Дети войны. Чья мама?

               
  Наш детский дом  представлял собой настоящую, весьма даже продуманную усадьбу - учебный корпус, общежитие, столовая, спортзал, наружная спортплощадка, гараж, мастерская, котельная, склады, двухэтажный дом для воспитателей и преподавателей, море цветов, живой уголок и даже кирпичная ограда, хотя из дерева было бы проще и дешевле. Располагалась  усадьба  в сосновом, бору, на берегу реки. От города к нему шла прекрасная дорога, в реке водилась рыба. Лес, конечно же, баловал нас разнообразными ягодами и грибами. Всё бы ничего, живи - не хочу, но война отыскала и наше тихое гнёздышко.
  Вот что ей здесь надо было? Всего один самолёт, из-под солнышка, невидимкой пальнул зажигалками, стрельнул пулемётом и весь первый этаж учебного корпуса вспыхнул, как огненная змея. А там - дети, ежегодный  бал. Правда, большинство детей было ещё наверху по своим классам, надо полагать, собирались как домой или как на свою свадьбу. Да в том-то и беда, что как раз это большинство и было отрезано огнём от всего мира и от своей  драгоценной жизни.
Со второго этажа старшеклассники повыпрыгивали, хотя и обожглись кое-где. Остальные, спасаясь от огня, кинулись наверх, на четвёртый  этаж, часть которого представляла собой фойе со стеклянной стеной, выходящей во двор усадьбы. На этаже, слава богу, оказался местный завхоз дед Семён и «чья–то там мама». Дед молотом разбил стену и выпрыгнул сам на верную гибель, горящий, как факел и молчащий, как партизан. Но зато в фойе исчез дым и чрез дыру в потолке стало видно, как из бака на чердаке хлещет на них спасительный ручей, как подарок от  господа. Но опять же, ручей один, а детей чуть ли не сотня, а пламя всё ближе и уже по потолку подбирается, и дети вдруг заорали. И тогда эта самая «чья–то мама» как крикнет на всю вселенную: «Дети - вкруг, и - пошли!» Дети сразу всё поняли и пошли, и пошли, по кругу, держась друг за друга, жадно хватая воду и всё – таки, дико оря при этом. «Мама» же, зная о том, что во дворе пожарники, расправив свои "батуты", ждут и её подарков, встала к самому ближнему очагу огня на пути детей и ну  швырять да толкать несчастных вниз, не обращая внимания на их дикие вопли.
  А когда после первой пробы двор взорвался аплодисментами, сигнализируя миг удачи, дети полетели гуще, а некоторые и молча. Однако в какой-то момент даже детворе стало ясно, что всем от огня не уйти, тем более, что потолок вот-вот рухнет. И тогда, представьте себе, самый авторитетный пацан Генка Катков напялил мокрую кепку, сплюнул, как перед казнью и выпалил геройски: «Ну что, пацаны, будем поджариваться или как? Вы как хотите, а я пошёл!» И махнул в огонь, оставив с открытыми ртами своих не таких отчаянных однокашников. Более того, Генка, очухавшись там, внизу и наверняка стрельнув  у кого–то щепоть махры, издал свой знаменитый, якобы бандитский свист, чем ещё раз предложил друзьям не робеть, а махнуть к нему, потому что ему, видите ли, там скучно.
  Однако, уж после такого, да ещё и перед девчатами, да перед «чьей-то мамой», все остальные ребята мигом попрыгали в бездну огня, может быть даже в тайне молясь и зовя во весь дух каждый свою маманю.
  Девчат, конечно, так не вдохновишь. Разве что мокрого тряпья на них было больше. Да, ведь некоторые ещё и в руки не давались. Вот и лови их как хочешь,  если у самой пропащая жизнь уже как бы и не воспринималась. Но мать есть мать - почти обезумев, не ощущая ожогов, она ловила, била, толкала, швыряла этих дурёх, моля всевышнего успеть выбросить всех, и чтоб ни одна мимо «батута» не угодила. Успела, успела, слава богу! Ей бы и самой сигануть, и пожарники её ждали, но она почему–то метнулась к дыре в потолке, по обломкам выскочила на чердак, а там, как ни странно, её и след простыл.
  Пожарники, ворвавшись туда, её не обнаружили. И даже когда огонь погасили и разложили здание по брёвнышкам, ничего похожего на следы или останки какого–либо существа так и не обнаружили. Более того, ни гости, ни родственники, ни работники учреждения ни одной подозрительной дамы не отметили. А вот дети, которые делили с той дамой самое страшное в своей жизни, охотно описали один и тот же, весьма даже обаятельный образ - красивая, сильная, потому как Вальку и Светку одновременно, как котят, выбросила. Местный гений Глеб, который и сам обгорел, вмиг набросал великолепный портрет, в котором вся детвора сразу узнала свою спасительницу. Портрет повесили в коридоре. Но как только тот же гений узнал о том что, менты разыскивают «неизвестную маму» не как спасительницу восьмидесяти сирот, для  вручения  самой высшей награды, а как бежавшую из колонии, он порвал портрет, и - давай чуть ли не Сталину писать. И написал бы, если бы мой друг Вовка не рассказал всем о том, что «чья-то мама» на самом деле - его мама, и она действительно бежала из колонии взглянуть на сыночка и снова вернуться, хотя и осуждена была незаконно.
  Тут уж и директор детдома примчался, и сразу - за телефон. Местный районный прокурор  успокоил  директора, сообщив, что дело героини пересматривается и она  наверняка будет освобождена. Не поверите, так и случилось, и через неделю на наших воротах сияла новая нержавеющая табличка "Детский дом высшей категории имени Мари Берёзкиной". Сама же Мария Петровна до сих пор по праздникам с гордостью демонстрирует золотую Звезду Героя Советского Союза.