Личность А. Завенягина и его деятельность вызывают много споров из-за отсутствия документальных материалов, до сих пор хранящихся в закрытых архивах.
Даже в социальных сетях о нём отзываются как о злодее в масштабе государства и как о выдающемся государственном деятеле. Где же истина?
О непростом и трагическом времени и роли личности крупного государственного деятеля, дважды Героя Социалистического Труда, начальника Магнитостроя и Магнитогорского металлургического комбината (1933-1936 гг.) Авраамия Павловича Завенягина в истории Магнитки и Норильска размышляет известный журналист Анатолий Львов.
Объективность - понятие субъективное: на одни и те же события можно смотреть с разных точек зрения и каждую называть объективной. Журналист старается использовать архивные документы и факты и поднимает целый пласт нашей малоизвестной истории. В книге "Магнитка. Крепость России", много говорящей об энтузиастах первой пятилетки, есть и горькие факты. На стройке, принятой Завенягиным, трудились тысячи спецпереселенцев. Но при всех лагерных издевательствах, за колючей проволокой заключённые не жили в землянках и палатках в лютые морозы. Их не подвергали выморозке, как и "закаливанию" в тёплые месяцы от тифа, малярии и оспы.
Завенягин не нуждался в похвале потомков.
В любую погоду, даже когда рассчитывать на автомобиль не приходилось - дорога в гору, на руднике появлялся всадник, директор комбината на лошади. Он проверял, организовывал, вдохновлял - стал своим на руднике. Это он умел - пробиться к сердцу, чтобы каждый стрелочник поверил, как много зависит от него. В этом и заключался главный рецепт успеха Завенягина.
В первый год на Магнитке у него, конечно, были ошибки: на большое хозяйство, строительное и металлургическое, его не хватало.
Со временем он резко сократил свои визиты на гору, мёртвой хваткой вцепившись в следующее звено стройки. Изредка наведывался на электростанцию: его волновало соседство со взрывными работами.
Здесь же, у подножия, в столовой горняков после победной смены встречали с оркестром, цветами и праздничным обедом. Здесь руководил женский совет, где председателем была Мария Никифоровна Завенягина. Жёны и только жёны оборудовали горняцкий клуб и организовали в нём кружки, начиная с танцевального.
В Магнитогорске нашлось тогда немало людей, чернивших Завенягина. Среди "обличителей" не было работников комбината, рабочих основных профессий. Зато сотрудник многотиражки некий Печёнкин доносил: "О Завенягине три раза говорили на пленуме, что он "оброс врагами народа. Всё это говорится, а потом кладётся под сукно. Если бы этот материал был вовремя отослан в Москву, он не прошёл бы в депутаты Верховного Совета. Я работаю здесь второй год, но дальше разговоров о вредительских методах строительства дело не идет". Припомнили Завенягину и недопустимую "мягкотелость" по отношению к первому секретарю горкома партии Хитарову.
С Завенягиным Хитарова сблизили похожий подход к делу, общая опасность и общая беда, недоумение и боль по поводу того, что происходило кругом по указке людей, которым они продолжали верить. Позже Хитарову припишут авторство "гнилой антибольшевистской теории" о том, что в Магнитогорске нет врагов. Это была жизненная установка их обоих, которая спасла сотни людей… Им этого не простили: Хитарова репрессировали и расстреляли, Завенягина спасла почётная ссылка. 1937 год обошёлся Завенягину домашним арестом ("просьбой" не покидать квартиру) и ссылкой. Почётной! Но туда, где полярная ночь была привычной. Его сослали в лагерный посёлок Норильск, 113-й километр на восток по засыпанной снегом узкоколейке, 2028 километров к северу от Красноярска.
Ему не запрещались командировки в Москву и Ленинград, проезд в мягком вагоне и перелёты. Оставили документы и право не поселяться в бараке, не гарантировали только жизнь.
8 апреля 1938 года приказом по личному составу НКВД начальником строительства Норильского комбината был назначен Авраамий Павлович Завенягин.
Он застал Норильск в облике не образцовой зимовки - "временного жилья построено полтора десятка домов, люди размещены в крайней тесноте, в обветшалых палатках и фанерных бараках". Начал он с пресечения спекуляции табаком и сахаром. Было дело - подписывал и расстрельные приговоры, но отъ-явленным бандитам и спекулянтам.
Он знал, что лёгкую работу ему не предложат, да и не был в ней заинтересован, привыкший к тяжёлым заданиям и любивший их.
Через полтора месяца был пущен опытный конвертер. С помощью маленькой ручной вагранки горновой Сердаков получил первый металл. За двадцать дней построили к учебному году и школу.
Это были завенягинские темпы, хватка, умение полагаться на единомышленников и разбираться в людях.
Начинался отсчёт норильской трёхлетки Завенягина. Ему шёл 38-й год. В новой команде Авраамия Павловича были и старые знакомые по Горной академии, по Магнитке, Ленинграду, Украине: и выпускники институтов и академий, которым поручалось всё первое - от первых проектов до получения первого металла. И, конечно, команда - это все самые нужные и талантливые в каждой отрасли. "От обычной схемы создания новых производств наша отличается тем, что в ней отсутствует элемент времени". Времени у нас нет", - так говорил много позже один из основателей атомной промышленности Завенягин. Главной задачей для него в Норильске стало возведение в очень короткие жёсткие сроки производственных комплексов, причём без особых затрат. Сталин отдал стройку в ведомство НКВД, которая обеспечивала бесплатную рабочую силу. Она постепенно прибывала по этапу. Количество заключённых в Норильском ИТЛ выросло с 8 тысяч в 1938 году до 19,5 к концу 1939-го. Норильлаг, один из крупных островов ГУЛАГа, поставлял и превосходные инженерные кадры. Заслугой Завенягина стало то, что ему удалось поставить лагерное начальство в определённые рамки. Норильлаг отличался относительно лояльным режимом содержания заключённых, чего не было, например, на Колыме или в Воркуте.
Плавку номер один провели на Опытном металлургическом заводе, который размещался в избе, построенной геологами ещё в 1930 году. В углу избы за два дня сложили миниатюрную вагранку. Всё, что нужно, делали вручную. Загружали руду, флюсы и кокс вёдрами, поднимаясь по узкой лестнице под самый потолок. Ковши с раствором отодвигали с помощью ручных захватов. Было дымно, душно, как в деревенской кузнице.
В такой обстановке плавки продолжались до следующего года, когда вступил в строй настоящий плавильный цех Малого металлургического завода. Большинство специалистов перешли на обслуживание промышленной печи - ватержакета. Основной металлургический завод стал опытным металлургическим цехом нового завода.
Уже летом 1939 года в Мончегорск была отправлена первая партия продукции, более 200 тонн.
Так проходил первый этап развития металлургии в Норильске. Начинался он в первобытных условиях, короткое время продолжался на заводе восемнадцатого века и завершился на современном заводе. Это был, вероятно, единственный пример строительства предприятия подобным образом.
Перед отъездом в Норильск Завенягин посетил проектный институт, от которого зависело будущее комбината, и ему стало ясно, что будущий комбинат должен рассчитывать, в основном, на себя. Проектный институт мог оказать очень ограниченную помощь, а ждать её от родственных предприятий не приходилось - завод в Мончегорске только готовился к пуску.
Прибыв в Норильск, Авраамий Павлович уже через шесть дней издал приказ о немедленной организации проектного отдела и Опытного металлургического завода. Отовсюду с общих работ стали собирать специалистов.
Никто из них никогда не проектировал никелевых заводов и не работал на подобных предприятиях. Предстояло научиться этому. Завенягин принял единственное в своём роде решение: сделать проект металлургического завода и подготовиться к пуску плавильного цеха … за полгода.
За полгода можно было спроектировать и построить лишь небольшой цех, технически упрощённый, дешёвый. Так появились ОМЗ, а за ним ММЗ, школа проектантов и металлургов.
Как мог Завенягин в обстановке 1938 года и в своей собственной ситуации так рисковать, множить число личных врагов, буквально - своевольничать? Он оставался самим собой, не допуская мысли уступить в главном, просчитывал всё, что можно, стараясь не допустить ошибки. Ведь Москве надо было доказать, что дело сдвинулось с мёртвой точки.
Он всё брал на себя. Крупный специалист, коммунист с 1917 года - Авраамий Павлович Завенягин. Впоследствии он руководил строительством таких атомных объектов, как Арзамас-16, Красноярск-26, Челябинск-70, Семипалатинский ядерный полигон. Незадолго до смерти стал заместителем Председателя Совета министров СССР. За всё нужно платить, собственным здоровьем - тоже. Скончался А. П. Завенягин 31 декабря 1956 года. По неофициальной версии, он умер от лучевой болезни.
Начальник Магнитостроя и комбината
© Copyright: Валерий Ефимов, 2016
Свидетельство о публикации №216030200215
Свидетельство о публикации №216030200215
Рецензии
-Хорошие люди в памяти народной. Хорошо и Вы о нём. Спасибо.
Был у меня в родственниках тоже хороший человек - Анкудинов -начальник треста "Магнитострой", царство ему небесное.
Тамара Петровна Москалёва 14.09.2016 16:05 • Заявить о нарушении
Был у меня в родственниках тоже хороший человек - Анкудинов -начальник треста "Магнитострой", царство ему небесное.
Тамара Петровна Москалёва 14.09.2016 16:05 • Заявить о нарушении
Леонид Георгиевич Анкудинов имел прямое отношение к открытию новой трамвайной ветки по улице Жданова (ныне Ленинградской) и строительству пионерского лагеря "Орленок", которого ныне нет. Его фамилия на слуху в нашем городе.
С уважением
Валерий Ефимов 14.09.2016 16:41 Заявить о нарушении
С уважением
Валерий Ефимов 14.09.2016 16:41 Заявить о нарушении
-Магнитка славится замечательными специалистами. Но и поэтов-писателей хороших много, взять хотя бы лауреатов разных премий (заслуженно!): Турусову Анну, Дышаленкову Римму... вот и Валерий Ефимов!
Всего доброго. С уважением - Тамара.
Тамара Петровна Москалёва 14.09.2016 17:28 Заявить о нарушении
Всего доброго. С уважением - Тамара.
Тамара Петровна Москалёва 14.09.2016 17:28 Заявить о нарушении
П.С.Дышаленкова... очень люблю её стихи. Жаль ушла... царство небесное...
Тамара Петровна Москалёва 14.09.2016 17:30 Заявить о нарушении
Тамара Петровна Москалёва 14.09.2016 17:30 Заявить о нарушении
Я хорошо знал ее моего старшего товарища и наставника Римму Андрияновну Дышаленкову. Недавно были ее сороковины, но могилы ее в Магнитке нет. Прах с ее урной покоится в колумбарии города Жуковского. Но имя ее скоро будет носить одна из городских библиотек Магнитки. У нас городские библиотеки - имени Ручьева, Люгарина, Кондратковской, Татьяничевой. Решается вопрос и о библиотеке имени поэта Александра Павлова, которого я хорошо знал. Есть улицы имени Завенягина и Тевосяна. Кто знает, может когда-то на улицах Магнитки и "пропишутся" Анкудинов и Сафронов, бывшие управляющие трестом. Ведь они строили нашу Магнитку. У нас принято называть школы и улицы имени директоров комбината и неведомых нам академиков. Я считаю это несправедливым. Спасибо Вам за теплые слова.Не обижайтесь на мою пародь.
С искренним уважением к Вашему творчеству
краевед
Валерий Ефимов 14.09.2016 17:49 Заявить о нарушении
С искренним уважением к Вашему творчеству
краевед
Валерий Ефимов 14.09.2016 17:49 Заявить о нарушении
- Римма похоронена у Артура-сына. И он пописывает стихи и прозу. Кстати, Вы же в числе подборок подготовили и несколько его рассказов под шапкой "Семь пар чистых и нечистых" (весёлые рассказы) в "Магнитогорском металле" за январ 2014.
Жаль... Мы с ней были неплохо знакомы. Созванивались.
А на вас не обижаюсь - нет. НЕ за что.Всего доброго Вам, Валерий Викторович.
Тамара Петровна Москалёва 15.09.2016 23:23 Заявить о нарушении
Жаль... Мы с ней были неплохо знакомы. Созванивались.
А на вас не обижаюсь - нет. НЕ за что.Всего доброго Вам, Валерий Викторович.
Тамара Петровна Москалёва 15.09.2016 23:23 Заявить о нарушении
Урок бесписьменной цивилизации
Валерий Ефимов
Люблю эссе, заставляющие думать, особенно если они затронули и заставили выплеснуться на бумаге...
Сегодня у Риммы Андрияновны Дышаленковой (1943), магнитогорской поэтессы - День рождения, и я решил по-своему отметить это событие,хотя бы в такой форме...
С разрешения моего духовного литературного наставника и друга Р. А. Дышаленковой привожу большой самостоятельный отрывок (тем более, что он будет иметь большое самостоятельное продолжение!) из тонкой и лирической книги "Ангел времени", иначе читателям станет непонятна моя авторская "Версия: загадка песенки штрафбатовской".
Римма Дышаленкова Урок бесписьменной цивилизации
Хорошо было Черное море при социализме. В субтропической юго-восточной его части расположился Дом творчества грузинских архитекторов.
На паях с ними в Пицунде отдыхают шахтеры Донбасса и российские писатели.
Здесь торжество мужской цивилизации: архитекторы, шахтеры, писатели. Женскую среду обитания составляют жены для мужчин, для них же секретарши и кураторши. Женщины-литераторы никого не интересуют. Они, как правило, уже выбрали свой путь: мужчин им заменила мужская же литература.
В объятиях субтропиков хорошо любоваться культурой мирной жизни.Отдыхающие в Пицунде все умеренно знамениты, знают себе цену, любят тишину и ни к кому не пристают. Все укрощены безмерным телом булькающего моря и розовым перламутром неба, похожего на шевелящуюся медузу.
Совершенства моря и неба недосягаемы. Поэтому знаменитости прячут свои мировые претензии в морских волнах, где тоже полно красавиц-медуз.
Я угадываю классиков по их головам в ленивой волне, мне интересно - доплывут или нет эти головы до мирового океана истории?
в одиннадцать часов утра морской пляж оглашает радостный крик шахтера: "Бабу хочу!"
Всем весело: его приняли за диковинного черноморского дельфина.
Шахтеры и на отдыхе держатся побригадно, но с ними подружился известный писатель из Ленинграда Сергей Воронин. Его повести тогда публиковались в "Роман-газете". Это была всесоюзная серия недорогих журналов и их читали на всей территории СССР. Поэтому шахтеры с удовольствием сиживали у Воронина в номере за вечерней водочкой: видимо, все-таки читывали его повести из колхозной жизни.
Он знал магнитогорского Бориса Ручьева, любил его поэзию. Они были ровесниками, оба с с 1913 года. И, как говорил Воронин, встречались на съездах и конференциях.
За полярной дикою чертой...
"Почитай нам стихи Ручьева, - попросил меня Воронин. - Есть в его стихах какой-то несказуемый болевой код".
И я читаю их, тоже переживая свои никому не нужные испытания:
Какой бы пламень гарью нас не метил,
какой бы пламень нас не обжигал,
мы станем чище, мы за все ответим,
чем крепче боль, тем памятней закал.
Шахтеры притихли: уж больно чувствовался им скрежет зубовный в этих словах.
И я живу, не жалуюсь на долю,
за полярной дикою чертой,
привыкший к баням с ключевой водою,
привыкший к жизни трудной и простой.
Здесь все пути-дорожки перевиты,
здесь каждый вор, как равный, мне знаком.
Здесь битые, матерые бандиты,
раздобрившись, зовут меня сынком...
Воронин сползает с креслица на пол, хватается за голову, как бы давясь молчанием. У него обет блокадного молчания.
На то и существует бесписьменная цивилизация, чтобы прорывать обеты молчания.
Сидя на полу, Воронин хрипло сказал: "Я вам сейчас песню свою спою. Хочу спеть. Должен спеть".
И, медленно выговаривая слова, будто вбивая гвозди, запел, как смог:
Первая болванка попала танку в лоб.
От второй болванки я вылетел в окоп.
Спрашивал танкиста строгий спецотдел:
- Скажи, а поче-му ты вместе с танком не сгорел?
- Вы меня простите, - я им говорю, -
в завтрашней атаке обязательно сгорю...
Первая болванка попала танку в лоб...
Воронин задохнулся, замолчал, глянул на меня и спросил: "Ну как?"
Шахтер за столом шепнул:"По-моему, это песня штрафбата"
Когда бабы дуры
Я - человек послевоенный, идеологически вышколенный, мне не доводилось слышать таких песен.
Я знаю любовную лирику войны, тоску по мирной жизни и строгое торжество побед.
Защищаясь от ужаса, завожу литературоведческую речь про казачью песню. Дескать, первая пуля попала коню в лоб...
- Дуры вы, бабы,- зло усмехнулся Воронин, - ничего вы не понимаете в рождении слова. И никогда не поймете...
Потрясенные состоянием писателя, мы разошлись.
На другое утро молодой шахтер, выскочив из пучины морской, рявкнул на всю округу: "Первая болванка попала парню в лоб", и снова исчез в море.
Неведомая песня навсегда врезалась в память. Это и был урок передачи знания из уст в уста, урок непрерывной бесписьменной цивилизации...
Версия загадка песенки штрафбатовской
Незатейливую песенку, видимо, штрафбатовскую я впервые услышал более двадцати лет назад.
В конце 70-х я работал в сельской многотиражке "Звезда" с горным инженером, поэтом Виктором Павелиным и зубром журналистики Леонидом Архиповым.
По негласному обычаю, "обмывали" мой первый гонорар на берегу речушки.
Виктор читал свои стихи, что он мог делать в любой обстановке, на пустой остановке или переполненном автобусе.
Тогда мы завели разговор о песнях.
- Ребята, - начал Павелин, - а вы знаете, что Фадеев, с которым я был знаком, не принимал песни Фатьянова? Мол, пишешь, Леша, не то... Но почему-то после третьей пою "тебя", Фатьянова.
"Майскими короткими ночами...".
Как бы в ответ наш коллега - фотограф, прозванный за глаза "Фото-Бойко", затянул:
Первая болванка попала танку в лоб.
От второй болванки я вылетел в окоп.
Любо, братцы, любо.
Любо, братцы, жить.
С нашим экипажем
не приходится тужить.
А на утро, братцы, вызвали в отдел:
"Что ж ты в этом танке,
сука, не сгорел?"
Нашему отделу душевно говорю:
"В завтрашней атаке
обязательно сгорю..."
Давно это было. Ушли из жизни и фотограф, и поэт, и журналист Архипов. А в памяти занозился мотив той песенки. Захотелось о ней все и побольше узнать, узнать - точка...
Поиск
Позвонил Римме Андрияновне. Представился, поблагодарил за "Урок..." (с этого телефонного звонка и началась наша большая дружба, поэта - философа и начинающего дотошного краеведа).
К сожалению, ответ тогда получил отрицательный: окончания песенки она не знала. Побеспокоил ныне покойного писателя - фронтовика В. П. Баканова, командира самоходки в военные годы: ему и после войны этот вариант песни не встречался.
Как припомнил поэт Александр Павлов, в конце 50-х годов на Башике фронтовики,забивая "козла", иногда напевали эту песенку, хотя слова у нее и были разные.
"Мой отец, - рассказывал Павлов, - был танкистом в 93-й Фастовской танковой бригаде Уральского танкового добровольческого корпуса. Через эту самую болванку он получил после освобождения Киева 32 осколка, остался без глаза. Как говорил отец, болванка прошибала башню танка, а осколками брони поражала экипаж внутри"...
Версии
Не из этих ли боев родились такие строчки, полные боли, злости и нескончаемого оптимизма? В чем загадка и почему у песенки нет конца?
Остановимся. Отдел, то есть контрразведка "СМЕРШ" ("Смерть шпионам"), ведал всем, штрафными батальонами и ротами, в том числе.
Скорее всего, на фронте такое петь было небезопасно: запросто можно было "схлопотать" штрафную роту или статью "врага народа".
ослаб послевоенный надзор, фронтовики осколками разлетелись по стране, потихоньку распевая крамольные строчки.
Но почему никто не помнит заключительных слов песенки. Сдается, что их просто ... не было., словно в песенке про белого бычка.
Писатель Сергей Воронин, видимо, знавший, что такое обстрел болванками, вновь вернулся к первой строфе.
Песенка оказалась закольцованной: война-то продолжалась, и не было ей конца, как и злости мужиков, "душевно" обещавших Отделу сложить голову, но только в завтрашней атаке. Не дождетесь, мол, никогда...
Но самое интересное, что через несколько недель фронтовик Василий Никифоров на страницах газеты "Магнитогорский металл", где и была напечатано мое эссе,почти на всю страницу размахнулся разгромной статьей "В плену мифов и домыслов", по сущности, заживо распиная краеведа В. Ефимова на дверях главного редактора газеты. Но это уже другая,особая история, но уж больно напоминающая иногда разгромные рецензии в "прозе ру", когда забываются элементарные знаки уважения и культуры... Если кому-то будет интересно, загляните в мои материалы "об Алексиевич и у "Боли нет фамилии" и комментарии под ними. Я всегда говорю от первого лица и никогда не скрываю свою точку зрения, а комментарии беспардонных оппонентов, забывших об элементарной этике практически сразу удаляю...
Я отвечаю за свои произведения. Если кто-то думает, иначе - извольте, но не в оскорбительной же форме...
Примечание.
9 июля 2016 года ушла из жизни замечательная уральская поэтесса, член Союза писателей России Римма Андрияновна Дышаленкова (11 января 1942 - 9 июля 2016). Да будет ей земля пухом!...
© Copyright: Валерий Ефимов, 2016
Свидетельство о публикации №216011100463
Список читателей / Версия для печати / Размести
Валерий Ефимов 16.09.2016 05:33 Заявить о нарушении
Валерий Ефимов
Люблю эссе, заставляющие думать, особенно если они затронули и заставили выплеснуться на бумаге...
Сегодня у Риммы Андрияновны Дышаленковой (1943), магнитогорской поэтессы - День рождения, и я решил по-своему отметить это событие,хотя бы в такой форме...
С разрешения моего духовного литературного наставника и друга Р. А. Дышаленковой привожу большой самостоятельный отрывок (тем более, что он будет иметь большое самостоятельное продолжение!) из тонкой и лирической книги "Ангел времени", иначе читателям станет непонятна моя авторская "Версия: загадка песенки штрафбатовской".
Римма Дышаленкова Урок бесписьменной цивилизации
Хорошо было Черное море при социализме. В субтропической юго-восточной его части расположился Дом творчества грузинских архитекторов.
На паях с ними в Пицунде отдыхают шахтеры Донбасса и российские писатели.
Здесь торжество мужской цивилизации: архитекторы, шахтеры, писатели. Женскую среду обитания составляют жены для мужчин, для них же секретарши и кураторши. Женщины-литераторы никого не интересуют. Они, как правило, уже выбрали свой путь: мужчин им заменила мужская же литература.
В объятиях субтропиков хорошо любоваться культурой мирной жизни.Отдыхающие в Пицунде все умеренно знамениты, знают себе цену, любят тишину и ни к кому не пристают. Все укрощены безмерным телом булькающего моря и розовым перламутром неба, похожего на шевелящуюся медузу.
Совершенства моря и неба недосягаемы. Поэтому знаменитости прячут свои мировые претензии в морских волнах, где тоже полно красавиц-медуз.
Я угадываю классиков по их головам в ленивой волне, мне интересно - доплывут или нет эти головы до мирового океана истории?
в одиннадцать часов утра морской пляж оглашает радостный крик шахтера: "Бабу хочу!"
Всем весело: его приняли за диковинного черноморского дельфина.
Шахтеры и на отдыхе держатся побригадно, но с ними подружился известный писатель из Ленинграда Сергей Воронин. Его повести тогда публиковались в "Роман-газете". Это была всесоюзная серия недорогих журналов и их читали на всей территории СССР. Поэтому шахтеры с удовольствием сиживали у Воронина в номере за вечерней водочкой: видимо, все-таки читывали его повести из колхозной жизни.
Он знал магнитогорского Бориса Ручьева, любил его поэзию. Они были ровесниками, оба с с 1913 года. И, как говорил Воронин, встречались на съездах и конференциях.
За полярной дикою чертой...
"Почитай нам стихи Ручьева, - попросил меня Воронин. - Есть в его стихах какой-то несказуемый болевой код".
И я читаю их, тоже переживая свои никому не нужные испытания:
Какой бы пламень гарью нас не метил,
какой бы пламень нас не обжигал,
мы станем чище, мы за все ответим,
чем крепче боль, тем памятней закал.
Шахтеры притихли: уж больно чувствовался им скрежет зубовный в этих словах.
И я живу, не жалуюсь на долю,
за полярной дикою чертой,
привыкший к баням с ключевой водою,
привыкший к жизни трудной и простой.
Здесь все пути-дорожки перевиты,
здесь каждый вор, как равный, мне знаком.
Здесь битые, матерые бандиты,
раздобрившись, зовут меня сынком...
Воронин сползает с креслица на пол, хватается за голову, как бы давясь молчанием. У него обет блокадного молчания.
На то и существует бесписьменная цивилизация, чтобы прорывать обеты молчания.
Сидя на полу, Воронин хрипло сказал: "Я вам сейчас песню свою спою. Хочу спеть. Должен спеть".
И, медленно выговаривая слова, будто вбивая гвозди, запел, как смог:
Первая болванка попала танку в лоб.
От второй болванки я вылетел в окоп.
Спрашивал танкиста строгий спецотдел:
- Скажи, а поче-му ты вместе с танком не сгорел?
- Вы меня простите, - я им говорю, -
в завтрашней атаке обязательно сгорю...
Первая болванка попала танку в лоб...
Воронин задохнулся, замолчал, глянул на меня и спросил: "Ну как?"
Шахтер за столом шепнул:"По-моему, это песня штрафбата"
Когда бабы дуры
Я - человек послевоенный, идеологически вышколенный, мне не доводилось слышать таких песен.
Я знаю любовную лирику войны, тоску по мирной жизни и строгое торжество побед.
Защищаясь от ужаса, завожу литературоведческую речь про казачью песню. Дескать, первая пуля попала коню в лоб...
- Дуры вы, бабы,- зло усмехнулся Воронин, - ничего вы не понимаете в рождении слова. И никогда не поймете...
Потрясенные состоянием писателя, мы разошлись.
На другое утро молодой шахтер, выскочив из пучины морской, рявкнул на всю округу: "Первая болванка попала парню в лоб", и снова исчез в море.
Неведомая песня навсегда врезалась в память. Это и был урок передачи знания из уст в уста, урок непрерывной бесписьменной цивилизации...
Версия загадка песенки штрафбатовской
Незатейливую песенку, видимо, штрафбатовскую я впервые услышал более двадцати лет назад.
В конце 70-х я работал в сельской многотиражке "Звезда" с горным инженером, поэтом Виктором Павелиным и зубром журналистики Леонидом Архиповым.
По негласному обычаю, "обмывали" мой первый гонорар на берегу речушки.
Виктор читал свои стихи, что он мог делать в любой обстановке, на пустой остановке или переполненном автобусе.
Тогда мы завели разговор о песнях.
- Ребята, - начал Павелин, - а вы знаете, что Фадеев, с которым я был знаком, не принимал песни Фатьянова? Мол, пишешь, Леша, не то... Но почему-то после третьей пою "тебя", Фатьянова.
"Майскими короткими ночами...".
Как бы в ответ наш коллега - фотограф, прозванный за глаза "Фото-Бойко", затянул:
Первая болванка попала танку в лоб.
От второй болванки я вылетел в окоп.
Любо, братцы, любо.
Любо, братцы, жить.
С нашим экипажем
не приходится тужить.
А на утро, братцы, вызвали в отдел:
"Что ж ты в этом танке,
сука, не сгорел?"
Нашему отделу душевно говорю:
"В завтрашней атаке
обязательно сгорю..."
Давно это было. Ушли из жизни и фотограф, и поэт, и журналист Архипов. А в памяти занозился мотив той песенки. Захотелось о ней все и побольше узнать, узнать - точка...
Поиск
Позвонил Римме Андрияновне. Представился, поблагодарил за "Урок..." (с этого телефонного звонка и началась наша большая дружба, поэта - философа и начинающего дотошного краеведа).
К сожалению, ответ тогда получил отрицательный: окончания песенки она не знала. Побеспокоил ныне покойного писателя - фронтовика В. П. Баканова, командира самоходки в военные годы: ему и после войны этот вариант песни не встречался.
Как припомнил поэт Александр Павлов, в конце 50-х годов на Башике фронтовики,забивая "козла", иногда напевали эту песенку, хотя слова у нее и были разные.
"Мой отец, - рассказывал Павлов, - был танкистом в 93-й Фастовской танковой бригаде Уральского танкового добровольческого корпуса. Через эту самую болванку он получил после освобождения Киева 32 осколка, остался без глаза. Как говорил отец, болванка прошибала башню танка, а осколками брони поражала экипаж внутри"...
Версии
Не из этих ли боев родились такие строчки, полные боли, злости и нескончаемого оптимизма? В чем загадка и почему у песенки нет конца?
Остановимся. Отдел, то есть контрразведка "СМЕРШ" ("Смерть шпионам"), ведал всем, штрафными батальонами и ротами, в том числе.
Скорее всего, на фронте такое петь было небезопасно: запросто можно было "схлопотать" штрафную роту или статью "врага народа".
ослаб послевоенный надзор, фронтовики осколками разлетелись по стране, потихоньку распевая крамольные строчки.
Но почему никто не помнит заключительных слов песенки. Сдается, что их просто ... не было., словно в песенке про белого бычка.
Писатель Сергей Воронин, видимо, знавший, что такое обстрел болванками, вновь вернулся к первой строфе.
Песенка оказалась закольцованной: война-то продолжалась, и не было ей конца, как и злости мужиков, "душевно" обещавших Отделу сложить голову, но только в завтрашней атаке. Не дождетесь, мол, никогда...
Но самое интересное, что через несколько недель фронтовик Василий Никифоров на страницах газеты "Магнитогорский металл", где и была напечатано мое эссе,почти на всю страницу размахнулся разгромной статьей "В плену мифов и домыслов", по сущности, заживо распиная краеведа В. Ефимова на дверях главного редактора газеты. Но это уже другая,особая история, но уж больно напоминающая иногда разгромные рецензии в "прозе ру", когда забываются элементарные знаки уважения и культуры... Если кому-то будет интересно, загляните в мои материалы "об Алексиевич и у "Боли нет фамилии" и комментарии под ними. Я всегда говорю от первого лица и никогда не скрываю свою точку зрения, а комментарии беспардонных оппонентов, забывших об элементарной этике практически сразу удаляю...
Я отвечаю за свои произведения. Если кто-то думает, иначе - извольте, но не в оскорбительной же форме...
Примечание.
9 июля 2016 года ушла из жизни замечательная уральская поэтесса, член Союза писателей России Римма Андрияновна Дышаленкова (11 января 1942 - 9 июля 2016). Да будет ей земля пухом!...
© Copyright: Валерий Ефимов, 2016
Свидетельство о публикации №216011100463
Список читателей / Версия для печати / Размести
Валерий Ефимов 16.09.2016 05:33 Заявить о нарушении
-Интересно. Лишь небольшая поправочка: Римма Дышаленкова родилась в 1942г (11 января).
Всего доброго Вам!
Тамара Петровна Москалёва 17.09.2016 01:31 Заявить о нарушении
Всего доброго Вам!
Тамара Петровна Москалёва 17.09.2016 01:31 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.