Мужское решение

   Старый и довольно просторный дом на углу улицы долго не могли продать. Несколько лет назад в нём произошла трагедия со смертельным исходом. И местные, хорошо знавшие прежнюю хозяйку, приобретать его не торопились. Наконец купила, приехавшая с двумя малолетними девочками, женщина по имени Катаржина.

   - Аль у вас в роду были каторжные? - поинтересовалась баба Груня непривычному для этих мест и странно звучащему для её слуха имени.
   - Почему каторжные? - не обиделась новая соседка. - Это польское женское имя. Меня так бабушка назвала, у неё были польские корни.
   - Мне трудно запомнить, уж не сердись, и, если не против, буду звать тебя Катей, - предложила компромисс баба Груня.
   - Называйте, если вам так больше нравится, - согласилась Катаржина.
 
   Однако, баба Груня, несмотря на подводившую её память, имя владелицы дома не только хорошо запомнила, но и частенько в её отсутствие употребляла в самом негативном и, как ей казалось, исконном смысле этого слова. Хотя, обращаясь непосредственно к ней, называла Катей, впрочем, как и все остальные.

   Женщина нигде не работала. Жили с дочками тем, что росло в саду и огороде. Этого, естественно, не хватало. И скоро люди заметили - время от времени в доме по соседству появлялись какие-то мужчины, находились там некоторый период, пьянствовали, гуляли и потом исчезали. Затем появлялись другие, так же бурно отмечались и тоже бесследно пропадали.

   Вот тебе и Катаржана! - преднамеренно искажая имя, возмущалась баба Груня, обсуждая новости на улице. - Да у неё настоящий отстойник! Возвращаются уголовники с каторги, пока не обвыклись, временно перебиваются. А потом дальше летят по свету.

   - Орут, пьянствуют, дерутся, а детишки при них, всё видят. И куда только власть смотрит? - поддакивали женщины. - Уж и наши, местные мужички стали к ней заглядывать.

   На улице Катаржина показывалась редко, только при крайней необходимости. Она выходила в домашнем халате, повязанная, как старушка, выцветшим платочком, низко опустив голову и будто сама старалась врасти, по колено вдавиться в землю. Была она всегда немногословной. Её дочки, Таня и Алёнка, играли, в основном, во дворе. Иногда выходили за забор, но от дома сильно не отрывались. Это были тихие и послушные девочки.

   А однажды произошло непредвиденное. Был праздник, и в доме собрались собутыльники хозяйки, как из станичных пьяниц, так и очередных залётных. С чего началась потасовка, покрыто глубокой тайной. Всеведущая баба Груня предположила, что не поделили гулящую бабу свои и пришлые. Среди мужчин она всегда была единственной женщиной. И, выходило, - каждый из присутствовавших мог претендовать на чувства хозяйки, когда бы пожелал считать её дамой своего сердца.

   Драка завязалась в доме. Затем из калитки выскочили двое местных, а за ними человек пять приезжих. Те и другие громко матерились, угрожая друг другу. Было похоже, что станичники накостыляли гостям, и те требовали реванша.

   Местные ориентировались лучше. Добежав до следующего угла, они выдернули из старого забора колья, и дружно повернули против врага. Превосходивший численностью враг был повержен.

   На следующее утро залётные пришли к станичникам мириться. Они принесли с собой живого петуха, пойманного во дворе своей подруги, и, вероятно пожертвованного ею из страха последствий огласки, а ещё литр водки. Один из них слёзно молил жену хозяина пришить напрочь оторванный в драке рукав куртки. Другой обиженно твердил: "Кольями по спине! Так и горбатыми остаться можно."

   Дары были милостиво приняты, рукав пришит, потому что ни для кого не было секретом: Катаржина с иголкой управляться не умела. А вот от застолья  с уголовниками победители категорически отказались.

   - Дерьмо вам ложками хлебать, а не водку пить! Сдавайтесь сразу в психушку, если такие буйные, - не пустили ходоков даже во двор.

   Какое-то время Катаржина тихо прозябала вместе со своими детьми. Еды особо не было, денег тоже. Одевались и вовсе нищенски. Соседки изредка угощали, но бездельников и лодырей в станице не любили. Принцип: "ты старайся и мы тебе поможем" торжествовал в стародавние времена, продолжал иметь значение и в настоящем.

   И вот раз на очередных уличных посиделках баба Груня объявила:
   - А у нашей-то соседушки новый хахаль объявился. Не поверите  кто! Петро, сын Натальи, что с Севера недавно вернулся. Гляжу, приходит к ней по вечерам. Позавчера кривую калитку в огород выровнял, теперь закрывается. А вчера в огороде ей помогал. Мужчина серьёзный, и зачем ему такая непутёвая? Нашёл бы молоденькую, работящую, да и строил с ней семью. Давно пора! А с этой Катаржаной будет жизнь его каторжная.

   Петра мнение станичниц интересовало меньше всего. Он то ли арендовал, то ли прикупил в поле земельный участок, приобрёл себе машину и колёсный трактор и занялся фермерством. Жил в родительском доме, частенько наведываясь к Катюхе, как сразу стал называть подругу, и к её детям. В доме появилась в достатке еда, а девочки выходили на улицу в обновах. Да и сама Катаржина неузнаваемо изменилась. Оказалось, она высокая, стройная , со свежим лицом и обаятельной, тихой улыбкой. И волосы у неё не седоваты, какими казались выбиваясь из-под старого, мятого, неопределённого цвета платка, а естественно светлые, с красивым, золотистым оттенком.

   Было дело, прибыл очередной постоялец из мест не столь отдалённых. Когда Пётр появился на пороге, гость заканчивал обедать. Пётр поздоровался, подождал пока тот допьёт чай, и спокойно объявил:
   - А теперь, уважаемый, давай до дому! И забудь сюда дорогу. Теперь я здесь хозяин.

   Мужчина прытко подскочил и потянулся за чем-то в карман.

   - А вот этого не надо! - нащупав огромный гаечный ключ, пресёк Пётр ненужные поползновения. - И передай своим браткам-уголовникам, чтобы духу их здесь больше не было!

   Вечер выдался лунный, благоухающий яблоневым цветом. Девочки уже угомонились и легли спать. Пётр с Катаржиной сидели во дворе на круглых, широких пеньках, заменявших им скамейки и неторопливо беседовали.

   - Тебе-то самой нравится такая жизнь? С голодом, пьянками, уголовниками? - ровным тоном поинтересовался друг хозяйки.
   - Конечно же нет, ты ведь знаешь.
   - Тогда зачем принимаешь эту тюремную шушеру?
   - Я тебе уже рассказывала, что эти связи ещё с моей Родины. Сожитель мой в тюрьму попал, а когда отсидел, ко мне с другом заехал. А потом - по накатанной, вспоминать тошно! И когда этот, сегодняшний, появился, я не знала что делать. Законы гостеприимства, и всё такое... Человек с дороги.
   - Как что делать? Выходи за меня замуж, раз такая беспомощная. Вместе справимся.
   - Ты что, Петя, серьёзно? Я же шалава! Тебя люди засмеют.
   - Это мне решать, какая ты. А насчёт людей, так пусть кто-нибудь попробует! Пойми, дурашка, у тебя дети растут. И учти - девочки! Разве ты им желаешь своей судьбы?
   - Однозначно нет!
   - Ну то-то же! Бабушка перемудрила, конечно, с твоим именем. Но я смотрел в справочнике, оно с польского переводится как "чистая". Так и будь по жизни чистой, что тебе мешает?
   - Вот и бабушка перед смертью говорила, чтобы я продала её дом, переехала в чужие края, где меня не знают и начала жизнь заново, с чистого листа.
   - Что ж, завтра возьмём чистый бланк и подадим с тобой заявление в ЗАГС. Надеюсь, ты не против? А теперь пошли спать.

   Шли годы. Танюшка и Алёнка выросли, получили образование, обе вышли замуж. Теперь Пётр с Катаржиной нянчатся с их детьми, своими внучатами. И со стороны немолодая пара вместе с внуками смотрятся чинно, пристойно и кажутся вполне счастливой семьёй.