кировского моста (Ныне Троицкий мост).

     В центре они пересели на троллейбус и по улице Гоголя (ныне Малая Морская) доехали до Исаакиевской площади (быв. площадь Воровского). Господи, как будто у наших властей кроме переименования улиц никаких забот больше не было.
 
    В соборе они бегло осмотрели скульптуру и живопись, понаблюдали маятник Фуко (длина нити 98 метров, 3 колебания в минуту) наглядно доказывавший вращение Земли вокруг своей оси. При демократах маятник демонтируют, а в куполе, в месте крепления нити поместят скульптуру голубя (Святой дух, якобы).

     После осмотра интерьеров храма наша парочка начала восхождение на собор. Па внутренним лестницам она поднялась  на крышу к основанию  барабана, на котором покоился купол.  Выше, к основанию купола вела наружная винтовая лестница, которая крепилась к стенке барабана. Выполненная из железа, она была изящна и имела более пятисот ступеней. 

       Подойдя к винтовой лестнице Клава заколебалась.

    -- Чего встала? – спросил Лешка.

    -- А, вон. Смотри. – кивнула она наверх.

     Лешка посмотрел. Снизу все, что было у поднимавшихся по лестнице дам под платьем просматривалось как на ладони. 

    -- Ну и что. Ты трико-то надела?

    -- Надела. – застеснялась Клава

    -- Ну и поднимайся. Все же поднимаются и ничего.

    -- Тогда иди первым.

   Раньше  посетителей пускали на самый-самый верх собора. Это было захватывающе! Впечатления начинали наплывать уже при подъеме по ажурной винтовой лестнице.
 
     Чем выше поднимались люди по узким железным ступеням этой лестницы,  тем становилось страшноватее. В конструкциях посвистывал ветер, ступеньки казались ненадёжными. Наконец они добирались до кольцевой площадки, обегавшей основание купола (высота 43 метра). Площадка была снабжена массивными перилами. Большинство посетителей этим уровнем  высоты и ограничивались, но наиболее любопытные  и рисковые индивидуумы, достигнув кольцевой площадки, решительно ныряли через небольшой проем внутрь купола.  Нырнули и Лешка с Клавой.

       Дальше подъем  продолжался  в сумраке по гулким металлическим маршам внутри купола к маленькой дверце на самом верху свода в стенке фонарика, венчавшего купол.

     Пройдя через эту дверцу и выйдя на свет, Клава почти  онемела от сладкого ужаса, а Лешка  опьянел от восторга. Перед ними внезапно открылась бездна, в которую круто ниспадала, похожая на панцирь гигантского чудища, блестящая на солнце золотая поверхность купола. От бездны отделяла людей лишь тонкая стальная полоска перил. Внизу букашками ползли автомобили и троллейбусы,  дома казались игрушечными.

     Немного освоившись с высотой, наша пара подняла глаза и сразу же замерла  в  восхищении от вида правильных кварталов и площадей города, от сверкающей Невы и её рукавов, от неповторимой, четкой красоты прекрасного города, обрамленного легкими дымками заставских заводов, за которыми мутнели заманчивые  зеленые дали живописных ленинградских пригородов.  В заливе над Кронштадтом возвышался купол Морского собора. По морскому каналу двигалось большое судно.

     Теперь-то туристов не пускают на вершину собора. Смотровой площадкой является пространство вокруг основания барабана. С этой невысокой площадки турист не способен увидеть беспредельную панораму города, но зато может в упор рассматривать латаные перелатанные крыши центрального района города, с интересом фотографировать обвалившиеся печные трубы, неоштукатуренные боковые стены домов. От этого вида гости города отнюдь не впадают в восторг.

     Как не впали в восторг пермские гости Барсукова, которые в нулевые, проездом на Сестрорецеий курорт, рещили на пару дней задержаться в Петрбурге.
Барсуков повел их на Исаакий. Да и зря. Рассматривая со смотровой площадки унылые крыши города, гостья заметила: " Не шибко баско. Это как у плохой хозяйки: посерёдке блеск, а по углам -- тенёта".

     Нро хозяйку правильно сказала неблюдательная пермячка. Центр города обветшал. Нужен ремонт и ремонт, а хозяина то у города и нет.  Это, наверное потому, что начиная с революционных времён, правят городом не лениградцы-петербуржцы, а временщики, уроженцы далёких провинций.

     Наша пара медленно двигалась вокруг фонарика с восторгом вглядываясь в дали Новой деревни и Ольгина. Она совершенно по-новому воспринимала прелести  Петроградской стороны и пространств вплоть до Сосновки.  За Смольным  собором виднелась сумбурная Охта, а правее -- шикарная Лавра и дальне -- заставы в дымах паровозов и невидимое с земли заводское побережье залива. Обойдя фонарик, Лёшка с Клавой зашли внутрь купола и начали спуск.   

     Спустившись с божественных высот на грешную землю  наши верхолазы почувствовали голод. Лешка предложил  посетить недавно открывшийся при Астории буфет, который уже получил кликуху «Щель» из-за очень узкого помещения.  В 70-е это была очень популярная среди творческой интеллигенции точка.

      В «Щели» наливали коньяк и шампанское. Лешка заказал по рюмке коньяка и по два бутерброда с икрой.  Клава лишь чуть губы замочила и налегла на  бутерброды. В заведение кофе отсутствовал, поэтому Лешка взял для девушки лимонад.   Выйдя из «Щели» молодые люди прогулялись пешком до трамвайной остановки, сели в вагон и покатили к себе на Петроградскую.  День прошел не зря, тем более, что Клава пригласила Лёшку к себе на чашку кофе по причине отсутствия дома родителей.
_____________________________________
Фото автора