15. Часть 3 Меркантильный интерес. Анализ

                "Нежные прикосновения этой стервы Дженифер"
Продолжение от:
1. http://www.proza.ru/2016/02/28/272
2. http://www.proza.ru/2016/02/28/335
3. http://www.proza.ru/2016/02/28/642
4. http://www.proza.ru/2016/02/29/495
5. http://www.proza.ru/2016/02/29/2456
6. http://www.proza.ru/2016/03/02/264
7. http://www.proza.ru/2016/03/03/2439
8. http://www.proza.ru/2016/03/04/242
9. http://www.proza.ru/2016/03/05/634
10.http://www.proza.ru/2016/03/05/657
11.http://www.proza.ru/2016/03/05/1330
12.http://www.proza.ru/2016/03/05/1785
13.http://www.proza.ru/2016/03/05/1890
14.http://www.proza.ru/2016/03/06/264



Анализ особенности моей диверсионной деятельности.

Важной моей особенностью было то, что никто не учил меня азам диверсионно-разведывательной деятельности, и если даже в названии приобретённой, ещё до службы в армии, специальности горный техник разведчик (так!) и содержался некий намёк на таковую специфику, то уж  рассчитанную для применения  в весьма ограниченной сфере деятельности, связанной с  недрами земли, и где я, конечно, совершил немало подрывного, как в прямом, так и переносном смыслах – так, во всяком случае, говорят, известные мне  патриотически настроенные эксперты по части процессов, происходивших в области общественных отношений.
Да вот ещё в раннем детстве - самой распространенной  в нашем круге забавой была игра "в войнушку".
Зимние метели надували тогда на задах наших сельских дворов высоченные сугробы из плотного снега. Вот в них-то мы и прокладывали длинные  ходы, позволявшие скрытно войти в соприкосновение с противником на огороде соседнем и, выскочив внезапно из пробитого головой снежного свода, с молодецкими криком, причинить неприятелю весёлый переполох.
А то боевые наши действия переносились на открытую местность, где мне  суждена была неизменно унизительная участь.
Дело в том, что я был сиротским ребёнком, безотцовщиной - да ещё к тому же не единожды замеченным в подозрительной склонности к размышлениям, уклонявшимся от явных уже разбойничьих налётов на множественные цели в родной деревеньке, не переносившим самого вида разорённых птичьих гнёзд и умерщвленных мелких животных. Таковые прегрешения отрока, конечно не вызывали  слишком уж явно выраженных насмешек со стороны сверстников, но, когда надо было решить - кто же будет в игре кто - ты будешь шпион! - решение бывало единодушным и безапелляционным.
И, чтобы ещё больше опустить, избранного всеобщим консенсусом, козла отпущения, дали ему, как-то раз, причудливо  иностранную, кличку "Эйзенхауэр", продержавшуюся за ним достаточно долго, как в полном своём звучании, так и боевом его эквиваленте - "Хаур".
Лови Хаура! - раздавались над селением бодрые вопли воинственных орд.
Ну, уж  помотал их тогда реинкарнированный в сопляка генерал-президент; часами они разыскивали меня среди построек молочно-товарной фермы (любимом месте наших игр) тогда как я находился совсем рядом и из своего укрытия наблюдал за безуспешными попытками меня обнаружить. Иногда я подогревал  интерес преследователей, внезапными налётами на кого либо одного из них, ошеломляя своей дерзостью и молниеносностью - как появления, так и - растворения в новой неизвестности.
Помню, мне ничего не оставалось, как укрыться от близкого уже преследования в некоем подземном сооружении, представляющим бетонное кольцо радиусом полтора метра, оборудованном по верху деревянным перекрытием с небольшим люком. Сюда я скрылся от преследования и, зацепившись за перекрытие, провисел этак часа два - как летучая мышь. А что было делать, если где-то в метре от тебя внизу дышала ароматами жидкость, состоящей исключительно из коровьей мочи - для чего, собственно и предназначалось это сооружение.
Эти мои причуды не оставались безнаказанными; и я не единожды бывал бит своими сверстниками. Но тогда на мою защиту становилась младшая моя сестра, и, пока я тянул свои нюни, она учиняла такой разбор полётам, что обидчикам моим приходилось прятаться по своим домам. Правда, и мне доставалось от неё, если моя ехидность была неосторожно направлена в её сторону.

Случившиеся эти конфузы вряд ли стали достоянием широких кругов общественности. Но что-то, видимо, осталось во мне такого, отчего спустя несколько лет командование - как сверхважного, так и сверхсекретного -  соединения приглашало меня в штаб накануне гарнизонных учений, и замначштаба по режиму в краткой форме ставил мне задачу облажать родной батальон.
Другой моей особенностью являлось то обстоятельство что серьёзные структуры, казалось бы обречённые на устойчивое существование на целый век вперёд,- да и не только на один,- при соприкосновении со моим деятельным участием в какой то, совершенно непредсказуемый, момент, иногда даже входя в период своего совершенного развития, когда неурядицы строительства, оснащения и организации своей общественно необходимой деятельности - оказывались позади, а впереди им уже замаячила однозначно определяемое извлечение плода полезности - вдруг содрогались от новых позывов усовершенствования, попыток повышения эффективности, возникали широко декларируемые перестроечные потуги, завершавшиеся вообще полным прекращением жизнедеятельности несокрушимого, казалось бы объекта национальной гордости.
В качестве примера здесь можно было бы привести:
а) уже известные
- Десятый взвод Двести девятого отдельного батальона охраны;
- сам этот батальон войсковая часть 42617;
- Войсковая часть 32140 или 62902, или Спецобъект Портал;
б) так и последовавшие за ними уже из другой сферы моей деятельности
- Тамватнейская геологоразведочная партия;
- Анадырская комплексная геологоразведочная экспедиция ;
- Управление производственно технического обеспечения и комплектации  ПГО
   ВСНГГ;
- Производственное геологическое объединение по поискам и разведке
месторождений нефти и газа в Восточной Сибири;
в)  да и само государство родимого Отечества - Союз Советских Социалистических
  республик.
Немыслимое прежде  это событие с государством совершилось не то чтобы  буднично – даже этак сказать будет слишком; более низменные события, бывало, беспокоили меня серьёзней: не сорвёт ли порывом ночного ветра с крыши, незакреплённый мною лист шифера, или не ударят ли заморозки, когда только что взошла моя картошка, а уж похождения моих ребятишек в школе – причиняли мне буквально разрушительные для души и сердца огорчения, ни как не сравнимые с удивлением от столь высокой кончины.
 
Это сейчас, задним умом, я удивляюсь: почему это наши множественные вражеские страны и военные блоки не воспользовались нашей заварушкой и не взяли нас тёпленькими в оборот своего высокоэффективного менеджмента, а, наоборот, как бы кинулись подкармливать нас (мы говорим – прикармливать, подкупать мелкими и не очень подачками), ещё больше возбуждая этим нашу святую ненависть к ним, видимо потому что всё-таки не взяли. Думаю, что сугубые аналитики и этому парадоксу найдут объяснение, но приучили они уже не доверять их голосам, так что я не верю теперь уж и сам себе; а поэтому не пытаюсь даже делать на сей счёт предположений.

А, возникшая на руинах власти, возрождённая рэсефсэр, казалось мне, и не нуждалась в моих соболезнованиях ни по каким поводам, а как-то удачно обдурив разбегавшиеся республики,  казалось  - вот только что - нерушимого союза, заграбастала при разводах и разрухе предмет, составляющий основу наших с вами, читатель, сейчас  розысканий, приобрёла этим себе, что называется, геморрой, или, если сказать мягче и образней - чемодан без ручки, который, как это сразу обнаружилось, тяжело и нести, да вот жалко и бросить; остаётся одно - изыскать оправдание неизбывной важности для себя  этого "чемодана", переполненного драматическими сюжетами, касающимися жизненно важных  для всех нас тем.

Но в годы моей молодости о  подобном развитии событий, - повторюсь для пущей важности, - даже и в мыслях не возможно было себе представить - а уж тем более  реально  на сей счёт хоть как-нибудь определиться; и  однообразие службы в "несокрушимой и легендарной, в[о многочисленных] боях познавшей радость побед, родимой армии" если чем и нарушалось, то лишь редкими вовлечениями меня в общегарнизонные акции, иногда  сопровождаемые объявлением необходимости выполнения  мною  миссий специального назначения, больше напоминавшие детские игры, нежели проверку готовности особой важности государственного объекта к действиям в особых условиях. Как это вам уже известно – вполне благополучно для меня, да и для всех прочих, закончившихся.
Вот и славненько!

Разруха.

Но пришли иные времена, которые несправедливо называют лихими. Лихими-то как раз были все времена, предшествующие  наступившим. Да, непросто воспринимать  душой как эволюционную ошибку всё то, чем жилось в пору, когда противоречивость и невразумительность происходящего воспринималось как естественная данность. Ведь вот это дерево – оно, казалось всегда, произрастало корнями вверх – это так привычно! - да и что из того что приходится поливать его со специально устроенных – и как талантливо устроенных! – эстакад. И вот нам говорят: - Неверно, деревья должны расти корнями вниз.
 - А эстакады те великолепные, тогда на что использовать?
-Ну, можно на них просто подниматься и смотреть в даль, куда нам ещё предстоит разбить по естественным правилам сад цветов и плодов.
- Что сад, какой сад? Слушай, кончай ты эти заморочки.

Так все же – разруха она где?  Она во множественных  ли картинах запустения, обрушения, и начавшегося уже растворения с лица земли великолепных некогда творений причудливо возбудившихся рук; или же она в головах существ даже не замеченных в воздвижении столпов противоестественной экономики, под крышей которой тщетны потуги объявленной когда то конверсии, обновления, стабильности и модернизации; она что в - этих головах, вспухающих от желаний вот эти руины не только приспособить к делу, а и вернуться к тому, чтобы они оживились вновь, да не просто чтобы жили дальше, а ещё бы и размножались, пожирая остатки нашего благоразумия  да и самой возможности  вообще существовать в  горно-таёжных, степных, болотных и прочих, с детства нам любимых, ландшафтах?
 А между тем в возлюбленной нашими стратегами области вот ведь  до чего дело  дошло.
 Цитата из эксперта:

«Ядерное оружие утрачивает своё военное и политическое значение. Сегодня нужнее всего оно КНДР и России. Увы, Россия оказалась в такой ситуации, когда ядерное оружие ей крайне необходимо, но применить его она не сможет ни при каких обстоятельствах,  и мы можем надеяться только на иррациональный страх перед «сумасшедшими русскими». Которые могут нанести ядерный удар, даже если это усугубит их положение. Только в совокупности с этим фактором мы пока сможем осуществлять ядерное сдерживание. Хотя, конечно, хотелось бы каких-то более твёрдых гарантий»

Таков, по мнению эксперта, результат ядерного сдерживания. Но только кажется мне, что и здесь есть лазейка в юдоль вожделенного мирового господства. Разве могут допустить специалисты генштаба возможности и тут показать миру кузькину мать? Ведь вот же очевидно условие, по которому правители благополучных, густонаселённых стран опасаются принять на себя ядерный удар – неприемлемый урон для населения и экономики. А если экономика распылена на обширных пространствах, а население, образно говоря, атомизировано, раскидано по лесам, степям да болотам, да его и не жалко-то, потому что лучшая его часть сосредоточена в центре, который надёжно прикрыт системой ПВО, а сгусток элит вообще  имеет возможность пережить любые катаклизмы - то отчего бы теперь не похулиганить, отбросив условности традиционной дипломатии  вместе с грузом дряхлых вооружений, да, привычным образом изъяв у народца сколько душе угодно деньжонок, сделать ошеломительный прорыв высокотехнологичным оружием. Время покажет – каковы ещё наработки больших штабов.
Но вот приезжает в провинциальный город  ответственный работник, например, главкомата ВВС с целью успокоить население, до потери аппетита возбуждённое перспективой ликвидации родного военного училища – места, куда можно сплавить от порочных соблазнов своего оболтуса, который там, может быть, станет привлекательным самцом для девиц, ищущих упорядоченных отношений на ниве совместного ведения домашнего хозяйства и безудержного секса, без которого пока невозможен прирост народонаселения. И народец этот местный  эмоционально апеллирует ему в смысле интересов территории, традиций, любови населения. На что, несколько, видимо, смущённый таким приёмом, генерал-лейтенант возьми да сболтни сокровенное: «На территории от Новосибирска до Владивостока проживает всего восемь процентов населения, и семьдесят процентов из них - это спившиеся люди"  Такие вот данные используют оперативные работники при разработке планов защиты Отечества. Какое население? Не смешите серьёзных людей!
Ресурсы – вот наше всё.

Не кажется ли вам, любезные мои собеседники, что есть Некто, весьма знакомый нам, который своими геополитическими исканиями загнал нас в образе себя, образно же говоря,  собакой на сене,  и которая  теперь сама это сено не то чтобы ест, да и другим не даёт. То есть даёт, но в обмен на более актуальные преференции. Теперь посмотрим на эту ситуацию с точки зрения перспектив. Можно, конечно, предположить, что со временем  это наше животное станет настолько травоядным, что станет довольствоваться исключительно сеном.
 Но есть и другой вариант развития событий, при котором претенденты на сено дождутся-таки того, что эту гордую псину постигнет естественная участь и тогда уж проблема разрешится эволюционно.
  Тут вопрос в том – кто кого пересидит. И ответ на него не то чтобы бодрит, тем более что к теме сена добавляются ещё некие проблемы.
 
Например, проблема ядерных отходов – самая что ни есть наша рукотворная.

Отходы представляют из себя обедненный уран, который образуется при переработке (обогащении) природного урана. Обедненный уран не имеет широкого коммерческого применения, поэтому во всем мире его накоплено огромное количество (более миллиона тонн).
Чтобы избавиться от таких огромных запасов, а также расходов и проблем, связанных с его утилизацией, ряд западноевропейских компаний заключили контракты с предприятиями Минатома (ныне Росатом) на его поставку. Формально - для переработки (до-обогащения).
Ввоз обедненного урана происходит в нарушение российского законодательства. Этот уран является ядерным материалом, так как содержит расщепляющееся вещество - уран-235. А в соответствии с пунктом 3 статьи 48 Закона «Об охране окружающей среды», ввоз в Российскую Федерацию радиоактивных отходов и ядерных материалов из иностранных государств в целях их хранения или захоронения запрещается.

Всего в России складировано и хранится уже около 100 тысяч тонн этого вещества, ввезенного из-за рубежа. В качестве площадок для складирования используется территория четырех предприятий Росатома: ФГУП «Уральский электрохимический комбинат» (Свердовск-44), ФГУП «Сибирский химический комбинат» (Томск-7), ФГУП «Ангарский электролизный химический комбинат» (г. Ангарск), ФГУП «ПО «Электрохимический завод» (Красноярск-45).

При этом обедненный уран ввозится и дообогащается в виде так называемого отвального (обедненного) гексафторида урана (ОГФУ), который является опасным токсическим соединением. Продукты переработки ввозимого сырья (еще более обедненный уран) также хранятся в виде гексафторида урана на предприятиях Росатома. При этом хранение осуществляется в ненадлежащих условиях. Стальные бочки подвержены коррозии, что способно вызвать выброс опасного соединения в окружающую среду. При выбросе образуются летучие токсические соединения, которые поражают лёгкие, что может приводить к смерти.

Перевозка ОГФУ производится в типовых контейнерах 48G, которые не соответствуют сертификатам МАГАТЭ: они не выдерживают пламя в течение 30 минут, взрываясь уже на 13-й минуте. В результате такой разгерметизации территория в радиусе до километра будет подвергнута токсическому и радиоактивному загрязнению. Перевозятся контейнеры по морю на обычных сухогрузах, специально не оборудованных для данных целей. Железнодорожные составы с ГФУ пересекают пол-страны, следуя через города-миллионники, население которых даже не подозревает, какой опасности оно подвергается.
Россия – единственная страна в мире, принимающая в промышленных масштабах обедненный гексафторид урана из-за рубежа. Росатом скупает это якобы "ценнейшее" энергетическое сырье по цене туалетной бумаги - 60 центов за килограмм, в то время как рыночная цена килограмма урана – не менее 150-200 долларов.  Такие заведомо невыгодные контракты объясняются тем, что после дообогащения в России остается на хранение до 98% от всего ввозимого ОГФУ. То есть, по сути, речь идет о торговле не сырьем, а отходами».

Не собираюсь здесь затмить талант одного весьма уважаемого мною писателя, который, хоть и поляк – а, значит по определению, так же как немец, американец, грузин и…так далее – противен нашей национальной самоидентичности, но всё же, он, устами своего Иона Тихого, живописал обречённость народа, допустившего взращивание некоего монстра, и теперь вот народ этот оказался перед лицом неизбывной необходимости удовлетворять и дальше всё возрастающие потребности этого ихнего всего
В данном случае возлюбленная наша северная Улитка, весьма связанная с образом всеобъемлющего  монстра, если не называть его драконом -  как мы об этом с прискорбием узнали –  скончалась не совсем что бы уж благополучно,  но и без заметного образования вполне ожидаемых миазмов  и - таки да! - произошло в родных наших пределах некоторое ухудшение. Некоторые, впрочем, назовут его распадом - но, однако же людишки, некогда смыслом своего существования, делавшие вскормление родимого монстра-дракона не сильно-то - в смысле выживания - пострадали. Может быть они нашли тому, своему  альтруистскому занятию, так же достойное занятие? Ведь вот же - узнаём мы от некоторых доброхотов - буквально во дни, когда пишутся эти строки, что хоть и случился общепланетный кердычок, и многие при этом пострадали, и в числе особо отмеченных - родина улитко-монстро-дракона - да только живы, видимо, старые традиции - напряглись людишки, собрали по крохам своего достояния, и кинули их в помощь новому всему своему - и вот тебе результат: весь мир с удивлением отмечает – там, где ожидался упадок - рост выявлен числа весьма перспективных дракончиков в образе олигархомиллиардеров.
И опять же славненько – и овцы, в общем-то невредимы, хоть и подъотощали малость, и волки бизнеса не только поправили свои дела, но и добавили к подкожным своим миллиардам ещё их несколько.
 Вот уж, действительно, аналогии из литературных годов, когда об этом невозможно было и помыслить на эту тему, вполне сравнимые с пророчеством, ибо сказано же  в сентябре года 1983:

 "Говорят, что дракон распался на множество маленьких  дракончиков,  но их аппетит отнюдь не уменьшился"

А ведь этому предшествовал у автора весьма интересный для сегодняшнего дня диалог

«…вы ведь тратите на дракона кучу денег!
     - И что же - раздавать их  гражданам  просто  так?  Это  противоречит
основам любого хозяйствования! Вы, я  вижу,  полный  профан  в  экономике.
Кредиты,  обслуживающие   драконий   экспорт,   разогревают   конъюнктуру.
Благодаря им растет товарооборот...
     - Но и сам дракон тоже, - прервал я  его.  -  Чем  усиленней  вы  его
кормите, тем он становится больше, а чем больше он становится, тем  больше
у него аппетит. Где же тут смысл? Ведь в конце концов  он  вас  разорит  и
сожрет!
     - Вздор!  -  возмутился  профессор.  -  Банки  причисляют  кредиты  к
активам!
     -  Что  это,  дескать,  возвратные  ссуды?  А  он  вернет  их ?
     - Не ловите меня на слове. Если бы не дракон, для кого мы производили
бы (например) трубопроводы?  А  ведь  это  -  и металлургические комбинаты, и трубопрокатные станы, и сварочные  автоматы, и транспортные средства, и так далее.
 Дракон имеет  реальные  потребности.
Ну,  теперь  понимаете?   Производство   должно   на   кого-то   работать!
Промышленники  не  производили  бы  ничего,  если   бы   готовый   продукт
приходилось выбрасывать в море. Реальный потребитель - другое дело. Дракон
- это  громадный,  необычайно  емкий   рынок,  с  колоссальным
спросом...   
     - Итак, я вас убедил?
     - Нет.
     - Потому что вы прибыли из цивилизации, слишком  непохожей  на  нашу.
Впрочем, дракон давно уже перестал быть только импортером нашей продукции.
     - Чем же он стал?
     -   Идеей.

Но другие идеи, кроме как единственно заявленной нами здесь,  сейчас нами не рассматриваются.

Хотя некий философ, имя которого ещё предстоит узнать широким кругам думающей общественности, сейчас весьма продуктивно работает над осмыслением сущности русского сознания, и многое уже успел в этой связи сказать такого, что понятно становится: почему наши творческие потенции уходят на объяснение себе того  феномена, что нам лучше бы ничего не делать, чем сделать то, чего бы лучше бы не было никогда.
А то ведь как у нас бывает. Скажут нам: - сделай то, то, и это!
- Ага! - отвечаем мы и тут же забываем об этом. Потом, вдруг, нас будят пинком:
 - А где?
 - Да вот! - отбояримся мы и за одну ночь сделаем то, на что другие тратят годы.
 - Нанотехнологию вам надо? Да вот оно! - утеплитель для теплотрасс, раньше
 назывался стекловатой, а теперь вот - "полотно нетканое, выработанное по нанотехнологии", и, причём, уже в широкой продаже.
 Этак и, получившие сейчас широкое распространение, гигиенические прокладки, скоро будем выпускать «нано». Боюсь однако, что от их использования, то место - к которому произойдёт наноприкладывание - облысеет напрочь и приобретёт стойкую интенсивно розовую окраску, и тогда нам предстоит ещё доработать обоснование того, что это  гламурненько.
А могло бы и у нас  многое быть по другому:  и энергетика, и авиация, и космические достижения могли бы более естественно развиты без надрыва,  а гармоничным, как у других стран, развитием, когда для этого создались бы естественные возможности?

-Если бы да кабы – то и во рту сами росли  грибы. Вкусные и полезные. Что делать то теперь?
-Но уж тут я никому не советчик.

Низкородная витальность социально своевольных существ.

Во времена, когда  в непосредственной близости от меня, в известном уже количестве метров расстояния, которых, действительно, было вообще то не столько уж много (меньше чем за неделю  проходил я столько при ежедневных своих перемещениях по дороге в школу и обратно) - на этом расстоянии  от неведомых мне стен циклопических сооружений, поглощающих безумное количество неведомой мне электроэнергии и дающем основания для трудно сдерживаемого чувства тайного превосходства тысячам людей, которых я вполне мог бы встретить  в своей повседневности, тогда, пребывая в коровьем хлеву, при свете керосиновой лампы накладывая первые каракули  зарождающегося  книжного знания - осознавал ли я свою обделённость щедротами жизни, свою низкосортность в сравнении с сильными того нашего мира?
Нет!
Более того - я был почти что счастлив, если считать что категория счастья была уже ведома мне; а если и ведома - то была явно чуждой моим устремлениям, как величина чрезмерная или неестественно надуманная.
Я просто пребывал в восхищении от свойств - жизнью дарованного мне - мира, а те несовершенства его, которые проявляли себя затруднениями в освоении этих щедрот, представлялись естественными, а, стало быть, не злокозненными - вот что было основным критерием заложения в сознании меня - ребёнка первых оценок животрепещущей реальности.
Но это касалось только моих оценок естественно развертывающихся предо мной вызовов  реальности, которые, оценки, если и признавались моей познавательной системой, то уж так, как оценивается некий мусор, оставшийся от переработки более значимых плодов жизнедеятельности - как картофельные очистки, щепа оструганных брёвен, сорная трава удалённая с плодоносящих грядок - всё это тоже шло в дело - но главным в устремлениях к  потребности их утилизации было необходимость поддержания чистоты вмещающего мира.
Готов повторить многократно - я был в восхищении!
Но уместно ли в таком случае применение слова "восхищал"; не придаёт ли оно выражению того моего состояние оттенок неестественности, не экзальтация ли сегодняшняя - хотя, с чего бы это? - так себя проявляет? Лишь только мимолётное дуновение вопроса - вот что связано с появлением на свет только что обозначенной сентенции.
Именно восхищение, но никак не похищение у природы её естественных свойств, обращенных на меня тогдашнего  - свободно, легко и безусловно - вот как совершалось сосуществование меня ребёнка и матушки-земли, своей прихотью создавшего меня  своим хищником, вечно голодным щенком, играющим щедротами - окружающей каждого из нас - среды обитания.
И предмет того моего восхищения  не иссяк и по сию пору, только вот того, едва в то время обнаружившего себя мусора, - вроде некоего гексафторида  тогда заявившего о себе, как о веществе из случайно аварийного выброса – гексафторида этого метафорического, стало со временем всё больше и больше; обидно, что его уже и не пытаются  вернуть в исходное своё от природы состояние, а говорят  о сложности его утилизировать, да рассовывают по тёмным углам, да ограждают от повседневного взора изощрёнными ширмами; вроде бы это и не отход вовсе а, напротив того, продукт, а то, что он трудно находит себе место во встречающихся уже на каждом шагу схронах – так это от того, что не все дошли до понимания того: что это есть продукт высокого происхождения, от обладания которым будет всем нам хорошо.
Вся эта суета при игре понятиями - оскорбительна, унизительна по сути, хотя и выглядит всё гламурней и изысканней.
Тогда редко удаётся подумать над тем, а что же изменилось вокруг тебя - человека переполненного впечатлениями и опытом  десятилетий освоения пространств жизни - в твоих связях с основанием, фундаментом жизни; можешь ли ты сейчас чувствовать себя   в своей, заполненной – привычными уже достижениями современной цивилизации -городской квартире,  так же комфортно и безусловно уверенно, как в том хлеву, где только голые бревёнчатые стены, пол из местами прогнивших досок, из которых невозможно вымыть запах  коровьего навоза и мочи, да серый потолок, да всеобъемлющее чувство достатка, проистекающее от безусловности твоего права собственности на эти атрибуты - сейчас бы ты сказал - нищеты.
Что стало бы с тобой, с твоим миром шаговой доступности - не доведись бы случиться тем, высоким достижениям, которые воздвигались вокруг тебя, в тайне от тебя, и задели тебя только ничтожными прикосновениями; был бы ты стёрт в порошок, надорвался бы в подневольном труде, утратил ли свою честь и достоинство своим пресмыканием перед чуждыми племенами; и не произошло ли с тобой нечто подобное, но только уже под дланью высокого своего соплеменника? 
И правильно ли ты поступил, отказавшись от схватки за положение в свете, избежав упрочнения контактов с заявившими о себе высокими достижениями чьих-то воспалённых идей  и обративши себя в состояние овоща, переплетающегося своими побегами с овощами другими, на общей грядке именуемой витальность? Вопрос этот, да!, возникал у меня не раз, но не найдя почвы для дальнейшего развития, иссыхал в своей невостребованости, отнюдь не по моей инициативе, а по прихоти чего-то тайного, что сопровождает меня по жизни, направляет и исправляет мои сумасбродства, ограждая от греха гордыни и безбрежных экзальтаций. Мы не говорим себе - надо жить, надо выживать; и мы будем жить и победа на этом вселенском ристалище будет за нами, если уж она вообще возможна.               
Ничего этого овощи не говорят - они живут!
И, оказывается, это им ничего не стоит. Всё уже включено при их появлении на свет. Атрибуты же высоких достижений, на создание которых было потрачено столько энергии мироздания, и высосано живых соков бытия - все рано или поздно признаются лишёнными смысла, оказываются заброшенными, и отдаются во власть очистительных сил природы.
-Так ли это на самом деле, не умозрительно ли всё то, что ты сформулировал вот только что?
-А хоть бы и так – да только что из того? В конце то концов, не пора ли оставить - самоуверенные ли, надменные ли? - попытки возбудить у случайно встреченного собеседника твои собственные переживания и присоединиться к частенько уже упоминаемому мной блогеру. Этих блогеров развелось - при попустительстве власть предержащих - ну, уж очень много! Но ещё ни разу я не был втянут ни в какую дискуссию, хотя, сознаюсь, позывы случаются порой почти невыносимые. Но всякий раз, по своей ехидной привычке, в последний миг - растопленной уже, казалось бы, в конец - воли, совершаю побег на ладно оборудованный мною же наблюдательный пункт. Отсюда я наблюдаю, как обнаруживают себя, искусно замаскированные прежде, и гении и глупцы - они вываливают друг перед другом свои предпочтения и взгляды на случаи из нашей жизни; они умствуют и безумствуют; они наставляют  и они оскорбляют; они делают это свободно - пока ещё модератор безответственен. И эта свобода их -  важнее всего, потому что не так важно - придут ли все участники к консенсусу, и будет ли этот - не к ночи будь упомянутый - консенсус выражением истины, дотоле сокрытой в чешуе легковесных очевидностей; или же фальшь суждений забронзовеет на долгие тысячелетия вперёд. Важно то, что мы имеем возможность увидеть мир людей таким, каким он существует в реальности, что даёт нам возможность реально оценить вызовы нашему существованию, правильно оценить степень надвигающихся на нас угроз и подготовить себя к тому, чтобы действовать адекватно при любом раскладе обстоятельств бытия.
И так ли уж важно - кто предстанет перед нашими своевольными потомками героем наших дней: выдающийся ли блогер, отыскавший, наконец, ту истину, что окрылила всех, или же невидимый Модератор - суждение этого блогера о ней выпустивший на поле наших вожделений?
Упомянутый же мной блогер - он примитивен, но не прост, ибо вот удалось же ему избежать пресса всеобщей образованности, и он заявляет о своём, пренебрегая правилами пунктуации и орфографии, кои прегрешения не препятствуют восприятию нами заявленному им так бесхитростно  и тем удачно зафиксированному смыслу в том, что он
- "до сих пор жил, жив и будет жить с насложденям!"

А ты, человече, камо грядёши из подземелья, где некогда хранились чудовищные по мощности, смертоносные и разрушительные рукотворные тёмные дыры, высосавшие из создавшего их народа  кажется что самые остатки производительных сил и всё что осталось этому народу, доживающему свой век на планете Земля, это исходить лёгкой дурью былого величия, питаясь отбросами народов, сохранивших, во дни всеобщих помешательств, себя для творчества в условиях перемен?
 И всё же ты идёшь к узкой двери, ведущей в тоннель, где виден ли свет в его конце? Ты идёшь – и значит ли это, что у тебя есть шанс?
    Долго бы мне пришлось плутать в поисках адекватного ответа, всячески исхищряясь навострить своё воображение или же роясь в запасниках информации, где отложены чьи-то, сделанные прежде меня, предположения.
Но всё решилось просто.
Находкой предстала фотография, отображавшая, как среди зарослей Alnus fruticosa, прямо на земле, был установлен обтекатель головной части баллистической ракеты. И можно легко догадаться, что предприимчивый мастер совершённого монтажа, использует эту часть изделия, с которым связаны столь множественные драматические страницы истории нашего народа, отнюдь не как памятник высоким нашим достижениям, а гораздо более утилитарно; если уж сказать прямо – то для удовлетворения своих самых естественных потребностей – но это будет не супружеская спальня и даже не  помещение для приёма пищи, а как раз наоборот. Фотография эта появлялась в поле моего зрения не единожды, всякий раз мистически исчезая – да теперь, когда я вознамерился использовать её иллюстрацией моих описаний, уж, видно, насовсем

Можно бы на этом закончить эти свои глубокие рассуждения о том к чему приводят заявки на мировое господство, но душа противится столь авангардному приёму концовки  и просит рассказать историю о полковнике Д.

Далее http://www.proza.ru/2016/03/06/336