Жестокий ХХ век. Гл. 28

           Наше пребывание в Армении совпало с тяжёлыми потрясениями, связанными с Карабахом.
           Лазиев, будучи замдиректором ЕрФИ по науке и депутатом Верховного Совета Армении, возил в Москву фотодокументы, подтверждающие зверства азербайджанцев над армянами, надеясь, что Горбачёв примет его, разберётся и наведёт порядок в Карабахе. Но вернулся он ни с чем: Горбачёв даже не принял его.
           Возмущённые армяне создали комитет «Карабах».
           Однажды мы присутствовали на митинге в Ереване, на котором собралось около 700 тысяч человек.
           Как потом выяснилось, в Ереван съехались люди из разных городов и поселений Армении.
           Присутствуя на митинге и не понимая ни одного слова, мы увидели потрясающую картину: когда выступал оратор, была тишина, и все внимательно его слушали, потом люди сбивались в отдельные группки и громко обсуждали услышанное, затем, в едином порыве многотысячная толпа либо соглашается, либо отвергает мнение оратора.
           Как это могло происходить и какие флюиды связывали массу людей на огромной площади, мы не понимали.
           Жители Еревана на своих машинах уже ночью, после окончания митинга, развозили приезжих из провинции по домам.
           В то время в Армению приехал Собчак и, с присущей ему логикой, выступил в защиту армян.

           Трагедия в Спитаке объединила нацию ещё сильнее. Единство нации заключалось не в лозунгах и пропаганде, а в вере. Это мы поняли, впервые побывав в Эчмиадзине, резиденции католикоса всех армян.
           Главный храм был возведён в 303 году нашей эры, но как возведён! Не на пустом месте, а над вечным языческим огнём. Это великое чудо было сохранено при переходе народа в другую веру.

           Теперь о главном. При входе в храм стоят столы, мимо которых не пройдёшь. Они усыпаны подсвечниками для тех, кто только научился ходить, и малыши с отцами неумелыми ручонками ставят свечи в подсвечники.
           Дальше стоят сооружения повыше, куда свечи ставят подростки в 5—8 лет, а дальше всё то же самое, но только для взрослых.
           Вот вам и всё воспитание, преемственность поколений, любовь к детям, традиции нации и многое другое.
           Многократно посещая Эчмиадзин, я невольно проникался к нации армян глубоким чувством уважения.
           Подкреплением этого чувства служила доброта простых людей, с которыми мы общались на работе в институте и в быту. Русских определяли с первого взгляда, и сразу возникал вопрос, откуда мы. Москвичей не жаловали, а к ленинградцам относились дружелюбно.

           Любовь моя к армянам пришла не только по философско-историческим, нравственным и общечеловеческим отношениям.
           Когда я только прилетел в Ереван, меня встретил в аэропорту мой молодой коллега. Мы приехали в город, купили бутылку коньяка и целую гору прекрасных персиков и отправились в роскошный особняк, построенный академиком Абмарцумяном перед международной конференцией физиков, где мы занимали комнату.
           Когда я открыл коньяк, комната наполнилась его ароматом, и когда мы пригубили этот роскошный напиток, душа моя воспылала, и как физик-экспериментатор, я предложил маленький эксперимент. Сначала мы разбавили коньяк на 30 % питерской водкой, аромат не пропал. При соотношении «фифти-фифти» мы поняли, какой коньяк мы пьём в Ленинграде.
           Вспомнил я, что У. Черчилль после Ялтинской конференции пил только армянский коньяк.

           Это не страсть к услаждению своего нутра, а преклонение перед великими мастерами, сделавшими божественный напиток. Задолго до этого я работал с европейцами, перепробовал кучу коньяков, но лучше армянского не было.
           Когда «тракторист» Горбачёв объявил борьбу с алкоголизмом, не ведая о последствиях этой борьбы в мире, армяне восприняли это как бред сумасшедшего и столетние виноградники не тронули, в отличие от молдаван и грузин, послушно вырубивших сотни гектаров этого божественного растения.    
           Однако из-за системы чекистского руководства пришлось закрыть кафедру виноградарства и виноделия в Ереванском университете.

           Храню вырезку одной из газет, где разъярённый грузин писал: «Убийство младенца или изнасилование старухи — это улыбка ангела по сравнению с тем, что человек с топором бросился на вырубку виноградных лоз...». Вот такие люди приходили к власти.

           Другим его предательским поступком была посылка ОМОНа в Литву для усмирения мирных демонстрантов. А после он нагло заявил, что этого не делал, а спал. И ходит этот человек по земле и собирает почести за слом стены в Берлине и за потерю наших армейских сооружений, аэродромов, гарнизонов, узлов связи и много другого, за бесплатно отданного немцам.
           Местом этого человека должна быть пожизненная каторга за слом великой России. Личность эта, кстати, фигурирует в Ветхом Завете: «меченый». Беда.
           Однако наша демократия с приблатнённым налётом от большевизма и паханов позволяет падшим личностям жить и не тужить.
           Трудно со всем этим смириться под занавес жизни, однако приходится.
           Ещё труднее ездить в общественном транспорте стоя, так как молодые люди почти никогда не уступают места.

           Побывав в Москве пару лет назад на юбилее друга, заметил, что только входишь в метро, тут же вскакивает молодой человек кавказской национальности и предлагает сесть. У этих народов уважение к старикам в генах.
           Наша же молодёжь мест обычно не уступает, а только хамит.
Да, по-видимому, россияне генетически выродились в результате вражеской политики, которую я наблюдал в течение всей своей жизни.
           В Петербурге, городе, служившем примером для всех приезжих, бывшим самым культурным центром страны, что, к сожалению, уже в прошлом, шакалы, ожидая большой куш от строительства, на всех углах ратуют за строительство 400-метровой «кукурузины», грозящей испортить панораму северной столицы, объясняя это тем, что в Петербурге очень дорогая земля, поэтому надо здания тянуть вверх.
           Мне кажется, если дорогая земля, можно продать застройщикам шесть пятен для восьмидесятиметровых «кукурузинок» и на вырученные построить жильё и расселить коммуналки. Но это мысли нормальных людей, а не коррупционеров, повязанных общаком «элиты».

           Не могу поверить, что Валентина Матвиенко тоже повязана, но почему она горой стоит за газпромовскую башню? Ведь она, став губернатором, много сделала для города.
           Мы все видим, все понимаем, всё ощущаем на своём быте.
           Бывший до неё губернатор Яковлев правил городом два срока и не сделал и сотой доли того, что сделала она.
           Он уничтожил трамвайный транспорт Петербурга, самый экономичный и чистый транспорт.
           А нужно было запретить наезжать мерседесам на рельсы: заехал — плати штраф.
           Меня до сих пор волнует вопрос: куда Яковлев дел рельсы и контактные шины из чистой меди, ведь рельсы были сделаны из легированной стали, которой нет сноса. Недаром во всех лагерях ГУЛАГа висели кусочки таких рельсов: удар железяки по такому — и в тихую погоду звук распространяется на 5 км по округе.
           Хотелось бы спросить и обнародовать, куда ушли сталь и медь многокилометровых трамвайных путей.
           Трамваи для стареющих петербуржцев-ленинградцев были и остаются самым любимым видом транспорта. В детстве катались на «колбасе», а потом за 3 копейки в вагоне. Самому смешно, что ударился в чисто старческие воспоминания, но в них кое-что есть.

           Итак, работа в «почтовом ящике» существенно отличалась по режиму от прошлой, но по существу оставалась творческой, только с вышеописанными препонами.
           Много споров у меня было с начальником лаборатории Всеволодом Владимировичем Пагиревым. Он был убеждённым консерватором, его кредо заключалось в том, что мы должны выпускать аппаратуру, состоящую из надёжных, многократно проверенных элементов.
           Мне всегда претило идти по кем-то проторенным дорожкам, всегда хотелось делать своё, более современное.
           — У нас такие традиции, — говорил он.
           — Всеми почитаемый Евгений Вахтангов, новатор и противник традиций, убеждал оппонентов: «Традиция — это хорошо сохранившийся труп!», — отвечал ему я.

           Новаторство Вахтангова вошло в жизнь театрального искусства. Несмотря на тяжеловесные споры, с Пагиревым мы проработали более 20 лет с полным взаимоуважением.
           Память о нём храню свято, и особенно я благодарен ему за то, что он отвёз меня в «раковый корпус» на Песочной, представил, познакомил и рекомендовал взять шефство над аппаратурой, связанной с облучением больных.   
           Так началась моя «пионерская» нагрузка, и я благодарю судьбу за то, что это произошло.
           Познакомившись с онкологами и поняв сущность лечения облучением, я вместе с ними пришёл к выводу о том, что стабильность энергии пучка, облучающего плоть, имеет решающее значение.
           Дело в том, что в ряде случаев появления злокачественной опухоли, организм, борясь по своим законам, создаёт защитный барьер против её распространения, и в таких случаях пучок электронов с нестабильной энергией разрушает не только злокачественную ткань, но и защитный барьер.
           Поняв механизм лечения, пришлось озадачиться немедленным решением стабилизации энергии системы облучения.
           И вдруг решение этой задачи пришло от Бога. Давно работая с СВЧ-техникой и зная, как она чувствительна к температуре окружающей среды, я нашёл решение, казалось, определённое давно и сразу, простое и надёжное.
          
           До этого основной генератор СВЧ-колебаний разогревался до выхода в рабочий режим в течение двух часов. Персоналу приходилось начинать рабочий день за два часа до приёма больных, в семь утра.
           В зависимости от времени года температура в наших широтах меняется резко, следовательно, меняется и стабильность работы генератора, отсюда и нестабильность энергии.
           Как старый солдат, я собрал маленькую установку из подручных средств. Нагреватель был взят от бытового самовара, 700 Вт, контактный термометр — от инкубатора Синявинской птицефабрики, 40 °C.
           Сотворил электросхему «да-нет» на тиристорах. Воздуходувка обдувала тёплым воздухом генератор, контактный термометр удерживал поток воздуха в режимах «да» и «нет» с точностью около 0,15 °C.
           Всё стабилизировалось за 10-15 минут от момента включения всей установки.

           Рады были онкологи, но больше всех радовался персонал, обслуживающий ускоритель. Теперь они могли приходить на работу не за 2 часа, а за 30 минут.
           Их счастье я ощутил в полной мере, ибо вся наша работа сводилась к укреплению обороноспособности или к тому, чтобы какой-нибудь академик поставил точку на кривой, которой посвятил всю жизнь.
           Это маленькое достижение в деле спасения людей от смерти или хотя бы продления их жизни не может идти в сравнение ни с какими изобретениями и видными этапами в наших вечных состязаниях с западным миром.
           Однако весь этот эпизод в работе был попутным. Главная работа была в постоянных командировках по стране и поиске контактов с заинтересованными людьми в продвижении самой передовой техники и технологий.

           Страшная беда страны заключалось в том, что неудавшийся инженер отправлялся работать технологом, это было незыблемое правило во многих областях производства.
           Не мудрено было сталкиваться с тем, что заказчик с нуля обучает усевшегося в кресле главного технолога оборонного предприятия.
           Незабвенные стихи классика: Мы умны, а вы — увы, так бывает, если ...опа выше головы, когда ...опа в кресле.

Продолжение: http://www.proza.ru/2016/03/18/897