О любви. Алиса -7

        Новую жизнь начинать непросто. Я не мог отказаться от выпивки. Настя не упрекала. Лишь однажды сказала:
       – Хочешь, чтобы я родила, но это невозможно пока ты пьешь. Думай.
       Думал! И понимал, что не пойду к наркологу. Бесполезно! Не буду искать дорогу к храму. Церквей в городе много, но ни в одной из них я никогда не был, не ставил свечки ни за здравие, ни за упокой. Не каялся, не исповедывался. Все должно идти от сердца. От храма в душе. Наверное, когда - то он был, на любви возведенный. И дорога была. Шел по ней, радуясь миру и женщине. Счастливый. Счастливому нет нужды в покаянии. А сейчас в душе монстр. Какой храм?
        У моей большеглазой, большеротой девчонки характер был ангельский. Каждый вечер я рассказывал ей о своей жизни, часто повторялся и просил потерпеть. День, неделю, год... Потерпеть! А она вдруг посоветовала:
        – Съезди на кладбище, помяни Алисиного друга.
        Я рассердился:
        – С ума сошла. Кто он такой, чтобы унижаться? Бандит!
        Настя с изумлением на меня посмотрела.
        – А ты кто такой, если украл его деньги? И не злись. Чтобы освободить душу от монстра, надо сделать хоть какой – то важный шаг. Начни с этого, если не готов к исповеди.
         Ночью не спал, смотрел на ее лицо и не понимал, откуда в этой девочке столько смелости? Кто я такой? Успешный издатель. Заботливый муж. Деньги взял, но Алиса могла не вернуться... Кто я такой? Человек, который пытается прогнать из своей жизни монстра, а не получается. Из – за ущербности? Что за чушь пришла Насте в голову? Пьющий не значит ущербный... Разглядывал шею, смуглую, нежную, беззащитную. Не похожую на стебель экзотического цветка. Легонько погладил ладонью.
         – Не трогай, – сонно пробормотала Настя, – я не она. Спи!
         Конечно, не она. Алиса была единственной. Кира обещала позвонить, как только приедет. Приедет же! Теплые, податливые бедра были рядом. Настины! Я же в эту минуту хотел другие. До стона! Настя закрыла мой рот поцелуем. Большие, упругие губы упрямо терзали мои, не давая выдохнуть: «Алиса»... Утром я услышал легкое «шлеп - шлеп» и улыбнулся. Какая Алиса? Жена. Длинноногий жеребенок на веселом цветущем лугу! Накатила ночью пьяная блажь, ностальгия по прошлому. Только и всего. Или не блажь? Лучше не думать.
         На кладбище я выбрался. Фотография на мраморной плите была новой. Раньше такие не делали. Лицо не узнал. Все – таки видел его давно и недолго. И лишь ироничный взгляд из под черных ресниц напомнил о боли, о разбитой челюсти, о гематомах по всему телу. О крови... О моей крови, которой я плевался за углом казино. Меня могли убить. Только потому, что вот этот считал, будто ему позволено все.
        – Пошел ты, – выругался я, – без меня помянут.
        Монстр рабушевался, выпустил когти... Я ведь увидел тонкую вязь гравировки над фотографией: «Спасибо за любовь!» Увидел и понял – Алиса! Кто же еще? Давно или недавно, какая разница. Мне она спасибо не говорила, даже в лучшие наши годы.
         – Мужчина, – сказал кто – то рядом, – не майся. Сделай то, зачем пришел. На кладбище не грешат.
         Женщина была пожилой, скромно одетой, с печалью в глазах. Я не посмел нагрубить.
        – Сын?
        – Мужа навещаю, а этого парня помню. Шустрый был.
        – Бандит, – вырвалось у меня.
        – Может, и бандит. Время было смутное. Не суди.
        У нее был такой мудрый и добрый взгляд, что хотелось все объяснить, рассказать. Не посмел. Как можно? Чужой человек со своими проблемами. Но на душе отлегло. Достал одноразовые стаканы, бутерброды, разлил водку.
         – Ладно, бабушка, помянем этого парня.
         – Помянем! Интересная дама к нему приезжает. С дочкой! Жена, не жена, не знаю.
         Она не договорила, потому что я заорал:
         – Это моя жена! Была моей. Все разрушилось, все!
         – Блажной ты, –  женщина перекрестилась, – пойду я. В храм бы тебе.
         Что они привязались с храмом? Есть грешники покруче меня. И ничего – живут. Я долго сидел на скамейке возле плиты. Уже пьяный. Уже пославший к черту монстра. Уже откровенный до мелочей. Парня звали Романом.
         – Ты прости, Ромка, – бубнил я, – за деньги, за Алису. Любил, а не уберег. Бывает и так. Но если приезжает сюда, значит все ладно. Увидеть бы!
         И показалось, что лицо ожило, изогнулись презрительно губы: вот – вот и заговорит. По спине побежали мурашки. «Сукин сын, – обругал я себя. Вечер, никого нет. Глюки!». Уходил, не оглядываясь. На парковке, возле машины, стояла Кира.
         – Так нельзя, – сказала она раздраженно,  Настя извелась. На работе нет, телефон не доступен, а он тут сопли развел. Сто лет назад Алиса была, забыть пора. И по бандитским могилам болтаться нечего. Так бы и врезала.
         – Давай, Кирюша. Виноват перед всеми. Давай!
         Она хлестала меня по щекам, а я и не защищался. Терпел, как тогда, за углом казино.
         – Ты совсем идиот? – засмеялась она вдруг, – взял бы бабу в охапку и трахнул. Зачем ты Насте такой? Бросит.
         – А тебе зачем? – правая ладонь прикоснулась к полной шее, слегка сжала. Кира не испугалась. Отвела мою руку.
         – Любила тебя когда – то. Еще до Алисы. Забыл, как кувыркались в твоей трущобе?
         – Забыл, – честно ответил я, – мало ли с кем я тогда встречался. Ты это из головы выкинь. Настя – святое!
         – Святое, святое... Садись в машину. Да не за руль. Не хватало еще разбиться.
         В машине я уснул. И приснилась Алиса, веселая, юная. В бежевом, с напудренными ресницами. Взяла меня за руку и шепнула: «Ты все правильно сделал. Надо было помянуть, а меня забудь. Все простила, давно». Повеяло ароматом кофе, шоколада, духами. На секунду... Кира в дом не зашла. Настя сбежала по леснице, обняла, прижалась.
        – Я так за тебя испугалась. Потом расскажешь. Сначала поешь или в душ? 
        Положил голову на узкое Настино плечо. И замер. Какая Алиса? Вот оно, родное, теплое, святое. Но как отвратительно от меня пахнет! В душ. Под ледяные струи, а потом в ласковые Настины руки.
         Странно, но с этого дня я перестал писать рассказы об Алисе. Даже когда выпивал и уходил в кабинет, сюжетов не было, ни сентиментальных, ни с ужасами. То есть, они мелькали в воображении и исчезали. И мысли о ней не посещали меня. Не удивлялся. А вот монстр, похоже, недоумевал. Затих и ждал, что вот – вот сорвусь в прошлое, буду метаться, и он выползет, разрушит мир... Хрупкий мир в душе, который, как кружево, плела Настя. Как ей это удавалось? Кружево было нежным, легким. Почти невесомым, а согревало.
         Шлеп – шлеп – шлеп... Вверх и вниз по лестнице. По моей судьбе. За что мне такое чудо? Не заслужил. Так хорошо, что даже страшно.
         – Почему не заслужил? – спрашивала Настя, – каждый человек имеет право на счастье, даже если ошибался. Опять коплексуешь!
         – Не комплексую, боюсь потерять тебя.
         Душистые волосы падали на мое лицо, от ее дыхания становилось жарко, весело, молодо. С Алисой все было иначе, острей и я ничего не боялся, потому что молодость – фейерверк безмятежности.
         Шлеп – шлеп – шлеп... По монстру, по сюжетам из прошлого – шально и бесстрашно. И не сорок пять, нет! Я тоже шальной и юный, а впереди целая жизнь... В такие минуты просил судьбу оставить мне эти ощущения. Не навсегда, но еще на чуть – чуть. Просил, но слышат, наверное, только безгрешных. Или вообще никого. Меня не услышали!
        – Отец приезжает, – сказала однажды Настя, – он хороший, вы подружитесь.
        Я знал, что он где – то есть. Отец и отец! Бывший муж Киры, уехавший жить за границу. Мне не было до него дела.
         Уточнил:
         – Приедет в наш дом или к матери?
         – К себе, в свою квартиру, но в гости придет. Ты не рад?
         – Главное, чтобы ты была рада, а мне все – равно. Он же вас бросил.
         – У мамочки не поймешь, кто кого бросил. Тайна за семью замками. Да это и неважно. Я очень на него похожа. Хочешь, покажу фотографию?
         Широкоплечий, высокий, элегантный, на фоне Ниагарского водопада. Красавец. Самец! Я ни разу не видел этого человека, но в душе что – то тревожно дрогнуло. И заныло, заныло, словно мы были врагами. Когда?
         – Разволновался – то, – засмеялась Настя, –  а вообще впечатление производит, да? Таежная закалка. И я у тебя наполовину сибирячка.
         Она веселилась, а я чувствовал, как торжествующе выпозает монстр.
         – Какая еще сибирячка? Здесь родилась, выросла. Как его, кстати, зовут?
         – Ну ты даешь, – изумилась она, – я же Тихоновна! Тихоном и зовут. Живет в Канаде, а вообще из Саянской тайги. В нашем городе учился, работал.
         Тихон! Этого не может быть. Совпадение. Надо звонить Кире. И выпить водки, чтобы хоть немного успокоиться. Тихон, постель на полу, измученная Алиса... Совпадение?
         – Тихон и что? – спросила Кира, – трепыхаешься, как истеричка. Возьми себя в руки. Роман был. Я к нему ездила, он ко мне. Настю родили. Все это после того, как Алиса уехала.
         – Убью, – рявкнул я, – жизнь испортил ей и мне.
         – Смотри, как бы он тебя не убил. Крутой мужик.
         Что же такое – то? В нежной моей жене течет кровь подонка. Я и  прикоснуться к ней не смогу. Судьба издевается?
         – Эй, ты Насте ничего не рассказывай. Она отца обожает. Встретятся у меня. А ты в командировку. Слышишь? – Кира разволновалась, – не надо вам видется.
         Как это не надо? Я, может, только этого и ждал все годы. Пошла она со своими советами. После работы домой не поехал. Насте позвонил, соврал, что запарка с номером, пусть не ждет.
        – Жаль, – огорчилась она, – без тебя скучно. Хочешь приеду?
        Что – то объяснял и, вот ужас, понимал, что не хочу ее видеть. Пока не хочу! Завтра, послезавтра, через неделю все, возможно, изменится. И я опять буду радоваться доверчивому «шлеп – шлеп...», невидимому кружеву. Кружеву из волшебных нитей тепла. Сегодня его разодрал монстр. В клочья!
        – Отец будет у нас завтра, ты не задерживайся.
        – Как же я могу задержаться? Это нельзя пропустить. Будет особенный вечер, правда? С папочкой, с Кирой...
        Кажется, Настя всхлипнула. Почему? Ах да, я пьян, язвителен. И пусть! Кто – то должен услышать, что мне больно. Почему не она? Про таежную историю я ей рассказывал, правда, имени подонка, который увез больную Алису за тридевять земель, не называл. И вот совпало!
        Ночь провел в своей двушке. Раздвинул шторы, открыл окна, сварил кофе. Здесь было тихо, уютно, стильно. Самое то раскинуть диван, хорошо выспаться, а утром... Что утром? До утра мне надо обдумать, как убить этого человека.
        Сочинял не рассказ, сценарий убийства. Азартно, изощренно, агрессивно. Мстил за Алису, за себя, за двадцать лет одиночества! Мстил, но к утру выдохся и заснул. Спал крепко и сладко, как юности. В полдень после холодного душа, горячего кофе открыл ноутбук и не увидел ни строчки. Ни строчки! Значит ничего не писал. Сидел, пил водку, разговаривал с собой. Рисовал в воображении картинки идеального убийства. Может, и Тихон не отец Насти? Приснилось, причудилось... Так спиваются до канавы, до петли. Что делать – то? И мне уже не хотелось ни убивать, ни возвращаться в таежную историю. Опустощение, которое пришло на смену агрессии было неожиданным, даже пугающим. Такого я никогда не знал.
        К вечеру в офис издательства приехала Кира. Без ерничания, иронии. Взяла меня за руку, проговорила тихо и жалобно:
        – Не будите спящую собаку, так кажется говорят. Вот и не буди, если  любишь Настю. Он через два дня уедет. Ты успокоишься. Настя обидится, но ненадолго. Зачем вам встречаться, чего выяснять?
        Я ничего не ответил. На душе было спокойно и пусто. Что – то переключилось ночью в моей голове. Щелк – и тряхнуло, выбросило на другую полосу. Светлую, черную, кто его знает. Прошлое было очень далеко. Там, словно на подмостках театра, метались какие – то крохотные фигурки. И мне было все – равно, кто это.
        – Есть что – нибудь выпить? – спросила Кира, – знобит, переволновалась.
        Я достал из бара водку, стакан.
        – Давай уж вместе, – сказала она, – за то, что понял.
        Понял – не понял, какая разница? При чем тут Кира? И зачем водка? Набрал номер Насти.
         – Прости, я не приду. Ты не спрашивай ни о чем.
         Она промолчала, но через какие – то невидимые вселенские нити до меня доходило ее тепло, тонкий аромат ландышей... Настя пахла ландышами. Всегда!
         – Какой ты сегодня странный, – удивилась Кира, – ну да ладно. Главное, убивать не собираешься.
         И вдруг я понял, вернее почувствовал, что убийство уже состоялось...
 
 Продолжение.

  Опубликован в книге «Горячка» 2015 г.