Ты же выжил, солдат!

   Это событие в моей жизни - мимолётное, казалось бы,
не имеющее ко мне никакого отношения, до такой степени
взволновало меня, тогда совсем молодую, только
вступающую в жизнь девушку, что я плакала и была на грани
психического срыва...

   Много лет подряд эта нарушившая мой покой картина, не выходила
у меня из головы, памяти. Она терзала меня, вызывая слёзы обильные,
жгучие, не приносившие облегчения...

   Прошли десятки лет с тех пор. Наконец, я стала освобождаться
от этого груза - нет-нет, но наводящего на меня прежнее чувство
острого, горького переживания.

   И вот я обратилась к творчеству поэта, печатающегося на Стихире
под НИКом - Нерыдайидальго.
Его стихотворение я привожу полностью:

"Баллада о советикусе"
 (Нерыдайидальго)
 
На площади памятник рушат!
Шумит, торжествуя, народ.
Осколки от ленинской туши
на память в карманы суёт.

И как бы в ренонс, на отшибе
толпы, от экстаза хмельной,
обнявши гранитную глыбу,
товарищ стоял пожилой.

Толпа – это штука такая:
затопчет, забьёт – не моргнёт!
Но в ауру ту не вникая,
рыдал старикан-патриот…

К вождям отношусь я не шибко
и Ленина видел в гробу.
Но перед папашей негибким
с почтением шляпу сниму!

***

А теперь к тем событиям!

   Это был 1989 год! Весна! День победы!
Праздник Праздников! Всё сияет радостью! Музыка гремит со всех
сторон: из огромных репродукторов, духовые оркестры,
баянисты-одиночки, гитаристы!

   Солнце сияет, как вымытое и начищенное! Транспаранты,
знамёна, плакаты и девизы!
Всё яркое, всё трепещет и полощется на ветру!
Сколько фронтовиков с подлинными наградами, не с юбилейными!

   Мы все веселы, кругом раздаются взрывы хохота!
Поём и неожиданно хохочем!

   Ах, молодёжь современная! Как мне вас жаль! Вам никогда
уже не видеть такого единого порыва праздника и всеобщего,
душевного подъёма!

   Из репродукторов гремят призывы, поздравления!
Мы разбираем только последние слова:

   - Ура, товарищи!!! - и орём, как оголтелые:
   - Ураааа! - и переходим на смех - просто
заливаемся!

   И снова: бла- бла-бла... - Ура, товарищи!!!

   - Уууурррраааа! - надрываем мы глотки!

   Так мы приближаемся к главному месту - Памятнику погибшим
в ВОВ землякам. Останавливаемся около этого главного места.
Всё видно, как на ладони!

   На площадку перед мемориалом уже вышли все лидирующие
представители власти, почётные гости, герои войны. Это особого
интереса не вызывает - лица стали знакомыми, они в полном
составе переходят с площади на площадь, из зала в зал - в зависимости
от времени года и события.

   Но, вдруг к этим примелькавшимся, хотя и достойным лицам,
выходит... незапланированный...

   Рядом с нами стоит милиционер. Их много - тут всем им дежурство.
Правильно, конечно: при таком скоплении народа, малейшее нарушение
порядка может закончиться непоправимо драматично, а то и трагично.
К нему подходит инструктор райкома:

   - Видишь, вон того, что пристроился к административным работникам
и гостям на площадке? Иди, убери его оттуда, - говорит он тоном,
как спущенным с высшей инстанции.

    Неожиданно молодой милиционер вступает в обсуждение:

   - Как это - "иди убери"? За что? Он весь в орденах и медалях.
Стоит спокойно, ничего не нарушает, и отсюда видно - трезвый.

   - Я тебе что сказал? Действуй! - аж весь напрягся и
налился кровью партийный деятель.

   - По приказу, моё место здесь и я не уполномочен кавалеров орденов
и медалей стаскивать и выдворять с места, которое он заслужил в боях -
такую длинную тираду инструктор слушал мало сказать, нетерпеливо, он
подпрыгивал, топтался, бросал взгляды по сторонам.

   Конечно, он не ожидал такого от "мента". Да и что скрывать, их, этих
"ментов", не очень-то жалуют и не считают за мыслящих, но, оглянувшись
по сторонам и, видя, что привлёк внимание окружающих, даже и их
неодобрение, пытается придать хоть какую-то убедительность своему 
самодурству: он не входит в список приглашённых!

   - Меня это не касается! - парировал милиционер.

   Инструктор аж побелел: ну, смотри! Не обижайся потом! - И ушёл.
Свидетели этой сцены притихли, присмирели в каком-то недоумении, даже
оцепенении пребывали некоторое время.

   И мне не по себе стало... что-то и флаги, и знамёна
не радостно полощут, и солнце приглушило своё сияние.
Но, уже через несколько минут, мы обо всём забыли, и веселье
охватило нас с прежней силой.

   Из репродукторов загремела песня со словами: "ты же выжил, солдат,
хоть сто раз умирал!.."
И тут я увидела того, незапланированного, внесписочного!
   
   Недалеко от нас стоял он в хлопчато-бумажном костюме,
парусиновых, самых дешёвых ботинках... и горько плакал.
В руке, изработанной у станка или трактора, он держал  кепочку
и вытирал ею бежавшие слёзы. Медали от содрогания и касания
их рукавом пиджака, позвякивали. На одной я успела прочитать:
"За отвагу".

   Ордена и знаки о ранениях на фронте были крепко пришпилены,
как навек сросшиеся с телом, защитившим  нашу Родину,
подарившие этот грандиозный праздник, - не издавали  ни звука...

   Мне стало так больно где-то за грудиной, так резко и сильно,
что я ушла с праздника, не думая о том, что мне за это будет.

   Всю дорогу до дома я плакала. Перед глазами стоял пожилой герой,
такой жалкий, беззащитный.

   Тот инструктор не остановился в своём рвении, всё-таки,
нашёл такого же морального урода, как и он сам, и его руками разрушил
живой памятник подвигу народа.

   И вот снова, спустя десятилетия, перед моими глазами плачет герой,
тот пожилой человек... не зажила его обида... и я с ним плачу...