Беседы с мудрецами Иммануил Кант

В день рождения знаменитого немецкого философа и ученого, родоначальника классического немецкого идеализма, ИММАНУИЛА КАНТА  (22.04.1724, Кенигсберг – 12.02.1804, Кенигсберг) независимый журналист М. Михайлов набрался храбрости и мысленно вступил в диалог с  великим человеком.
Запись их беседы представлена ниже:

Иммануил Кант: «Счастье есть идеал не разума, а воображения».

М. – Уважаемый Учитель, для меня великая честь иметь возможность вступить с Вами в беседу и задать вопросы, волнующие меня и моих современников сегодня.

И.К. – Умение ставить разумные вопросы есть уже важный и необходимый признак ума и проницательности.

М. – Боюсь, что далеко не все мои вопросы покажутся Вам разумными, но я задаю их с единственной целью – набраться ума у Вас. А, зная Вашу доброжелательность, надеюсь на снисхождение.

И.К. – Граница между глупостью и разумностью столь незаметна, что, долго идя путем одной из них, трудно не коснуться иногда хоть сколько-нибудь и другой.

М. – Это утешает. В таком случае, начнем. Большинству людей Вы известны как выдающийся философ, однако не каждый знает, что Вы предложили гипотезу об образовании планетной системы из рассеянной материи, находящейся в единообразном вращательном движении вокруг центрального сгущения – Солнца. Эта теория математически была подтверждена лишь в середине ХХ века, став одной из главных частей современной космогонии. Вы оставили огромное научное наследие не только в философии и космогонии, но и в логике, математике, теоретическом естествознании, этике и эстетике. Такое по силам только человеку гениальному. Какое определение Вы сами дали бы этому понятию?

И.К. –  Гений – это талант изобретения того, чему нельзя учить или научиться.

М. – Действительно, стать гением нельзя – им надо родиться.
Ваш соотечественник знаменитый поэт Генрих Гейне с присущей ему иронией писал о Вас:
«Иммануил Кант штурмовал небо, он перебил весь гарнизон, сам верховный владыка небес, не будучи доказан, плавает в своей крови; нет больше ни всеобъемлющего милосердия, ни отеческой любви, ни потустороннего воздаяния за посюстороннюю помощь, бессмертие души лежит при последнем издыхании – тут стоны, там храпение – и старый Лампе (слуга Канта) в качестве удрученного зрителя стоит рядом, с зонтом под мышкой, и холодный пот и слезы струятся по его лицу. Тогда Иммануил Кант разжалобился и показал, что он не только великий философ, но и добрый человек; и он задумывается и полудобродушно-полуиронически говорит: «Старому Лампе нужен Бог, иначе бедняк не будет счастлив, –  а человек должен быть счастлив на земле –  так говорит практический разум, –  так уж и быть –  ну, пусть практический разум дает поруку в бытии Божьем».
Так он подчеркнул присущую Вам доброту и человечность. А что Вы называете человечностью?

И.К. – Человечность – это способность участвовать в судьбе других людей.

М. – Не каждый человек любит принимать активное участие в делах окружающих. Особенно это касается философов и вообще людей, погруженных в науку или искусство. Иные из них кажутся даже мизантропами. Вы не замечали?

И.К. – Человек имеет склонность общаться с себе подобными, ибо в таком состоянии он больше чувствует себя человеком, т. е. чувствует развитие своих природных задатков. Но ему также присуще сильное стремление уединяться.

М. – Один античный мудрец сказал, что человек – общественное животное. Вы согласны?

И.К. – Общественное ли он от природы животное или одинокое и избегающее соседства? Последнее предположение кажется наиболее вероятным.

М. –  Если гением надо родиться, то просто человеком рождаются или становятся?

И.К. – Человек может стать человеком только путем воспитания. Он – то, что делает из него воспитание.

М. – На что воспитание должно быть направлено в первую очередь?

И.К. – Чрезвычайно важно для человека знать, как надлежащим образом занять свое место в мире, и правильно понять, каким надо быть, чтобы быть человеком.

М. – Что Вы понимаете под воспитанием?

И.К. – Воспитание есть искусство, применение которого должно совершенствоваться многими поколениями.

М. – Вы много лет проработали учителем. Скажите, как правильно составлять программу занятий?

И.К. – Предметы, которым обучают детей, должны соответствовать их возрасту, иначе является опасность, что в них разовьется умничанье, модничанье, тщеславие.

М. – Возможно, надо поощрять хорошую успеваемость и дисциплину, награждая за успехи?

И.К. –  Постоянно давать детям награды не годится. Через это они становятся себялюбивыми, и отсюда развивается продажный образ мыслей.

М. – Какую главную цель следует ставить педагогу: кого он должен воспитать?

И.К. – Принцип искусства воспитания гласит: дети должны воспитываться не для
настоящего, а для будущего, возможно лучшего состояния рода человеческого!

М. – А может ли педагог, живущий сегодня и разделяющий взгляды и предрассудки своего времени, справиться с такой задачей?

И.К. – Если бы когда-нибудь за наше воспитание взялось существо высшего порядка, тогда действительно увидели бы, что может выйти из человека.

М. – Ну, пока нам это не грозит, и в нашем ХХI  веке люди не лучше и не умнее, чем в Ваше время. Только технический прогресс ушел так далеко, что многие вещи, которыми легко пользуется любой дошкольник, показались бы Вам фантастическими атрибутами этого самого «существа высшего порядка».
Однако,  несмотря на то, что школьные учителя – иногда не самые лучшие люди на свете, и сверстники –  тоже не все ангельской породы, все-таки взрослея, мы вспоминаем детство как утраченный рай.

И.К. – Многие думают, что детство было самым лучшим и приятным временем их жизни. Но это не так. Это самые тяжелые годы, поскольку тогда человек находится под гнетом дисциплины и редко может иметь настоящего друга, а еще реже – свободу.

М. – Естественно, что в детстве зависимость маленького человека почти абсолютна. Но и взрослые не часто могут похвастаться полной свободой. Что ограничивает свободу?

И.К. – Чем больше привычек, тем меньше свободы.

М. – Конечно, все мы рабы своих привычек. Но если бы только это! На службе мы зависим от начальства и от коллектива, в семье – от родных и близких, от соседей, от властей, наконец. Чем больше человек вовлечен в общественную жизнь, тем более он зависим от других. Много ли у него остается свободы? Самая малость.

И.К. – Нет ничего ужаснее, когда действия одного человека должны подчиняться воле другого.

М. – Еще пример: когда кто-то оказывает нам помощь в устройстве на работу, карьерном росте, или дает кредит (что сегодня в большой моде), мы попадаем в зависимость.

И.К. – Для того, кто привык к свободе, нет большего несчастья, чем быть отданным во власть такого же существа, как он, которое может принудить его отказаться от своей воли и делать то, что он хочет.

М. – Действительно, это очень угнетает. Иногда даже впадаешь в депрессию.

И.К. – Человек, зависящий от другого, уже не человек; он это звание утратил, он не что иное, как принадлежность другого человека.

М. – Что же делать, чтобы избежать этого горестного состояния?

И.К. – Не принимай благодеяний, без которых ты можешь обойтись.

М. –  Обойтись можно без многого, если вести аскетичный образ жизни.

И.К. – Кто отказался от излишеств, тот избавился от лишений.

М. – Часто угнетают не столько сами лишения, сколько несправедливость распределения общественных благ. Вот недавно СМИ сообщили, что 1% населения Земли богаче остальных 99% , вместе взятых. Разве это не абсурд?!

И.К. – Когда справедливость исчезнет, то не остается ничего, что могло бы придать ценность жизни людей.

М. – Тем не менее, во все времена в человеческом обществе справедливость была скорее исключением, чем правилом, и ценность жизни отдельного его члена была, мягко говоря, невелика. Но люди жили и даже ухитрялись порой чувствовать себя счастливыми.

И.К. – Счастье есть идеал не разума, а воображения.

М. – Вы правы. Замечательный русский историк В. О. Ключевский разделял Ваше мнение, когда писал: «Самый верный и едва ли не единственный способ стать счастливым – это вообразить себя таким». И добавлял: «Воображение – на то и воображение, чтобы восполнять действительность». А может ли человек быть счастливым в реальной жизни, если получит то, к чему стремится, например: деньги, власть, любимого человека и все-все-все?

И.К. – Дайте человеку все, чего он желает, и в ту же минуту он почувствует, что это все не есть все.

М. – Это верно. Дайте ему миллион, и он возжелает миллиард – алчность некоторых людей беспредельна.

И.К. – К сожалению, понятие счастья столь неопределенное понятие, что, хотя каждый человек желает достигнуть счастья, тем не менее, он никогда не может определенно и в полном согласии с самим собой сказать, чего он, собственно, желает и хочет.

М. – Как сказал один остроумный автор, человек не знает точно, чего он хочет, но разобьется в лепешку, чтобы это получить. А может быть, надо просто поменьше всего желать?

И.К. – Нельзя требовать слишком много благополучия в жизни и совершенства от людей, ибо тот, кто всегда ожидает лишь посредственного, имеет то преимущество, что результат редко разрушает его надежду, напротив, его иногда поражают неожиданные совершенства. Тот, кто желает большего, чем необходимо от природы, склонен к излишествам.

М. – С этой целью можно даже ограничить общение?

И.К. – Нужно уметь быть счастливым и без общества, ибо тогда нас не обременяют никакие потребности.

М. – А разве иметь друзей – не самая насущная потребность? Аристотель писал: «Дружба – самое необходимое в жизни, так как никто не пожелает себе жизни без друзей, даже если бы имел все остальные блага». Правда, он же писал:
«О, друзья мои! Нет на свете друзей!».
Видимо, к истинной дружбе способны очень немногие люди, а большинство просто изображают взаимную приязнь, скрывая подлинное отношение.

И.К. – Люди бы бежали друг от друга, если бы видели один другого в полнейшей откровенности.

М. – Видимо, в этом виновен присущий людям эгоизм, переходящий в эгоцентризм?

И.К. – С того самого дня, когда человек впервые произносит «я», он везде, где нужно, выдвигает возлюбленного себя, и эгоизм его неудержимо стремится вперед.

М. – А тщеславные люди могут быть настоящими друзьями?

И.К. – Кто тщеславен, тот, к какому бы полу он ни принадлежал, всегда любит только самого себя; другие для него только игрушки.

М. – Возможно, тщеславие, которое свойственно многим людям, занимающимся тем или иным творчеством, может мешать отдавать должное коллегам по искусству? Ведь видя чужие достижения, такой автор наверняка чувствует себя уязвленным и даже обиженным?

И.К. – Уважение есть дань, в которой мы не можем отказать заслуге, хотим мы этого или нет; мы можем не проявлять его, но внутренне мы не можем его не чувствовать.

М. – Наверное, надо учить людей нравственности, чтобы сделать их счастливыми?

И.К. – Нравственность учит не тому, как стать счастливым, а тому, как стать достойным счастья.

М. – Но иногда люди, наиболее достойные счастья, оказываются на самом дне жизни, и, наоборот, нечестные и злые – пользуются милостью Фортуны, лишний раз подтверждая несправедливость нашего устройства жизни.

И.К. – Злой человек не может быть счастливым, ибо, оставаясь наедине с собой, он остается наедине со злодеем.

М. – Да, такому человеку недоступны простые удовольствия, которые радуют добрых людей.

И.К. – Только радостное сердце способно находить удовольствие в добре.

М. – Зато дурной человек, обладая неограниченными материальными возможностями, может сколько угодно предаваться разнообразным чувственным наслаждениям.

И.К. – Жизнь людей, преданных только наслаждению без рассудка и без нравственности, не имеет никакой цены.

М. – Насчет ценности их жизни мы уже говорили, но ведь большинство людей не знает иных удовольствий, только не все имеют возможность их удовлетворить.

И.К. – Величайшее чувственное наслаждение, которое не содержит в себе никакой примеси и отвращения, – это, в здоровом состоянии, отдых после работы.

М. – Да, сон после тяжелого рабочего дня необходим и доступен каждому, но ведь людям хочется чего-то большего. Есть ли другие удовольствия, доступные всем без исключения?

И.К. – Мочеиспускание – единственное из удовольствий, после которого не мучают угрызения совести.

М. – Ценю Ваш юмор. Кстати, если у человека проблемы с почками, он начинает понимать, что это действительно удовольствие.
Как поступать, чтобы мучила только совесть, а не реальная боль, с которой трудней договориться?

И.К. – Человеку свойственно по природе своей соблюдать умеренность не только из-за заботы о своем здоровье в будущем, но также из-за хорошего самочувствия в настоящем.

М. – Значит, надо уделять большее внимание правильному питанию, режиму, избегать всяких стрессовых ситуаций?

И.К. – Кто боязливо заботится о том, как бы не потерять жизнь, никогда не будет радоваться ей.

М. – Зато такие люди, пусть без особых радостей, но больше проживут?

И.К. – Дольше всего живут тогда, когда меньше всего заботятся о продлении жизни.

М. – Ну, про Вас этого не скажешь: ведь Вы разработали для себя подходящий режим дня, строго его соблюдали, никогда не отклонялись и, несмотря на хрупкое здоровье и большие интеллектуальные нагрузки, сумели прожить без особых проблем долгую жизнь.
Видимо, в этом помог рациональный склад ума и сильный характер. Кстати, что такое характер в Вашем понимании?

И.К. – Характер состоит в способности действовать согласно принципам.

М. – Если человек упрямо добивается своей цели, невзирая ни на какие преграды и доводы рассудка, можно ли считать его человеком с сильным характером?

И.К. – Упрямство имеет только форму характера, но не его содержание.

М. – Не всегда легко различить эти понятия. На эту тему остроумно
пошутил А. Бирс:
«Решительность: настойчивость в достижении цели, которую вы одобряете.
Упрямство: настойчивость в достижении цели, которую вы не одобряете».
Но можно сказать иначе: упрямство – это целеустремленность, не подтвержденная разумом. Большинство людей в своих поступках руководствуется скорее чувствами, чем умом. Возможно, это правильно?

И.К. – Рассудок ничего не может созерцать, а чувства ничего не могут мыслить.
Только из соединения их может возникнуть знание.

М. – И такой союз ума и  сердца делают человека по-настоящему просвещенным и мудрым?

И.К. – Просвещение – это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Решись быть мудрым! Имей мужество пользоваться собственным умом! – таков, следовательно, девиз Просвещения!

М. – Неужели, чтобы жить своей головой, нужно какое-то особое мужество?! Мне кажется это странным. Впрочем, если оглядеться, видишь множество людей, разговаривающих чужими штампами. Да и желания им навязывает реклама, уговаривающая взять кредит и накупить кучу всяких вещей, без которых можно обойтись. Значит, действительно, не каждый способен «пользоваться собственным умом», то есть мыслить. Кстати, что Вы вкладываете в это понятие?

И.К. – Мыслить – значит говорить с самим собой, слышать себя самого.

М. – С самим собой всегда можно договориться. А вот мыслить и уметь довести свои взгляды до других так, чтобы тебя услышали, удается далеко не всем, даже умным людям.
У нас в публичных диспутах по телевидению участники кричат друг на друга, постоянно перебивают, порой переходят на оскорбления, и аудитории вообще трудно что-либо понять.
Видимо, им надо научиться достойно себя вести в спорах. Что бы Вы им посоветовали?

И.К. – В диспутах спокойное состояние духа, соединенное с благожелательностью, является признаком наличия известной силы, вследствие которой рассудок уверен в своей победе.

М. – Если противник постоянно опровергает все, что вы говорите, что делать?

И.К. – Быть опровергнутым – этого опасаться нечего; опасаться следует другого – быть непонятым.

М. – Но ведь если вас опровергают, значит, не понимают вашей правоты. Так что одно следует из другого. Тут подумаешь, стоит ли вообще вступать в спор.
Одни говорят, что в спорах рождается истина, другие – что в них она погибает.
Можно ли разумными доводами убедить оппонента в его заблуждении, то есть заставить изменить свое мнение?

И.К. – Мудрый может менять мнение; глупец – никогда.

М. – Про глупца понятно: у него есть любимое мнение, и он им дорожит. А мудрец меняется вместе с постоянно меняющимся миром, и возраст тоже вносит свои коррективы.

И.К. – С годами…человек научается соединять с умением делать себя несчастным умение скрывать это от самого себя, набрасывая завесу на печальные события жизни и отдаваясь легкомысленной беспечности при наличии множества окружающих его зол.

М. – Думаю, это умение помогает ему прожить свою нелегкую жизнь, если он не может реально влиять на окружающее зло. Уметь игнорировать несчастье – это дорогого стоит.

И.К. – Иметь потребность в счастье, быть достойным его и, тем не менее, не быть ему причастным – это несовместимо с совершенным волением разумного существа.

М. – Возможно, насчет «совершенного воления разумного существа» Вы правы,  но такая ситуация чаще всего встречается в жизни.
Мой любимый писатель Марк Алданов вложил в уста одного своего персонажа такие мудрые строки: «Настоящее счастье в мире одно: никогда не чувствовать ни одной точки своего тела. И именно это счастье мы начинаем ценить только тогда, когда оно исчезает».
Почему мы не можем радоваться отсутствию боли, телесной или душевной, а, не замечая этого счастья, стремимся ухватить за хвост некую «птицу счастья завтрашнего дня», и естественно, при этом получаем больше неприятностей, чем радостей?

И.К. – Человек редко думает при свете о темноте, в счастье – о беде, в довольстве – о страданиях и, наоборот, всегда думает в темноте о свете, в беде – о счастье, в нищете – о достатке.

М. – Мудрые люди говорят, что наше счастье зависит не столько от внешних обстоятельств, сколько от внутреннего мира человека. Вы разделяете эту мысль?

И.К. – Один, глядя в лужу, видит в ней грязь, а другой – отражающиеся в ней звёзды.

М. – Думаю, Вы как раз тот человек, который в луже видит звезды.

И.К. – Две вещи наполняют душу всегда новыми и всё более сильными удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительней мы размышляем о них, – это звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне.

М. – О каком законе Вы говорите?

И.К. – Закон, живущий в нас, называется совестью. Совесть есть, собственно, применение наших поступков к этому закону.

М. – Да, принято считать, что совесть живет в каждом человеке, однако, судя по поступкам многих людей, в этом как-то сомневаешься. Но продолжим о высоком: Вы знаете, что люди, далекие от философии и незнакомые с Вашими трудами, наверняка слышали о «категорическом императиве Канта». Хотелось бы на прощание услышать его от Вас.

И.К. – Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.

М. – Поясните, пожалуйста, подробнее.

И.К. – Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству.

На этой возвышенной фразе дух великого собеседника нас покинул…